Безумно я все-таки тебя люблю...

      Махиру накрыл на стол, но поставил всего одну чашку. Сидя за столом один одинешенек, Куро посмотрел на спину своего хозяина, интересуясь, почему Махиру не садиться за стол, но тот сказал «Не хочу» и скрылся за дверью своей комнаты.       За время, проведенное с этим человеком, сервамп Лени неожиданно для себя понял, что уже не может без компании Сироты. И дело не в контракте, а в чем-то более серьезном и глубоком. Вампиру нравилась стряпня его Евы и он заметил, что еда намного вкуснее, когда шатен сидит напротив, о чем-то весело рассказывая, ужинает вместе с ним. Но еда практически теряла вкус, когда Куро оставался за столом один. Он, вроде, не Обжорство, но есть частенько хочется. Наверное, вампиру нравилось наблюдать за человеком, который крутится на кухне как юла, что-то напевая, расхаживая в неприглядном фартуке. Взгляд не отрывался поначалу от завязок фартука за спиной парня, а потом взгляд уже автоматически хватался за руки, которые быстро все перебирали, нарезали да укладывали на сковороду или в кастрюлю. На лице вампир тоже заострял внимание, поражаясь быстрой сменой эмоций подростка, что порой тот начинал щупать свое лицо, задаваясь вопросом: «А могут ли его эмоции так быстро сменять друг друга?». Махиру то улыбался, то хмурился, когда что-то нужное не оказывалось под рукой, но сразу же начинал сиять от радости, когда это что-то быстро находилось. А про дегустацию Куро и не заикался — для него это было самым забавным зрелищем, а для Махиру минута славы.       Сервамп взял и пододвинул кружку с чаем к себе ближе и взял один блин, и медленно стал его поедать, пытаясь распробовать его вкус, но как и ожидалось вкуса Куро не чувствовал. Он тихо вздохнул и скрипнул зубами. Вот его хозяин вышел из комнаты. Сияет. Вампиру нравилось, когда его хозяин улыбается и выглядит счастливым, не терзаемый волнениями и переживаниями, серьезными вопросами, потому что их у Махиру и не было, да еще паренек не любит ничего усложнять — проблемы щелкал как семечки.       Этот человек изменил в жизни Куро все, перевернув все с ног на голову. Если бы не Махиру, то не быть вампиру тут сейчас, в данный момент, не есть, не играть в игры и смотреть телек, а тем боле не спать бы ему на мягеньких подушках. Если бы не Махиру, то не было бы у сервампа ничего, чем он мог бы дорожить. Махиру для него стал причиной жить. До этого он блуждал от приюта к приюту, спасаясь и сражаясь. Он знает — никогда нельзя делать человека смыслом своей жизни, но иначе нельзя, когда ты очень сильно любишь этого человека.       Самое трудное было для Куро осознание собственных чувств. Он пожил немало на этом свете и видел многое. Видел, как люди приходят и уходят, сменяя себя, друг за другом, предавая и убивая. Но Ад окружил его и зажал в плотном кольце своих объятий. Вампир практически сдался, закрылся в себе, решив делать все, что ему прикажут, не задумываясь ни о чем… Но Махиру…       Вампир снова посмотрел на хозяина, скрывшегося в коридоре, и тихо проследовал за ним, в надежде, что и сегодня его возьмут с собой. Пусть он все время ноет про солнце и холод, да обо всем, что взбредет в эту ленивую тушку, но ошиваться по улицам вместе с Сиротой было интересно. Было интересно просто сидеть в сумке и слушать его болтовню с друзьями, весело просто находиться рядом и смотреть, как вгоняют Махиру в краску из-за того, что тот всюду носит с собой этого кота — вроде как дорожит им. А самые темные и грустные мысли, и чувства таились в глубине, там, где были сожаления и боль за ошибки прошлого. Куро старался не думать о том, что носят его не из-за контракта, который своими условиями усугубляет жизнь Евы, а при длительном расставании все ухудшается. Он думал о более приятной вещи, возможно, обманывая себя, что им действительно дорожат и не хотят оставлять одного. Самообман. Сладкую ложь он предпочел больше, чем горькую, правду. Вампир не пьянел от этого внушения радости и любви к себе, он себя в любой миг отрезвлял, что это лишь контракт и Сирота не хочет пострадать от последствий его легкого нарушения. Куро частенько жалел о том, что втянул Махиру в этот мрачный и жестокий мир вампиров. Куро помнил, что его сестра являлась женой своей Евы. Где-то-где-то в глубине завидуя ее маленькому вампирскому счастью. Ее любят.       Вампир неосознанно провел пальцами по бубенчику, наблюдая за спешившим куда-то Сиротой — внутренний голос тихо сказал:       «-Тебя оставят дома, Куро. Будет тихо, никто не будет шуметь. Тебе же нравится тишина, верно? Мы будем развлекаться!»       Куро вздрогнул и сделал глубокий вдох, а легкие словно сжались, не позволяя дышать.       -Надолго?       -Не знаю. — Прозвучало так, словно Махиру выкинул эти слова небрежно, вставая, закончив одевать кроссовки. Внутри вампира все еще трепетала надежда, что не оставят, но слова окончательно пригвоздили сервампа к этому месту и к месту в глубине своей души. Шатен повернулся и, положив руку на волосы парня, взъерошил их, улыбаясь. — Скучать долго не придется. Ах! Если проголодаешься, то в холодильнике мисо суп — подогреешь.       Вся надежда разбилась в дребезги, что даже не было сил капризничать как обычно и быть эгоистом. Хозяин ушел, а звук закрывшейся двери ударил по ушам, а он и не был таким уж громким…       -Надеюсь, ты выносливый… Вернувшись на кухню, парень допил чай, но не смог доесть блины и убрал их, а то вдруг пропадет или Махиру потом захочет поесть, а он их всех съел - не годится так. Но сейчас у них не было вкуса. Что только вампир не делал, пытаясь развеять свою скуку и всепоглощающее уныние. Но раздался звонок и Куро как можно быстрее вынул телефон из кармана, желая увидеть на дисплее столь полюбившееся ему имя, а это оказался всего лишь его младший брат. Вампир упал на пол и лег на кофейный столик, потягивая чипсы из пачки, слушая радостные возгласы Хайда. В ходе разговора, сервамп Жадности понял, что его ленивый старший брат дома один и стал зазывать к себе, но Куро всячески отказывался и тогда Хайд посмеялся, назвав брата собакой.       -Будешь ждать свою Еву? А он того достоин? Ты не собака, братишка! Да и что в этой Еве такого? — Возмущался голос на той стороне.       Куро сжал телефон в руке сильнее, сворачиваясь в клубочек, стирая влагу со своего лица, а после удивленно пялясь на влажную ладонь. Плачет. В этот момент вампир подумал лишь об одном человеке и не слышал того, что говорил ему брат. В который раз. В который раз его охватывает это странное чувство холода и наслаждения, а внутри все содрогалось и сжималось, в животе те самые бабочки, о которых говорят, когда люди влюбляются. Сервамп хотел было встать, но не смог из-за подкосившихся ног. Влюблен. Он влюблен в свою Еву так сильно, что дыхание сперло, тело не слушается, а все внутри то сжимается, то расслабляется, утягивая в пучину огромных и еще не совсем изведанных чувств. Вампир давно понял, что влюблен, давно понял, что его чувства к своей Еве очень глубоки, но не знал что настолько, да и признаваться он не хотел.       -Хайд… Он достоин всего хорошего за то, что он делал для меня и для вас. Я спрошу тебя…что такого в твоей Еве? Надеюсь, ты поймешь. — Отключив телефон, Куро откинулся на стоявший позади диван, положив голову на мягкую поверхность, смотря прямо на яркую лампочку, не сдерживая слез. Он уже мог бы давно сказать своей Еве, что любит его, но не говорит, боясь потерять и эти ниточки его человеческой доброты и заботы, внимания; боясь, что самообман перестанет действовать — он уничтожит все; страх, что откажут, прочертив границу.       -Сирота Махиру… — Прошептал вампир, вкладывая все теплые чувства испытываемые к нему и провел ладонью по своей груди, ощущая внутренний жар и голос твердивший одно и то же: « — Ты просто кот, вампир, оружие. Махиру никогда не полюбит. Тебя не любят. Не обманывайся».       Парень прикрыл глаза, пожалев, что не выпил крови Сироты, а то сейчас бы знал, весело ли тому или грустно. Вампир знал одно, что вечером он мог пойти лишь к одному из важнейших друзей — Сакуи.       Когда ты влюблен и, казалось бы, безответно, то всегда настраиваешь себя на худшее. Куро не так близок с Махиру, чтобы знать о нем все, пусть и живут они под одной крышей и практически чуть ли не спят в одной кровати, редко, но спят и то если вампир в облике кота.       Он думал, что разнесет все от ревности.Куро было страшно и мысли, что Махиру, возможно, встречается с Сакуей убивали больше всего. Апатия, депрессия, уныние, в конце концов… Внутри него сейчас шла война, были взрывы эмоций и чувств. Почему он тогда позволил хозяину своего сердца и тела уйти? Почему не остановил? Почему… Контракт контрактом, а удерживать его вампир не имел права — этот человек не твой и вообще не имеешь права запрещать ему с кем-то видеться, встречаться… Заранее разбив себе сердце, Куро тихонько хранил эти чувства к своей Еве, как ребенок держит заботливо выпавшего из гнезда птенца в своих теплых ладонях, накрывая, нежно-нежно целуя и шепотом произнося клятву, что будет беречь и не даст ему погибнуть, упасть.       Он продолжал верно, ждать, вслушиваясь в шаги за дверью, в уличный шум за окном, сжимая в своих ладонях единственную ниточку связывающего вампира с его любовью — задорно звенящий бубенчик. Долго сидеть так он не смог, сходил в душ и, продолжив ждать, не заметил, как уснул и уснул крепко, что даже не услышал, как вернулся его хозяин, истерзав себя мыслями.       Пьяный и веселый, спотыкающийся на ровно месте, чуть не убив себя о ровный пол в гостиной, Махиру что-то бормотал, не теряя энтузиазма. То, что Куро видел, кольнуло его сердце, а голос внутри пел песни о том, как было бы здорово растерзать то порождение Цубаки, но очередная «пощечина» привела внутренний мир и самого Куро в реальность — ведь Махиру очень любит Ватануки. Нельзя быть таким жестоким. Но ревность и злость съедали его до костей. Вампир взял свою Еву на руки, включив свой обычный режим — так было проще, так было не больно, так было как обычно, без всяких сложностей и принятий серьезных решений.       Сервамп Лени проделал огромную работу в плане себя, взяв Сироту на руки, отнес в ванную, раздел и устроил отрезвляющий душ, а когда Ева начала жаловаться, то быстро укутал в полотенце и опять понес, но уже в комнату, под одеяло, не забывая жаловаться на раздражающий перегар, на несуществующую тяжесть и боль в мышцах. Но он не забывал быть полезным, заботливым, принеся разогретый мисо суп и чай, но слова бьют больнее кулаков и всякого оружия.       -Раз я тебя так раздражаю, то иди — не держу!       Он отвернулся к стене, злясь, а вампир ничего не мог поделать — слова ранили сильней, чем его собственные мысли о том, что сердце любимой Евы принадлежит кому-то, чем всякое обвинение семьи в неправильности его поступков в прошлом.       Вампир ушел. Послушно ушел, ломая все иллюзии настроенных в голове, ломая мечты как спички, бросая в огонь болезненных чувств собственного разочарования. Далеко уйти он не мог, тело не позволяло, а голос внутри стих, просто второе Я кружилось вокруг и звенело бубенцами, разрезая перепонки, плавя мозги, втягивая тело в агонию, забирая светлые осколки души, оставляя лишь угольки.       Он не мог далеко уйти, он не хотел уходить — его держала уже тонкая цепь на шее, его держали чувства, держали слова и обещания, что защищать он будет его до конца и никогда не предаст. Одного он исполнить не мог - сильно любил свою Еву: « — Я уйду тогда, когда ты этого пожелаешь». Пусть, теперь он не сможет быть рядом, то сможет тихо, словно Ангел хранитель, закрывать его от всех невзгод и бед, подставляясь под удары.       Небо хмурилось, а промокнуть в последние дни холодной осени не хотелось. Куро ловко соскользнул с крыши и приземлился на землю, спеша скрыться от ливня под карнизом подъезда, сталкиваясь с его дорогой Евой, а сердце пустилось в пляс на мгновенье, видя эти медовые и большие юношеские глаза, но холод окутал тело в тот же миг. Вампир видел боль и грусть в этих красивых глазах, потухших, но все таких же прекрасных. Кончики пальцев пронзила боль, и руки потянулись к Сироте. Сервамп хотел обнять, но наоборот толкнул, пряча от дождя.       — Прости… — Раздался тихий, но уже до безумия любимый голос Евы. — Прости, что прогнал… Я не хотел.       «И все-таки я люблю тебя, пусть ты меня и прогнал… Прости, я тяжелое бремя, к тому же ленивое и по уши в тебя влюбленное. Прости меня. Но я храню их, храню свои чувства к тебе, посмотри… Я их берегу, берегу…»       -Не исчезай из моей жизни никогда… — беззвучно говорил Куро, слушая слова Евы, глупые слова нелепого обвинения самого себя, а ведь он ничего плохого и не сделал. Точно, ведь Лень всегда носил за собой вагоны неприятностей, пряча внутри себя черное Я. — Не говори, что ты бремя, не вини себя в том, в чем виноват я… Махиру, ты знаешь, я люблю тебя… — Продолжал он говорить беззвучно, шевеля лишь губами, тихо радуясь, что он снова будет жить рядом с этим маленьким и светлым человечком.       -Идем домой, Куро. — Лучезарно улыбнулся тот, кого Куро полюбил так сильно...