Du bist meine. Soy tuyo.

Я лежу на кровати абсолютно обнажённая, вьющиеся каштановые волосы раскиданы по ещё гладкой светлой поверхности, запястья крепко связаны между собой и прикреплены к спинке кровати. Я уже не чувствую, как раздражённую кожу неимоверно жжёт, потому что я вся раскалена до предела. Ты так любишь доводить меня до этого состояния. Любишь, когда я прошу, когда умоляю. Когда извиваюсь подобно змее от твоих ловких рук и пальцев. Когда изнемогаю от желания, а ты доводишь меня до исступления одним лишь чувством ожидания неизвестного, когда прислушиваюсь к каждому шороху, а кожа способна ощутить каждую упавшую пылинку. Слышу твои тихие шаги — невысокий каблук. Знаю, ты их, в принципе, терпеть не можешь. Как и косметику. Mí cariña¹, какие же мы разные; и почему это так заводит… Я не вижу тебя: на моих глазах тёмная плотная повязка, но я слышу твоё негромкое дыхание где-то рядом. Шлепок. Это ты ударила стеком по спинке кровати. Так неожиданно и так неимоверно близко, что я вздрагиваю и невольно тихо постанываю, поворачивая голову к источнику звука и ёрзая пятками по постели, сминая простыню. Едва слышная усмешка. Да, ты права, мне слишком не терпится. Прикосновения холодной искусственной кожи к моей, выбивающие рваные выдохи. То, что я ничего не вижу, кроме кромешной темноты, лишь усиливает чувствительность кожи, и, мне кажется, я давно бы кончила, будь твои движения хоть чуточку более резкими и явными. Но ты слишком продуманная. Слишком умная. Ты просто невыносима. Твой холодный и непреклонный голос, вырывающий из сладких дебрей этих касаний. То, как ты смотришь, как говоришь со мной в эти минуты. Я влюблена в тебя без памяти… — Ну же, милая, не молчи, — бархатистым голосом произносишь ты, когда я сильно кусаю губу, чтобы заглушить рвущиеся стоны, — Я желаю слышать каждый твой вздох… Ты же не хочешь меня разозлить? Повинуясь, я расслабляю губы, и с них тут же срывается тягучий стон. Приятно. Невыносимо приятно. Выгибаюсь, потому что ты касаешься моего тела так невесомо, а мне нестерпимо хочется большего. На разгорячённой коже будто высекаются искры от этих касаний. Хочу ещё. И тут же сбито шепчу об этом. Ты усмехаешься, опять. Я ощущаю холодное дуновение где-то в районе ключиц , а спустя секунду — пробирающее морозом прикосновение. Лёд. Вздрагивая, вновь неровно постанываю, выгибаюсь, когда холодные капли от тающего кусочка начинают стекать ниже, будоража нервные окончания. Медленно, не торопясь, будто специально дразня меня, ты ведёшь небольшой кубик к груди, останавливаясь на и без того твёрдых сосках, вызывая новые и новые стоны, мой тихий молящий шёпот. Запрокидывая голову, выгибаюсь сильнее, а кусочек льда всё ползёт ниже, обводя пупок, продолжая таять, отчего холодящие капли ручейками стекают по рёбрам и даже попадают на изогнутую спину. В нетерпении развожу ноги в стороны, но ты лишь на мгновение касаешься набухшего клитора этим холодом и тут же делаешь шаг назад. Разочарованный выдох невольно вырывается из груди, и я слегка ёрзаю на уже влажной простыне. Чувствую твоё размеренное дыхание — на своей коже, шее, губах. Целуешь меня, а я просто не могу не повиноваться. Да, сегодня я послушная, но меня, кажется, всё равно ждёт наказание. Одобрительно похлопываешь по щеке и тут же отстраняешься, а я вновь ощущаю прохладность стека на смуглой коже. Ведёшь им вдоль всего тела, заставляя следом изгибаться и часто дышать. На секунду меня оглушает вспышка в голове, и я крупно вздрагиваю, издавая громкий стон. На бедре горит красная полоса. Я, даже не видя тебя, прекрасно знаю о хищной ухмылке на твоём лице. Dios mío¹, как же хочу увидеть… — Считай. — Как бы я жила без твоего приказного тона… Вновь слышу этот свист в воздухе и звук удара по чувствительной коже. — Д-два…— неровно выдыхаю, опять запрокидывая голову и начиная хватать воздух губами, — Три…четыре…пять… Шепчу, прерываясь на громкие стоны, порой напоминающие вскрики. На моих бёдрах, животе, груди появляются всё новые и новые полосы, а я лишь бездумно шепчу цифры вперемешку со стонами и твоим именем. Слышу, как постепенно и твоё дыхание становится тяжёлым: тебя это так возбуждает, или ты просто устала? Игрушка улетает куда-то в сторону, глухо падая на матрац. — Я велела тебе считать. — Я…я прошу прощения… — Неправильно. — От железных ноток в голосе по влажной коже бегут мурашки. В очередной раз вздрагиваю от шлепка, но уже твоей рукой. Да, так мне намного приятней — когда я ощущаю твоё тепло, твоё тело, тебя. Ладонь сжимает горячую ягодицу, и вновь раздаётся звонкий удар. Испускаю тихий стон и облизываю пересохшие губы. В горле так же сухо. И слегка дерёт после громких стонов. Чувствую, как теперь моего тела касается нечто легкое, почти неощутимое. Перо? Нет, только не перо… Ты вновь начнёшь для меня эту сладкую пытку? За что? За то, что не смогла досчитать или попросить?.. Мягкий кончик касается нежной кожи у пупка и передвигается наверх, отчего я вздрагиваю и вновь негромко постанываю. Касаешься возбуждённых сосков, обводишь ареолу, а я уже начинаю тихо похныкивать, шепча мольбы о большем. Ты лишь снова усмехаешься и, дойдя лёгким пёрышком до горла, опускаешься вниз тем же путём, заставляя мелко дрожать и извиваться на постели. Заходишь за пупок и щекочешь лобок, на что я требовательно двигаю бёдрами в надежде, что ты наконец сжалишься надо мной. Тонкий кончик скользит вниз, ненадолго задерживаясь на клиторе, и тут же проходится по малым половым губам, гуляя вдоль и тут же помокая. — Ты испачкала. — Ent… Entschuldigen….S-sie bitte… — Gutes Mädchen. ¹ Молча подносишь перо к моим губам: я и так знаю, что надо делать. Осторожно касаюсь его языком и стараюсь собрать собственную естественную смазку, хотя и ты, и я понимаем, что это практически невозможно, и оно только сильнее промокнет... Убирая его куда-то, ты вновь возвращаешься к моей груди, но теперь уже руками. Больно щипаешь за сосок, оттягивая, и тут же сильно прикусываешь зубами второй, заставляя меня громко вскрикнуть, а возбуждение — нахлынуть более сильной волной, пачкая простыню. Нет, я больше не выдержу… — Пожалуйста… — негромкий, полный мольбы шёпот срывается с пухлых губ. — Хочешь что-то сказать? —самодоводьная ухмылка даже слышна сквозь голос. — П-пожалуйста, meine Frau… Накажите меня… Я так хочу… — Чего ты хочешь? — Вас, meine Frau.¹ Хочу… Твоя рука тут же скользит вниз по животу, минуя лобок и тут же сжимая пальцами горячий клитор, выбивая воздух из моих лёгких. Постанывая, развратно раздвигаю ноги, прося ещё, и пальцы второй руки начинают поглаживать влажные половые губы, разводя их в стороны, но вовсе не собираясь заходить дальше, лишь дразня сверхчувствительные участки. — Пожалуйста-а-а, — молю, с новой силой выгибаясь и нетерпеливо подаваясь бёдрами навстречу ловким пальцам. Ты вновь ухмыляешься. Как же хорошо я тебя знаю… Но, кажется, ты знаешь меня точно так же. Играясь с набухшей бусиной, касаешься кончиками пальцев пульсирующего входа, обводя его и раздражая мои и так натянутые до предела нервы. Не переставая мелко дрожать от нахахлывающих волнами ощущений, протяжно стону и замираю в ожидании. Ты проникаешь внутрь, но лишь на самую малость. Хочу больше. Этого слишком мало. Хочу. Ты, будто издеваясь, обводишь влажные горячие стеночки, но лишь у самого начала, практически не осуществляя проникновения. Другая рука переключается на мои плечи² — ещё одна эрогенная зона. Прохладная ладонь поглаживает смуглую кожу, пощипывая и заставляя покрываться мурашками. А другая кисть начинает действовать более активно, проникая глубже и будоража тесное пространство, разводя фаланги ножницами внутри и заставляя меня стонать и подаваться бёдрами вперёд, насаживаться на умелые пальчики. Мгновение, и затянутый внизу живота сладкий узел начинает тянуть с новой силой, и я содрагаюсь от нескончаемого количества искр, проносящихся по всему телу, которые вводят мои мышцы в судорогу, заставляя дрожать, выгибаться и громко стонать, почти переходя на крик, и проникают в каждую клеточку, доходят до кончиков пальцев на ногах и руках, вызывают яркие вспышки в голове. Обмякаю на влажной от естественной смазки и пота простыне, сбито и тяжело дыша. Ты ласково проводишь рукой по моему расслабленному телу и снимаешь повязку с прикрытых глаз. Нет, я всё равно вижу лишь темноту и размытые пятна. Отёкшие руки, как и ноги, всё ещё подрагивают после оргазма, и ты заботливо развязываешь верёвки на запястьях, высвобождая местами протёртую до неглубоких ранок кожу. Приподнимая веки с усталой улыбкой смотрю на тебя. Строгий костюм. Ты что, куда-то ещё пойдёшь?.. Протягиваешь мне стакан воды с тумбочки и присаживаешься на край постели, ласково улыбаясь и гладя по влажным волосам. Как давно на тумбочке вода? Ты принесла заранее?.. Пока я пью воду, попутно разливая пару капель дрожащими руками, ты касаешься потного лба губами и тихо шепчешь: — Как ты себя чувствуешь, Geliebte?¹ — Хорошо… даже очень… — хрипло отвечаю. Сорвала голос всё-таки… Возвращаю стакан на место и тянусь ноющими кистями к тебе. Ты нежно касаешься губами багровых следов и, наклонившись, так же нежно целуешь мои губы, как будто это не ты всего несколько минут назад стегала меня, и почему-то именно это касание заставляет мои щёки залиться ярким румянцем. Слишком интимно. Невероятный контраст заставляет поддаться тёплому порыву, и я лишь с небывалым трепетом отвечаю, вздрагивая, когда остатки искорок пробегают по телу. — Мне нужно ехать на встречу, — негромко произносишь, с сожалением глядя на меня. — Опять? Дойч, клянусь, я сожгу это место к чертям. — Ну же, моя горячая девочка. Я скоро вернусь. Осторожно поднимаешь меня на руки и относишь в уже набранную ванну. Вода, как я и люблю, горячая. Ума не приложу, как она не остыла за всё это время, но я и не хочу об этом думать сейчас. Я вообще не хочу думать ни о чём, кроме тебя. — Не скучай, mi pequeño sol¹, — с этими словами оставив очередной полный ласки и заботы поцелуй на щёчке, ты уходишь. Я буду ждать. Буду ждать твоих собственнических объятий сегодня ночью. Буду ждать твой ревнивый взгляд. Буду ждать твои властные руки. Буду ждать тебя. «Te amo, Deutsch». «Ich liebe dich, Español».