Путешествие длиною в жизнь

Я поехала в Швейцарию в один из самых светлых дней лета или правильней сказать полетела. Дирижабль доставил нас довольно быстро туда, через горы и низины. Это никак в прошлый раз на машине, но в этот раз, я должна была вместе с группой учеников встретить Штольца. Он был для нас одновременно гидом и нашим надзирателем. Я нисколько не удивилась тому, что он без униформы. Сразу стало ясно, что мне будет отдано главное внимание во всем этом деле. Я понимала, что Вайт вряд ли кому-то рассказал обо мне, однако когда я вспоминала о разговоре, то у меня все дрожало внутри. Угроза, самая реальная угроза. Это тот случай, когда не понимаешь чего ждать. То ли смерти, то ли спасения. Однако я доверяла Вайту и точно знала, что он не сдаст меня просто так. Если все пойдет не по его плану, то лишь тогда он выдаст мои тайны. Штольц нам показал Берн и другие города за неделю экскурсий. На этот раз, я могла увидеть тетю. Всего один раз. Впрочем, меня это не волновало. Моя голова была занята другими проблемами: как мне вести себя с японским господином, дать приветствие «Хай Гитлер» или просто пожать руку. Положение спас Штольц. Он сказал, включите диктофон и записывайте, когда я вам скажу. Я так и сделала. Завидев вдали японского господина, мы тут же поклонились друг другу и обменялись как водится визитками. У японцев это считается признаком хорошего тона. Кстати, как я потом выяснила. Именно они взяли моду обмениваться визитками. Это было проще, чем все эти звонкие фанфары, типу «Sì, bene, Mussolini» или «Heil Hitler». Японца звали Намикава Седзи. Он был сотрудником компании Miyazaki Airplane и подчинялся непосредственно знаменитому японскому военному инженеру Дзиро Хорикоси. Намикава Седзи был наиболее скрытным человеком, чем господин Капрони. Поэтому отвечал очень кратко и ясно. Я поняла, почему японцев называют японцами. Маленькие и скрытные. Словно они были роботами. Штольц, спросил: — Понимаете, мы много чего сделали для Японии, — выдал он, с надеждой смотря на него. — Может вы откроете второй фронт против СССР? — Нет, исключено, — отвечал японец тихо, кратко, ясно. Практически каждая его фраза была такой. Штольц прекрасно понимал, что переманить японцев на немецкую сторону у него не очень получается, но он был очень настойчив. Он продолжал наводить аргументы о том, что СССР и их власть несут огромный ущерб Германии и что только японцы и их армия могут им помочь вернуться в баланс и пополнить ряди солдатами для того, чтобы давать отпор противникам. — Но вы же понимаете, что Россия… — Наше правительство сделало выводы. Это невозможно, я не буду объяснять причин, но могу отметить, что война на Халкин-Голе не дала нам результатов и военная экспансия в 1917–1921 годах тоже. — Но мы же союзники. Вы приезжали к нам для… — Мы заключали с вами сделки по покупке самолетов и обучению наших военных. Однако мы не станем вмешиваться, — подчеркнул японец.— Это идет в разрез с нашими интересами. — Но ведь Фюрер обещал вам землю, — выразил протест Штольц. — Я думал, что вы уже обо всем договорились. — Мы считаем, что пока не будет захвачена Москва, Урал и уничтожены главные силы сопротивления — мы ничем не сможем помочь. Разговор закончился ничем и японский гражданин ушел. Все это напомнило мне разговор Геттлинга с Капрони. Наверное, Штольц был задет не меньше, чем Геттлинг. Весь разговор был на немецком языке. Впоследствии, я поняла почему Швейцария имеет такое значение и почему именно тут. Здесь все сильные мира сего собрались и обсуждают с помощью своих агентов несколько вопросов, а именно из разряда «что, где, когда», но теперь я осознала, что Германия обречена. После поражения под Москвой начались события, которые заставили немцев искать помощи, как у союзников. Так и у врагов. Я все вспоминала господина Вайта и мне казалось, может это просто был сон и мне все почудилось. Однако вскоре я поняла, что Вайт каким-то образом узнал правду, но каким именно — я так и не смогла найти вразумительный ответ. Возможно, что кто-то рассказал обо мне, может Ингер. Она же упоминала, что видела меня в России. Может это блеф. С другой стороны, если моей жизни ничего не угрожает, я могу спать спокойно. Если же Вайт сохранил мне жизнь, то выходит я ему нужна. Я всегда по детской наивности думала, что агенты-диверсанты — это специально засланные солдаты регулярной армии или сотрудники полицейских структур. Выходит, что это не так. Все эти книги были сказками и фильмы тоже. Реальность такова, что они представители титульной нации или политической элиты. Теперь все ясно. Я заснула и проснулась только к 4 утра. Далее, я лежала еще два часа в постели. Это был последний день нашего отдыха. Когда я вышла к барной стойке и хотела попросить кофе. Штольц был в стельку пьян и посмотрев на меня сказал: —  Мы проиграем. Штольц вел себя нормально, несмотря на пьяный вид. Видимо он осознал, что теперь Германия и СССР будут воевать до конца. Сдаваться они не собирались. Он упорно оказывал мне одну истину, с которой я все никак не хотела соглашаться, а именно то, что жизнь учит, что нужно сочетать в себе крайности. Любить людей, но быть равнодушным. Творить добро и ждать зла. Надеяться на лучшее, но ожидать худшего. Верить в людей и никому не доверять. Быть оптимистом с реалистичными взглядами. Жить с открытым сердцем и никого в него не впускать. Часть тебя должна любить мир и восхищаться им, другая же ждать удара и быть готовой к войне. Я отошла от «печального» господина и пошла подышать воздухом на балконе. Там был все тот же японец. Он курил вишневые сигареты японского производства. Вид был у него не из лучших. Усталый вид, томные глаза, вокруг которых виднелись синяки от недосыпа. Он явно очень переживал за то, что случилось сегодня днем. И не удивительно — метаться между двух огней и не зная какую сторону выбрать. Только фальшивые люди последовательны. Настоящий человек противоречив. Он совершенно свободен. Он настолько свободен, что может позволить себе сегодня быть одним, а завтра совершенно другим. Это его выбор: если он хочет быть левым, он будет левым, если захочет быть правым, будет правым. Для него не существует преград. Если он захочет погрузиться в себя, он погрузится в себя, если захочет пообщаться с другими, он будет общаться. Он свободен. Он может быть то интровертом, то экстравертом — кем угодно. Он волен сам выбирать, что ему делать в каждый момент своей жизни. Увидев меня он сказал непонятную мне фразу на своем языке: — 盲目的な献身から不倫まで。大きな事では、小さな欠陥は熟考しません。 — Простите, но я не знаю японский, — произнесла я, смотря вдаль. — От слепой преданности делу можно ожидать всего. В больших делах бывают недостатки.

***

Экзамены были сданы, благо Вайт не солгал. Учебники действительно мне пригодились и я была более «вооружена», чем мои друзья. Также я прочитала доклады по истории экономики пользуясь для подготовки трудами Ялмара Шахта и по физике о состоянии Планета́рной модели атома. Надо заметить, что и теми, и другими теориями активней пользовалась США, а не Германия, но это меня не интересовало. Я все думала об одном: представьте сколько всего неизученного и неизведанного на нашей планете, сколько открытий предстоит нам увидеть, сколько красивых мест посетить, в скольких городах и странах побывать, слишком много всего. Тратьте свое время на развитие, точнее тратье его правильно, чтобы увидеть, а не услышать всё это. Доклад понравился многим. Теперь я могла прийти домой и с гордостью сказать: «я закончила школу». И все же, я понимала, что надо пережить еще практику в одной из деревень под Ораниенбургом, ведь там находился концлагерь по соседству. Надеюсь, что меня не отправят туда медсестрой, ведь там могли быть люди, которые без труда могли меня узнать, а это уже проблема. Благо, когда я поехала с группой на специальном автобусе, то мы оказались в чистом поле. Новую вожатую звали Ханна Вульф. На вид ей лет тридцать, не меньше. Длинные руссые волосы были идеально собраны в пучек, на лице минимум косметики. Строгая немецкая форма лишь подчеркивали ее идеальную фигуру и придавала ей элегантности. — Сегодня вы будете расквартированы в деревенских домах и будете в течении месяца или двух доить коров, собирать яйца и косить луг. Меня это не пугало. Я знала, что это нормальная практика и наконец могла предаться любимому делу. То есть, подышать воздухом и насладиться природой. Жаль, что мне не дали взять мольберт и краски. Я бы зарисовала чудесный край. Впрочем, работа на практике тоже нашлась. Меня учили косить траву, кормить скот, чинить карбюратор у трактора и машины. И даже дали поводить самой. Я была в восторге от природы и красоты земель Германии. Наши довоенные колхозы были оборудованы гораздо хуже. Хотя, кто знает надолго ли это счастье у немцев. Были и плохие новости. Я узнала, что в деревне осталось мало мужчин, поскольку многие погибли на войне. Теперь старики сами обрабатывали землю. А девушек забирали в санитары и специальные военные части Вермахта. Хотя были и те, кто воевал за своих мужей. Таких тоже было достаточно и они не стыдились униформы. Все ради победы, не иначе. Но были и те, кто был недоволен Гитлером. Я жила временно у семьи Вагнер. Это были типичные прусские крестьяне, которые аналогичны моим родственника (тете и дяди Шульц) потеряли своих близких на войне. Сын погиб на восточном фронте, а дочь в полевом лазарете. Жители видели многое или почти все. Некоторые работали на лагерных предприятиях и пользовались трудом заключенных в качестве прислуги, другие — в организациях, которые находились рядом с местом заключения «рабов лагерей». Немцы не могли не замечать, что еврейское население городов загоняли в гетто, а потом они исчезали. Советские военнопленные и остарбайтеры (угнанные в Германию на работы жители Восточной Европы, прежде всего из оккупированных районов СССР и Польши) были истощены и измучены. Крупные лагеря смерти (Освенцим, Майданек, Треблинка и т.д.) находились на территории Польши, чтобы лишний раз «не травмировать» немецкое население. Немцы думали, что «фюреру виднее», в концлагерях находятся «враги немецкого народа», евреи, военнопленные и «большевики», которые сами виноваты в том, что с ними происходит. Нацистская пропаганда довольно успешно создала образ противников и жертв нацизма как «нелюдей», которые недостойны даже жалости. И это отношение к жертвам оказалось в Германии более живучим, чем сам нацизм. Именно это я услышала от них. Старики рассказывали мне все. Начиная с воспитания детей, заканчивая их работой в концлагерях и смертью на восточном фронте. Я была удивлена, неужели милые, на первый взгляд, немцы не видят зла, которое вокруг них творится. Ладно бы это было какое-то заблуждение, но люди специально игнорировали всех этих узников. Я видела этих людей, в пижаме для заключенных. Это было ужасно. Единственное, что немцы попросили для узников — это чтобы им отдали самых сильных в рабы. — Других можете уничтожить, — сказал сельский староста на совете. Все кроме супругов Вагнер, проголосовали. Кого-то это спасло от смерти, а другие вынуждены были работать вместо лошадей, которых использовали как дешевую рабочую силу. Советы немецких крестьян чем-то напоминали нам и колхозы до коллективизации. Я этого не помню, но мне отец рассказывал что времена были тяжелые, но это было не по вине Сталина, а Мировой экономический кризис охвативший мир или как ее называли «Великая Депрессия». Это было везде, не только в СССР. Даже Рузвельт признавал, что в Америке умерло 10 миллионов человек в те годы. Нас с отцом и всю нашу семью спас товарищ Сталин. Мой отец, как я уже говорила, был инвалидом двух войн и надо заметить, что Сталин до встречи со мной оказывал отцу помощь во всех делах. Единственное, что он опросил не поддерживать сионистские движения. — Мало нам революций, так еще подавай! Из-за этого, у отца было мало друзей. Многие и вовсе отказались ходить в тайную синагогу, говоря что Раввин нарушил правила. Хотя, в Торе ничего указано не было о том, что нужно поддерживать революционный пыл. Может быть, именно поэтому моего отца никто ни разу не допросил. Меня приглашали, но я была членом пионерской организации и это понятно почему. Впрочем, Лазарев и Леонтьев знали, что я всегда держалась стороной от «плохих людей». То есть, тех кто мне не нравился. Я заметила, что Вайт и Мюллер в какой-то степени на них похожи. Разве что, НКВД не уничтожала людей в концлагерях. По крайней мере, я с молодых ногтей поняла, что спецслужбы не заинтересованы в «пустых доносах». Им нужна точная информация. Скорее всего, от меня не ждут доносов. Напротив, разговаривая с людьми я получала информацию и ее кто-то записывал отправлял в Гестапо. Это хороший метод, если ты хочешь чего-то добыть чужими руками. Что интересно, в американских боевиках и детективах, за исключением Шерлока Холмса. Все эти методы были убраны или заменялись так называемой сывороткой правды. Неужели, американцы верят в сказки. Впоследствии, я убедилась насколько сильно они любят мистику, не считаясь с правдой. Но это все было потом, после краха Третьего Рейха. Сейчас, я видела те ужасы, которые испытали пленные и обычные люди. Одним из таких случаев был расстрел женщины. В тот день, я собирала цветы. Все было тихо и спокойно. Вдруг, я услышала звуки. Это была девушка, она что-то кричала на французском. — Aidez-moi, ils vont me tuer. S’il vous plaît aider!

***

К июню 1942 года советский фронт на южном участке был ослаблен из-за провала весеннего наступления под Харьковом. Этим обстоятельством не преминуло воспользоваться немецкое командование. 28 июня 4-я танковая армия вермахта под командованием Германа Гота прорвала фронт между Курском и Харьковом и устремилась к Дону (См. карту Июнь — ноябрь 1942). 3 июля был частично занят Воронеж, и войска С. К. Тимошенко, защищавшие направление на Ростов оказались охваченными с севера. Только пленными РККА потеряла на данном участке более 200 тыс. человек. 4-я танковая армия, пройдя с боями за десять дней около 200 км, стремительно продвинулась на юг между Донцом и Доном. 23-го июля пал Ростов-на-Дону — путь на Кавказ был открыт. Битва за Кавказ (25 июля 1942 — 9 октября 1943) — сражение вооружённых сил нацистской Германии, Румынии и Словакии против СССР во время Великой Отечественной войны за контроль над Кавказом. Прорыв советского фронта под Харьковом и последующее взятие Ростова-на-Дону открыли перед Гитлером не только реальную перспективу выхода в Закавказье к бакинской нефти, но и возможность захватить Сталинград — важнейший транспортный узел и крупный центр военной промышленности. В немецких источниках данное наступление называется «Синий План» (нем. Fall Blau). В отличие от ситуации под Москвой в начале 1942 года, кампания армии вермахта 1942 года на южном крыле Восточного фронта против СССР складывалась удачнее. Здесь же было решено начать крупнейшее наступление 1942 года. 5 апреля за подписью Гитлера вышла директива № 41 с названием «операция Блау» (нем. Blau) о целях германской армии в ходе второй кампании на Востоке. Согласно директиве, общий замысел кампании предписывал сосредоточить главные силы для проведения основной операции на южном участке фронта с целью уничтожить группировку советских войск западнее Дона, после чего захватить нефтеносные районы на Кавказе и перейти через Кавказский хребет. Пехотным дивизиям 6-й армии ставилась задача блокировать Сталинград и прикрывать левый фланг идущей на Кавказ 1-й танковой армии. Выполнение плана «Блау» возлагалось на группы армий А и Б. В их составе было пять полностью оснащённых немецких армий численностью свыше 900 000 человек и располагающих 17 000 орудий, 1200 танков, а также поддержкой 1640 самолётов 4-го воздушного флота Люфтваффе. В состав южной группы армий А под командованием генерала-фельдмаршала Вильгельма Листа входили 17-я полевая и 1-я танковая армии. В северную группу армий Б под командованием генерала-фельдмаршала Федора фон Бока — 4-я танковая, 2-я и 6-я полевые армии. Часть задач, поставленных планом, оказалась возможной к успешному выполнению благодаря неудачному наступлению советских войск под Харьковом в мае 1942 года, в результате которого была окружена и практически уничтожена существенная часть советского Южного фронта, и стало возможным продвижение немцев на южном участке фронта на Воронеж и Ростов-на-Дону с последующим выходом к Волге и продвижением на Кавказ. 30 июня 1942 года немецким командованием был принят план «Брауншвейг», в соответствии с которым ставилась задача нанесения нового, не предусмотренного планом «Блау», удара через Западный Кавказ и далее вдоль побережья Чёрного моря до района Батуми. После того, как немецкой армией был взят Ростов-на-Дону Гитлер посчитал результат плана «Блау» достигнутым и 23 июля 1942 года издал новую директиву № 45 о продолжении операции «Брауншвейг». Последние дни Кейтель был обеспокоен. Ему стало казаться, что мир вдруг остановился. Создавалось впечатление, что после Москвы не будет уже той же легкости блицкрига. Он постоянно жаловался жене об этом. Однако она ничего не могла посоветовать. Лишь говорила и убеждала, что мы должны верить Фюреру. Кейтелю одной веры было недостаточно. Когда он впервые увидел Фюрера. Он подумал, жалкий барабанщик. Однако присмотревшись понял. Насколько он заблуждался. После стольких побед не хотелось разочаровываться. Однако призрак «окопной войны» преследовал его и по сей день. — Хочешь не хочешь, а придется воевать по правилам русских. — заключил Кейтель. — Хочешь не хочешь, а нового поражения Германия не переживет.