Take my pain away

Тоненькие очертания порезов появлялись на запястьях Эдварда ещё с подросткового возраста. Сначала это происходило очень редко. Эд с удивлением разглядывал эти аккуратные линии, пересекающие его запястья. С годами порезов становилось все больше, и с каждым разом они наносились все изощреннее и в местах, где их вряд ли можно увидеть. Родителям или сверстникам Эдварда не было дела, откуда на его теле подобные повреждения, а если кто-то и замечал что-то, всегда можно было соврать про падение с лестницы, колючие кусты или соседскую собаку, поэтому Эд не беспокоился об их наличии у себя на коже. Чуть позже Эдвард узнал от сверстников, что порезы, шрамы и любые травмы могут возникать у соулмейтов, но только в том случае, если твой соулмейт сам причинил себе вред. В это с трудом верилось, потому что было сложно вообразить, что его соулмейт специально травмировал себя, чтобы забыть о других травмах, более глубоких, нежели обычные порезы. Со временем Эдвард начал обнаруживать у себя синяки в самых неожиданных местах. Бедра, плечи, даже живот. Почему синяки? Они не беспокоили Нигму, потому что не болели, если к ним прикоснуться, но выделялись на коже, своеобразно напоминая про соулмейта. Это становилось все интереснее, поэтому Эдвард все чаще вглядывался в своё окружение, пытаясь обнаружить того человека, что так не любит себя, но его окружение казалось вполне себе обычным: большинство людей — самовлюбленные ублюдки без суицидальных наклонностей. Возможно, у Эдварда просто очень тонкая кожа, и от любых соприкосновений у него на ней появляются травмы? Заверив себя в этом предположении, Нигма продолжил жить дальше. Однако теперь, когда он устроился судмедэкспертом в GCPD, все чаще Эдварда тревожили небольшие ожоги на руках, так похожие на те, что оставляют сигареты, хотя Нигма уверен в том, что не курит, а химические реактивы, с которыми он работает, не могут оставить такое, хотя бы потому что он занимался им в перчатках. Спустя время, порезы вновь стали появляться на руках, и теперь Нигма все также был уверен, что нигде не мог порезаться случайно, ведь эти шрамы были не похожи на обычные порезы: ровные аккуратные линии на коже, идущие в каком-то закономерном порядке, ведомом лишь человеку, который их оставлял. Постепенно это все заживало и сходило с кожи, оставляя лишь крошечные, едва заметные следы. Это все нисколько не беспокоило Эда, сколько заставляло волноваться: его соулмейт действительно существует, ему сейчас непросто (и всегда было непросто), но он даже не знает его имени, чтобы заставить перестать себя ранить. У Кристин Крингл, его первой девушки, белоснежная кожа без единой царапины, гематомы или ожога. Ничего из того набора, что 'украшал' тело Эдварда. Значит, все-таки не она. Время идёт, и в жизни Эда появляется Освальд, который становится для него настоящей загадкой. Многогранной, чувствительной к мнению окружающих, не всегда способной правильно выражать испытываемые эмоции. Освальд часто смущается в присутствии Эда, но только в его присутствии. Эдвард никогда не видел, чтобы Кобблпот терялся или казался беззащитным при общении с подчиненными. Впервые Эд замечает порезы на запястьях Освальда, когда тот приносит ему чай вечером, в конце тяжелого дня, когда они оба решили, что Эдварду сегодня лучше остаться у Освальда в поместье. Точно такие же, как у него. И хотя большая часть руки Кобблпота скрыта клетчатой тканью рубашки, которая ему велика, рукав чуть соскальзывает, обнажая запястье. Эдвард хмурится, но решает промолчать — мало ли где его друг мог поцарапаться. Ему не стоит лезть в личную жизнь Кобблпота, хотя что-то подсказывает, что наоборот стоит. Когда Эдвард спас Освальда и приютил у себя, ему некогда было разглядывать его тело и сверять все его синяки со своими, хотя бы потому, что тело Кобблпота все было покрыто ими после недавних событий. Кроме того, Нигме нужно было как можно скорей перевязать своего друга и дать ему необходимый покой, поэтому Освальд был удостоен лишь беглого осмотра на предмет тяжёлых повреждений. Но следующий звоночек поступает на встрече с деловыми партнёрами. Освальд злится, готовый вот-вот сорваться и перестрелять здесь всех, и Эд осторожно под столом накрывает его ладонь своей, гладит, успокаивая. И Освальд расслабляется. А после Эд случайно задевает своими длинными пальцами ожог. Ожог, который он случайно оставил себе в лаборатории, когда пролил на руку едкое вещество. Эдвард недоуменно гладит шершавую поверхность, на что Кобблпот, до этого сидевший расслабленно и умиротворенно, дёргано вырывает ладонь и весь оставшийся день старается не давать Нигме повод вновь коснуться его руки. Но уже вечером, когда они оба возвращаются в поместье на пассажирском сиденье авто, Эдвард накрывает ладонь Освальда своей и встревоженно наблюдает за его реакцией. Мужчина вздрагивает — руки его эрогенная зона — но ладонь не отнимает — прикосновения Нигмы ему приятны. Когда Эдвард так делает, Освальд ощущает себя в безопасности. —Ты замерз, — шепчет Эдвард, снимает с себя пиджак, накидывает его на плечи Освальда и приобнимает его. — У меня есть разговор к тебе. Это важно. Освальд встревоженно смотрит на Эда, ожидая от него чего угодно. Но Эд ничего не предпринимает, только внимательно смотрит в расширившиеся зрачки Пингвина, а затем отводит взгляд и утыкается в шею. Освальд пахнет дорогим парфюмом, мятной жвачкой и сигаретами. Все сходится. — В поместье поговорим, — произносит Нигма и успокаивающе сжимает холодную ладонь Освальда, который отвечает ему тем же. Паззл начинает собираться. Теперь он смотрит на Освальда, как на величайшую драгоценность, осознавая, как же сильно он любит этого человека. Сомнений не оставалось. Вот он его соулмейт, все эти годы травмировавший себя, переживший смерть близких людей, падение, взлёт и бесчисленное количество предательств. И пора бы уже остановить эту череду и просто дать ему возможность вздохнуть полной грудью. Когда они приезжают в поместье, Эдвард распоряжается, чтобы был затоплен камин, а в комнате Освальда— накрыт ужин. По мнению Эдварда, Освальд сильно похудел в последние месяцы. Ольга уже привыкла к его присутствию и просьбам, Освальд же привык к тому, что Нигма хозяйничает здесь больше него самого, поэтому такая просьба ни у кого не вызывает вопросов. Разве что… — Эд, а как же ты? Ты не останешься у меня на ночь? — Освальд облокачивается на огромный деревянный стол, надкусывает яблоко и выжидающе смотрит на Нигму. — Останусь. Освальд, прошу тебя, нам нужно поговорить. Ты позволишь мне воспользоваться душем? — Ну, разумеется, мой друг, — мягко ответил Освальд. — Ох, и ещё, Эд, спасибо за пиджак… Я. В общем спасибо, мне больше не холодно. Смутившись, Освальд снял с себя пиджак и протянул Эду, избегая прикосновений его пальцев. О чем бы Нигма ни хотел поговорить, возможно, Освальду тоже стоило принять душ, чтобы прийти в себя после этого дня и морально подготовиться к разговору. Каждое прикосновение Эдварда будило в Освальде тоску. Его первая влюблённость? Мог ли Освальд рассчитывать на взаимность? Эдвард Нигма, такой искренний Эдвард, добрый к нему и чуткий к его потребностям. Вероятно, Эдвард ко всем относился так, значит, Освальд лишь вообразил себе, что для Эда — он особенный. Освальд, мельком взглянув на Эда, поднимающегося по ступенькам в гостевой душ, тихо вздохнул и быстро, насколько ему позволялся нога, направился в свой душ. Кобблпот разделся, включил тёплую воду и поспешил забраться в кабинку. Сегодня его единственный друг ночует у него, а значит, заснуть Освальду будет ещё труднее, чем обычно. Привлекали ли Эда мужчины? И если привлекали, мог бы он его полюбить? Черт, эти мысли не давали возможности собраться. Кобблпот намылил своё тело 'бодрящим гелем для душа', после чего поскользнулся, возвращая гель обратно на полку, но удержал равновесие. Усталость и какое-то отвращение к своей жизни и всему, что в ней происходило, навалились на мужчину. Подставив лицо под струи воды и прикрыв глаза ладонями, Освальд только сейчас ощутил щетину на лице. Черт, он ведь не успел сегодня утром побриться, потому что спешил на эту чёртову встречу. А щетина его откровенно раздражала, Освальду нравилось быть гладко выбритым. Чертыхнувшись, он вылез из душа, взял гель для бритья, бритву и, встав на носочки, чтобы лучше видеть себя в зеркале, начал тщательно сбривать щетину со своего лица. Его рука пару раз дрогнула, но к серьёзным последствиям это не привело. Закончив процедуру, Освальд задумчиво повертел бритву в руках, покачал головой и решил ее отложить — не сегодня, тем более Эд стал с большим подозрением относиться к его шрамам. Надев на себя чистое белье и халат, Освальд выскользнул из ванной и тут же поежился — в коридоре было холодно, камин ещё не успел прогреть весь дом, который был довольно большим. Когда мужчина вошёл в свою комнату, он слегка удивился — Эдвард уже успел принять душ и сейчас сидел в кресле, держа в руках книгу, которую Освальд недавно начал читать. — Признаю, я не знал, что ты поклонник ужасов, — подняв на Освальда изучающий взгляд, Эдвард скользнул по его лицу, отмечая про себя его усталый вид. — В отцовской библиотеке взял, очень помогает уснуть, — Освальд притворил дверь и прошёл вглубь комнаты, устраиваясь в соседнем кресле. — Да ну? Мне казалось, Лавкрафт — это лучшее средство от сна. — Как раз наоборот. В этот момент в дверь постучались, Освальд сказал: «Войдите». Ольга принесла поднос с ужином для них. Кобблпот поблагодарил ее, сказал, что сам расставит приборы и пожелал спокойной ночи. Нигма отложил в сторону книгу и поднялся с кресла, взял с подноса две тарелки и поставил их на столик — он ещё пять минут назад заметил, как у Освальда тряслись руки. — Так о чем ты хотел поговорить, Эд? — неохотно перебирая вилкой в тарелке, спросил мужчина и съел небольшой кусочек лазаньи. В воздухе повисло напряжение. Нигма не спешил отвечать на вопрос. Он что-то тщательно обдумывал, и это пугало Освальда. Что же творилось в голове этого человека? Наконец Эдвард нарушил молчание. — Покажи мне свои руки. — Что, прости? — Руки, Освальд. Обе. Пожалуйста. Догадка мелькнула в голове Кобблпота, он закусил губу, но, тем не менее, он доверительно протянул Эду обе руки, показывая только ладони. Эдвард поднялся со своего места, подошёл к Освальду и опустился рядом с его креслом на мягкий ковёр. Он осторожно, чтобы не спугнуть, взял обе ладони Освальда в свои. Он рассматривал ожоги, которые его друг оставил себе догоравшими сигаретами, нежно поглаживая кисти большими пальцами и стараясь согреть своим дыханием ладони. — Ты опять мёрзнешь, Оз. Можно мне посмотреть запястья? Освальд отрицательно покачал головой, надеясь, что его друг отступит. Но Нигма протянул ему свои руки, обнажая кожу и показывая следы от порезов и тот злополучный ожог. Такой же, как у Освальда. — Эд? — Можно? Я не причиню тебе вреда. Мне это нужно. Настойчивость Нигмы взяла верх. Освальд слабо качнул головой в знак согласия. Он уже мало что соображал — простая ласка Эдварда заставила Освальда разомлеть. — Мы соулмейты, — заключил Эдвард после недолгого сравнения повреждений. — Чтобы ты ни сделал с собой, отобразится на мне. И наоборот. Освальд недоверчиво посмотрел на него. Мозаика в его голове никак не хотела складываться в общую картину. — Ты не веришь? Хорошо, смотри на руку, — Эд устроил левую ладонь Освальда на его здоровой коленке и положил рядом свою левую ладонь, а затем сильно ущипнул себя. На его коже тут же появилось небольшое покраснение — то же самое стало с кожей Освальда. — Боже, Эд, — глаза Кобблпота расширились, осознание пришло слишком быстро и градом обрушилось на Освальда. — Прости меня, я не знал, черт, Эд. Все это время я доставлял тебе такой дискомфорт? — Нет, Освальд, ты не доставлял мне дискомфорт, хотя я переживал за тебя. Вернее, я не знал, что ты мой соулмейт. Но когда узнал, что это ты, то стал ещё больше волноваться. Освальд молчал. Теперь все стало на свои места. Ожог, который так внезапно появился на его руке, синяки непонятного происхождения. Все сходилось. Освальд неловко погладил запястья своего помощника, на которых красовались такие же следы. — Как мне искупить свою вину, Эд? — Ты будешь со мной? — Прости? — Ты спросил, как тебе искупить вину. Ты станешь моим возлюбленным? — Да, — Освальд ответил не раздумывая. Но в его голосе, который стал ещё более хриплым, чем обычно, звучала растерянность. Это случилось. Теперь они пара, и это значило, что теперь их жизнь пойдёт совершенно в ином русле. Не мог же их отчаянный флирт длиться вечность? — Могу ли я сегодня лечь с тобой спать? Вместо ответа Освальд поднялся из кресла и заключил Эда в крепкие объятия. Все, что угодно, Эд. — Я расцениваю это как согласие, — тёплая улыбка появилась на губах Нигмы, он поцеловал возлюбленного в макушку и прижал к себе. — Но сначала ты поешь, Освальд. Меня беспокоит, что ты начал терять вес в последнее время. — Боже, нет, за что мне это, — закатив глаза, король Готэма театрально вздохнул и вернулся за стол. Первое время он побудет послушным любовником. После ужина Эдвард убрал тарелки, они оба почистили зубы и вернулись в спальню. Освальд неожиданно погрустнел, и это не укрылось от Нигмы, который взял его за руку и вопросительно посмотрел в глаза. — Эдди, если я попрошу тебя не смотреть, пока я буду надевать пижаму, ты исполнишь мою просьбу? — Оззи, ты меня стесняешься? — Скорее себя. — Объясни. — Это сложно. — Ты попытайся. Я пойму. — Я не хочу тебя разочаровать в первый же день, когда мы начали встречаться, — выпалил Кобблпот. Обдумав полученную информацию, Нигма досчитал до трёх. Психологическая травма. Низкая самооценка. Скорее всего, корень проблемы стоит искать в детстве. Сейчас было важно донести до его очаровательного партнера, что он — красивый. Эдвард знал, что им вместе предстоит пройти долгий путь. Его мужчина примет себя, и провалиться Эду на ровном месте, если Освальд не полюбит себя. — Я уже видел тебя без одежды. Ты красивый. Твоё тело меня привлекает. Именно поэтому я сейчас отвернусь, чтобы тебе не пришлось помогать мне справляться с возбуждением. Освальд, кажется, покраснел от смущения. Эдвард демонстративно отвернулся и сложил руки на груди. Освальд иронично изогнул бровь, улыбнулся и направился к шкафу с одеждой, после чего достал пижаму и торопливо стянул с себя халат. От волнения он чуть не запутался в пижамных штанах, неправильно застегнул пуговицы на рубашке и тихо произнёс: «Я все». Эдвард, как и обещал, ни разу не подглядел. Но, когда Освальд ему разрешил, сразу же развернулся и тихо охнул. — Ты выглядишь очень мило и уютно, Освальд. Эд подошёл к нему ближе и по заведённой у них традиции начал поправлять его одежду. Расстегнув ночную рубашку, Эдвард встал за спиной у Освальда, чтобы не смущать его, ведь теперь каждое их прикосновение к друг другу или взгляд имели значение, и начал осторожно застегивать пуговицы в верном порядке, стараясь сильно не тревожить чувствительную кожу. Освальд все это время старался не дышать, потому что все ещё чувствовал неловкость. Когда он закончил, они ещё немного постояли, обнимаясь, а потом Кобблпот отстранился и негромко сказал, что свою пижаму Эд может найти на нижней полке справа — и Эд почему-то не удивился, что Освальд хранил запасной комплект одежды для него в своём же шкафу. Когда они оба, наконец, разобрались, кто в чем будет спать и улеглись на постель, Эд снял очки и решил вернуться к одному очень деликатному вопросу. — Я не буду спрашивать, почему ты это делал, — он нежно гладил запястья Освальда, целовал их и прижимался к ним щеками. — Но я хочу, чтобы ты обещал мне, что больше никогда не причинишь себе вред. Никогда, Освальд. Пусть прошлое будет прошлым. Пусть в нашем настоящем этого не будет. — А в будущем? Ты ничего не сказал про наше будущее, — Освальд задумчиво посмотрел на любимого, которого ему было очень непривычно видеть без очков, и игриво улыбнулся. — И в нашем будущем, — заверил его Эдвард, настойчиво смотря в глаза. — Тогда обещаю, Эд, — тихо ответил Кобблпот, обнимая его. — Если ты не сдержишься, я выкину все предметы, которыми можно поранить себя из дома, и буду сам брить тебя каждое утро, — Нигма прижался ближе и прошептал на ухо — его голос звучал очень интимно. — Везде, где ты только скажешь. На щеках у Кобблпота проступил легкий румянец. — Ох, пожалуй, я не сдержусь сегодня, если только ты и правда будешь каждое утро со мной. — Освальд, — Эд с грустью посмотрел на него, — Я хочу быть с тобой не поэтому. Я дорожу тобой. Я люблю тебя. Пожалуйста, не говори так. — Не говорить, что люблю тебя? — Мистер Пингвин, вы невыносимая язва, — Эд усмехнулся и погладил плечи Освальда. — Не говорить про селфхарм. Не шутить про него. Пожалуйста. — Освальд, — машинально поправил Кобблпот. — Я постараюсь, милый. Эдвард волнительно посмотрел на него. Прозвища, которые влюблённые дают друг другу, как и все метафразы, имеют определенные значения. Эдвард был сведущ в психологии, поэтому, когда Освальд назвал его 'милым', внутри Эда что-то дрогнуло, и он только ближе придвинулся к Освальду. — Слушай, Оззи, у нас ведь не было ещё поцелуя. Я бы не хотел торопить события, возможно, это очень грубо, но могу ли я… — Эдвард Нигма. Просто замолчи, ты теперь мой парень, и тебе можно, Эд. Все можно. Я не возражаю, тем более что личное пространство между нами было утеряно, когда мы только познакомились. — Освальд обхватил ладонями его лицо и неловко прижался к нему в поцелуе. Эдвард в ответ одобрительно погладил торс любимого, но тут же ощутил, как тот поджал живот. — Оззи? — разорвав поцелуй, взволнованно спросил Эд. — Прости, мне щекотно. Я не привык к прикосновениям. — Я обещаю, ты привыкнешь. Коротко кивнув, Освальд возобновил поцелуй, и спустя час невинных ласк, объятий и поцелуев, оба уснули. На следующее утро Освальд проснулся первым. Он вздрогнул, боясь, что все ему лишь только приснилось, но это ощущение длилось не больше секунды. Его возлюбленный собственнически обнимал его со спины, закинув на Освальда свою длинную ногу, и сопел в шею. Освальд осторожно развернулся в объятиях, стараясь не разбудить Эда, и засмотрелся на своё спящее счастье. Волосы растрёпаны, вьются и спадают на лоб, рот чуть-чуть приоткрыт. Освальд улыбнулся и уткнулся в шею, оставив на ней поцелуй. Часы тикали, отсчитывая время до пробуждения его возлюбленного. Эдвард проснулся, недоуменно моргнул, а затем расплылся в счастливой улыбке. — Доброе утро, мой сладкий. — Сладкий? Эд, ты серьёзно? — Абсолютно. — Давай закажем торт? — Зачем нам торт, когда дома уже есть кое-кто сладенький? — Эдвард!