***
Внутренний кризис Германии в 1943–1945 гг. Поражение вермахта под Сталинградом и Курской дугой «глубоко потрясло немецкий народ». «Всеобщим является убеждение, что эти два события являются поворотными пунктами войны, — говорилось в донесении службы безопасности 4 февраля 1943 г. — Менее стойкие граждане склоняются к тому, что Сталинград — это начало конца». Первым признаком кризиса власти стало отношение к «тотальной мобилизации». 13 января 1943 г. Гитлер подписал секретный «Приказ о широком использовании мужчин и женщин в целях обороны рейха», по которому все немцы в возрасте от 16 до 65 лет и немки от 17 до 50 лет должны были встать в ряды вермахта или к станкам оборонных предприятий. Осуществление мобилизации выявило противоречия между интересами режима и трудового народа. Под сомнение попали важнейшие тезисы нацистской пропаганды о «народной общности» и «преодолении классовой борьбы». Иллюзия, что, наконец, тяготы войны будут справедливо распределены между всеми слоями общества, быстро развеялась. Результаты «тотальной мобилизации» оказались скромнее, чем ожидалось и требовалось. С января по июнь 1943 г. около миллиона человек были призваны в армию и примерно 2 млн. пополнили трудовой фронт. Не хватало 750 тыс. Год, истекший после сталинградской катастрофы вермахта, не улучшил положения третьего рейха. Отступление германских войск на востоке продолжалось, а ситуация внутри страны ухудшалась. Среди населения шли разговоры о том, что 1944 г. будет для Германии еще более тяжелым, чем предшествовавший. «Таким плохим, как теперь, — говорилось в секретном донесении СД, службы безопасности СС, от 10 февраля 1944 г., — военное положение еще никогда не было. Только чудо может нам принести победу. Дела идут все хуже». Тревога чувствовалась и в тылу, и на фронте. В письмах военнослужащих с восточного фронта, в рассказах отпускников все чаще говорилось об ожесточенности боев, больших потерях и отступлении германских войск, проявлялся пессимизм и разочарование. Письмо с фронта, отправленное весной 1944 г. гласит: «Сегодня даже не имеет значения, где я буду. В Германии тебе на голову может упасть бомба. В прифронтовом тылу можно пострадать от партизан, а на передовой также небезопасно». Много беспокойства причиняли населению Германии воздушные налеты авиации союзников. К маю 1944 г. 15 млн. жителей были эвакуированы в восточные и южные районы, менее доступные для бомбардировок. К этому времени было разрушено более 1,1 млн. квартир. Во многих городах не работали водоснабжение и канализация, часто прерывалась подача электроэнергии и газа. Дополнительные трудности с размещением людей возникли также в связи с тем, что с 1944 г. на территорию Германии стали в большом количестве пребывать этнические немцы — «фольксдойче», поселившиеся впрошлом в других европейских государствах. Возникшие в Германии трудности повседневной жизни вызывали ропот среди населения. Нередко осуждались не только действия англо-американских летчиков, но и германских военных властей, не выполнивших свои обещания защитить страну от воздушных налетов. Одновременно со скептицизмом в отношении победы Германии значительная часть населения стала проявлять недоверие к нацистскому руководству и к Гитлеру, так как нередко их дела не соответствовали словам. Агенты службы безопасности СС сообщали властям о негативных высказываниях немцев в адрес Гитлера и других нацистских руководителей. Так, в середине апреля 1944 г. одна жительница г. Швайнфурта, скрываясь с двумя малолетними детьми в бомбоубежище от очередного налета союзной авиации, заявила: «Фюреру легко. Ему не надо заботиться о семье. Если случится самое худшее, он покинет нас в беде и пустит себе пулю в голову. Он всегда утверждал, что не переживет поражения!». Такая интерпретация населением слов Гитлера стала встречаться повсеместно. К этому времени три четверти немцев уже были убеждены в том, что Германия войну проиграла. Они считали, что правительство должно добиваться мира, а не стремиться изо всех сил продолжать войну. Среди населения официальная пропаганда теряла авторитет. Пытаясь приостановить нарастание негативных настроений в стране, германское руководство решило прежде всего укрепить ряды нацистской партии, повысить ее роль во всех сферах жизни, особенно активизировать работу на местах. Имперское руководство НСДАП потребовало от каждого члена партии «разоблачать распространителей подрывных слухов» и «бороться с безответственными болтунами». В феврале и марте 1944 г. были проведены совещания со всеми рейхслейтерами и гаулейтерами, на которых рассматривалась возникшая в Германии критическая ситуация. Были расширены полномочия руководителей областей. В пределах своих областей они выполняли функции высшей законодательной и исполнительной властей. В мае 1944 г. из имперской канцелярии НСДАП была направлена на места директива № 17 о действиях в условиях кризиса. Чтобы повысить авторитет местных организаций НСДАП, им предписывалось более активно участвовать во всех благотворительных акциях, взять на себя попечительство над пострадавшими от бомбежек, эвакуированными и другими жертвами войны. За счет партийных средств с 19 июня 1944 г. стали проводиться чествования погибших на войне и новорожденных, праздноваться свадьбы. Нацистская пропаганда стремилась всячески поддерживать в народе веру в фюрера. Она твердила о его прозорливости и непогрешимости, заверяла немцев, что «чем более отчаянным является военное положение, тем ближе к победе».***
Я давно не видела Вайта. Я все понимала и без него. Хорошая жизнь уходила и теперь даже богатый, должен был отдавать свое имущество на нужды фронта. Как я уже писала, от прислуги Майеры отказались еще в 1941 году. Сейчас же в расход шло все, что стоило больше его номинальной стоимости. То есть старинные столы, стулья, мебель, часы и. тд. Меня это как-то не смущало. В свое время, я видела подобное во времена коллективизации и промышленного развития СССР. Тогда каждый должен был отдать ценные вещи и запасы зерна и другой продукции. Голод был во всем СССР. Не только на Украине. Умерло более десяти миллионов человек во всем СССР. К сожалению, многих наших родственников постигла та же участь. Я была маленькой и ничего не знала об этом. Однако, потом мать мне рассказала, что им разрешили сохранить запасы еды благодаря фамильным сокровищам. Это было богатство нашей семьи. Во времена Российской Империи золото высоко ценилось. Нам пришлось отдать все, чтобы мы могли хоть как-то оставить при себе участок, который отец с другими сестрами регулярно вспахивал. Впрочем, благодаря тому, что мы жили рядом с Минском. Основная фаза голода нас обошла стороной. Спустя много лет, я вспоминала об отце и матери с теплотой. Они хоть и остались верны традициям, но были добрыми людьми. Наверное, потому что он научил меня ценить жизнь и труд, а не деньги. Что я заметила, почти все кроме отца Генриха Густава. Отнеслись к потери имущества и оставшейся прислуги, по-философски. Какая забавная ситуация, деньги есть, а тратить их не на что. Миллионы в банке и не знаешь зачем они нужны. Богатые тоже плачут. Густав Майер не мог поверить в то, что Курская Дуга проиграна. После этого события, меня и Генриха перевели на военный завод по производству танков. Тех самых тигров, пантер и САУ, которые принимали участие в операции «Цитадель». Откуда такая перемена стало вскоре известно. Гитлеру был предложен план создания новых самолетов и он постоянно вносил изменения в планы, из-за чего Геринг и другие генералы Люфтваффе не могли приступить к работе. После Дуги, Гитлер стал больше походить на какую-то куклу. Точнее, на болезненного старика. Хотя ему было всего 54 года. Мой отец выглядел гораздо лучше в этом возрасте. С танками было проще. Во всяком случаи, я мечтала быть девушкой-танкистом в юности. В какой-то степени, моя мечта сбылась. Мы стреляли по неживым мишеням. Я уже к тому времени не носила прусские и баварские женские платья (юбки). Теперь я носила аналог женской военной униформы, но это была не униформа. Короче, это одежда была похожа на форму объединения немецких женщин. Я не жаловалась, правда мне пришлось отказаться от майки в результате, чтобы легче было переодеваться. Я в отличии, от большинства девушек не любила все эти примочки и лифчики. И по возможности не носила их. Поэтому не боялась быстро менять одежду и сразу идти на работу.Здесь важна не красота, а скорость выполнения задания. Тем более, я не хотела общаться с девушками из параллельных цехов. Говорить о детях и их мужьях. Мне были неинтересны разговоры о замужестве. Скажу честно, я всегда дружила с мальчиками. Мне были неинтересны проблемы сверстниц, если только они не интересовались предметами и науками. Я и на немецком говорила лишь тогда, когда меня спрашивали. Сама разговоры с незнакомцами не заводила. Поэтому, назвать меня очень общительной было нельзя. Да мне это и не нужно. Да и роскошь, которую носили некоторые женщины, мне казалось неуместной. Разве только из высшего света. Мне посчастливилось встретить многих умных женщин. Некрасивых, но обаятельных. Это были жены полковников и генералов СС. Это были воистину светские дамы старой закалки. На одной из такой вечеринок, я увидела фюрера во фраке. Что было немного необычно. Он совершенно не походил на канцлера Третьего Рейха, он больше был похож на типичного рабочего бюргера, случайно пробивший себе дорогу в высший свет. Его речи снова и снова отражали все тот же «красивый» пафос. То есть, он хотел своими словами затмить свои так называемые победы. На деле, поражения. Лишь некоторые высказались о том, что нам нужно использовать все мощности Германии и предложить рабочим других оккупированных государств идти служить в немецкую армию. Если Гиммлер и другие были согласны с этим. Гитлер с гневом отметил: я не собираюсь просить помощи у коллаборационистов«. Поскольку, я была с Генрихом. Я чувствовала себя уверенней. Хотя, когда я взглянула ему в глазу. Я поняла, что его мнение мало чем отличается от моего. „Фюрер безумен“. Очевидно, что не только мы так считали. Все успокоилось, когда он вышел со своими адъютантами. Все стали переговариваться между собой. Похоже, все они думали что лучше бы их здесь не было. И все же, Генрих хотел воевать. Он мечтал укрепить и создать новые танки. Однако русские обходили уже во всем немецкие. Начиная с опыта танковых бойцов, заканчивая техникой и оснащением. Генрих впервые разозлился, когда вернулся в один из дней. Он никогда не курил и не пил. Поэтому, рассказал мне все как есть. Что его вера надломлена, но он как гражданин Германии будет воевать до конца. В тот вечер, он сказал, что если он пойдет на фронт и погибнет там. Я должна буду найти себе другого кавалера. Слова другого кавалера взбудоражили меня. Неужели, он меня совсем не любит. Но в тот день, он был в гневе и я чтобы успокоить его, сказала: Я так и сделаю. Впоследствии, я выяснила, что немецкие женщины долго не думают и даже иногда не приходят на похороны своих бывших парней и мужей. У нас в России все было иначе. Хотя, я не знаю правда ли так или давно уже все изменилось. Единственный человек, с которым я могла поговорить по душам был Вайт. Я думала, что он погиб. Но ошиблась, в один из дней мы с ним встретились после похорон. Так вышло, что англичане стали бомбить наши заводы еще больше. В результате, погиб дядя Оскар спасая одного из своих друзей. Друг был спасен, но дядя поспешил забрать план нового самолета и тут он взорвался. План, что удивительно не пострадал лишь немного испачкался в грязи. Дяде же напротив, был разорван на куски. Я не буду пояснять, что я там увидела на похоронах. Это было тяжело. В тот день Генриха вызвали в СС. Как выяснилось, для того чтобы отправить его радистов на Восточный Фронт в дивизии СС „Дас Райх“. Но учитывая тяжесть положения, родственники Генриха не пошли на похороны. Я их не поставила в курс дела. Они были счастливы, что их сын станет Унтерштурмфюрером (лейтенантом) СС. Мне было жалко дядю Оскара. Он был все-таки умным мужиком. Тем не менее, слезы на похоронах были настоящими. Генрих приехал лишь к концу дня и ничего не знал. Я не хотела портить ему настроение, плохой новостью. Его семье тоже. После похорон, я поехала на квартиру дяди Оскара и Тети Софи. Теперь я наследница этой жилплощади. Но моя поездка была связана не с имущественными вопросами. Вайт наконец объявился. Именно он послал мне письмо через молодого курьера из СС. Я приехала на метро. Я была вся в черном, но со стороны все выглядело так, что девушка просто ходила на свидание. Я старалась всем видом показать, что ничего не случилось. Доехав до нужной остановки, я вышла на станции. Затем вернувшись домой, я заметила что дверь открыта. Я открыла ее и прошла на кухню. На кухне сидел уже знакомый мне человек Гельмут Вайт. Вайт был на этот раз серьезен. Хотя, я быстро поняла, что это маска на его лице. Маска внутренних эмоций. — Здравствуйте, Анна. Как ваши дела? — спросил он. — Мой дядя умер, — ответила я. — Знаю, наш курьер все рассказал, — пояснил Вайт. — Господин Вайт, давайте перейдем к делу. Чего вы хотите? — спросила я. — Короче, мой сын служит в СС в дивизии Дас Райх. Он передал информацию, что немцы постоянно отступают, — подчеркнул он. — Ну это же хорошо, — заметила я, — тогда войне скоро конец. — Я не договорил, — прервал он меня. — Я слушаю. — Короче, ваш друг отправится на фронт вместе с моим сыном. Он будет работать радистом. Я не буду посвящать Генриха Майера в то, что мы „сотрудничаем со службами“. Однако, впредь прошу вас. Ни в коем случаи, не рассказывайте Майеру чем мы занимаемся. Лучше, чтобы он ничего не знал. Вы же будете прикреплены во время его отсутствия к Генштабу ОКВ, — объяснял Вайт — Подождите, но я же на заводе работаю, — подчеркнула Соня. — Согласен, но дело того стоит. Вы должны помочь нашем агенту в Штабе. Имя и фамилию называть не буду. Вы его узнаете очень быстро. Он к вам обратится и расскажет, как делать работу секретаря и какие документы нужны, — продолжал Вайт. — И на кого же я буду работать? — На Кейтеля и вполне возможно на Йодля тоже. Вы встречались на церемонии посвящения в студенты, почти год назад, — указал Вайт. — И вы хотите, чтобы я вам помогла… —Все верно. Понимаете, я недавно слил информацию вашим соотечественникам, что вы живы. Живете под другой фамилией и именем. —И что же они? — Они сказали, что если это так, то вы будете признаны героем разведки. Я напомню, что именно ваша информация о самолетах и танках помогла выиграть сражение на Курской Дуге. Вы, конечно, можете отрицать это. Но как вы понимаете, если бы не ваша работа. Мы бы так и не узнали о том, какие именно слабости есть у немецких орудий. — Но мы всего-лишь работали с чертежами и дополняли их, — пыталась объяснить Соня. — В этом суть агента. Никаких приключений и сюрпризов. Только работа. Никаких попыток найти информацию о чем-либо. Она сама придет, если работать. Вы поняли, — сказал он голосом начальника. — Поняла, — ответила я. Вайт понял, что напугал девушка и чтобы поднять как-то настроение сказал: —Знаете, если бы вы были на два года старше. Я бы в вас влюбился моя дорогая. Вы стали очень красивой и доброй девушкой. Это прозвучали саркастично, но Соне понравился Комплимент. — Спасибо вам, но я всего-лишь обычная девушка, — заметила она. — Необычная. Вы лучше многих людей. В вас есть душа и сердце. Следуйте его зову и вы найдете свою любовь, — подытожил он. Я посмотрела на него с некоторым недоверием. Ведь казалось, что Вайт мог в любой момент убить меня. Он этого не сделал. Почему? Вайт лишь посмотрел Соне в глаза и будто прочитав ее мысли, отметил: — Я все-таки человек. Затем он попрощался и ушел. Указав на плиту: — Поешьте, дорогая, вам станет легче. Помните, что еда это лучшее лекарство от многих болезней». Я кивнула и мы распрощались. Я решила, что он прав. Налила супа и принялась есть. Пища как не трудно догадаться была чисто немецкой. Овощной суп, свинина и гарнир с овощами. Интересно, где он научился так готовить. Выпив чаю, я все вымыла и решила проверить, нет ли тут документов и книг необходимых мне. Ничего нового не нашлось, кроме истории средневековой Германии и Второго Рейха Бисмарка. Я их успела прочитать два года назад. Я подумала, ведь немцы и русские похожи друг на друга. Любят выпить, поесть, обожают соревноваться. Однако немцы более дисциплинированные, если так можно выразиться. Другое дело, эмоции. С этим у них проблема.