incorrect

Ганхи - это вечно разъебанные колени, сигареты дешевые и вонючие, плохая прическа и еще более грязный язык. Такая девушка никому не может понравиться, никому - так говорит ей и классная руководительница, и другие учителя, считающие, что могут лезть в чужую жизнь. Она никогда не отрицает, кивает лениво и сжимает в кулаках рукава своего пиджака, за спиной, чтобы никто не видел еще и разбитые костяшки пальцев. По сути своей Ганхи даже больше парень, чем половина ее одноклассников. Сон никогда не стесняется признавать этого в лицо - да, пацан, простите, в Небесной канцелярии не спросили на счет пола, а так бы с радостью заимела кое-что между ног. В классе ее, естественно, терпят едва-едва. Она понижает своим видом показательно-образцовую порядочность своих одноклассников, а наплевательским отношением к учебе, вечными пропусками, прогулами и сваливаниями со школы прямо посреди учебного дня - рейтинг в школе. На самом деле ей плевать, и потому даже их староста - такая же образцово-показательная Сыльги не трогает ее, не занимается бессмысленным трудом “вернуть Сон Ганхи на путь истинный”. За это можно, наверное, сказать спасибо? Ее бы с радостью перевели в класс для отстающих - классная руководительница уже полгода бьется с этим вопросом, но Ганхи каким-то немыслимым образом все же преодолевает нижний порог посещений, за что ей нельзя поставить неуд, и сдает все промежуточные экзамены никак не ниже среднего. Несмотря ни на что, достаточных причин(кроме видимого наплевательства и систематических прогулов) для ее перевода никогда не находилось. Кажется, это расстраивало весь ее латентно прилежный и зализанный класс. Но, когда собственно ей было не все равно? За школой было такое очень уютное место - его показал ей историк, единственный, кто в этой школе относился к ней как к человеку, а не грязному пятну на идеальной физиономии их школы. Туда не выходили никакие окна, и оно было надежно прикрыто от чужих глаз небольшим сарайчиком для веников, лопат и других крайне нужных средств для уборки. Тут даже была лавочка, а от того местечко это уже давно было простодушно названо “курилкой” - Сон редко видела кого-нибудь из школьников здесь, но нередко получалось так, что курила в компании учителей-мужчин. Те, понимая, что она может выдать их так же легко, как и они ее, благоразумно молчали, а она так же благоразумно делала вид, что не слышит их разговоров. Сегодня здесь никого не было - нагрянула какая-то проверка, учителя не пустили ее в школу и сами поставили ей отсутствие, хотя опоздала она не больше, чем на три минуты. Это значило, что завтра придется сидеть на всех уроках, но Ганхи это уже волновало мало - проблема была в том, что она была буквально заперта в этом уголке, где ее не видно. Сбежать из школы она просто не успела, выходить через главный вход ей запретили, а летать она еще так и не научилась - забор все еще был каменным и высоким, а она все еще была обычной девушкой среднего роста, которая при всем своем желании бы не дотянулась до края забора, чтобы подтянуться. Приходилось курить, и - чем еще себя занять? - читать книгу, подкинутую добрым братцем. Мино считал, что дефектные истории о расследованиях, в которых логики меньше, чем в попытке отыскать философский смысл куры-гриль, благостно влияют на ее критическое мышление. Возможно, так и было - после такой книженции, она чувствовала, что без особых проблем она может стать литературным критиком, и писать о каждой такой истории по эссе. Курить хотелось дико, но она потеряла зажигалку и теперь сидела, изредка делая глоток воды из бутылки, и кривилась - кому рассказать, не поверят: застряла за стенами сарая в школе без нормальной возможности выбраться. Внезапно, сбоку от нее, из самой стенки сарая, что-то зашумело - это отодвинулась одна из досок, и сквозь средних размеров дыру просочился еще один школьник. Парень любовно прикрыл дырку, и обернулся, замирая, когда увидел ее. Ганхи узнала его - он был из одной из ее параллелей, парень, пару месяцев младше нее самой. Она знала его, как балагура и дурачка, которого все любили и всегда смеялись над его шутками так, будто он был лучшим комиком, которого они только видели. Он был со всеми дружелюбен, и потому ненавидел всех людей. Сон всегда отлично чувствовала таких людей - те, кто улыбается ярче всех, шутит лучше всех и получает любви больше всех всегда ненавидит окружающих за их лживое доверие, фальшивое уважение и бутафорскую любовь. Он всегда был нечто вроде циркового тигра - все смеялись и рукоплескали ему, чтобы он не сделал, считая его тупым зверем, а он в ответ мило рычал и был почти что ручным, в глубине души вынашивая планы о том, как разорвет всю эту толпу к чертям собачьим. Это был Ли Чжухон. - Привет, - спокойно, почти дружелюбно отозвалась она, видя, как он присматривается к ней, - огоньку не найдется? Я где-то проебала свою зажигалку. - Привет, - выдохнув и как-то сдувшись, ответил Чжухон, проводя рукой по лицу и как бы снимая с него вечную маску перманентной дружелюбности, - никаких проблем, держи. Он подает ей зажигалку, она благодарно фыркает, вытаскивая из пачки одну из своих дешевых сигарет и закуривая. Чжухон садится рядом, вытаскивает из кармана свою пачку - новенькую и достаточно дорогую - и тоже прикуривает, прикрывая глаза. У Ганхи - разъебанные колени и сальными патлами спадающие средней длины волосы. Она никогда не выглядит презентабельно и не пытается даже. Она всегда такая, какая есть - с грязными волосами и языком полным колкостей, с минимумом посещений и самой нижней границей проходного балла в табелях, никогда не стремится стать кем-то другим. Она курит и мечтает когда-нибудь стать настоящим писателем, потому что в голове роем кружатся идеи - она знает, что мама не будет сопротивляться ее поступлению и всегда поддержит ее, даже если это ни к чему не приведет, и потому у нее нет нужды выглядеть так, как остальные хотели бы ее видеть. У нее есть стержень, за который она хватается разбитыми от вечных драк пальцами, а внешняя оболочка этого стержня волнует ее мало. У Чжухона - презентабельный вид, отглаженная рубашка и идеальные стрелки на штанах. Он идеальный представитель прилежного ученика, со стопроцентной посещаемостью и оценками выше среднего. Он весь в друзьях и влюбленных в него девчонках, которые готовы не только виснуть на его шее, но и раздвигать ноги(выпускной класс, не дети уже). Его любят учителя, любят ученики и им гордятся родители - он весь такой из себя идеальный ребенок. Внутри гниет. Медленно варится в горячем соку собственных жестоких желаний, которые бурлящим потоком грозятся вырваться наружу - и тогда никаких друзей, товарищей и возлюбленных, потому что он всей душой искренне ненавидит всех их, каждого взятого в отдельности и всей толпой. Пустоголовые картонки кривят его в тысяче зеркал собственной злости, но он продолжает носить идеально созданную маску школьного идеала. Но потому наверное и целуется он не с красивой Сыльги, не с идеальной во всех аспектах Миндже, а с вечно грязной и воняющей плохими сигаретами Ганхи, которая целоваться совершенно не умеет, зато болезненно кусает чужие губы и тонкими сильными пальцами тянет его за волосы. Ганхи не кажется красивой со всеми своими синяками по телу и худым, как у куклы Барби, телом, но Чжухон обожает обнимать ее за талию, прижимая к себе, а она довольно устраивается на его коленях, откидывая свои вечно лезущие им обоим в лицо волосы за спину. У нее острые локти и очень тонкая шея, вечные синяки по коже и грязные ногти - она некрасивая, кто угодно скажет. Но Чжухону нравится. От Сон пахнет свободой и какой-то первобытной дикостью, она не стесняется кусаться и царапаться и дает оставлять на себе собственнические засосы. Она довольно урчит, когда они, насытившись поцелуями, спокойно замирают, прижимаясь друг к другу, и своим видом напоминает дикую кошку. Грязную, но свободную, не идеально-красивую, но одновременно принадлежащую во всей этой развязной дикости только Чжухону. Он гладит ее по грязным волосам и просит снова не лезть к одной из тех банд, к которым Ганхи обычно лезет. Конечно оба знают, что она не послушается, но Ли хотя бы пытается. Не ходи сама хотя бы, привычно уступает ей, и снова мягко целует в царапину на виске, оставленную кем-то неприятным, и Ганхи, комично пытаясь состроить милую девочку, опустив совершенно бесстыжие глаза в пол говорит: “оппе не стоит видеть меня такой”. Они раскуривают одну сигарету на двоих - конечно, сигарету Чжухона, потому что Ганхи не нравится травиться дешевкой, когда можно с чужих губ собирать вкус дыма дорогого яда. Чжухон довольно подставляется под чужие царапающие даже сквозь рубашку ногти, и так же довольно обнимает свою кошку за талию, прикусывая ее губу. Сон привычно шипит на него и кусается в ответ, и оба давятся дымом, смеясь при этом как идиоты, потому что снова творят какую-то околесицу. Он подсаживает ее, помогая перебраться через забор - под юбкой у Ганхи как всегда велосипедки, поэтому никакого панцушота. Она на прощание оборачивается к нему, ведет худым плечом и бросает тихое “семь вечера, парк”, и спрыгивает вниз, на другую сторону забора, беззвучно опускаясь на землю и наверняка уже давно убежав от школы. Ли остается надеяться только на то, что она не успеет подраться до назначенного часа. Он поправляет пиджак, галстук, который уже успела растянуть девушка, и через ту же дырку в задней стенке сарая возвращается в школу, совершенно не волнуясь о том, что урок уже начался. Он снова натягивает на лицо ненавидимую Ганхи маску примерного мальчика и сжимает руки в кулаки, пряча их в карманы, чтобы никто не видел. Он улыбается. *** Ганхи и правда ждет его в семь в парке. Чжухон замирает, когда видит ее: у нее все еще разбитые, но помазанные зеленкой коленки, все те же пальцы в пластырях и те же запыленные черные туфли. На ней легкий желтый сарафан в глупый розовый цветочек и Чжухон сначала думает, что это шутка, потому что по своей воле она бы никогда такого не надела. Ее смоляные волосы чистые и не висят сосульками, наоборот, собраны в красивый аккуратный хвост с косичкой вместо ободка на волосах и она держит в руках небольшой букет с желтыми цветами. Она улыбается Чжухону и тянет ему ладонь. Ли чувствует себя совсем неловко - в темных рваных джинсах и рубашке поверх майки совсем не выглядит тем, кто должен находится рядом с такой милой девушкой. Сон тихо смеется немного прокуренным голосом и пожимает плечами, мол, все хорошо. Чжухон разглядывает ее со всех сторон и не может понять, нравится ему или нет. Ганхи молчит и тянет на остановку, немного нервно держа в руках букетик. Они сидят на последних местах в автобусе, и она как-то нервно поворачивается к нему и передает букет в его руки, сжимая их в кулаки крепко-крепко, чтобы избавиться от дикого тремора. - Мы едем знакомиться с моими родителями, - вдруг заявляет она и поправляет торчащие волосы за ухо, чуть улыбаясь, - Все будет хорошо, не бойся. Ты им понравишься. Чжухону нечего ответить, но он привычным жестом привлекает ее, маленькую и такую хрупкую в этом глупом желтом сарафане к себе и чмокает в волосы, пахнущие травами и совсем немного ее привычными дешевыми сигаретами. Она выдыхает, кажется, весь воздух из легких и прикрывает глаза, сжимая его руку в своей, и именно в эту секунду Чжухон понимает, что не сможет ее никому отдать. Она такая родная в этом запахе никотина и с разбитыми коленками, такая близкая в горячих поцелуях и в теплых бережных объятиях, даже в слезах, злых, как сто чертей - Ганхи вся его в этой странной палитре красок, и ничья больше. Он почему-то думает, что такая Сон еще никому не показывалась и ласково гладит ее по волосам, благодаря за такое доверие, а она сильнее вжимается в него всем своим до дистрофии тощим телом и сжимает пальцами его руку, благодаря за поддержку. Они подъезжают к кладбищу. Ганхи чувствует себя будто бы неловко рядом с двумя небольшими могилами, она сжимает в руках букет и никак не может положить его между родителями, только стоит, переминаясь с ноги на ногу и ждет чего-то. Чжухон осторожно кладет руку ей на плечо, сжимает ее холодную ладошку в своей и кладет букет на могилу, обнимая девушку, на секунду будто переставшую дышать, покрепче. - Папу совсем не помню, мне было два, когда он погиб, - говорит она, дрожа от холодного вечернего ветра. Ли осторожно накидывает свою рубашку, за отсутствием чего-то хоть немного теплее, и обнимает крепко, как может, - Он был шахтером, несчастный случай, сказали, произошел завал..Мама рассказывала… Чжухон легко слышит в ее голосе слезы, но не мешает говорить, потому что ей нужно, он понимает прекрасно, необходимо поделиться этим, и потому просто гладит ее плечи, прижимая к себе. - Мама всегда заботилась обо мне и я не чувствовала себя лишенной в чем-то, хотя жили мы куда как скромно, - уткнувшись ему в шею продолжила она. Глаза ее были сухими. - Она заболела внезапно и бесповоротно, я просто не успела понять, что происходит - и вот меня не пускают в больницу, а Мино, мой двоюродный брат, приносит мне черную одежду и просит держаться, пока он разберется со всеми делами. Сюда меня не повезли, не пустили родственники и знакомые, оставили дома одну. Я...я приехала сюда впервые сегодня, никогда не видела их могил, потому что Мино не пускал - я теперь живу с ним, и он очень много работает, чтобы содержать нас обоих. Я украла у него бумажку с адресом, чтобы приехать сюда… - Все хорошо, - мягко поглаживая дрожащую, но не плачущую девушку по плечам, заверил Ли, мягко целуя ее в тот же поцарапанный висок. - Ты просто хотела увидеться с ними. Ты тоже скучала, Ганхи. Может быть расскажешь им, как ты поживаешь? Я знаю, что они смотрят на тебя с небес, но теперь ты можешь сказать им все это лично. Ганхи тихо хнычет в его плечо - слезы сухие, она ведь не умеет плакать, разучилась за столько лет, а Чжухон обнимает крепко и дарит тепло, поддерживая той силой, которую обыкновенно прячет, чтобы вписаться в рамки. - Знаете, господин и госпожа Сон, ваша дочь - самый прекрасный человек, которого я знаю. Пускай другие говорят, что она плохая ученица или отвратительный человек, не верьте чужим словам, обращенным к ней. Она верна себе и всегда делает то, что считает правильным. Я люблю ее и хочу поблагодарить вас за такую чудесную, невероятную дочь, которую я никогда не оставлю. Не волнуйтесь за нее - она больше не одна, и на ее стороне всегда есть человек, который не пустит ее гулять поздно и проследит, чтобы она оделась достаточно тепло. Ганхи все же не сдерживается - плачет, кусая его за плечо и ногтями царапая руки, как рассерженная кошка. Чжухон разрешает. Понимает, что ей это нужно и камнем стоит, давая себя бить и кусать, давая рыдать в его грудь и мягко обнимать. Он ее никуда не пустит и никому ее такой хрупкой видеть не даст. Ли мягко обнимает, прижимает к себе, целуя в лоб, успокаивая, усмиряя ее дикий пыл и знает. Она тоже никуда от него не уйдет: вся такая изломленная и неправильная, она - его, ровно настолько же, насколько он - ее. Они принадлежат друг другу уже довольно долгое время, но по-настоящему, вот так вот чтобы без остатка, впервые. Ганхи рвет его грудную клетку, чтобы проникнуть в нее с корнями, почему-то забыв, что уже проросла там. У Ганхи - вечно разъебанные колени, запах сигарет, самых дешевых, в коже и волосах и пальцы тонкие и хрупкие, которые бьют все равно больно и крепко, до синяков. Она не красивая, как считают - у нее грязные волосы и неухоженные ногти, она никогда не вытирает туфли и очень любит материться. Неправильная, как лишняя, выбивающаяся деталь их общего лика пристойного общества. Но, Чжухон, скрывающий в глубине своего сердца такую же дикость, которую не может показать никому, кроме нее, потому что маска вжилась в него, и люди видят его только тем, кем хотят видеть. Чжухон, который не может быть собой - находит в ней свое отражение. И любит. По-настоящему, как, говорят, любить невозможно. Потому что она его родная, хотя поломанная и некорректная. Потому что он ее родной, на первый взгляд абсолютно от нее отличный. Потому что кто-то же должен быть с ней рядом, потому что кому-то нужна даже такая, хотя учителя твердят как один об обратном. Она не красивая и прилежная Сыльги и не идеальная Миндже. Потому и любит не красиво и идеально. А по-настоящему.