Путешествие длиною в жизнь

Многие спросят знал ли Сергей Лазарев, Иван Соколов и Отто Кац о репрессиях при Сталине. Конечно, знали. Другое дело, что даже зная правду они продолжали работать. Несмотря на свою дружбу со Сталиным. Они старались не рисковать своим статусом и положением. Лишний раз ни о чем не спрашивали и не просили. Сталин знал и помнил тех с кем воевал во время Гражданской войны. Поэтому и не трогал их. Хотя были случаи, когда Сталин репрессировал друзей и их родственников. Серго Орджоникидзе был одним из немногих, кто с полным основанием мог считать себя самым близким другом Иосифа Сталина. Их дружба, начавшаяся ещё в дореволюционной бакинской тюрьме, продолжалась три десятилетия. Казалось, такие доверительные отношения с вождём Советского Союза практически гарантировали статус неприкасаемого, но к 1937 году тучи стали сгущаться и над ним. 18 февраля 1937 года Орджоникидзе умер. Его смерть до сих пор окутана завесой тайны. Официально было объявлено, что товарищ Серго скончался от сердечного приступа, но его уцелевшие после репрессий родственники и друзья семьи позднее единогласно утверждали, что Орджоникидзе покончил с собой. Лайф вспоминает обстоятельства гибели знаменитого советского наркома. До революции Выучившийся на фельдшера 17-летний Григорий Орджоникидзе, недавно приехавший в революционный Тифлис, быстро сошёлся с местными большевиками и вступил в партию. В качестве прозвища он взял себе имя Серго, которое настолько приклеилось к нему, что позднее все считали, да и до сих пор считают, что это было его настоящее имя. Участие в нелегальной деятельности (доставка оружия, организация подпольных типографий и ячеек) вскоре привела к повышенному интересу со стороны царской охранки. Несколько раз Орджоникидзе отпускали в связи с недостаточностью улик или под залог. В конце концов в 1907 году после очередного ареста он был отправлен в ссылку в Сибирь, в Енисейскую губернию. В ожидании этапа он находился в бакинской тюрьме, где и познакомился с Иосифом Сталиным. Там же находился и будущий сталинский прокурор, тогда ещё меньшевик Вышинский. Они быстро нашли общий язык, правда, вскоре были разлучены. Орджоникидзе выслали в Енисейскую губернию, а Сталина в Вологодскую. Сталинский ишак Хотя Орджоникидзе был включён в состав ЦК партии большевиков ещё в 1912 году, в первые годы советской власти он не был перворанговым большевиком, скорее находясь во втором эшелоне. Он не получил постов в новом советском правительстве, вместо этого он как «практик» был направлен на организационную работу — сначала временным чрезвычайным комиссаром на Украине, а затем на Юге России. Полномочия у таких комиссаров были самые широкие, но всё же он был лишь исполнителем воли делегировавших его большевиков. В южных районах России, где было мало пролетариата, но много крестьян, задачей Орджоникидзе было создание и укрепление власти партии большевиков. Фактически Орджоникидзе курировал всё кавказское направление. Во время обороны Царицына Орджоникидзе вновь встретился со Сталиным, который был одним из ее организаторов. После окончания Гражданской войны необходимо было определить организационную структуру нового государства. Партийным специалистом по делам национальностей считался Сталин, который разработал свой план автономизации республик. Предполагалось, что все советские республики будут включены в состав РСФСР на правах широких автономий, это облегчит управление ими из центра и не будет создавать бюрократическую путаницу, когда в каждой республике своя партия и своё правительство. Однако план резко раскритиковал Ленин, разбив его в пух и прах. Ленин настаивал, что СССР должен быть федерацией равноправных союзных республик с правом свободного выхода каждой республики в любой момент. Умирающий Ленин всё ещё верил в неотвратимое приближение мировой революции и указывал на то, что Китайская Советская Республика или, к примеру, Германская Советская Республика не захотят вступать в РСФСР. А вот в СССР они с радостью вступят. Полемика шла не только в Кремле, но и на окраинах. Как раз в это время Орджоникидзе был назначен первым секретарём Закавказского крайкома партии, то есть фактически он был руководителем огромной республики, объединявшей нынешние Азербайджан, Армению и Грузию. Наиболее горячими сторонниками ленинской федерализации была группа грузинских большевиков во главе с Мдивани и Махарадзе. Они желали максимальной самостоятельности всех республик, вплоть до права вести отдельную дипломатическую деятельность и иметь свой ЧК. В этой борьбе они заручились поддержкой Ленина. Орджоникидзе же поддерживал своего друга Сталина. Полемика была столь острой, что порой заканчивалась рукоприкладством. Сторонник Мдивани большевик Кабахидзе прямо в присутствии Рыкова устроил с Орджоникидзе горячую политическую полемику, которая постепенно переросла в ругань. После того как Кабахидзе обозвал Орджоникидзе «сталинским ишаком», тот не нашёл ничего лучше, как ответить ему ударом в лицо. Было проведено расследование этого инцидента, комиссию по которому возглавил Дзержинский. Однако, опросив свидетелей, он принял сторону Орджоникидзе, признав, что Кабахидзе первым начал оскорблять оппонента. Об этом стало известно Ленину, который пришёл в неистовую ярость и написал: «…в данном случае, по отношению к грузинской нации, мы имеем типичный пример того, где сугубая осторожность, предупредительность и уступчивость требуются с нашей стороны поистине пролетарским отношением к делу. Тот грузин, который пренебрежительно относится к этой стороне дела, пренебрежительно швыряется обвинением в «социал-национализме» (тогда как он сам является настоящим и истинным не только «социал-националом», но и грубым великорусским держимордой), тот грузин, в сущности, нарушает интересы пролетарской классовой солидарности. Нужно примерно наказать товарища Орджоникидзе. Политически ответственными за всю эту поистине великорусско-националистическую кампанию следует сделать, конечно, Сталина и Дзержинского». Однако вскоре Ленина свалила болезнь и он уже не оправился от неё. Поэтому всё прошло без последствий для Орджоникидзе и Сталина. Тем не менее ещё раньше Сталин уступил и СССР был создан по ленинскому плану. Сталин не забыл верность своего друга и через некоторое время после смерти Ленина назначил Серго наркомом Рабочей крестьянской инспекции (Рабкрина) — органа государственного контроля, имевшего полномочия наказывать и даже отстранять должностных лиц за различные нарушения. Одновременно он возглавил Центральную контрольную комиссию — аналогичный контролирующий орган, но уже применительно к партии. Друг вождя Орджоникидзе был одним из немногих близких друзей Сталина. Начиная со времён Гражданской войны он всегда поддерживал его позицию. Сталин за эту лояльность постоянно возвышал Серго, сначала поставив во главе контрольных комиссий — государственной и партийной, в 20-е годы ещё имевших немалую власть, а затем ввёл его в состав Политбюро. Это была вершина для советского чиновника — Политбюро, святая святых, узкий круг самых властных людей в государстве, сообща управляющих им. О степени близости Серго и Сталина красноречиво свидетельствует следующий факт: после самоубийства супруги Сталина в 1932 году Киров и Орджоникидзе остались в доме Сталина утешать его на правах самых близких друзей. Кроме того, специально под Орджоникидзе была создана должность народного комиссара тяжёлой промышленности. В условиях начавшейся форсированной индустриализации, которой уделялось огромное внимание по причине её стратегической важности, это был крайне ответственный пост, и доверить его можно было только самому лояльному человеку, особенно на фоне уже начавшейся кампании против вредителей, которая должна была отвлечь внимание рабочих, недовольных новыми расценками коллективных договоров, приведших к тому, что работать они стали больше, а получать меньше. Начавшиеся в конце 20-х массовые протесты рабочих по всему СССР удалось погасить только кампанией по поиску вредителей, переключивших недовольство рабочих на них. Тучи сгущаются В 1934 году был убит Киров. Хотя убийство совершил одиночка, мстивший хозяину Ленинграда за сломанную карьеру (как он считал), это стало удобным предлогом для разворачивания репрессий. Если ранее политических противников Сталина лишали всех значимых постов и исключали из партии или в худшем случае на несколько лет отправляли в лагерь или ссылку, то теперь их стали расстреливать. Орджоникидзе неожиданно оказался между двух огней. С одной стороны, будучи наркомом стратегически важного направления, он должен был брать под защиту своих специалистов, поскольку партия требовала от него ударных темпов роста промышленности, которые невозможно было обеспечить без наличия определённого числа специалистов. С другой стороны, в атмосфере всеобщего психоза и поиска вредителей и шпионов под кроватью такого рода покровительство и мягкость вызвали бы подозрение. Ситуация складывалась сложная: отдашь на расправу слишком много спецов — завалишь план, огорчишь партию и Сталина, чего доброго, сам будешь заподозрен во вредительстве. Ситуацию осложнил и третий фактор — новая сталинская гвардия, которая активно зачищала пространство под себя. В основном это были люди, в силу молодости не занимавшиеся серьёзной нелегальной работой в дореволюционные времена, ставшие возвышаться благодаря репрессиям старой гвардии и преданные лично Сталину. У Сталина появился новый любимец из Грузии — Лаврентий Берия. Они с Серго сразу же и очень сильно не понравились друг другу. Берия в 1932 году стал главой Грузии и методично зачистил старых соратников Орджоникидзе. Серго некоторых из своих кадров пригрел в своём наркомате. Более того, Орджоникидзе покровительствовал даже старым друзьям, в своё время вызвавшим недовольство лично Сталина. Так, Виссарион Ломинадзе, в начале 30-х пытавшийся создать в партии оппозиционную фракцию, был снят со всех постов, а Сталин назвал его «политическим уродом». Однако Серго устроил гонимого друга секретарём Магнитогорской парторганизации, лично хлопотав за него в Политбюро. А после самоубийства Ломинадзе взял под покровительство его семью. С раскручиванием маховика репрессий Орджоникидзе всё чаще приходилось заступаться за людей из своего ведомства, добиваться восстановления на работе или в партии директоров крупных заводов или крупных специалистов-инженеров. Рано или поздно это должно было привести к подозрениям в нелояльности Серго. Таинственная гибель К концу 1936 года Орджоникидзе получил два серьёзных удара, которые свидетельствовали о том, что ситуация перерастала в критическую. В сентябре 1936 года был арестован его первый заместитель Георгий Пятаков. Поначалу Орджоникидзе пытался его защищать, но, оценив ситуацию, понял, что его не спасти, и присоединился к хору обличавших подлого двурушника и троцкистского фашиста. В наркомате тяжеёлой промышленности начались аресты, около 40 крупных специалистов были арестованы и исключены из партии. Через месяц после ареста Пятакова, аккурат в день 50-летнего юбилея Орджоникидзе, был арестован его старший брат Папулия, некогда рекомендовавший юного Серго в партию. Орджоникидзе пытался ознакомиться с делом и встретиться с братом, но руководивший тогда Грузией Берия не дал этого сделать. В феврале 1937 года должен был открыться новый Пленум ЦК, на котором непосредственно Орджоникидзе должен был выступить с докладом по теме «вредительства, диверсии и шпионажа японо-немецко-троцкистских агентов» в наркомате тяжёлой промышленности. Учитывая обстоятельства, которые предшествовали докладу, это было непростой задачей, от которой могло зависеть не только благополучие Орджоникидзе, но и его жизнь. Однако выступить с докладом ему так и не довелось. 18 февраля 1937 года, за пять дней до открытия пленума, Орджоникидзе умер. Смерть его была загадочной, официально объявили, что нарком умер от сердечного приступа, однако все выжившие родственники Серго и друзья его семьи после смерти Сталина в один голос уверяли, что он выстрелил себе в сердце. Правдоподобными в равной степени выглядят обе версии. У наркома действительно могло отказать сердце, в последний год он жил в колоссальном напряжении, а обрушившиеся на наркомат репрессии и необходимость выступления с ответственным докладом, который мог решить его судьбу, окончательно добили его. Снаряды уже рвались рядом, и ему было из-за чего переживать. По этой же причине он вполне мог покончить с собой. Он хорошо понимал логику государственного репрессивного механизма и вполне мог ожидать того, что после пленума пришли бы и за ним, что бы он там в своём докладе ни говорил. Хотя Орджоникидзе похоронили в Кремлёвской стене, существует немало косвенных свидетельств того, что ситуация для него была очень сложной и 1937–1939 годы он бы вряд ли пережил. Почти все близкие родственники Серго были репрессированы. Все три брата Серго были арестованы, старший брат расстрелян. Жена Орджоникидзе на 10 лет была отправлена в лагеря. Племянник Орджоникидзе Георгий Гвахария, по его протекции возглавивший Макеевский завод, был расстрелян. Такие «семейные репрессии», как правило, практиковались только применительно к родственникам «врагов народа». Кроме того, все города, названные в честь Орджоникидзе, были переименованы. Это тоже явный признак опалы, такое происходило в случае с расстрелянными по политической статье. Сталин был очень недоволен гибелью Орджоникидзе, что хорошо заметно на съёмках его похорон. Через несколько дней после его смерти открылся пленум, на котором Серго должен был выступать. Вместо выступления Орджоникидзе с речью выступил Сталин, раскритиковавший мёртвого друга за либерализм и укрывательство врагов народа и вредителей в своём наркомате. Через несколько месяцев после смерти Серго один из его соратников по работе на Кавказе — Иван Орахелашвили был арестован и дал показания на уже мёртвого наркома, в которых сообщил, что на даче Орджоникидзе проходили встречи контрреволюционной группы, а сам Серго покровительствовал им и даже участвовал в её заседаниях, на которых самым возмутительным образом поносили имя товарища Сталина. Всё это позволяет предположить, что процесс против Орджоникидзе действительно был очень вероятен и сорвался только по причине неожиданной смерти главного фигуранта. Сколько жертв «сталинских репрессий» было на самом деле Оценки количества жертв сталинских репрессий кардинально разнятся. Одни называют цифры в десятки миллионов человек, другие ограничиваются сотнями тысяч. Кто же из них ближе к истине? Кто виновен? Сегодня наше общество практически поровну поделилось на сталинистов и антисталинистов. Первые обращают внимание на положительные преобразования, произошедшие в стране в сталинскую эпоху, вторые призывают не забывать об огромных количествах жертв репрессий сталинского режима. Впрочем, практически все сталинисты признают факт репрессий, однако отмечают их ограниченный характер и даже оправдывают политической необходимостью. Более того, репрессии они зачастую не связывают с именем Сталина. Историк Николай Копесов пишет, что в большинстве следственных дел на репрессированных в 1937–1938 годы не было резолюций Сталина — всюду были приговоры Ягоды, Ежова и Берии. По мнению сталинистов это является доказательством того, что главы карательных органов занимались самоуправством и в подтверждение приводят цитату Ежова: «Кого хотим — казним, кого хотим — милуем». Для той части российской общественности, которая именно в Сталине видит идеолога репрессий, это всего лишь частности, подтверждающие правило. Ягода, Ежов и многие другие вершители людских судеб сами оказались жертвами террора. Кто как не Сталин стоял за всем этим? — задают они риторический вопрос. Доктор исторических наук, главный специалист Госархива РФ Олег Хлевнюк отмечает, что несмотря на то, что подписи Сталина не было во многих расстрельных списках, именно он санкционировал почти все массовые политические репрессии. Кто пострадал? Еще более весомое значение в полемике вокруг сталинских репрессий приобрел вопрос о жертвах. Кто и в каком качестве пострадал в период сталинизма? Многие исследователи отмечают, что само понятие «пострадавшие от репрессий» достаточно размыто. Историография так и не выработала по этому поводу четких определений. Безусловно, осужденные, заключенные в тюрьмы и лагеря, расстрелянные, депортированные, лишенные имущества должны быть причислены к пострадавшим от действий властей. Но как быть, к примеру, с теми, кто был подвергнут «допросам с пристрастием», а затем выпущен на свободу? Следует ли разделять уголовных и политических заключенных? К какой категории причислить «несунов», уличенных в мелких единичных кражах и приравненных к государственным преступникам? Отдельного внимания заслуживают депортированные. К какой категории их отнести — репрессированных или административно высланных? Еще сложнее определиться с теми, кто, не дожидаясь раскулачивания или депортации бежал. Их иногда ловили, но кому-то посчастливилось начать новую жизнь. Такие разные цифры Неопределенности в вопросе ответственного за репрессии, в выявлении категорий пострадавших лиц и периода за который должен вестись подсчет жертв репрессий приводят к абсолютно разным цифрам. Самые впечатляющие цифры называл экономист Иван Курганов (на эти данные ссылался Солженицын в романе Архипелаг ГУЛАГ), который подсчитал, что с 1917 по 1959 годы жертвами внутренней войны советского режима против своего народа стали 110 миллионов человек. В это число Курганов включает жертвы голода, коллективизации, крестьянской ссылки, лагерей, расстрелов, гражданской войны, а также «пренебрежительного и неряшливого ведения Второй мировой войны». Даже если такие подсчеты верны, можно ли считать эти цифры отражением сталинских репрессий? Экономист, по сути, сам и отвечает на это вопрос, употребляя выражение «жертвы внутренней войны советского режима». Стоит обратить внимание, что Курганов подсчитал только погибших. Трудно представить какая цифра могла появиться, если бы экономист учел всех пострадавших от советской власти в указанный период. Цифры, приводимые главой правозащитного общества «Мемориал» Арсением Рогинским более реалистичны. Он пишет: «В масштабах всего Советского Союза жертвами политических репрессий считаются 12,5 миллиона человек», но при этом добавляет, что в широком смысле репрессированными можно считать до 30 миллионов человек. Лидеры движения «Яблоко» Елена Кривень и Олег Наумов подсчитали все категории жертв сталинского режима, в том числе, погибших в лагерях от болезней и тяжелых условий труда, лишенцев, жертв голода, пострадавших от неоправданно жестоких указов и получивших чрезмерно суровое наказание за мелкие правонарушения в силу репрессивного характера законодательства. Итоговая цифра — 39 миллионов. Исследователь Иван Гладилин замечает по этому поводу, что, если подсчет жертв репрессий ведется с 1921 года, это значит, что за существенную часть преступлений несет ответственность уж никак не Сталин, а «ленинская гвардия», которая сразу же после Октябрьской революции развернула террор против белогвардейцев, священнослужителей и кулаков. Как считать? Оценки числа жертв репрессий сильно разнятся в зависимости от методики подсчета. Если учитывать осужденных только по политическим статьям, то согласно данным областных управлений КГБ СССР, приведенным в 1988 году, советскими органами (ВЧК, ГПУ, ОГПУ, НКВД, НКГБ, МГБ) были арестованы 4 308 487 человек, из них 835 194 были расстреляны. Сотрудники общества «Мемориал» при подсчете жертв политических процессов близки к этим цифрам, хотя их данные все равно заметно выше — 4,5-4,8 млн. осуждено, из них 1,1 млн. расстреляно. Если в качестве жертв сталинского режима рассматривать всех, кто прошел через систему ГУЛАГа, то эта цифра, по разным подсчетам, будет колебаться от 15 до 18 млн. человек. Очень часто сталинские репрессии связывают исключительно с понятием «Большого террора», пик которого пришелся на 1937–1938 годы. По данным комиссии под руководством академика Петра Поспелова по установлению причин массовых репрессий были озвучены следующие цифры: по обвинению в антисоветской деятельности арестовано 1 548 366 человек, из них приговорено к высшей мере наказания 681 692 тысячи. Один из наиболее авторитетных специалистов по демографическим аспектам политических репрессий в СССР историк Виктор Земсков называет меньшее число осужденных в годы «Большого террора» — 1 344 923 человека, хотя с цифрой расстрелянных его данные совпадают. Если в число подвергнувшихся репрессиям в сталинское время включать раскулаченных, то цифра вырастет, по крайней мере, на 4 млн. человек. Такое число раскулаченных приводит тот же Земсков. С этим согласны и в партии «Яблоко», отмечая, что около 600 тыс. из них погибло в ссылке. Жертвами сталинских репрессий оказались и представители некоторых народов, подвергнувшихся насильственной депортации — немцы, поляки, финны, карачаевцы, калмыки, армяне, чеченцы, ингуши, балкарцы, крымские татары. Многие историки сходятся во мнении, что общее число депортированных составляет порядка 6 млн. человек, при этом около 1,2 млн. человек не дожило до конца пути. Доверять или нет? Приведенные выше цифры большей частью основаны на сводках ОГПУ, НКВД, МГБ. Однако далеко не все документы карательных ведомств сохранились, многие из них были целенаправленно уничтожены, многие до сих пор лежат в закрытом доступе. Следует признать, что историки очень зависимы от статистики, собранной различными спецорганами. Но сложность в том, что даже доступная информация отражает только официально репрессированных, а поэтому по определению не может быть полной. Более того, проверить её по первоисточникам удается только в редчайших случаях. Острый дефицит достоверной и полной информации зачастую провоцировал как сталинистов, так и их оппонентов называть кардинально разнящиеся друг от друга цифры в пользу своей позиции. «Если «правые» преувеличивали масштаб репрессий, то «левые», отчасти из сомнительного молодечества, найдя в архивах гораздо более скромные цифры, спешили придать их гласности и не всегда задавали себе вопрос, всё ли отразилось — и могло отразиться — в архивах», — отмечает историк Николай Копосов. Можно констатировать, что оценки масштаба сталинских репрессий на основании доступных нам источников могут быть очень приблизительными. Хорошим подспорьем для современных исследователей стали бы документы, хранящиеся в федеральных архивах, однако многие из них были подвергнуты повторному засекречиванию. Страна с такой историей будет ревностно оберегать тайны своего прошлого. Кого репрессировали при Сталине Признаться, я никогда даже не предполагал, что случайное и отвлеченное касание данной темы когда-либо заставит меня в дальнейшем взяться за ее изучение непосредственно применительно к практическим вопросам обеспечения государственной деятельности и административистики, а не к проблеме идеологически обоснованных и необоснованных репрессий в СССР, — как-то часто имело воплощение в работах и книгах различных авторов в прошедшие годы. Тем более, что за последние четверть века из всех политологов, специалистов в области государственного управления, историков и аналитиков, — как на Западе, так и на Востоке, не говоря уже о странах бывшего СССР, — вероятно, только самый искушенный не высказал хотя бы раз свое мнение об эпохе нахождения у власти в СССР И.В.Сталина и сформированной при его непосредственном личном участии системе т.н. «казарменного социализма», не говоря уже о причинах, побуждавших данную систему и ее лидера постоянно выискивать в обществе все новых жертв своей политики, фактически превратив данную деятельность в подобие неумолимого конвейера репрессивной государственной машины. Однако, при всей исторической разработанности темы данной личности и ее роли в истории страны и народов, населяющих территорию бывшего СССР, определенным «табу» пользуется вопрос массовости и чудовищности тех человеческих жертв, которые страна понесла в период т.н. «репрессий» и «чисток», в качестве основной причины которых называется, а зачастую даже самым банальным образом выпячивается банальная и довольно невнятная идея личной мести Сталина и его неприязни к абсолютно любым людям, которых он в той или иной степени мог посчитать выше себя или рассматривал как потенциальных конкурентов, и которые не были обязаны всем в жизни лично ему. Т.е. фактически, те многомиллионные человеческие жертвы, которые понесла страна, объясняются вульгарной идеей личной неприязни к ним Вождя народов или приближенных к нему в разное время лиц. Подкрепляемой в качестве иллюстрации лишь частностями, но не подтверждаемой общими масштабами проводимых репрессий. И это при том, что львиную часть этих людей Сталин никогда не знал и даже не подозревал об их существовании. Как бы ни писали многие современные историки о феноменальной памяти Сталина, о личном составлении им расстрельных и репрессионных списков, содержавших сотни и тысячи фамилий старых большевиков или просто обычных людей, чем-то в течение своей жизни не угодивших Вождю народов. Поскольку очевидно, что общее число репрессированных в стране людей было несоизмеримо больше того их количества, которое мог знать в жизни Сталин, и к устранению которых он мог стремиться с учетом потенциальной боязни идеологической конкуренции и угрозы с их стороны. Равно как и профессиональный состав репрессируемых лиц носил слишком уж всеобщий и структурированный характер, чего не могло бы быть в том случае, если бы шла чистка населения сугубо по идеологическому или некоему произвольному вулюнтаристскому признаку. Поскольку никто иной как сам Сталин прекрасно понимал, что нельзя бездумно лишать страну профессиональных и научных кадров, тем самым ослабляя ее внутреннюю и внешнюю политику перед угрозой внешних сил. Поэтому очевидным является то, что существовала некая иная причина, отличная сугубо от идеологической и лично-неприязненной, которая заставляла бросать в топку машины репрессий все новые профессионально подготовленные (а не только партийно-идеологические) кадры, вынужденным образом заставляя страну лишаться своего защитного потенциала. Также очевидно и то, что начавшись с устранения лично неугодных и известных Сталину лиц, а также представителей иных партийных движений, еще сохранившихся на тот момент в Советской России, система репрессионного подавления не прекратила свою деятельность и в дальнейшем. И тем более, с учетом последующего прогрессирующего раздувания истерии поклонения Вождя в виде появления, — подобно нарастающему снежному кому, — все новых явных и вымышленных «преступлений», о которых становилось известно как из доносов, так и при непосредственной работе органов государственной безопасности и правопорядка. Чего не могло бы быть в том случае, если бы с идеологически неугодными лицами уже расправились. Однако в определенный период, — собственно, с 1932-34 гг., а также и в дальнейшем, — происходит некоторое неуловимое изменение (или даже подмена) причины, побуждавшей данную систему действовать, обеспечивая ей своеобразное постоянство и самоподдержание «работы» и гарантию того, что число репрессируемых лиц не будет уменьшаться. При этом, смена этой инициирующей причины заключалась в переносе акцента с первоначального лично-идеологического репрессионного фактора в сферу непосредственной экономической и управленческой деятельности, фактически минуя изначально доминировавшую в ней идеологическую составляющую. Поскольку, если в отношении первоначальной волны довоенных репрессий, где-то до 1934 года, формирующейся под воздействием ранее начатой карательной деятельности, все в общем и целом является понятным, то для заключительного ее этапа не раскрытым остается вопрос нового, инициирующего и поддерживающего ее фактора. Собственно, именно на эту причину, реально поддерживающую в рабочем состоянии гигантский механизм сталинских репрессий не только в течение жизни Вождя народов, но и после его смерти, я фактически случайно и натолкнулся во время работы. Хотя, если говорить откровенно, даже в поздние советские годы она лежала на поверхности, став в итоге настолько формальной, что на нее просто прекратили обращать внимание, сохраняя данный принцип лишь на уровне общего декларирования его значения для государственной системы позднего СССР. Работая в последние полтора года в архивах, я невольно подметил одну странную деталь, которая и легла в основу своеобразной последующей систематизации дел по лицам, репрессированным за десять лет предвоенного сталинского террора (с более поздними документами я просто не работал). Дело в том, что жертвами сталинских репрессий в этот период становились … элементарно некомпетентные люди. Так или иначе выдвинувшиеся или выдвинутые во власть (или получившие известность и влияние) в послереволюционный период на волне отсутствия достаточного числа квалифицированных кадров и более или менее активно продвигавшиеся по служебной лестнице в силу своих заслуг перед революционным движением, но отнюдь не в силу профессиональных навыков, компетенций или талантов руководителей или специалистов. А также, лица, своими действиями открыто дестабилизировавшие общество и различные сферы общественной жизни, не будучи в состоянии ничего дать ему продуктивного. На основании анализа общего числа рассмотренных мной дел, выстроилась довольно специфическая картина того, кто же активно репрессировался в десять довоенных лет сталинских «чисток» государственной системы и государства в целом. Итак, кто же были эти люди? В ходе оценки выборки из примерно 400 «репрессивных» дел были выделены следующие группы: 1) лица, декларировавшие некие авантюрные проекты в самых разных областях теоретической и прикладной науки и техники, получавшие под них необходимые средства и растрачивавшие их, не только не достигая заявленного результата, но и изначально, с учетом частой бредовости их идей, не имея никаких оснований считать данные проекты успешными; 2) профессионально некомпетентные лица, по тем или иным причинам назначенные на ответственные должности, — вне зависимости от их уровня, ранга и области деятельности, — не имевшие достаточной компетенции для полноценного выполнения своих обязанностей, что становилось причиной невыполнения практических заданий, неадекватности руководства и управления, несвоевременного принятия необходимых решений, а также нанесения прямого ущерба государству и экономике в тех или иных формах; 3) лица из числа т.н. «революционеров», представлявшие собой самую разношерстную публику, примкнувшую в годы революции и гражданской войны к большевикам с единственной целью, — лично обогатиться и заработать на происходящем хаосе, безвластии и изменениях, а также возвыситься, получив на их волне необходимые властные полномочия; 4) лица, относившиеся к категории представителей искусства, литературы и архитектуры, львиная часть которых традиционно не отличалась никаким выдающимся талантом, артистическими и художественными способностями, а также склонностью к созидательной литературной и художественной деятельности, — которые ввиду отказа от старой «буржуазной» культуры активно пропагандировали и демонстрировали свою бесталанность и сомнительные «шедевры» в качестве примером новой, нарождающейся пролетарской культуры и искусства, аналогов которым еще в мире не было, и поэтому сравнивать глубину их «творений» было не с чем; 5) лица, занимающиеся в самых разных формах активным паразитизмом на государственной системе, народе, проводимой экономической политике, спекулирующие на трудностях людей материального и нематериального характера, используя для этих целей как собственное властное положение, так и свою причастность к различного рода материальным благам; 6) этнические представители национальных кругов, — вне зависимости от регионов их происхождения, — по тем или иным причинам пробирающиеся во власть или становящиеся сопричастными партийной деятельности для обеспечения личных интересов, а также интересов своих родственников; 7) представители духовенства и различного рода религиозно-оккультные шарлатаны, а также лица, активно приверженные религиозным и различным мистико-идеалистическим идеям; 8) лица, деятельность которых носила характер извлечения непроизводственной прибыли за счет искусственного формирования областей потребительского фетишизма, предполагавших произвольное, ничем не лимитированное установление цен и обогащение за счет этого, к числу которых, в частности, относились антиквары, нумизматы, коллекционеры и собиратели, торговцы книгами, старой мебелью и произведениями, произвольно относимыми ими к искусству и т.д.; 9) представители властной, партийной и государственной администрации, использующие свои привилегии и полномочия в ущерб государству, его идеологии и проводимой политику, равно как и способствующие возникновению подобного ущерба ввиду своего поведения, образа жизни, высказываний и связей, порочащих других членов общества; 10) лица, передерживающиеся иных идеологических взглядов (или не придерживающиеся их вовсе), стоящие на иной идеологической платформе, по любому вопросу высказывающие критику деятельностью власти, но при этом не имеющие никаких предложений к этой власти по улучшению ситуации, решению проблемных вопросов и т.д., а если и имеющие, — то на уровне сугубо общих рассуждений и ничем не подкрепленных личных фантазий, преследующих (за счет эпатажа, ораторских качеств, напора и литераторского таланта) единственной целью формирование у неустойчивой части населения популярности, известности, авторитетности и т.д., претендуя на то, чтобы заставить с собой считаться или существовать за счет третьих лиц или государства; 11) члены семей указанных групп лиц, жившие за их счет, часто не работающие вообще или выполняющие чисто номинальную работу, с обеспечением им всех возможных благ и привилегий; 12) лица, привлеченные к ответственности по комбинированному набору нескольких указанных выше признаков; 13) прочие лица, отнесение которых по конкретному виду причин репрессирования представляет затруднительным или носит невыясненный характер. Очевидно, что в действиях советской репрессивной системы того периода присутствовала вполне конкретная, пусть и весьма упрощенная логика. Она заключалась в простом тезисе: «Паразиту в обществе не место». Т.е. любой человек, не приносивший обществу пользу, а лишь потреблявший произведенные обществом блага, живший за счет общества, паразитировавший на этом обществе, а также пытавшийся навязать обществу свою значимость, важность, судьбоносность, незаменимость и т.д., должен был быть изолирован от общества. Как путем прямого насильственного истребления, так и путем направления на принудительные работы в тех областях и в тех регионах, в каких это было необходимо на тот момент обществу. В силу отсутствия у этой публики иных пригодных к практическому применению профессиональных навыков, кроме способности к ручному труду на благо общества. Мобилизующего труд этих людей в самых примитивных и доступных формах, — включая и самые неквалифицированные и тяжелые, — просто не имея иной возможности получать от них пользу и воспрепятствовать их антиобщественной деятельности и стремлению в разных формах устраивать свою жизнь за счет социума, к которому они принадлежали или на который могли оказывать свое влияние. В том числе и влияя на его идеологию и мировоззрение путем литературной, журналистской, кинематографической, театральной и прочей деятельности, — закрепляя тем самым антикультуру воинствующей посредственности, профессиональной непригодности, неподготовленности, недоученности и т.д., выдаваемых в годы революционных изменений за положительное «революционное» качество, призванное избавиться от «буржуазных» проявлений старого мира во всех затрагиваемых изменениями областях. К чему, в частности, и относились практически все представители послереволюционной советской псевдохудожественной и псевдоартистической богемы, представители которой сегодня выдаются за некое откровение. Иными словами, фактически, применительно к репрессиям, в случае сталинских «чисток» речь шла об удалении из общества … паразитов. В первую очередь, из числа властной администрации, партийных структур, органов безопасности и обеспечения правопорядка, средств массовой информации, но в первую очередь (хотя это почему-то и не принято афишировать), — и зачастую с особенным вниманием, — из числа представителей трудовых классов и обеспечения руководства производственным процессом. Поскольку именно деятельность данных социальных групп советского общества предполагала основное несение как чисто идеологической, так и производственной нагрузки для всей страны в целом. Т.е. если ответственный руководитель не приносил пользу или не обеспечивал необходимое качество руководства на своем рабочем месте — его убирали и репрессировали. Вне зависимости от его партийных и революционных заслуг в прошлом. То же и в отношении абсолютно любого члена общества. И в первую очередь в отношении лиц, которым власть доверяла властные полномочия и руководство. А также распределение материальных благ и использование денежных ресурсов. Не говоря уже об оружии и государственных службах, связанных с возможностью его применения. Любое лицо, в абсолютно любой сфере общественной жизни, не выполняющее своих обязанностей, не соответствующее уровню профессиональных, квалификационных и личностных требований, предъявляемых к выполнению таких обязанностей, нарушающее правила общежития и нормы поведения в обществе, а также паразитирующее на этом обществе, автоматически становилось вне закона как … вредитель интересам этого общества. С принятием в отношении него всех соответствующих действий в качестве вредителя и как следствие этого — врага общества. Предельно простая и очевидная логика. С закреплением советской власти на всей территории страны, основным стал вопрос налаживания и поддержания полноценной экономической жизни и экономического развития страны. В то время как основные идеологи революции продолжали выступать с высоких трибун, отстаивая и критикуя различные идеологические построения относительно будущего коммунистического строя и принципов его организации. В то время как конкретные практические задачи управления страной, требовавшие немедленного решения, постепенно настраивали общество против новой власти, погрязшее в идеологических склоках и фантазерстве по организации нового общества. Собственно, что и стало в итоге причиной их физического устранения Сталиным и его окружением. Сталин в силу той должности, на которой он оказался в тот период, занимался восстановлением страны и решением конкретных вопросов. Решению которых как раз и мешали подобные бесцельные, бесплодные, но занимающие много драгоценного времени идеологические дискуссии. А также лица, которые вели эти дискуссии и элементарно тем самым мешали работать. Что в итоге и приводило к тому, что в практическом плане их роль для общества полностью терялась, а сами они становились для него бесполезными, лишь паразитируя на политэкономической эквилибристике и зачастую дезорганизуя работу различных отраслей народного хозяйства, управления ими и нарушая общий координационный процесс в структуре экономики. По предельно упрощенной логике вещей, какой всегда руководствовался в своей деятельности Сталин, от таких мешающих болтунов, авантюристов, паразитов, демагогов и прочих бесполезных в практическом плане бездельников следовало незамедлительно избавляться, лишив их возможности влиять на страну и власть, а по возможности — использовать их труд хотя бы в какой-то степени, в какой они могли работать руками, на благо государства. Поскольку власть в стране уже была взята, нужно было ее удерживать и восстанавливать страну. А не продолжать болтать о том, как устраивать мировую революцию, руководствуясь различными фантастическими и не нашедшими никакого практического подкрепления политэкономическими химерами. Т.е. логика сталинских приговоров была предельно примитивной, но от этого по-своему не менее разумной. Собственно, что и выразилось в итоге с одной стороны, в физическом устранении слишком возрастных и неизлечимо больных кадров, которые не могли заниматься физической работой, а с другой стороны — в использовании представителей молодых и средних возрастов для решения текущих прикладных экономических задач в рамках привлечения их в качестве носителей грубой производственной физической силы. При этом, части предназначенных под нож репрессий людей часто весьма беспрепятственно удавалось покинуть Россию самим. В особенности, тем из них, которые не имели серьезного влияния на тогдашнее советское общество и не выступали с критикой советского строя, советской власти и ее лидеров. Что продолжалось вплоть до того момента, пока из страны не начали активно бежать сами большевики-революционеры, что означало для СССР и его идеологии потерю всякого авторитета в роли государства трудящихся перед лицом западных коммунистических движений, а также буржуазных идеологий, использовавших покидание страны старыми кадрами в качестве основного козыря о несостоятельности СССР в качестве государства, декларирующего народовластие, социальное равенство и справедливость, выстроенные на коммунистической идеологической платформе. Очевидно, что за неимением иной возможности привлечения подобных репрессируемых бездельников и «паразитического элемента» к ответственности по сугубо хозяйственно-бытовым вопросам, — судебно-доказательные процессы по которым в обычном порядке могли тянуться годами и не завершаться ничем за отсутствием достаточно веских доказательств, — да еще и по нарушения, часто просто не предусмотренным в законодательстве, все эти люди, по которым в силу имеющих место проявлений была очевидна их «вредительская сущность», — получали в упрощенном порядке ярлык «врагов народа» по совершенно надуманным, псевдополитическим и открыто фантастическим предлогам, — с применением в отношении них соответствующих мер репрессивного характера. Так было проще, быстрее и эффективнее. Тем более, в условиях, когда «паразитами» фактически являлось все хозяйственное, военное, идеологическое, культурно-просветительское, образовательное и государственно-административное руководство страны, занимавшееся по большей частью устройством своих личных интересов, а не интересами государства, его будущим и управлением. Когда «убирать» из государственной системы с руководящих должностей нужно было всех. Не говоря уже о советском частном секторе. При том, что формальный предлог для этого должен был бы понятен всему населению страны. И главное — одобрен этим населением. Следствием чего и стало формирование массива политических статей и формальных признаков отнесения к ним по тем или иным преступлениям «вредительского» характера, за которыми стояли как преступления в виде умышленного и неумышленного действия, нанесения вреда или бездействия как в экономической сфере, так и в сфере идеологии и общества. Поскольку основной задачей было расчистить должности для людей, которые им по своему уровню соответствовали и были готовы работать на государство, — в тот период олицетворявшееся c властью и ее представителями, — а не на себя, как было до того. В своем окончательно оформленном виде данная система носила характер условно систематизированного негласного перечня критериев соотнесения конкретного отдельно взятого лица с включенными в этот перечень пунктами и статьями, относимыми к антигосударственной, паразитической или иной вредительской деятельности. Даже не очень грамотному следователю сталинского периода было достаточно просто условно ставить «галочки» против каждого пункта в таком перечне по принципу «Да» — «Нет», чтобы в итоге по совокупности ответов «Да» получить степень виновности конкретного лица. С последующим присуждением этому лицу по совокупности некоторого срока наказания или с отнесением его к той или иной группе статей уголовного кодекса с последующей классификацией как «врага народа». Чисто механический процесс, — подобный современному опросному анкетированию, — безошибочно относивший конкретных людей по чисто классификационным критериям к виноватым и не виновным, к достойным снисхождения или нет, позволявший предельно упростить саму процедуру принятия судебных решений и «оптимизировать» работу репрессивной машины, а также вовлекать в ее работу даже не очень компетентных и образованных людей. Собственно, именно на этой основе и родилась знаменитая горькая шутка в среде заключенных того времени: «Был бы человек, а статья — найдется». Поскольку путем простого последовательного перебора постепенно все более увеличивавшегося списка «наказуемых» признаков в соответствии с указанным негласным перечнем, можно было добиться любого итогового результата по признанию нужного лица виновным или подпадающим под ответственность определенного уровня тяжести. В основе и скрытом подтексте которого всегда лежал дуалистический принцип: «Полезен / вреден в практическом плане для общества или власти». В дальнейшем, с формированием устойчивого пакета «политических статей» с набором определенных для них критериев, — данный процесс был поставлен уже на широкую ногу и мог затронуть в принципе любого гражданина страны, который по злому умыслу или иначе не соответствовал своему положению, компетенции, роду деятельности, ожиданиями, возлагавшимся на него обществом и властью, а также допускавший прямое или косвенное паразитирование на всем обществе в целом или на отдельных его членах. Таким образом, так или иначе, пусть и самым безжалостным образом, но власть и общество все-таки сумели заставить всех своих членов трудиться, реализуя известный в течение продолжительного времени принцип «От каждого — по способностям, каждому — по труду», но одновременно с этим не допускало для своих граждан возможности жить за счет друг друга или за счет общества в целом. Как используя открывающиеся перед ними возможности, так и за счет их искусственного формирования путем введения в заблуждение или ничем не обеспеченной потребительской, художественной или культурной фетишизации населения. И здесь дело в итоге оказывалось вовсе не в кровожадности Вождя народов, лично отправлявшего на смерть и в заточение миллионы граждан страны, а в самом, изначально встроенном в общество идеологическом механизме его саморегулирования и самозащиты, обеспечивающем ему стабильность в качестве устойчивого образования. С применением для того момента предельно простой и эффективной логики, что социальный паразит, прямой вредитель или профессионально некомпетентное лицо как в государственном, так и в частном секторах деятельности должны быть наказаны и социально изолированы. На какой бы должности они ни находились, и какие бы заслуги ни имели в прошлом. Результатом чего должно стать их полное статусное и материальное низвержение с тех высот, на которые они были подняты властью или сами сумели подняться ввиду различных причин. В назидательных целях для других людей, которые занимают освобождающиеся места или которые продолжают работать. Все лица, подпадавшие под содержание данного принципа, а также члены их семей, жившие за счет причастности к подобному паразитизму, — репрессировались как обоснованно доказанные и выявленные вредители и враги страны и ее народа. А также — власти и ее представителей, коль скоро своими действиями они могли привести к их дестабилизации. Все, что оставалось руководству страны и соответствующих силовых министерств, — это лишь подписать соответствующие документы, определить срок или вид наказания и вынести решение по составу и исполнению приговора. И никакого иного тайного подтекста во всех этих репрессиях не было. Безусловно, существовал и список личных врагов Сталина, а также лиц, которых он стремился любой ценой убрать из власти, зная этих людей по дореволюционной жизни и первому послереволюционному периоду. Но их круг был весьма ограничен, да и расправились с ними сравнительно быстро. Тем более, что «гидра революции» активно пожирала уже сама себя, а не только своих детей. В то время как основной массив репрессированных лиц определялся уже совсем по другим критериям, чем те, что проистекали из вопросов личных привязанностей, приязней, неприязней, конфликтов и т.д. в окружении партийной верхушки страны и биографии ее лидеров. Так, был запущен предельно простой и эффективный механизм отбраковывания профессионально и идеологически непригодных и несостоятельных кадров и устранения социально-паразитарной нагрузки на общество, действовавший практически безотказно в течение всего периода существования страны, вплоть до того момента, когда материально-имущественное разложение общества на привилегированную партийную номенклатурную бюрократию, а также на лиц, прямо или косвенно причастных к обеспечению власти, и на основную массу населения стало причиной кризиса идеологической составляющей этого общества. А вместе с ней и механизма репрессивного воздействия на постепенно формирующие паразитирующие слои его населения и его отдельных представителей. Коль скоро сама себя и своих представителей и членов их семей власть карать таким же образом, как она карала обычных граждан, — просто не могла. Т.е. вплоть до того момента, когда из созидательной и контрольной составляющей общества партийная номенклатурная бюрократия сама выродилась в паразитический общенационального масштаба элемент, не несущий никаких позитивных нагрузок для общества, итогом существования которого стало его смещение партийно-хозяйственной и силовой номенклатурой, формально оформленное в 1991 году. За неимением потребности и какого-либо практического смысла в дальнейшем сохранении этой надстроечной конфигурации. А вместе с этим произошел и окончательный отказ от ранее декларировавшегося и соблюдавшегося принципа обеспечения социального единства и стабильности в обществе: «От каждого — по способностям, — каждому — по труду». Сегодня этот принцип полностью ушел в прошлое. И поэтому не приходится удивляться тому, что с его исчезновением вся та паразитическая составляющая, разрушающая общество, — что была приведена в представленных выше четырнадцати пунктах, — разрослась в современной Новой России пышным цветом, грозя уже в недалекой перспективе окончательно завершить историческое существование страны и ее народонаселения в качестве пусть уже и относительно, но все-таки пока еще единого территориального и социального образования. Поскольку все то, за что идеологически обоснованно в интересах страны и общества карали при Сталине упомянутым выше образом за вредительство, антисоциальность и паразитизм, отправляя людей на каторгу или на расстрел по надуманным «политическим» приговорам, сегодня приобрело в России уже настолько всеобщие и уродливые формы, что даже рецидив сталинских репрессий и «чисток» сегодня все больше воспринимается в обществе даже с некоторым облегчением и надеждой на то, что хотя бы какой-то порядок, организуемый по некоторому единому и общему для всех и неукоснительно выполняемому принципу, все-таки будет восстановлен. Поскольку, какой области деятельности или сферы общественной жизни сегодня ни коснись, — везде, на любых мало-мальски значимых должностях, — от верха, до самого низа государственной системы, в полном объеме доминирует тот самый «паразитический элемент», против которого и были направлены сталинские «чистки». Когда итоговой некомпетентностью и профессиональной несостоятельностью характеризуется вся система государственной власти, а также руководство как государственного, так и частного бизнеса, — групповое взаимодействие между представителями которых формируется по принципу личной лояльности, семейственности, взаимной верности или вынужденной заинтересованности, а не по принципу профессиональной пригодности, таланту в руководстве или организационной деятельности. То же наблюдение является очевидным и в отношении современного российского искусства, культуры, кинематографа, музыки, телевидения, театра, кино, литературы и иных областей социального информационно-эстетического отвлечения. В первую очередь, усугубленных благодаря доступности, широкому и упрощенному распространению и ежесекундной навязываемости средств массовой информации и телекоммуникационных устройств. Когда ситуация в современном российском обществе полностью копирует то, что имело место в стране в первые послереволюционные десятилетия ХХ века. Т.е. периода, когда шедевром искусством, живописи и литературы могло быть объявлено все, что угодно, а талант в работе уже не является чем-либо значимым в достижении успеха и признания, будучи замененным навязываемым через СМИ принципом вторичности поп-культуры, ориентированным на коммерческий массовый интерес и его программирование за счет примитивизации и склонности наиболее неустойчивой части российского населения и молодежи к вульгарному эпатажу, псевдоэстетическому экстремизму, политическому клиентилизму, лапидарности и предельно физиологизируемым сторонам и проявлениям человеческой натуры, не требующим при своем восприятии глубокого содержательного знакомства с объектами культуры, но при этом гарантированно создающим ощущение примитивного псевдоэстетического насыщения, порождающего своеобразный пароксизм довольства, основывающегося на принципе «чем парадоксальнее и противоестественнее, тем лучше и совершеннее». Не говоря уже о многострадальной системе высшего и среднего образования, в рамках которой крайне редко кто из дипломированных выпускников современных российских ВУЗ-ов соответствует уровню, декларируемому в составе учебных дисциплин в рамках программы профессиональной подготовки кадров высшей школы. Просто за ненужностью такого соответствия и как следствие этого — за нецелесообразностью траты сил на обеспечение себе такого профессионального соответствия. В том числе и со стороны профессорско-преподавательского состава, активно паразитирующего на своих должностях, извлекая из них административно-преподавательскую ренту в самых зачастую причудливых формах ее существования. Коль скоро профессиональный и карьерный рост, равно как и личный успех человека в стране, — в основе административно-управленческой системы которой открыто положен принцип паразитизма, усугубленный высшей формой воплощения т.н. «Принципа Питера», — никак не зависят от уровня его профессиональной подготовки и личностных качеств или даже от цвета «корочек» его диплома. Собственно, чтобы подвести итог приведенным выше далеко не радостным аналогиям, можно лишь сказать, что нигде больше, как в случае данного примера, не представлен более красноречиво принцип того, что все в истории раньше или позже, но все равно вновь повторяет и воспроизводит само себя. И то, от чего пытались уйти в Советской России в прошлом столетии, неумолимо нагнало страну и ее население уже в новом тысячелетии. При том, что даже самые чудовищные по своему характеру репрессии, проводившиеся в обеспечение необходимости реализации данных «оздоровительных» мер, призванных улучшить ситуацию в государственной системе и в обществе, оказались в итоге бессильными и бесполезными перед склонностью самого общества, вне зависимости от этапа его развития и идеологии, к паразитизму и его воспроизводству как в составе руководящих этим обществом элит, так и самых рядовых представителей этого общества, — волею обстоятельств оказывающихся во власти или на руководящих должностях, — раньше или позже оказывавшихся перед искушением чем-либо поживиться или как-то пожить или устроить свою жизнь за чужой счет. И тем более, за счет государства, где и возможностей больше, и куски полакомей, и масштабы деятельности, а также статусность, влияние и привилегии вовлеченных в паразитическую деятельность лиц трансформируют подобное занятие из противоправного и осуждаемого направления деятельности в … престижное и даже поощряемое в самом широком кругу связанных с ним людей, распространяя это содержание и заражая им как все общество в целом, так и его отдельных представителей. Соколова, Лазарева и Каца спасло от репрессий то, что они показали верность режиму. Даже в сложные времена. Зная Сталина со времен войны. Они сделали все, чтобы на них даже никто не подумал. Свободолюбивому Соколову пришлось унять свой веселый и жизненный характер. Он был хорошим офицером. Как только ему сказали, что за ним ведется наблюдение. Александр тут же стих и начал проявлять осторожность во всем. И все же, он всегда был скромен и вежлив по отношению к коллегам. Лазарев остался верен своему делу и боролся с преступностью со всей силы. И хотя он предупреждал многих о том, чтобы они прикусили язык. Это не спасло их от репрессий. Многие люди оказались осуждены лишь по оговору соседей, друзей, коллег. Каца не тронули, поскольку он не представлял никакого интереса для спецслужб. Одной из самых крупных оговорок и желания репрессировать принадлежит Хрущеву. Хрущев — Сталину: «Любящий Вас». Сталин — Хрущеву: «Уймись, дурак!» Была ли это байка или реальная история, трудно сказать. Ведь об этом писал Молотов после смерти Вождя. Суть её заключается в том что якобы в 1938 году Хрущев, будучи первым секретарем КПУ, направил Сталину телеграмму в которой жаловался генсеку, что Москва ограничивает Киев в проведении репрессий на территории Украины. Заканчивалась та телеграмма словами «Прошу Вас принять срочные меры. Любящий Вас Н. Хрущев». На что Сталин якобы ответил: «Уймись дурак! И. Сталин». 86 Когда я впервые услышал об этой истории, то больше всего меня в ней удивило «любящий Вас». Дело в том, что советская корреспонденция соблюдала определенную терминологию в вопросах этикета официальной и полуофициальной переписки. В зависимости от характера и содержания письма, они заканчивались обычно словами: «С коммунистическим приветом», «Примите наилучшие пожелания», «С глубоким уважением». Но «Любящий Вас» — в советской деловой корреспонденции, это был моветон — советские вожди так никогда между собой не общались. «Рвение Хрущева в придании репрессиям массовых масштабов выглядело, как превосходящее все возможные пределы даже в 1937–38 годах. Известна его телеграмма Сталину с выражением возмущения: «Украина вам посылает по 16–18 тысяч репрессированных ежемесячно. А Москва утверждает 2–3 тыс. Прошу принять меры. Любящий Вас Хрущев». Несмываемый, кровавый след тянется за Хрущевым и из Москвы в бытность его первым секретарем МК партии. Счет жертв «борца с культом» исчисляется десятками тысяч». Эта книга была составлена на основе устных бесед Чуева и Молотовым перед самой его смертью, при этом Молотов категорически отказывался записывать свои беседы с Чуевым на диктофон. Но даже если верить, что Чуев слово в слово передал слова Молотова (считавшего Хрущева своим личным врагом), то как мы видим что никакого упоминания о резолюции Сталина «Уймись дурак!» здесь нет. Хрущев был в высший степени обаятельной личностью и хорошим отцом, — заметил когда-то Лазарев. Особенно его сын. В 1941 г. Леонид Хрущев был ранен в бою. Он смог дотянуть до нейтральной полосы и посадить самолет. За это его представили к награде. Он поехал в Москву ее получать. Там на вечеринке он, по слухам, будучи пьяным, убил офицера. По другой версии, убийство произошло еще в Куйбышеве, где Леонид лечился в госпитале. Хрущев якобы убил одного из приятелей-циркачей. Авторы подобных версий пишут о том, что сложные взаимоотношения с законом у Леонида Хрущева были еще в 30-е годы. Якобы он когда-то связался с киевскими бандитами. Например, контрразведчик Вадим Удилов писал: «Еще до войны он связался в Киеве с бандитами. Их поймали и по приговору суда расстреляли, а сынок Никиты Сергеевича, первого секретаря ЦК Компартии Украины, «чудом» избежал наказания». Серго Берия и вовсе намекал, что Леонид успел отсидеть за связь с бандой десять лет, при том что никаких свидетельств этого не существует. Однако в комсомольской характеристике за 1940 г. самыми страшными проступками Леонида Хрущева были «недисциплинированность и пьянка» (1937) и «задолженность по членским взносам» (1940). За убийство на пьянке Леонида Хрущева хотели отправить под трибунал, но, как пишут сторонники версии, Никита Хрущев валялся в ногах у Сталина и умолял пощадить сына. Здесь вновь начинаются расхождения. По одной версии, Сталин пощадил молодого Хрущева и отправил его на фронт, а по другой, — отказался помиловать. Автор второй версии генерал КГБ Докучаев. «Сталину сообщили, что сын Хрущёва Леонид, военный лётчик, совершил тяжкое преступление, за которое полагается высшая мера наказания Хрущёв заплакал, а потом стал рыдать. Мол, сын виноват, пусть его сурово накажут, только не расстреливают… Сталин сказал: в сложившемся положении я ничем помочь не могу», — отмечал Докучаев. Расстрелян за измену Родине. Не менее громкая версия вызвана к жизни осторожным отчетом Заморина. Полагают, что Леонид Хрущев смог посадить самолет, но попал в плен. Дальше история становится почти детективной. Сталин якобы приказал выкрасть сына Хрущева, чтобы тот не рассказал врагу ценные сведения о жизни кремлевской элиты. «Выкрадывать» было поручено знаменитому Павлу Судоплатову. Были собраны документы, подтверждающие предательство, а трибунал Московского военного округа приговорил Леонида Хрущева к расстрелу. Однако подтверждающих документов в архивах учреждений не найдено. Сам Судоплатов прямо заявлял, что в операции по «похищению» Леонида Хрущева не участвовал, более того, «лично Сталиным было принято решение считать Леонида Хрущева погибшим при выполнении боевого задания, а не пропавшим без вести. В тех условиях это имело важное значение для политической карьеры Н. С. Хрущева, исключало возможность компрометации одного из членов советского руководства данным эпизодом». В общем, о чем это я. Ах да, Никита Сергеевич вел у себя на даче, как настоящий барин. Срывал учения (военные, прежде всего), матерился с соседями. Пил много. О чем даже рассказывали члены партии и пионерских организаций. А его кампанейщина на Украине и стала причиной смерти 2-3 миллионов человек. Он вывез даже то зерно, которое ему приказом из Москвы велели оставить. Ведь Хрущев родом с Украины, если кто не знал. И куда бы не приезжал Хрущев, везде происходило одно и тоже. Развал систем и отсутствие дисциплины на фронте. Пока на него не доложили вождю. Так что вина за голод и репрессии нельзя приписать одному человеку. Тем не менее, Соколов карьерный рост шел быстро. За два с половиной года он вырос от лейтенанта до майора и даже командира дивизии. Но его сложно было назвать кадровым офицером. Трудно сказать. Он сперва начал как офицер, затем демобилизовался, стал юристом, потом опять поступил на военную службу. Окончил академию, дальше уже пошла военная карьера. По крайней мере, кадетский корпус в юности не кончал, учился в институте. Да и ему это было и не надо. Его отец и родственники были довольно крупные промышленники, и собственно, он юристом не просто так стал, а рассчитывал, что там в компании отца ему найдется местечко. В общем, оно было отведено ему заранее. Если бы не Первая Мировая. Будучи образованным человеком, он был замечен Брусиловым. Фактически, стал его учеником. Сталин очень уважал старого генерала и поддерживал теплые с ним отношения. Когда же у Брусилова погиб сын во время Гражданской войны. Он стал учить и опекать Александра. Тот заменил ему сына. Перед смертью Брусилов попросил Сталина. Берегите Александра, он мне как сын. Соколов многому научился у старика и действительно показал себя хорошим бойцом. В отличии от Каца и Лазарева. Этот человек умел говорить со всеми. Более того, однажды вышел без оружия к белым солдатам и сказал им. «Господа, я знаю что вы хотите. Но подумайте как следует. Нарком сказал, что все кто сдадутся получат звания, должности и назначения». Это было правдой. Новой власти нужны были офицеры и солдаты с опытом службы и ведения военных действий. С ЧРЕЗВЫЧАЙНЫМИ ПОЛНОМОЧИЯМИ НА ФРОНТАХ ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЫ Для пользы дела мне необходимы военные полномочия, Я уже писал об этом, но ответа не получил. Очень хорошо. В таком случае я буду сам, без формальностей свергать тех командармов и комиссаров, которые губят дело. Сталин У нас нет возможности изложить сложную и запутанную историю гражданской войны. Но это и не является нашей задачей. Нам надо идти по следам Сталина, оставленным им на фронтах войны, не углубляясь в разбор военных действий. Сталин, выполнявший прежде всего функции политического комиссара, сравнительно редко участвовал в разработке и осуществлении военных планов. Более существенную роль он играл в административном наведении порядка и в расстановке кадров. Недооценка задач, которые он решал, была бы серьезной ошибкой. Более того, это привело бы к неверному толкованию событий гражданской войны. Рассматривая их, мы можем изучить начальные шаги сталинской школы военно-политического руководства, неизбежные личные дискуссии и столкновения, за которыми, естественно, просматривались и важные принципиальные вопросы. Деятельность Сталина в годы гражданской войны представляет возможность рассказать об особенностях стиля его работы, получившего позднее всеобщее распространение. Именно в годы гражданской войны мы можем видеть первые практические проявления его антипатии к Троцкому, приобретшей затем такие стойкие формы. Опасность возникновения гражданской войны существовала еще в период до Октябрьской революции. Немало политиков России предсказывали ее неизбежное. наступление, причем для подобных выводов имелись все основания. Достаточно хотя бы сослаться на обострение многочисленных социально-классовых противоречий, на вспышки конфликтов в межнациональной сфере. Крестьянские мелкобуржуазные партии, защищавшие интересы частной собственности, как и буржуазные партии, после Октябрьской революции не признали Советскую власть. Это относилось в равной степени и к социал-демократам меньшевикам. Совершенно однозначно этот подход проявился с 5 на 6 января 1918 года, на первом и единственном заседании Учредительного собрания. Оно противопоставило свою власть власти Советов и попыталось обозначить «третий путь» между большевистской революцией и монархической контрреволюцией. Но эта историческая сила в 1918–1919 годах была перемолота. Выяснилось, что в конце концов нет другой реальной альтернативы — красные или белые, Ленин или Колчак. В союзе с Советской властью выступили только левые эсеры. Но и они восстали в июле 1918 года. После разгрома эсеровских мятежей начались террористические акции против большевистских руководителей. Достаточно сослаться хотя бы на убийства Володарского и Урицкого, покушение на Ленина. Конфискация помещичьих земель, их национализация, а затем раздел сами по себе обострили классовые конфликты в деревне. В различных местах России имели место заговоры контрреволюционных сил, монархистски настроенных офицеров, что вызывало законную тревогу у руководителей страны и сторонников Советской власти. К тому же капиталистические державы смотрели на переход власти к Советам как на короткое театральное представление и предпринимали попытки свергнуть эту власть. В конце 1917 года и весной 1918 года большевики предприняли шаги, направленные на обеспечение внутренней стабильности в стране и переход к мирному строительству. Это выразилось и в подписании Брестского мира. Договор с кайзеровской Германией и союзными ей государствами был подписан после ожесточенных внутренних дискуссий и согласия на принятие позорных территориальных уступок. Но Ленин и многие пролетарские вожди хорошо понимали, что русский крестьянин не хочет больше воевать. Однако мирный период длился недолго. После первых праздничных недель революции началась быстрая консолидация сил сторонников прежней государственной власти. Поначалу казавшееся пассивным антибольшевистское сопротивление со стороны классовых сил, потерпевших поражение в октябрьские дни, к лету 1918 года вылилось в вооруженные выступления, а затем в настоящую гражданскую войну. В тот период правительством было предпринято немало ответных мероприятий, которые позволяли судить о том, что в России пройдут политические классовые сражения бескомпромиссного характера. «Красногвардейская атака на капитал» в городе и деревне приобрела организационные формы. В конце июня 1918 года Совет Народных Комиссаров принял декрет о национализации предприятий промышленности и транспорта, определив размеры национализируемых предприятий и порядок проведения национализации в различных отраслях. (Ранее речь шла об обобществлении производства за счет рабочего контроля.) Декретом ВЦИК и СНК были учреждены комитеты бедноты. Это мероприятие, направленное в основном против богатых крестьян, кулаков, перевернуло социальные отношения в деревне. После того как была отменена частная торговля хлебом, комитеты бедноты получили полномочия на изъятие хлебных излишков. В тот период наряду с расширением вооруженной борьбы решающее значение приобрело продовольственное снабжение центральной России, столицы и промышленных центров и не в последнюю очередь войск Красной Армии. ЦК партии в мае принял решение о мобилизации руководящих партийных работников для решения задач продовольственного снабжения, поскольку страна столкнулась с чрезвычайными трудностями. Ленин писал: «…мы явно погибнем и погубим всю революцию, если не победим голода в ближайшие месяцы»[31]. 29 мая 1918 года Совет Народных Комиссаров назначил Сталина руководителем продовольственного дела на юге России, наделив его чрезвычайными полномочиями. Сталин вместе со своей женой Надеждой Аллилуевой и в сопровождении 400 красногвардейцев 6 июня прибыл в Царицын, где находился штаб Северо-Кавказского военного округа. С присущей ему энергией он сразу принялся за работу. 13 июня он известил Совет Народных Комиссаров об улучшении положения на транспорте, о сборе зерна и о других мероприятиях, предпринятых в интересах снабжения Москвы. До конца июня ему удалось отправить на север, в столицу, несколько эшелонов с хлебом. Вместе с тем он не ограничивался решением чисто продовольственных вопросов. Уже 7 июля в письме, посланном на имя Ленина, он поставил вопрос так: «Дайте кому-либо (или мне) специальные полномочия (военного характера) в районе южной России для принятия срочных мер пока не поздно. Ввиду плохих связей окраин с центром необходимо иметь человека с большими полномочиями на месте для своевременного принятия срочных мер». 10 июля он отправил новое письмо Ленину, в котором вновь вернулся к вопросу о полномочиях: «Вопрос продовольственный естественно переплетается с вопросом военным. Для пользы дела мне необходимы военные полномочия. Я уже писал об этом, но ответа не получил. Очень хорошо. В таком случае я буду сам, без формальностей свергать тех командармов и комиссаров, которые губят дело. Так мне подсказывают интересы дела, и, конечно, отсутствие бумажки от Троцкого меня не остановит». Конечно, интересы дела действительно могли заставить отбросить все формальные соображения, но тон письма ярко характеризует Сталина. Что же касается его враждебности по отношению к Троцкому, председателю Реввоенсовета Республики, наркому по военным и морским делам, то это чувство подогревалось личным тщеславием. Дела пошли так, как их описывал Сталин. Он хотел подчинить своей власти местный партийный аппарат и военных руководителей, хотя чрезвычайные полномочия, о которых он писал, были им получены только в косвенной форме. 19 июля был образован Военный совет Северо-Кавказского военного округа. Сталин был назначен его председателем. Он ввязался в острейший конфликт с так называемыми военспецами, то есть профессиональными царскими офицерами, служившими в Красной Армии. Особое недоверие он испытывал к бывшему царскому генералу А. Е. Снесареву, являвшемуся военным руководителем Северо-Кавказского военного округа и командовавшему войсками, защищавшими Царицын. Подготовленные им планы обороны города Сталин объявил вредительскими, обвинив бывшего генерала в оборончестве и заявив, что, по его мнению, военрук Снесарев умело саботирует дело и не хочет вести войну с контрреволюцией. В конце июля Сталин решился на окончательный шаг и повел дело к разрыву. Он арестовал почти весь штаб военного округа. Арестованные содержались в плавучей тюрьме-барже на Волге. Баржа позже при загадочных обстоятельствах утонула. Специальный уполномоченный Реввоенсовета Республики А. И. Окулов был прислан расследовать историю самоуправства в Царицыне. Оставшиеся в живых командиры во главе со Снесаревым были освобождены из-под ареста. В сентябре части Северо-Кавказского военного округа были объединены с войсками Южного фронта. Но председателем Реввоенсовета Южного фронта, несмотря на все случившееся, был назначен Сталин. Членами РВС были К. Е. Ворошилов и С. К. Минин. Они втроем возглавляли одновременно группу армий на Царицынском фронте. Неразграниченность функций и неясность положения позволяли Сталину и дальше вмешиваться в военные решения. Командующим фронтом был бывший царский генерал П. П. Сытин. По отношению к нему Сталин демонстрировал такую же враждебность, как и по отношению к его предшественнику. Острые конфликты внутри командования вызвали осенью критическую обстановку. Сталин и Ворошилов предприняли попытку отстранить командующего фронтом, что на практике привело к конфликту с Реввоенсоветом Республики и его председателем Троцким. Резкие разногласия двух крупных партийных руководителей поставили в очень трудное положение лично Ленина, к которому они оба обращались как к третейскому судье. В конце концов Ленин решил поддержать Троцкого. В середине октября Реввоенсовет Республики отозвал Сталина с Южного фронта, сохранив командование за Сытиным. В поезде, который направлялся в Москву, Свердлов попытался свести Сталина и Троцкого для примирения. Разговор шел о роли красных командиров, не являвшихся профессиональными военными. «Вы что, действительно хотите их отстранить? — спросил Сталин. — Ведь они порядочные ребята». «Эти порядочные ребята доведут до развала революцию», — ответил Троцкий. Судя по всему, взгляды сторон не сблизились. Для Сталина определенным удовлетворением могло служить то, что после прибытия в Москву он был назначен членом Реввоенсовета Республики. Царицынский конфликт лишь формально был закрыт этим назначением. Вокруг вопроса об использовании военспецов разгорелась острая дискуссия в марте 1919 года на VIII съезде РКП (б). Тогда открыто выступила так называемая «военная оппозиция», которую поддерживал Ворошилов, а косвенно и Сталин. Необходимо знать, что в конце 1918 года 76 процентов командного состава Красной Армии составляли бывшие царские офицеры. Во все более угрожающей военной обстановке их деятельность была незаменимой. Лидеры «военной оппозиции», частично сторонники бывших «левых коммунистов», представителей абстрактного социализма, а также некоторые большевики, занимавшие командные посты в армии, полагали, что необходимо придерживаться принципов создания армии мировой революции, то есть выборности командиров, организации народной милиции. По их мнению, в действительно народной армии не могло быть места для буржуазных военных специалистов. Возражая им, Ленин приводил следующие аргументы (эта его речь долгое время не публиковалась): «Мы говорим в программе, что военных специалистов надо привлекать, а вы говорите, что надо их использовать. Использовать можно и при коллективном командовании. Нет, не так. Они будут управлять, а мы рядом с ними будем ставить наших людей. И мы знаем по опыту, что это приводит к успешным результатам. Тов. Ворошилов договорился до таких чудовищных вещей, что разрушил армию Окулов. Это чудовищно. Окулов проводил линию ЦК, Окулов нам докладывал о том, что там сохранилась партизанщина. Окулов это доказал объективными фактами. Можно 60 000 уложить, но с точки зрения нашей общей линии можем ли мы давать по 60 000 (Ворошилов: «А сколько мы убили?»). Я вполне знаю, что вы много убили, но, тов. Ворошилов, в том-то и беда, что все ваше внимание устремлено в этот Царицын. В смысле героизма это громаднейший факт, но в смысле партийной линии, в смысле сознания задач, которые нами поставлены, ясно, что по 60 000 мы отдавать не можем и что, может быть, нам не пришлось бы отдавать эти 60 000, если бы там были специалисты, если бы была регулярная армия, с которой приходится считаться. Это исторический переход от партизанщины к регулярной армии, в ЦК десятки раз обсуждался, а здесь говорят, что нужно все это бросить и вернуться назад. Никогда и ни в каком случае. Мы пережили период партизанщины. Может быть, в некоторых местах, хотя бы и в Сибири, будет еще эпоха партизанщины, но у нас эта эпоха уже изжита, и если тут говорят о возвращении к партизанщине, то мы говорим самым решительным образом: никогда и никогда!»[34] Помимо определенных технических по своему характеру вопросов, которые касались внутреннего аппарата армии, методов командования, альтернативы — партизанщина или военные специалисты, в дискуссии на VIII съезде была затронута гораздо более важная проблема. В начале 1919 года выяснилось, что положение армейских партийных организаций изменилось в соответствии с теми условиями, в которых им приходилось действовать. Армия функционировала как единый организм. Дискуссия о принципах командования армией поставила на обсуждение вопрос о центральном административно-командном принципе. Этот вопрос нельзя рассматривать в отрыве от организационных принципов, сложившихся в большевистской партии в годы подполья. Большевикам никогда не были чужды идеи иерархической подчиненности сверху донизу. Под влиянием обстановки, сложившейся в годы гражданской войны, этот принцип стал первоочередным и всеобщим. Его значение вышло за рамки армии. Он проник в партию, Советы. Принцип иерархической подчиненности охватил все общественные организации. Таким образом, дискуссия, проходившая на VIII съезде, в определенном смысле высвечивала возможные контуры развития общества в ближайшем будущем. В декабре 1918 года обострилась обстановка на Восточном фронте. Белогвардейские части под командованием адмирала Колчака добились значительных военных успехов на Урале. Один из крупнейших городов — Пермь пришлось сдать. Обстановка в 3-й армии стала катастрофической. Командиры были не в состоянии справиться с обстановкой на фронте. Ленин считал, что туда нужно направить Сталина и запросил мнение Троцкого. Троцкий телеграммой выразил свое согласие, отметив, что Сталин должен быть послан с полномочиями от партии и Реввоенсовета Республики для восстановления порядка, чистки командного состава и наказания виновных. Сталин и Дзержинский 5 января 1919 года прибыли в Вятку, а затем через два дня в штаб 3-й армии. 27 января, выполнив свое поручение, они выехали в Москву. С места ими было послано два коротких отчета о высшей степени деморализации в армии и в тылу. Была выражена просьба о срочной присылке подкреплений. Уже в тот период Сталин и Дзержинский полагали, что ответственность ложится не только на местных командиров (в данном случае командующим армии был не военспец, а старый большевик М. М. Лашевич), но и на весь Реввоенсовет Республики, который своими директивами и приказами ослабил командование армии и фронта. Если в структуре командования не произойдут соответствующие перемены, подчеркивали они, тогда нельзя будет рассчитывать на успех на фронте. 31 января, уже в Москве, члены комиссии в своем отчете вновь указали на ошибки, допущенные высшим военным командованием. Они перечислили недостатки в общих принципах организации и формирования Красной Армии. В то же время было предъявлено обвинение командованию в том, что по его линии отдавались непродуманные приказы. «…Нетрудно понять, — подчеркивалось в отчете, — до чего несерьезно было отношение Реввоенсовета Республики и Главкома к своим же собственным директивам»[35]. Предложения Сталина и Дзержинского были использованы при реорганизации Реввоенсовета Республики. Косвенно предложения были направлены против Троцкого как председателя этого высшего военного органа. Помимо профессиональных военных вопросов предложения Сталина и Дзержинского содержали меры, направленные на крупные изменения в государственном и партийном аппаратах, в их контрольном механизме. Весной 1919 года Сталин занял важные руководящие посты. Он стал членом первого состава Политбюро и Оргбюро ЦК РКП (б), а также был назначен наркомом Госконтроля (позднее наркомом Рабоче-крестьянской инспекции). В этот период он начал закладывать основы своей организационной власти, позднее набравшей большую силу. После трех месяцев работы в Москве Сталин снова был направлен на один из самых опасных участков фронта. Получив полномочия от Центрального Комитета и Совета рабоче-крестьянской обороны, в середине мая он прибыл в Петроград. Его задачей было организовать оборону бывшей столицы, отбить наступление войск генерала Юденича. Военное положение Республики в то время было наиболее критическим. Наступавший с юга Деникин намеревался соединиться с войсками Колчака, шедшими с востока, и затем вместе пойти на Москву. Войска Юденича в середине мая прорвали фронт 7-й армии и стремительно продвигались вперед. Г. Е. Зиновьеву, отвечавшему за оборону Петрограда, недоставало энергии. Выполнение задачи обороны города требовало решительности, силы и хладнокровия. Сталин обладал всеми этими качествами. В Петрограде он тоже не проявлял особого уважения к военной субординации в строгом смысле этого слова. В телеграмме, отправленной Ленину 16 июня, он писал следующее: «Быстрое взятие Горки объясняется самым грубым вмешательством со стороны моей и вообще штатских в оперативные дела, доходившим до отмены приказов по морю и суше и навязывания своих собственных. Считаю своим долгом заявить, что я и впредь буду действовать таким образом, несмотря на все мое благоговение перед наукой»[37]. Открытость этого заявления заслуживает внимания. Грубость постепенно проявлялась не только в отмене оперативных военных приказов. Полученные Сталиным формальные полномочия не имели для него особого значения. Характерно, что Троцкий, оценивая роль Сталина, сравнивал ее с положением, которое занимали в царской армии великие князья. Весеннее наступление белогвардейского генерала Юденича без подкреплений и надежного тыла провалилось. Военная обстановка на короткое время стабилизировалась. В период второго, осеннего наступления Юденича, когда Ленин сам высказывал мысль о возможности оставления Петрограда, Сталина уже не было в городе. Хотя он сыграл определенную роль в отражении весеннего наступления Юденича, все-таки позднейшая легенда о том, что именно Сталин отстоял Петроград, не имела под собой достаточных оснований. 26 сентября 1919 года Пленум ЦК РКП (б) принял решение направить Сталина на Южный фронт, где шли бои против Деникина. На следующий день Реввоенсовет Республики утвердил его назначение членом Реввоенсовета Южного фронта. В конце июня войска Деникина заняли уже всю Донскую область. Нависла угроза над Москвой. С. С. Каменев, главнокомандующий Вооруженными Силами Республики, планировал контрнаступление с флангов. Эту стратегическую линию поддерживал Центральный Комитет вопреки предложению о фронтальной обороне. Однако контрнаступление провалилось. Сталин, быстро ознакомившись с обстановкой, в который раз обратился непосредственно к Ленину со своими стратегическими соображениями. Он писал, что «необходимо теперь же, не теряя времени, изменить уже отмененный практикой старый план, заменив его планом основного удара из района Воронежа через Харьков — Донецкий бассейн на Ростов». Приведя свои доводы, он заканчивал письмо следующими строками: «Без этого моя работа на Южном фронте становится бессмысленной, преступной, ненужной, что дает мне право или, вернее, обязывает меня уйти куда угодно, хоть к черту, только не оставаться на Южном фронте»[38]. Сталин и в этот раз поссорился с командующим фронтом А. И. Егоровым, хотя позднее представлял дело так, что его цель якобы состояла в том, чтобы указать на нечеткость разделения функций командиров различных уровней. Военные операции принесли успех. Уже 20 октября войска Красной Армии заняли Орел, 24 октября — Воронеж, а к марту 1920 года войска Деникина были разбиты. Массированное использование конницы в Красной Армии сыграло немалую роль в достижении победы. Сталин, в отличие от высшего военного командования, с самого начала оказывал поддержку формированию крупных кавалерийских частей; В то время когда одной из важнейших ударных сил белогвардейцев была казачья конница, участие в боях 1-го конного корпуса С. М. Буденного, а позднее Первой Конной армии принесло стратегические результаты и вписало легендарные страницы в историю гражданской войны. Сталин еще находился на Южном фронте, когда в январе 1920 года Совет Народных Комиссаров назначил его председателем Украинского совета трудовой армии. С этого времени он занимался новыми задачами. В марте он произнес несколько речей на IV Всеукраинской конференции КП (б)У. Апрель он провел в Москве, участвовал в работе IX съезда РКП (б). В мае Сталин занимался вопросами снабжения армий Западного фронта, возглавляя комиссии по материальному снабжению. Последняя миссия Сталина в годы гражданской войны была связана с советско-польской войной. Он находился на Юго-Западном фронте. Здесь у него опять вышел — уже по традиции — конфликт с военными командирами. Дела шли нормально до тех пор, пока речь шла об организации обороны против наступления польских войск. Его удалось остановить, и Красная Армия перешла в контрнаступление. В высшем руководстве партии разделились мнения относительно того, является ли правомерным наступление на Польшу. В военном отношении обсуждался вопрос, следует ли переходить реку Буг и вести по широкому фронту наступление против Варшавы. Троцкий не поддерживал идею наступления. Вначале с ним был согласен и Сталин. Но он быстро изменил свою точку зрения и присоединился к другому мнению. Сторонником наступательных операций был и командующий Западным фронтом М. Н. Тухачевский, который и разработал общий стратегический план. Начавшееся большими силами наступление в мае сначала принесло крупные успехи. Войска беспрепятственно продвигались вперед, главнокомандующий С. С. Каменев уже наметил день занятия Варшавы. Однако далеко продвинувшиеся клинья наступающих войск оторвались от линий снабжения, связь между Западным и Юго-Западным фронтами нарушилась. Сталин пытался перенести направление главного удара в район Львова, где он находился в то время. Именно по этой причине он не передал в распоряжение Тухачевского части, которые тот запрашивал, хотя об этом уже было принято решение высшего политического руководства. Ослабленные войска Тухачевского понесли поражение в боях с войсками Пилсудского, и фронт вынужден был отступить. Поскольку Сталин допустил промедление в исполнении указания Политбюро, его отозвали в Москву. Но этот случай не повлек за собой каких-либо последствий, хотя Сталин серьезно нарушил военную дисциплину. Оценивая варшавский эпизод, Троцкий позднее писал, что промедление Сталина, вероятно, объяснялось его желанием добиться победы, крупных военных успехов, как будто войну он вел в единственном числе. Несомненно, однако, что за промедлением Сталина скрывалось и нечто другое, например сомнения, которые он проявлял в связи с возможными шансами победы революции в Польше. Он вообще пессимистически оценивал перспективы пролетарской революции в Западной Европе. И тогда и позже он не считал особенно важным влияние Европы на развитие русской революции. Свой взор он обращал скорее на Восток. В декабре 1918 года в статье «С Востока свет» Сталин писал следующее: «…шайка империалистов уже потеряла всякий моральный вес в глазах угнетенных народов… она навсегда лишилась былого ореола знаменосца «цивилизации» и «гуманности»… Запад с его империалистическими людоедами превратился в очаг тьмы и рабства. Задача состоит в том, чтобы разбить этот очаг на радость и утешение трудящихся всех стран». Время, проведенное на фронтах гражданской войны, вооружило Сталина опытом, который он использовал позднее. За два года он побывал на всех важнейших фронтах, посетил почти все районы страны. Хотя Троцкий на своем знаменитом бронепоезде объезжал все армии, он в первую очередь общался все-таки с военными руководителями. В критические моменты другие члены Политбюро также выезжали на фронт, однако никто из них лично не знал такого количества местных партийных и советских руководителей, как Сталин. Нет никакого сомнения, что большинство этих руководителей, людей, выросших не в условиях подполья и эмиграции, находили для себя симпатичным характер Сталина, его стиль руководства, привычки, подход к организационной и политической работе. Им нравилась его непосредственность. Он был такой же, как и они. Новая поросль руководителей не напоминала членов старой гвардии, воспитанных в условиях нелегальных революционных традиций. Они были людьми нового строя, зарождавшегося в условиях жестокой гражданской войны. Многим из них не был присущ утонченный интеллектуализм старой гвардии. Однако к концу гражданской войны эти люди составляли большинство членов партии, а старая гвардия большевиков в количественном отношении являлась только незначительным слоем. Сталин, к тому времени возглавлявший два народных комиссариата и входивший в состав двух руководящих партийных органов, как будущий руководитель партийного аппарата увидел на местах много потенциальных сотрудников, исполнителей и союзников. За эти два года он мог оценить возможные собственные кадровые резервы. Годы гражданской войны в значительной степени повлияли на его личность. В обществе, которое приобрело милитаризированный характер и жило по законам «военного коммунизма», повсеместное распространение получили военный образ мышления и командный стиль, волюнтаризм. Общей практикой стало решение вопросов административным путем, отчетливо проявлялось стремление к централизации власти. Все это соответствовало стилю) работы Сталина, предоставляло возможности для развития врожденных черт его личности. Особенности характера, взгляды на политическую практику способствовали превращению Сталина в руководителя, который выражал «дух эпохи», одну из ее важнейших характерных черт. Времена были тяжелые. Это не значило, что люди не спали по ночам и думали что их заберут. Однако, характер репрессий настолько непредсказуем, что многие молчали в тряпочку. Лишь бы «не забрали», думали они. И все же, к 1941 году жизнь начала улучшаться. Если бы не война.