Джеймс, вашу мать, Хоулетт

— Святые ёжики, — кричит Уэйд, прижимая ладони к лицу и прыгая на одной ноге по кругу, пока Логан смотрит на него из-под нахмуренных бровей. Выглядит тот так, словно восстал из мертвых, хотя о чем это Уэйд, так ведь и есть. Он весь покрыт запекшейся старой кровью, грязью, землей, и лишь глаза — дикие и злые, сверкают жизнью и силой. — Да ты гребаная птичка феникс, — во всю глотку пищит Уэйд, глядя на него во все глаза. В подтверждение своих слов, он взмахивает руками словно крыльями, перестав нелепо прыгать по кругу. — Я тут пришёл почтить память старого развалюхи Логана, набраться хорошенько, а он вскакивает из могилы, словно накаченный стероидами Чак Норрис. Ты хоть говорить-то можешь? А то знаешь, я встречался с твоим пиздецки жутким клоном, который жаждал нарядить свои когти моими кишками, словно гирляндой. Занятный скажу тебе тип, вот только чувство юмора его создатели просрали где-то по дороге. Он ведь не то что ты — гуру подколов и смеха. Логан не издает ни звука, слушая его тираду. Просто смотрит хмуро, и двигается — медленно и плавно — словно истинный зверь на охоте. Лицо его больше не покрыто глубокими морщинами, старые шрамы сошли на нет, и скалится он совсем как когда-то. Уэйд даже отступает назад, завороженный его мощью и силой. Завороженный прежним Логаном — истинным и настоящим, ни одна жалкая копия не сравнится. Росомаха то ли рычит, то ли кричит, и голос эхом раздается по этому забытому всеми месту, пугая редких лесных зверей. Вены на его руках набухают, словно канаты, мышцы перекатываются под загорелой кожей, и Уэйд не может сдержать тихий свист. Единственный и непревзойденный Джеймс, вашу мать, Хоулетт. — Где моя дочь? — первое, что спрашивает он. Хотя нет, не спрашивает — рычит сквозь стиснутые зубы. В какой-то момент Уэйду даже хочется позвать легендарное Х-24, чтобы показать настоящую реальную злость и ярость Росомахи. Куда уж там выращенным в пробирках клонам. — Ой, подожди, — театрально вскрикивает Уэйд, чувствуя ни с чем несравнимый азарт. Ему хочется обнять Логана и одновременно ввязаться с ним в драку, разбить ему нос и сжать крепкое плечо. — Мелкая злобная зверюшка с когтями, ненавидящая всех и сразу, твоя дочь? Милая девчушка едва не вынула мне глаз при знакомстве. Всего на секунду на лице Логана появляется какое-то странное выражение похожее на отцовскую гордость. Уэйду даже хочется пойти проверить зрение, так, на всякий случай. — А ты ведь нехило так подставил её, Росомаха, — беспечно замечает он, рассматривая голубое небо над головой. — Фактически объявил всему миру, что у тебя есть дочь и съебался в могилу, мирно разлагаться под землёй. Нет, я не осуждаю, местечко тут отличное — природа, лес, озеро, тишина и покой, — Уэйд показывает средний палец, крикливой вороне на дальнем дереве, не прекращая трепаться: — Вот только представляешь, сколько твоих недругов резко захотели отыграться на мини-росомахе? Бедная девочка, за что ей такой отец-мудак? Логан не выглядит впечатленным его бравадой. Возможно, потому что знает: его дочь может постоять за себя или потому что слишком хорошо знает самого Уэйда. Знает, что тот бы не стоял здесь — потешаясь и наслаждаясь — если б с ней действительно что-то стряслось. Он наступает — плавно и опасно, повторяя вновь: — Где моя дочь? Уэйд не может сдержать кривоватой улыбки, чувствуя, как восторг затапливает изнутри. Правильные Мстители, скучные Люди Икс, все они чертовски достали своими нравоучениями и правилами. Уэйду хочется свободы, драйва и дикости. Хочется раскрошить головы мудакам, способным объявить охоту на ребенка, хочется сломать пару конечностей, не слушая при этом нудный бубнёж о втором шансе и искуплении. — Я просто обязан это затвитить, — восторженно кричит он, предчувствуя приближающийся пиздец и горы трупов с выпущенными кишками. Предчувствуя веселье. — Прячьтесь мудаки, Росомаха восстал из пепла.