Стихи и розы

Никто из гильдийцев никогда не задумывался, как легко можно снять их форму. Одним только прикосновение тонких пальчиков, одним безмолвным приказом. Никто из гильдийцев никогда не задумывался, что у Маэстро соски похожи на так любимые ею розы: алые и соблазнительные. Никто из гильдийцев никогда не задумывался, как звенят в тишине сбрасываемые кольца. Никто, кроме него. У остальных были свои дела и обязанности, у него была одна обязанность – Дельфина. Маэстро, повелительница, маленькая стерва, интриганка, мерзкая подлая тварь. Любить ее? Никогда. Маэстро не нужна была чужая любовь, она любила себя сама достаточно, чтобы не нуждаться в чужих подношениях. Но она была женщиной, молодой и красивой, властной и привыкшей получать все, что только пожелает. Она желала его. Его имя было Цикада. Он был ее слугой, ее вещью – не больше. Он боялся и желал ее лишь по приказу. Она была его смыслом жизни, потому что так было надо. …Сильные пальцы с нажимом скользят вдоль позвоночника вверх, от копчика до шеи, замирают там. Так просто сломать эту тоненькую шейку, вырвать предсмертный хрип, но вместо хрипа – стон, потому что сухие губы касаются алой бусинки соска в притворной ласке. Все здесь – фальшь: и эти ласки, и эти стоны, и даже кружевной полог над кроватью Маэстро, красный, с вышитыми розами. Если бы Цикада имел право, он бы блевал каждый раз при взгляде на этот полог, но он не имел такого права. Ему должно нравится, и ему приходится находить в этой пошлости какое-то очарование. Такое же странно болезненное очарование, как в раскинувшемся белом теле Дельфины. Вот это существо, стонущее, жаждущее, истекающее соками и повторяющее в припадке наслаждение разные имена, вот эта мерзкая потаскуха – его Маэстро? Цикада ни секунды не сомневался в этом, он знал это с самого первого дня службы, как знал и то, что выполнит любой ее приказ. Он вошел в нее одним плавным толчком, не смея вжать ее в мягкий матрас, не смея шевельнуться без ее приказа, ее желания. Она пожелала. Даже сейчас, лежа под ним, обнаженная, стонущая от удовольствия, получаемого от его, Цикады, члена, она смотрела на него свысока, с насмешкой, как на вещь. Она хотела его эмоций – он показывал их, она хотела его тела – она получала его, она не хотела его мыслей – и он не думал. Она теребила его сережку, пока он делал вид, что спит, после якобы выматывающего секса. Дельфина хотела, чтобы так было, он подчинялся. Она не приказывала ему уходить, давно уже не приказывала, просто он знал, когда нужно это сделать. Он уходил, на ходу застегивая свой костюм и поправляя перекрутившуюся серьгу в правом ухе. У него было несколько часов свободного времени. Ему нравилось читать стихи в такие моменты, ему казалось, что они похожи на Маэстро – четкие, красивые, правильные, но прекрасные лишь своей ложью. Если бы Цикада умел ненавидеть, он ненавидел бы две вещи: стихи и розы.