Alone

Его всегда окружало огромное количество людей, вне зависимости от того, сколько ему было лет. Восемь, тринадцать либо восемнадцать ― он никогда не чувствовал себя одиноким. Он никогда не страдал от недостатка внимания, ему нравилось то, что он делал, нравилось идти к своей мечте, нравилось узнавать что-то новое. Он полюбил сцену с того самого момента, как они дебютировали. Он любил вспоминать все те нелёгкие и порой удручающие моменты, когда что-то не получалось, и он смеялся настолько искренне, когда в голове всплывали отрывки воспоминаний и то, как он иногда был готов бросить всё. Потому что не всё получалось с первого раза, а он, будучи человеком нетерпеливым и порой даже слишком несдержанным, не мог допустить опозориться перед всеми на дебюте, поэтому единственным выходом иногда видел только один вариант ― бросить всё и вернуться к своему привычному образу жизни. Без всех этих изматывающих тренировок и боязни упасть в грязь лицом. И, признаться честно, иногда соблазн был слишком велик. Он бы уже давно ушёл, бросил всё из-за невыносимой усталости и нежелания делать что-либо вообще даже несмотря на свои мечты. Но вот было одно но, которое не давало ему разрушить всё, что он так долго строил и к чему так долго шёл. Человек, который поддерживал его с самой первой встречи и улыбка которого заставляла остальных трейни улыбаться настолько сильно, насколько это возможно. Всего лишь один человек. Месяцы до дебюта сократились до нескольких дней, и он готов был лезть на стену только от понимания того, что его могло ожидать, если бы они не справились со своей основной задачей ― хорошо заявить о себе. Его сдерживал только один человек, который, несмотря даже на свою повышенную в последние дни нервозность и неуверенность, всё ещё поддерживал и не давал сойти с ума из-за ожидания чего-то невероятного и пугающего. Слишком пугающего. И они дебютировали. Страх слишком резко сменился желанием выступать всё больше и больше, танцевать всё больше и больше, писать всё больше и больше, а самым крышесносящим было то, что всё больше и больше людей начинали любить их музыку, и мог ли он сказать, что было ещё что-то лучше, что-то намного невероятнее, чем это? Что-то, что могло заставить себя чувствовать ещё счастливее? Да. Чёрт возьми, да. Мог ли он вообще представить, что лучший друг, поддерживающий его столько времени, дающий в прямом смысле пинка под зад и не позволяющий упасть в пропасть отчаяния и огромной усталости станет кем-то намного большим? Нет. О боже, он даже не подозревал, что мог чувствовать что-то подобное. Всего лишь один человек. Он никогда не подозревал, что можно чувствовать себя настолько хорошо, просто лежа в обнимку на кровати и болтая о разных мелочах, которые почти всегда сводились к ситуации внутри группы и обсуждению поведения мемберов. Того, как Сынчоль, будучи лидером, не упускал возможности подурачиться вместе с остальными. Того, как Сокмин и Сунён веселили ребят вне зависимости от ситуации, потому что они действительно были теми ещё комиками. А «мамочка всея группы» Джонхан и «главная злюка, не любящая прикосновения» Джихун вообще являлись главной темой обсуждения, причём и у всех остальных тоже. Он никогда не подозревал, что один человек мог приносить столько радости и счастья просто существуя, просто занимаясь своими привычными делами и обязанностями. Это было так непривычно для него, что иногда он мог пару раз ущипнуть себя за руку только для того, чтобы убедиться, что это не был сон. Но со временем непривычная обстановка сменилась обыденностью, а потребность ощущать вкус губ лучшего друга (который уже давно не был просто другом) на своих с каждым днём становилась всё сильнее. Они прятались каждую ночь, потому что не могли прикасаться на глазах у всех к друг другу так, как привыкли это делать. Но им было плевать, а все сомнения улетучивались в те моменты, когда их губы слишком внезапно и резко соприкасались, потому что именно это им нужно было в течение всего грёбаного дня. И они забывали обо всём. Забывали о том, что, возможно, не закрыли дверь, когда прятались в ванной. Забывали о том, что могло произойти, если бы их кто-то увидел, хотя все остальные уже давно знали о том, что происходило. Он никогда не подозревал, что один человек мог принести столько счастья и тепла всего лишь своей улыбкой после такого долгожданного и сладкого поцелуя. Но он никогда, никогда в жизни не подозревал, что всего лишь один человек мог принести столько боли. Той самой боли, которая пробиралась тонкими нитями под кожу, въедалась в кровь и разносила свой яд в каждый уголок, в каждую клеточку тела. Невыносимая боль, которая не давала нормально думать, из-за которой хотелось кричать до потери голоса и вколачивать кулаки в землю до крови, потому что это казалось правильным. Единственным правильным решением, способным унять эту душераздирающую боль. Всего лишь один человек. Он не думал, не подозревал, не имел и малейшего понятия о том, что машина, которая должна была привести оставшихся ребят в тот день на концерт, попадёт в аварию. И он не думал, что Сынкван, его Сынкван, который всегда был рядом с ним, который всегда своим «Не будь букой, Вернон» заставлял закатывать глаза, а после улыбаться, как будто так делал каждый нормальный человек, станет причиной его боли. Сынкван больше не вернулся домой. Больше не ввалился в общую комнату верхом на Мингю с невнятными криками и лучезарным смехом. Больше не пытался блеснуть своими «навыками» чтения рэпа, не пытался заговорить на английском, из-за чего всегда поднимался дикий гул. Он больше не смотрел на Хансоля так, будто бы он был смыслом его жизни. Не зарывался лицом в его волосы, не вдыхал его запах, не подшучивал над ним, когда у него было слишком игривое настроение. Человека, который являлся спасением для всех остальных, который являлся спасением для него, Хансоля, не смогли спасти. Потому что удар пришёлся с той стороны, где сидел он. Потому что скорая не смогла доехать так быстро, как нужно было. Потому что врачи, которые должны спасать жизни, не оправдали ожиданий. Всего лишь один человек. Хансоль был зол. Зол на водителя, на скорую помощь, на врачей, которые, чёрт возьми, не справились со своей основной задачей, он был зол на себя, не понимая, что в этом не было его вины, потому что он не смог бы ничего сделать. Но сильнее всего он был зол на него. Всего лишь один человек. Он был зол на Сынквана, потому что тот не имел права бросать его. Он должен был бороться, должен был вернуться к нему, должен был как всегда одарить Хансоля своей тёплой улыбкой, должен был обнять его и сказать, как сильно он скучал. Должен был снова запрыгнуть на Мингю, заставляя катать его на протяжении десяти минут и бегая по всем комнатам, разнося чуть ли не всё на своём пути. Он должен был услышать шутки Сокмина и Сунёна ещё раз, должен был смеяться со всеми ребятами и вытирать кончиками пальцев выступившие в уголках глаз слёзы. Он должен был почувствовать радость и счастье из-за того, что они взяли очередную награду, должен был снова развеселить всех своими попытками поговорить на английском, потому что это то, что он привык делать всегда. И он должен был получить улыбку в ответ. Понять, насколько сильно скучали по нему и насколько сильно в нём нуждаются. Должен был наконец-то понять, как сильно его любят и как сильно им дорожат. Всё, в чём Хансоль всегда нуждался, начиная с первого знакомства, погибло. Оставило его слишком внезапно, и это убивало. Убивало так же медленно, как боль пробиралась под кожу, а после заполняла всё вокруг. Он чувствовал это на молекулярном уровне, а буквально за несколько дней понял, что чувства ― ужасная вещь. Он никогда не подозревал, что чувствовать окажется настолько больно и невыносимо, не подозревал, что из-за этого может сносить крышу так сильно, не подозревал, что всё может обернуться вот так. Что солнце, его солнце, может угаснуть так внезапно и просто. Его солнце... Хансоль никогда, никогда в жизни не подозревал, что всего лишь один человек мог принести столько боли, оставляя после себя лишь разбитое сердце и серую надгробную плиту.