***
Теперь пришёл мой черёд беспокоиться о душевном состоянии юноши. Он шёл не слишком быстро, то и дело тяжело вздыхая. Я изредка поглядывала на него, чтобы в нужный момент подбодрить и напомнить: «Ты всё делаешь правильно». Видеть людей несчастными — худшее для меня, и если раньше я предпочитала уходить подальше, дабы не чувствовать чужой боли, сейчас мне хотелось помочь и оказать поддержку. Цветочный магазин, где работали родители Чона, снаружи выглядел достаточно скромно, его украшала только цветная вывеска. В окне были видны полки с цветочными горшками, и супругов, которые говорили о чём-то с еле заметными улыбками на лице. — Ты готов? — спросила я, прежде, чем попробовать зайти в помещение. — Нет, подожди, я не знаю. Как, как я могу показаться перед ними? Что я им скажу? Что я — призрак? — Да! Так и скажешь. Какой же ещё есть выход? Ты ведь так хотел увидеть их. Шаман По сам сказал, любой призрак имеет возможность попрощаться со своими близкими перед тем, как уйти. — Я сделаю им больно, — прошептал ЧонГук. Слёзы бисером блестели на длинных чёрных ресницах, отчего глаза становились стеклянными, снова неживыми. — Не думаю, что смогу. Хочу уйти со спокойной душой, не испытывая боли, — я увидела как по его щеке скатилась слеза, упав на холодную землю. Видеть людей, которые воспитывали и любили тебя, и знать, что не можешь прикоснуться к ним — это без сомнения разбивало ему сердце. Я сняла рюкзак с плеча, пытаясь найти хоть малейшее подобие тетрадки, но под руку попались только отдельные листки, немного смятые в углу. Ручка с небольшим количеством чернил тоже отыскалась в отдельном кармашке, и я протянула всё это призраку, поймав его короткий вопрос: «Зачем?» — Раз ты не можешь сказать, напиши. Напиши им письмо, напиши, что думаешь, что чувствуешь. Расскажи им всё, что тебя беспокоит, а затем я отнесу им этот лист. И юноша начал писать, сев на ступеньку, ведущую к магазину. Мимо проходящие люди, незнакомые Чону, не замечали его, как и раньше. Не видели его трясущихся рук и прерывистых вдохов, капель слёз, отпечатывающихся следами на бумаге. В тот холодный понедельник, когда мы столкнулись впервые, призрак бесцельно бродил по городу, и в его глазах плескались боль и разочарование, но теперь, когда его прошлое стало проясняться и, казалось, жизнь приобрела более чёткие краски, ему было ещё хуже, ещё страшнее. — Готово, — аккуратные буквы складывались в слова, которые я читать не хотела. Они принадлежали только семье, носившей фамилию Чон, и мне следовало молча передать их, не больше. Я зашла в магазинчик, утопающий в ярком свете ламп и приятных запахах цветов. Под внешним фасадом красочности и праздничной атмосферы скрывались грустные глаза хозяйки и молчаливость её мужа, которые встретили меня своими фирменными улыбками, которые они, могла поклясться, надевали не только для покупателей, но и для всего внешнего мира, чтобы не показывать истинную опустошённость. — Здравствуйте. Я у вас на пороге нашла какое-то письмо, вот и решила занести. Вдруг ветром унесёт. — Письмо? — удивилась миловидная женщина с нежным голосом. — От кого же? — Не знаю, я не читала. Может кто-то обронил? — мои предположения уже никто не слушал. Глаза матери забегали по тексту, вспоминая почерк своего ребёнка. — ДжеХван! — прокричала она, и голос дрогнул, ломаясь под конец. — ДжеХван! Это… это письмо Гука. От нашего Гука, ты понимаешь?! — Что такое ты говоришь, Юбин? — я собиралась уйти, как вдруг женщина начала читать сообщение вслух, и моя рука замерла на дверной ручке. Мне не хотелось подслушивать, вовсе нет, но в тоже время я не могла оторваться от прослушивания охрипшего голоса несчастной матери. — Дорогие родители! Я никогда не говорил это вам, но спасибо. Спасибо за каждую минуту моей жизни, которую вы провели рядом со мной. Вы были самым лучшим примером для подражания, о котором только можно мечтать. Что бы я ни натворил, вы всегда умели найти слова, которые заставляли меня задуматься над своими поступками, но вы всё равно никогда не ругали меня. Знаю, вы хотели только лучшего для меня, и простите, что порой я вёл себя как свинья. Вы многому научили меня, и даже когда мне исполнилось двадцать, вы продолжали находиться рядом и поддерживать меня. Пап, ты не злись, что я не пошёл по твоим стопам, ладно? Если честно, из меня бы вышел отвратительный банкир, таблица умножения, и та проблемы вызывает. Я знаю, что в последнее время мы много ссорились, но это всё моя вина. Ты — самый лучший отец, который всегда учил меня быть сильным и смелым, помни об этом. Ты — настоящий мужчина, и я всегда мечтал быть похожим на тебя. Представляешь, пока остальные дети хотели силы Железного человека или Халка, моим супергероем был ты, па. Только ты. Мамуль, а ты прости меня за то, что я назвал твой чудесный магазин цветов «бессмысленным ларьком». Я тогда был зол, не думал, что несу. На самом деле это место прекрасно, как и всё, что ты создаёшь. Я бы хотел взять от тебя самое лучшее, правда, хоть внешне мы и очень похожи. У меня такие же тёмные глаза, как у тебя. Но в то же время не такие, совсем не такие. Они у тебя всегда добрые-добрые и светятся даже на фотографиях. А у меня… равнодушные какие-то. Самое главное, что я хочу сказать вам: «Я вас люблю». Мне редко хотелось говорить подобное, потому что я считал себя слишком взрослым, но теперь я готов кричать: я люблю вас! Спасибо за то, что подарили мне такую прекрасную жизнь. Простите за то, что не оправдал ваших надежд. Вы — лучшие из лучших. Ваш вечный балбес, Гук». Сухие губы женщины подрагивали. Пожилой мужчина закрыл ладонью приоткрывшийся рот и рвано втянул воздух, колыхнувшись всем телом. Материнские уста растянулись, и послышался приглушённый всхлип. Хотелось повернуться, сказать слова сожаления, но как итог я тихо прикрыла дверь за собой. ЧонГук терпеливо ждал меня снаружи, но время для него, казалось, замедлилось, практически остановило свой ход. Он стоял всё на том же месте, то и дело поднимая голову к небу, чтобы узреть белоснежные облака. Глаза до сих пор были покрыты тонкой пеленой слёз, но все лишние звуки исчезли давно. Я старалась сдержаться, не плакать от жалости к своему близкому товарищу, а подойти и крепко обнять, показывая, он не один, он справился. И как бы я не пыталась успокоиться, забыть надтреснувший голос родителей, потерявших своего ребёнка, мне не удавалось сделать этого, и я отдалась своим эмоциям, тихо плача и похлопывая парня по спине.***
Погода испортилась так быстро, что мы и не успели глазом моргнуть, сидя дома и наслаждаясь чаем. После тяжёлых эмоций и морального опустошения хотелось расслабиться хоть немного, потому что через несколько часов нас ожидала серьёзная встреча. ДжиСу подсуетилась, придумала легенду и смогла пригласить в кафе ЮнГи. Хоть неисправимой оптимистке казалось, что всё пройдет мирно, мы знали, это будет день, когда вся правда окажется на поверхности. Ветер завывал, раскачивая деревья из стороны в сторону. Серое небо осуждающе смотрело на прохожих, хмурясь всё больше, и ожидание первых крупных капель дождя билось в душе, прося ускорить шаг. Пусть непогода и нагнетала все самые нехорошие мысли, всё складывалось, как нельзя лучше: в «SupPer» хозяйка позволила зайти, когда был обеденный перерыв, и пока даже повара покинули заведение на ближайший час, мы с Чоном могли распоряжаться помещением, как нам угодно. ДжиСу пришла самой первой, как мы и условились. — Ох, я так волнуюсь. — Ты — молодец, что смогла устроить это, да ещё и в нужное время, — сказала я от чистого сердца. — Мой план очень прост, мы проходим на кухню и остаёмся там. Дверь у нас необычная, с одной стороны как зеркало, а с другой — как окно, видно всё, что происходит в зале. — Подожди, мы просто будем сидеть там? А как же разговор с ним? — Эти детали я пока раскрывать не буду, ладно? Просто подожди. Ким долго пыталась узнать, что такого я задумала, а мне оставалось только молчать, говорить было нечего. Я сама толком ничего не знала, и Чон отвечал мне так же коротко: «Подожди». Известно было лишь одно, этот разговор не мой, нет, он принадлежал только ЧонГуку и тому, кто причастен к его ранней гибели. ЮнГи пришёл в назначенное время и неуверенно осмотрелся по сторонам. Рядом никого не было. Он был среднего роста, обладал худощавой фигурой, и пусть выглядел не слишком примечательно, его коварные глаза и хмурое выражение лица вызывали куда больше опасений, чем мускулы или широкие плечи. У меня не было ни малейшей идеи, что у улыбчивой девушки могло быть общего с суровым блондином. Дверь заскрипела. Щёлкнул замок. — Что происходит? — в глазах брюнетки мелькнул страх и недопонимание. Я пожала плечами в ответ, но знала точно, это дело рук ЧонГука. Мин привстал со своего места, оглядываясь по сторонам. — ДжиСу, это ты? — Не угадал, — я посмотрела на место за прилавком и увидела Чона, сложившего руки на груди. Юница ахнула, прикрыв рот ладошкой. — Господи, я же не могу видеть этого? Лиса, т-ты видешь… — ЧонГука. Да, я вижу. — Но как?! — Кто ты?! — в унисон воскликнули посетители, но я приложила палец к губам, показывая собеседнице, что ей нужно замолчать. — Я тебе расскажу всё потом, — прошептала я, а Джи только заторможено кивнула в знак согласия, не отрываясь, следя за происходящем снаружи. ЮнГи вскочил со стула, запутавшись в собственных ногах, и уронив его с грохотом на пол. Он переступил его и громко сглотнул. Дыхание юноши участилось, холодный пот выступил на висках, а уверенный, хорошо поставленный голос превратился в еле слышимое блеяние овцы, загнанной в угол человеком с ножом. — Чон ЧонГук?! Нет, это не можешь быть ты! Нет, нет, нет, ничего подобного, это всё бред! — Ну ты чего, ЮнГи, неужели я так похож на иллюзию? — призрак провернул с испуганным смертным то же самое, что и со мной когда-то — в мгновение ока оказался перед ним, доказывая свою неземную природу. ДжиСу вновь ахнула, стараясь скрыть бушующие эмоции, а блондин отпрыгнул назад, наваливаясь спиной на соседний стол. — Какого чёрта?! Что происходит?! Что ты хочешь от меня?! — Я? — на шее парня надулась вена, выдавая его истинные чувства. Он был в ярости, и я не могла понять, почему. Что его так разозлило? — Я хочу знать, что ты сделал со мной, урод! — брюнет схватил своего давнего соперника за ворот косухи и вновь впечатал в твёрдую поверхность стола. — Я знаю, что это ты причастен к моей смерти! Что ты сделал со мной, сука! Он встряхнул человека как тряпичную куклу, в которой не было ни грамма веса. Я была напугана изменениями в Чоне не меньше ДжиСу, но продолжала стоять и смотреть, что будет дальше. Гук знал, когда остановиться, у меня не было сомнений, поэтому я придержала чонову однокурсницу, рвущуюся защитить своего дружка. — Ты не понимаешь?! Он сейчас убьёт его! — кричала на меня Ким. — Не убьёт, — твёрдо проговорила я. — Ты знаешь ЧонГука лучше меня, он не способен на подобное. И студентка действительно успокоилась, продолжая внимательно следить за действиями своего мёртвого парня. Не оставалось сомнений, привидение рассказывало мне не всё, что было ему известно. Например, виновника смерти. Он уже знал о причастности Мина и теперь собирался выбить всю правду из него. — Так что? Расскажешь мне, чем же я заслужил погибнуть под колёсами автомобиля в двадцать один год? Расскажешь?! — Да! Да, расскажу, только отпусти! Уйди от меня! — Чон ослабил хватку. Перепуганный второкурсник чертыхнулся и встал на ноги, приземляясь на стул. — Кто ты? Прошу, скажи, — Юн уже не возмущался, а умолял, вцепившись в край стола до побеления костяшек. — Я — призрак человека, убитого по твоей вине. Я — твоя совесть, твоё прошлое, то, что будет преследовать тебя теперь всю твою жизнь. — Но я не убивал! — завопил ЮнГи. — Я тебе ничего не сделал! Здесь нет моей вины! — Есть! — ЧонГук в ярости стукнул кулаком по столешнице. — Ты привёл к той аварии! Ты выгнал меня на улицу с той мерзкой вечеринки! Ты заставил Дженни пригласить нас с ДжиСу! Расскажи правду, Мин! Мне нужна правда, и тогда моя душа успокоится. Расскажи всё, что было в тот день! ДжиСу тихо заплакала, заглушая всхлипы ладонью. Я еле стояла на ногах, до того было страшно следить за этим. Бешенство, отчаяние, ненависть — всё смешалось воедино. Ливень шёл стеной, небо слилось с землёй в потоках воды, и не было спокойствия ни снаружи, ни внутри. — Хорошо, хорошо, — блондин закивал головой, раскачиваясь на стуле. — Я всё скажу. Я клянусь, не знал, что всё так будет. У меня и в мыслях не было убивать тебя, ЧонГук. Да, я считал тебя своим врагом, да, но не желал тебе смерти, — он сдавленно всхлипнул и вытер рукой мокрые дорожки на бледных щеках. От холодной статуи не осталось и следа, на её месте оказался маленький испуганный мальчик, серьезно провинившийся перед своим «другом». — Я влюбился в ДжиСу. Безумно влюбился. А Джин, её брат, только поддержал меня. Сказал, что я смогу защитить её и стану хорошей опорой, и я делал всё, чтобы показать ей свою любовь, но она видела перед собой только тебя. Меня это злило, раздражало, я думал, что ты поиграешься с ней и выкинешь, не хотел допустить этого. Мы ведь подрались из-за этого: из-за того, что я попросил тебя уйти, бросить Су, а ты накинулся на меня. Я ведь уже тогда понял, она дорога тебе, но все равно решил испытать судьбу, как последний дурак. Попросил Дженни эту устроить вечеринку и пригласить вас. Знал, что ради меня согласится на всё, вот и воспользовался. И она сделала. А там уж дело осталось за малым. Я позвал тебя на второй этаж, мы закрылись в комнате и начали драться. И в какой-то момент я так сильно ударил тебя, что ты просто отключился, а я решил напоить тебя алкоголем, чтобы потом ДжиСу поговорила с тобой и поняла, что ты пьян. Девчонку какую-то попросил передать Су, что ты ушёл домой. Расчёт был на то, что она поймёт, какой ты плохой: напился без неё и свалил куда-то — может, разочаруется, и тут рядом окажусь я, подставлю своё плечо, наладим общение. ЧонГук, — он вдруг упал на колени, сложив руки перед собой, — братец, прости, что я так поступил с тобой. Прости, что оглушил, напоил — это и привело к тому, что ты не заметил машину. Я так виноват перед тобой, ЧонГук-а-а-а. Виноват безумно сильно, — он начал кланяться в пол, содрогаясь в рыданиях. Словно разучившись стоять, Гук обессилено рухнул на стул. Он прикрыл глаза и вытянул ноги. — Уйди, — охрипшим голосом приказал он. — Какого наказания я заслуживаю? — Мин всё ещё сидел на полу, утирая лицо рукавом куртки. — Вечная ненависть к самому себе. Вечная вина — вот твой крест, — прошептал брюнет. ЮнГи поднялся с пола, шатаясь и хромая. Он, как в бреду, повторял снова и снова: «Виноват, виноват» — и шел к выходу, не понимая, была ли это явь или сон. Когда я перевела взгляд на ДжиСу, увидела её, сидящей на корточках. Она закрыла уши и зажмурила глаза, надеясь, что это поможет ей избавиться от происходящего ужаса, как от самого страшного сна. — Джи, пошли, — я потянула её за руку, поднимая на ноги. Она неуверенно встала и посмотрела на фигуру сидящего парня. — Я не могу, — прошептала она. — Можешь, — я подтолкнула несчастную к выходу. — Если ты хочешь встретить его, если хочешь попрощаться, то можешь, — Ким налегла на дверь всем телом, в ней не осталось физических сил тоже. Прошла в сторону Чона и остановилась в паре метрах от него, не имея храбрости увидеть его лицо вблизи. Я взяла подругу под локоть и сказала: «Сейчас или никогда». — Гук, это правда ты? — первое, что спросила ДжиСу, увидев лицо любимого. Соленые капли вновь начали падать одна за другой, и небо плакало вместе с ней. Ким протянула руку, касаясь его щеки кончиками пальцев, и тут же испуганно отдёрнула, не веря, что вновь может трогать его. — Н-но как это возможно? — Су-я, — протянул парень, расплываясь в улыбке. Казалось, что за последние двадцать минут он потерял всю жизнь, которую имел в своём теле, и даже открыть глаза для него было трудно. — Спасибо, что позволила увидеть себя на прощание. — Гук, не покидай меня, прошу, — она крепко обняла юношу за шею, утыкаясь носом в шею. — Оппа, прошу, останься рядом хоть на время. Мне так не хватает тебя. Я думала, ты мёртв, но раз ты здесь, то останься. — Прости, малыш, но не могу, — душа погладила Ким по спине и прижала к себе. — Я неживой, к сожалению, уже давно неживой, и не могу здесь больше находиться. Самое главное, что нужно было сделать мне, узнать правду. Теперь моё имя чисто хотя бы для тебя. — Я всегда знала, что это была не твоя вина. Знала! — Ты всегда была умной, Су, — ЧонГук взял её лицо в руки и пристально посмотрел в глаза. Только сейчас я заметила, что его фигура потускнела, начала сливаться с воздухом и стал исчезать, терять свой облик. — Помни, я любил тебя, действительно любил. Ты — лучшее, что случалось в моей жизни, поэтому прошу тебя вспоминать меня только с улыбкой. Но живи дальше, ладно? Найди хороших друзей, работу, парня, а мой образ храни у себя в голове. Не плачь обо мне, — призрак глубоко вдохнул, и его образ стал ещё бледнее, как лёгкий туман после дождя. — Люблю тебя, — он прислонился бледными губами ко лбу своей девушки и, уронив последнюю слезинку, растворился в пространстве, будто и не было никогда никакого Чон ЧонГука.***
В свои двадцать я мечтала только о том, чтобы вовремя получить зарплату на подработке в кафе и в конце месяца не забыть оплатить аренду скромной квартирки в центре Сеула. В свои двадцать я уже познала, что никаких чудес не бывает, а мечты — это лишь пустая трата времени. Я перестала строить грандиозные планы на своё будущее, и единственное, что было важно для меня: окончить экономический университет без происшествий и занять своё место в каком-нибудь пыльном и душном офисе, погрязнув в бумагах. Но спустя три месяца, когда мне исполнилось двадцать один, я несу свои документы в Сонхва на отделение переводчика, решившись теперь делать то, что я хочу. Мы всё ещё продолжаем общаться с ДжиСу, дружим с ТэХёном и иногда встречаемся с ЧеЁн в лифте, и я пытаюсь жить полной жизнью, разрешая себе мечтать и быть счастливой. О ЧонГуке я вспоминаю каждый раз, когда боюсь что-то сделать. Он остаётся моим другом и первым человеком, заставившим меня поверить в себя. Мы так и не попрощались в тот день, я так и не сказала, что благодарна ему за самую необычную неделю в моей жизни, но мне казалось, он знает сам мои чувства. — Всё-таки решила изменить свою жизнь? — раздаётся рядом со мной, как только я выхожу из своего нового института. Резко поворачиваюсь, чтобы увидеть говорящего, но рядом пусто. Подняв взгляд, осмотревшись по сторонам, вдали я вижу знакомое лицо с дружелюбной улыбкой. — ЧонГук, — произношу одними губами, чувствуя, как слезы наворачиваются на глаза. Он поднимает два больших пальца вверх, улыбаясь ещё шире, шепчет: «Ты — молодец», — и теперь я чувствую абсолютное счастье.