круговорот

жвачка во рту приторно-мягкая и по ощущением чуть-чуть резиновая и, рецепторы языка распознают вкус земляники — на деле не земляники, а каких-то ненатуральных химических ароматизаторов, в состав которых входит земляничный альдегид, наносящий вред здоровью. статья в интернете, прочитанная мною несколько месяцев назад, всплывает неосознанно в голове и занимает меня на несколько мгновений, пока я пытаюсь вспомнить полное содержание. там было еще что-то про загустители, про красители, про жевательную основу — латекс, про заболевания и, в принципе, много нужной информации, но мой мозг способен рационально избавляться от накопленного и оставлять место для действительно важного. надутый небольшого размера жевательный пузырь розового цвета лопается с громким звуком. чувствую обращенные ко мне взгляды, но я лишь тихо хмыкаю, продолжая делать внимательный вид и кивать головой на слова учителя, не вникая никаким образом, о чем идет речь. какие-то сосуды, лейкоциты, группы крови, резусы-факторы меня не интересуют; на коленях покоится учебник по алгебре — номеров на дом задано столько, что я быстрее пешком до Китая дойду. об этом я сообщаю, кстати, соседке, на что она коротко смеется и мотает головой, мол, ну ты что. действительно, что это я? являться отличницей, у которой и списать можно, и попросить объяснить решение какой-нибудь задачи и отмазать перед учителем, потому что ты не то чтобы авторитет, а банальная староста, вынужденная стоять горой за одноклассников, дело не из легких. это зубрежка нужных тебе в дальнейшем предметов, это постоянные усталость и недосыпание, это надежда учителей, которые тянут тебя по всем предметам, чтобы увидеть тебя с медалью на награждении. это — «ты, молодец, вижу, что учила материал, но немного путаешься в нем, но я тебе поставлю пятерку.» — когда ты даже не открывала учебник, не листала страницы, а тебе за твой умный вид и уверенность в голосе готовы ставить удовлетворительную оценку. такие ситуации часто происходят именно на уроке биологии. почему-то к этому предмету я не проявляю должного внимания да и в целом интереса, но это объясняет тот факт, что этот урок мой самый нелюбимый. я его сдавать-то и не собираюсь — у меня планы иные. меня спрашивают, отчего я так много успеваю? я усмехаюсь и грустно думаю про себя: «я ни черта не успеваю», — но молчу, благодарю и ухожу от ответа., а по ночам учу историю, тренируюсь в написании коротких сочинений, потому что по-другому я не умею — у меня определения по обществознанию слетают с губ при первой же возможности и формулы по точным наукам крутятся на языке. рядом проходит учительница, её высокий вибрирующий голос звенит в ушах, и я морщусь. жалуюсь подруге, наверное, в сотый раз, которая в телефоне сидит и кидает мне «ага, жизненно». в этом классе у меня хорошие отношения со всеми, не считая тех девочек, сидящих на задних партах, у которых ногти треугольной формы, заостренные на конце, покрашенные в ядовитые цвета, которые глупо хихикают, обсуждают парней и обращают на себя столько внимания, что хоть глаза выколи. к счастью, зрение у меня минус два с половиной. за окном снег хлопьями кружится в холодном воздухе. спасательный от самостоятельной работы звонок раздается ровно два раза. мне смешна реакция «улитки», прозвище которая получила каким-то старшеклассником еще много лет назад из-за своей неизменной забавной прически, из-за чего многие даже имени её не знают, мысленно и вслух между друзьями вставляя «улитка» или «тараканщица». человек-то она хороший, но, к сожалению, учитель получился из нее никакой. меня толкают в раздевалке — это нормальное явление, к которому я привыкла. ищу куртку, не помня, куда я её повесила. пару раз толкают снова — я терплю. это все мелочи жизни, подумаешь, толкнули? не истерику же закатывать. на улице веет морозом и зимой. меня обнимают сзади, я хлопаю по плечу одноклассницу, слышу начатый разговор о мюзиклах, который перетекает медленно в другое русло. нас пятеро, мы обсуждаем социальный конфликт, произошедший в классе на уроке истории, и смеемся от различных шуток. нам шестнадцать. тот возраст, когда ты чувствуешь себя взрослым, но по факту ты еще ребенок, который и сериалы смотрит, и в снежки играет, и решает вопросы «глобального» масштаба, и выбирает будущую профессию. в магазине покупаем дешевые продукты, так, чтобы заполнить голодный желудок. со сладким в руках я прощаюсь и иду на автобусную остановку, путь к которой идет через соседнюю школу. пальцы краснеют из-за отсутствия перчаток, которые по случайности я оставила дома. мимо меня деревья, покрытые толстым слоем снега, хмурые лица, серые здания. я ускоряю шаг, следуя привычному маршруту. шоколадка не тает во рту, и я делаю вывод, что это совсем не шоколадка, и выкидываю её в ближайшее мусорное ведро стандартного зеленого цвета. мне шестнадцать. я среднестатистический подросток. мне скучно от этого ежедневного круговорота. кофе по утрам — старый тесный автобус — школа — уроки — дом — уроки — проекты — сон — кофе по утрам. на-до-е-да-ет. я хочу вырваться, но не получается. стараюсь изо дня в день поменять свой график, но он привычен, как эта площадка для детей со времен СССР. многим шестнадцать. мне шестнадцать. но у многих в этом возрасте случается пылкая влюбленность, от которой голову в прямом смысле сносит, из-за которой вместо требуемой зубрежки занимаются самобичеванием и моральным уничтожением. из-за которой люди надевают розовые очки и живут в пропитанном ванилью миром, пока их кто-то резко не снимает. любовь, как мясорубка — пока не прокрутишься, не поймешь. соседке по парте звонят во время урока, чтобы спросить, как она и не собирается ли пойти сегодня в кино. впереди сидящие одноклассники заняты исключительно друг другом: улыбаются, не обращают внимания на других и на двусмысленные замечания преподавателей, смеются и помогают на контрольных. страдающая подруга от неразделенной любви рассказывает во всех красках, какой он красивый, милый, умный, ну просто замечательный. таких просто на белом свете больше не сыщешь. другая плачет из-за того, что парень бросил её коротким сообщением во время геометрии. третьи, пятые, десятые испытывают симпатию, проявляют знаки внимания и дарят валентинки в день святого валентина. мне никогда тайно не делали розовые, ярко-красные да хоть пурпурные валентинки «с любовью» на конце. мне шестнадцать, а единственная влюбленность была только в детском возрасте. и то, скорее всего, — мимолетная симпатия. мне не холодно, а очень даже тепло — куртка оказалась действительно с меховой подкладкой. и тоскливо из-за этого осознания. мама говорит, что это и к лучшему, экзамены-то сдавать надо, а лишняя влюбленность и вовсе не нужна. я соглашаюсь, кивая, а самой грустно. мне хотелось понять, каково это — любить другого. эмоционально-уничтожительно или опасно-горячо. или обжигающе холодно? может быть, отчаянно-больно? каково? я не замечаю, как врезаюсь в кого-то. поднимаю глаза и натыкаюсь на смазливое лицо старшеклассника из моей школы, которого я вижу пару раз за день. — осторожней, девушка. и улыбается. в эту улыбку влюбляются, я уверена. в эти ямочки, глубокие карие глаза, золотые кудри, в эту простоту и добродушие. он спортсмен, играет в школьной команде по баскетболу. он пахнет солнцем зимнего дня. он канонизированный идеал. но я не испытываю ни хваленных бабочек в животе, ни трепет сердца, ни давление в висках, ни помутнение в голове. ровным счетом ничего. абсолютно. к счастью. он кивает головой и оставляет меня одну. вздыхаю с облегчением, когда он минует поворот, а я скрываюсь среди красно-кирпичных домов. сидя в маршрутке, вспоминаю нашу с ним случайное встречу-столкновение. милый мальчик-одуванчик, так бы сказала моя сестра, увидев его вживую. но это была бы моя сестра. а я это я. и моя черствая душа не откликается на подобные лучистые образы. ведь не в каждую красивую обертку завернута вкусная конфета с малиновой начинкой. и не каждая вкусная конфетка будет обязательно продаваться в «золотом» фантике. мне шестнадцать. и мне интересно каково это влюбиться?