Приподнявшись на носочках, Изуку нервно тихо стучит в зашторенное изнутри окно, оглядываясь. Благо комната Катсуки была на первом этаже, так что лезть по дереву, дабы постучать в окно Бакуго, не было необходимо. Ночное небо расплылось в блеклых желто-белых лунных пятнах. Мидория вновь стучит по стеклу, ощущая, как сердце давит на гортань, перекрывая ход кислороду. Вздрогнув от легкого, ночного, летнего холода, Изуку сильнее кутается в широкую толстовку, прячась от ветра.
Наконец, шторы резко отодвигаются, и сквозь стекло на Мидорию смотрит Катсуки, взгляд которого отражал в себе смесь недоумения и крайней раздраженности. Невпопад, по-глупому в приветственном жесте помахав рукой, Изуку не придумывает ничего умнее, кроме как сказать: «привет, Каччан».
— Какого черта ты здесь делаешь, Деку? — Изуку видит, как Бакуго заспанно потирает глаза, подавляя зевок, непонимающе глядя на Деку, находившегося по ту сторону стекла.
— Прости, что разбудил тебя, — виновато произносит Мидория, понурив взгляд.
Нахмурив брови, придирчиво цокнув языком, Катсуки скрещивает руки на груди, вслушиваясь в не шибко его интересующий лепет Деку. Голос Изуку был приглушен из-за стекла, из-за чего Катсуки казалось, будто Деку находится далеко от него, а голос — лишь донесшееся до слуха искаженное эхо.
— Я слышал, что ты в конце лета переезжаешь, — вздохнув, начал объясняться Изуку, — сейчас уже начало августа, и мне бы хотелось провести с тобой время. Если ты не против, конечно же, — будто оправдываясь, начал нелепо отмахиваться Изуку; щеки залил неловкий румянец.
Закатив глаза, Катсуки, презрительно фыркнув, вопросительно пожимает плечами, молча спрашивая Изуку: «а что, собственно, дальше?». Мидория неловко пытается что-то разъяснить, активно жестикулируя. Бакуго особо не слушает, ибо из-за невнятного говора Изуку до слуха доходят лишь отрывки фраз. «Может. Будет поздно. Наверное, стоит сейчас. Прости, что ночью. Это глупо, но». Даже сквозь стекло Катсуки осознает, как его раздражает эта нелепая болтовня со стороны Деку.
— Не хочешь прогуляться со мной? — виновато спрашивает Изуку, подходя ближе к окну, едва касаясь лбом стекла, глазами, полными надежды, глядя на Бакуго.
Смотря на Изуку сверху вниз, после переведя взгляд на часы, Катсуки поджимает нижнюю губу, хмуро отвечая:
— Сейчас блядский час ночи, куда ты собрался в такое время?
Изуку, закрыв глаза, будто раздумывая над заранее нерешенным вопросом, задумчиво кусает нижнюю губу.
— Куда ты захочешь.
Несдержанно рыкнув, Бакуго молча отворачивается, теряясь в темноте неосвещенной комнаты. Мидория испуганно смотрит на удаляющуюся из вида фигуру, сильнее прижимаясь лбом к стеклу, будто пытаясь пройти сквозь него и попасть в комнату. Прислонившись ладонями к окну, Изуку хочет позвать Бакуго, но не решается, лишь молча ожидая сам не зная чего. Через несколько минут Катсуки возвращается, резким движением открывая окно изнутри, от чего Мидория испуганно отскакивает в сторону. С ногами забравшись на подоконник, Катсуки аккуратно прикрывает за собой окно, после чего практически бесшумно спрыгивает на землю. Мидория видит, что теперь поверх спальной черной футболки на Катсуки была надета потрепанная на локтях джинсовая куртка, а спальные штаны сменили обычные повседневные. Исподлобья глядя на явно восторженного Мидорию, Катсуки презрительно хмыкает, махая рукой куда-то в сторону, произнося:
— Пошли.
Они бредут по опустевшим сонным улицам, кутаясь в одежду, время от времени украдкой поглядывая на блеклую, одиноко застрявшую в черном полотне неба, луну. Непроизвольно шаркая кроссовками о камень мостовой, Мидория ни за что извиняется, бубня себе под нос, на что Катсуки реагирует привычным раздражением. Тихо, слышны лишь шаги и глухое завывание машин где-то вдали. Сверчки скромно трещат, прячась в кустарниках, рассаженных вдоль мостовой.
— Ты переезжаешь, чтобы поступить в Юэй, да? — прерывает неловкое молчание Изуку, переводя взгляд на угрюмо идущего рядом Катсуки.
Мидория замечает, что волосы Катсуки переливаются красивым светло-золотистым оттенком в свете луны. Это заставляет засмотреться, не отводить взгляд некоторое время, ловить себя на мысли, что и глаза Бакуго не выглядят в темноте так же хищно-красно, как при дневном свете. Скорее, сейчас они полны теплого цвета киновари. Изуку ощущает, что слишком долго пялится, из-за чего смущенно отводит взгляд, не подавая виду.
— Именно, — безынтересно отвечает на вопрос Катсуки, с подозрением глядя на отвернувшегося Деку.
— Это здорово, — Изуку чувствует фальшь собственной фразы, ибо голос дрожит от обиды и какого-то непонятного разочарования.
— Что-то я не слышу, чтобы ты сильно радовался, — прищурившись, возразил Катсуки, убрав руки в карманы куртки, глядя прямо перед собой, будто нарочито игнорируя шагающего рядом Деку.
— Я правда рад, — виновато оправдывается Изуку, шмыгая носом.
Ничего он не рад. Спустя буквально месяц Каччан уедет и будет возвращаться в родной город только по праздникам. С одной стороны, Мидория был крайне рад тому, что Катсуки поступает в Юэй. Еще бы, с таким-то мощным и развитым квирком Каччан просто создан для того, чтобы стать героем. В отличие от пустого, ненужного Деку, которому суждено тосковать в одиночестве в родном городе, поступив на полицейского или еще на какую-либо не шибко популярную в нынешнее время специальность.
— Слушай, Деку, я пошел с тобой только ради того, чтобы ты отстал. Но слушать твое бесконечное нытье я не намерен, — задрав голову вверх, разглядывая подмигивающие звезды, буркнул Катсуки, пиная ногой камень, мирно лежавший на мостовой.
— Да, ты прав, — смутившись, нервозно хихикнул Изуку, по примеру Катсуки так же поднимая голову вверх, рассматривая небо.
— Если тебе есть, что сказать, и ты разбудил и вытащил меня из дому ради этого, то говори сейчас, — сипло произнес Катсуки, наблюдая за однотипными белыми звездами.
Изуку видит в бесконечном узоре созвездий лишь отражение своей никчемности среди массы таких талантливых людей, как Каччан.
Катсуки видит в ночном небе отражение бесконечного количества возможностей.
— Прости, но мне нечего тебе сказать, — криво и натужно улыбнувшись, врет Изуку, смущенно глядя на явно раздраженного Бакуго.
Бакуго отворачивается от Изуку, молча сворачивая куда-то в сторону, заходя в переулок. Мидории ничего не остается, как последовать за Катсуки. В переулке тихо, даже прохладный ветер здесь не путает волосы. Луна будто ленится освещать такие злополучные места, так что основным источником света в переулке выступали яркие желтые лампы, несимметрично развешенные вдоль стен домов. Они молча шагают все дальше вглубь переулка. Волочась за Катсуки, Изуку замечает, что походка Бакуго какая-то уставшая, тяжелая. Опущенная шея, сутулые плечи. Мелочи, но так сильно бросались в глаза, что Изуку не мог оставить эти особенности Каччана без внимания.
Они перелезают через разодранную металлическую сетку, которая раньше являлась неким подобие тупика. Пройдя еще немного, Изуку, облегченно вздохнув, понимает, что они, наконец, покинули тот душный переулок, выйдя к неизвестному Мидории небольшому водоему. Маленький участок земли, отгороженный невысоким, поломанным забором. Вдоль забора устало стояли ивы, жалко пытаясь поднять ветви к небу. Водоем, уютно расположившийся между ив, больше напоминал большую глубокую лужу, которая даже не была толком обрамлена хотя бы подобием берега. Катсуки быстрым шагом спускается по небольшому пригорку вниз к водоему, оглядываясь на Изуку, едва заметно кивая. Не мешкая, Изуку следует за Катсуки.
— Странно видеть такое внутри города, — оглядываясь, задумчиво протягивает Мидория, — будто кусок дикой природы искусственно запихали внутрь камня города.
Катсуки ничего не отвечает, лишь молча садится на траву рядом с водоемом, притягивая колени к себе. Пустыми глазами смотря вперед, изучая водную гладь, Бакуго произносит будто сам себе:
— Ты ведь сказал, что пойдем туда, куда я хочу.
Кивнув в ответ, Изуку садится рядом, вытягивая ноги, опираясь руками о землю, так же смотря перед собой, любуясь лениво покачивающимися над водой ивами.
— Зачем ты пришел за мной ночью? — спрашивает Катсуки, вслепую, наощупь находя рядом с собой маленький камень, бросая тот в воду.
— Хочу наверстать упущенное, наверное, — тихо произносит Мидория, наблюдая за медленно разбегающимися по воде кругами.
— Я не стану относиться к тебе лучше только из-за ночных прогулок перед моим отъездом, — фыркнув, отвечает Катсуки.
Мидория виновато пожимает плечами, слыша, как где-то неподалеку проезжает машина, эхом донося о своем исчезновении. Вновь молчание. Напряженное, неуместное, сухое. Повернувшись в сторону Катсуки, Изуку, наклонив голову, стеснительно спрашивает:
— Тебе не будет грустно одному в новом городе?
— А по кому мне скучать? По тебе что ли? — ехидно усмехнувшись, язвительно отвечает Катсуки, но тут же осекается, угрюмо отводя взгляд.
Так они сидят у воды до первых лучей утреннего солнца. Молча смотрят на воду, периодически бросая в водоем камни, будто разговаривая легким лепетом воды. Катсуки выглядит крайне уставшим, а Мидория через чур напряженным. Почувствовав, как на привыкшие к темноте глаза давит солнечный свет, Катсуки небрежно бросает:
— Надо возвращаться домой, а то мамка будет волноваться.
Молча разойдясь по домам, Изуку некоторое время стоит прямо на пустой проезжей дороге, наблюдая за уходящим Катсуки. Обернувшись, Бакуго лишь хмуро смеряет Деку взглядом, утомленно отворачиваясь, шагая домой. Тихо провернув замок в замочной скважине, Изуку практически бесшумно прокрадывается мимо комнаты спящей матери. Добравшись до своей комнаты, Мидория устало валится на кровать прямо в одежде, утопая в теплом сне и брезжущем сквозь плотные занавески рассвете.
***
— Ты опять тут? — недовольно ворчит Катсуки, слыша тихий стук по стеклу.
Изуку уже более-менее уверенно кивает, скованно улыбаясь. К своему счастью, Мидория замечает, что Катсуки не такой сонный, как при их первой подобной встрече.
Вновь улицы, переулок, пустой водоем и ивы. Место, известное только Каччану и Деку.
— Как ты думаешь, если бы у меня был квирк, что бы он собой представлял? — сидя на берегу, закидывая очередной камень в водную гладь, задает вопрос Изуку, ощущая, как сердце болезненно трепещет.
— У тебя? Ничего бы не представлял, — усмехнувшись, ядовито отвечает Катсуки, выдыхая в небо серый дым, обжигающий горло.
Деку обидчиво надувает губы, оборачиваясь в сторону лежащего в траве Катсуки, который лениво курил, бесцельно рассматривая заволоченное облаками небо.
— Ну, а если думать серьезно, — Бакуго сегодня был с Деку разговорчивее, чем обычно, и это крайне радовало Мидорию, — думаю, что-то связанное с огнем. У тебя же папаня огнем дышал, так?
Катсуки грызет зубами фильтр сигареты, наблюдая за сидящим справа Изуку. Мидория задумчиво кусает губу, размышляя.
— Да, но если думать логически, то способность должна быть смесью квирков обоих родителей, и…
— Завались уже, — хмыкнув, Катсуки не позволяет Деку закончить мысль, — у меня твои теории уже в печенках сидят.
Изуку искренне улыбается, слегка хихикнув, поражаясь тому, как он порой глупо выглядит со стороны. Кажется, Катсуки тоже слегка улыбается. Совсем чуть-чуть краешками губ.
***
— Ну, пока, — пожав плечами, прощается Катсуки, убрав руки в карманы потертой куртки, щурясь, наблюдая за Изуку.
— Увидимся, — неловко отвечает Мидория, помахав рукой в ответ.
Несколько секунд Катсуки молча пожирает Изуку взглядом, а Деку это позволяет.
***
— Проснись, задрот, — Мидория слышит стук в окно и сиплый знакомый голос.
— Я и не спал, — подойдя к окну, оправдываясь, отвечает Изуку, видя стоящего по ту сторону стекла Катсуки.
Тот, зажав в зубах сигарету, пытался прикурить от собственного квирка. Мидория быстро вылез из окна, захватив с собой кофту, ибо на улице ближе к концу августа стало ощущаемо холодать по ночам.
— Давай быстрей, а то спалят еще, — цыкает Катсуки, поторапливая Мидорию.
— Все в порядке, я же с тобой, — тепло улыбнувшись, отвечает Изуку, чувствуя, как странно в данном контексте звучала эта фраза.
Звучала непривычно мягко и нежно.
***
— Геройствовать можно и без способности, я думаю, — сидя на пошарпанном заборе, болтая ногами, размышляет Катсуки.
Мидория молча кивает, соглашаясь, наблюдая за ездящими вдали редкими машинами. Плотно держась руками за забор, боясь упасть спиной в водоем, Изуку произносит:
— А ты бы смог жить без способности?
Немного подумав, Катсуки, поджав губу, слегка расстроенно произносит:
— Нет.
***
Назад они возвращаются, активно обсуждая то, какой Катсуки хочет себе геройский костюм, немного размышляли о будущем, едва затрагивали прошлое, будто боясь. Остановившись вновь на пустой дороге, Изуку, приветливо улыбнувшись, прикрыв глаза на секунду то ли от усталости, то ли от душевного спокойствия, произносит:
— До встречи, — уверенно говорит Изуку, искренне веря, что это не последняя его подобная ночная прогулка с Катсуки.
— Да, увидимся, — ведя плечом, спокойно отвечает Бакуго.
Днем они не виделись. Иногда Изуку казалось, будто его встречи с Катсуки были какой-то страшной тайной, из-за чего приходилось скрываться под покровом ночи. На самом же деле, Изуку видел явные различия между Катсуки днем и Катсуки ночью. Будто под луной Бакуго, словно оборотень, скидывал с себя шкуру ядовитого задиры, превращаясь в вполне обычного человека, с которым даже приятно разговаривать. Не то чтобы Деку когда-либо сомневался в Катсуки, его интересах и интеллектуальной предрасположенности, совсем наоборот. Просто Мидории впервые выпала возможность почувствовать истинного Каччана, того самого Каччана из детства, еще не покрывшегося черствым панцирем язвительности. Ради этого Изуку был готов даже сбить себе весь режим, проводя ночи напролет наедине с Катсуки, сидя у грязной воды, бестолково кидая в водоем камни, разговаривая обо всем, что в голову придет.
***
— Я завтра уезжаю.
Изуку чувствует, как тело непроизвольно сковывает что-то непонятное, тяжелое и холодное. Чувство, от которого противно крутит живот и тошнит. Выдавив из себя кислую фальшивую улыбку, не поворачивая голову в сторону Катсуки, наблюдая за луной, отражающейся в воде, Мидория тихо произносит:
— Я помню.
Изуку не понимает, как сможет отпустить Катсуки практически навсегда. Даже если Каччан будет приезжать на выходные и праздники, вряд ли Бакуго будет уделять достаточно много времени на общение с Деку. У Катсуки будет новая насыщенная жизнь, в которой Изуку будет лишь невзрачной точкой, которая с каждым днем будет становиться все меньше и меньше, а потом и вовсе исчезнет. Напряженно вертя сигарету пальцами, Катсуки произносит:
— Знаешь, ты не такой хуевый, как я мог подумать, — ухмыльнувшись, замечает Катсуки, — больше мне и сказать-то тебе особо нечего.
Вздрогнув от резкого порыва ветра, Изуку понимает, что зря оставил теплую кофту дома, так сильно торопясь на встречу с Катсуки. Вдруг в голове Мидории всплывают слова, сказанные Каччаном при первой их подобной прогулке. «Если тебе есть, что сказать, то говори сейчас».
— Послушай, Каччан, — робко начинает Изуку, привлекая к себе внимание сидевшего у воды Бакуго.
Повернувшись на голос, Катсуки задумчиво смотрит на Деку. Изуку вновь неприлично долго смотрит в глаза цвета киновари, рассматривает светлые волосы, замотанные пластырями пальцы, небрежную широкую одежду. Будто пытаясь запомнить каждую мельчайшую деталь, Мидория въедается взглядом в Катсуки, не в состоянии насытиться обликом. Что Изуку хочет сказать? То, что не может отпустить Каччана? То, что после отъезда Катсуки жизнь Мидории превратится в серую непонятную жижу? То, что Изуку будет до боли в груди тосковать по ночным летним прогулкам? То, что Мидория будет приходить к этому чертовому водоему при любом удобном моменте?
— А, хотя, забудь, глупо все это, — нервно усмехнувшись, отмахивается Изуку, вставая с земли, отряхиваясь.
— Да, глупо, — будто сам себе задумчиво отвечает Катсуки, неотрывно глядя на алеющее от рассвета небо.
***
Они расходятся молча, даже не прощаются. Изуку нечего сказать. Катсуки тоже.
«Я буду скучать», — звучит в голове у Мидории, но он упорно молчит.
«Мне будет тебя не хватать», — грустно думает про себя Катсуки, но не признается.
***
Мидория не спит в этот день. Сидит у окна с момента своего возвращения, неотрывно наблюдает за дорогой, не желая пропустить Катсуки. Наконец, в поле зрения Изуку вырисовывается Катсуки, несущего среднего размера сумку в руках. То ли желая сократить время, то ли по привычке, Изуку резким движением открывает окно, вылезая через окно, бегом нагоняя уходящего вдоль дороги Каччана.
— Можно я провожу тебя? — запыхавшись, спрашивает разрешения Изуку, плетясь рядом с Катсуки.
Глядя на Изуку, Катсуки удивленно поднимает брови, и, не находя слов, молча кивает, соглашаясь. Вновь молчание. Напряженное, неуместное, сухое. Изуку хочет сказать все, что у него на душе. Все, от чего болит голова, все, от чего ноет в груди, все, от чего он будет пить успокоительные в ближайший месяц. Но слова не идут, застревая в горле, царапая гортань. Катсуки замечает обеспокоенного Деку, но игнорирует, ибо сам нервничает не меньше, хоть и не показывает. Несколько минут простояв на остановке, Катсуки, заметив вдали нужный автобус, тоскливо бросает взгляд в сторону Изуку, произнося просто и локоничное: «пока, Деку».
Автобус с шумом останавливается у остановки, разгоняя клубы пыли. Изуку пытается что-то сказать, но Катсуки уже заходит в автобус, затаскивая за собой сумку, садясь у окна. Прям как в первый раз, поднявшись на носочках, Изуку прислоняет ладонь к стеклу, наблюдая за Катсуки, что находился по ту сторону окна. Прислонившись лбом к стеклу, Бакуго смотрит на Изуку с непривычной тоской и болью в глазах. Коснувшись ладонью стекла, наложив свою руку на руку Изуку, что прислонилась к окну с другой стороны, Бакуго, поджав нижнюю губу, все так же привычно щурясь, пытаясь скрыть спектр переживаемых сейчас эмоций, неотрывно смотрит на Изуку.
— Я буду скучать, — повышая голос, желая, чтобы Катсуки услышал его через это чертово стекло, выкрикивает Мидория, смаргивая выступившие на глазах слезы.
Голос приглушенно доносится до Бакуго, заставляя руки вздрогнуть.
— Я тоже, — одними губами произносит Катсуки, прощаясь с Деку.
Он будет скучать по глазам цвета киноварь, по табачному запаху и по губам, которые так и не осмелился поцеловать.
Он будет скучать по глупой болтовне, нелепой улыбке и по кудрявым волосам, в которые так и не осмелился запустить пальцы.
