Не такие уж и разные

Хогвартс дышал учебной суетой и жизнью активных в свои годы школьников. Гарри пришлось признать, что именно такая атмосфера его успокаивает: когда вокруг несутся люди с пергаментом наперевес, отовсюду слышатся голоса, смех и громкие крики, в которых слышен задор, а не ужас. Для Поттера это было что-то вроде сигнала к тому, что жизнь всё ещё не покинула эти стены, она продолжает безостановочно плыть и журчать, как большая и сильная река. Она орошала водой землю и шептала, что ужасная пора лесной тишины, тёмной пустоты и редкого шороха деревьев закончена. Малфоя же, казалось, шум вокруг приводил в такое отчаяние, будто вокруг собрались дементоры, высасывающие своими громкими голосами его душу. Гарри наблюдал, как он непроизвольно морщится каждый раз, когда Паркинсон громко его окликает или когда группа слизерницев смеётся над чьей-то шуткой. Он морщится, даже когда сам смеётся, будто собственный голос его раздражает. Гарри вздыхает, понимая, что они всё ещё разные и по-разному смотрят на мир вокруг. Восьмой курс в школе Хогвартс стал шансом для тех, кто ещё желает построить своё будущее в мире магии. С дозволения Министерства, Минерва МакГонагалл — нынешний директор — пригласила учеников бывшего седьмого курса на повторное обучение в школу чародейства и волшебства. Тем, кому посчастливилось пропустить предыдущий год, или пришлось учиться под новым режимом Волан-де-морта, представилась возможность заново пройти курс обучения магии и сдать Ж.А.Б.А. Гарри не сомневался, что Гермиона не упустит свой шанс нагнать учебную программу, но они с Роном, как ни странно, совсем не были против. Во-первых, Гарри очень скучал по Хогвартсу, который стал ему домом за все эти шесть лет, несмотря на определённые ужасные события, в которых полностью виноват один красноглазый урод. Во-вторых, Поттер чувствовал, что после пережитого кошмара мирная жизнь, спокойная обстановка и Друзья неотделимо рядом — то, что необходимо ему сейчас. Помимо этого, он чувствовал себя несколько потерянным и не знал, куда ему податься после произошедших в мае событий. Поэтому, провести лишний год здесь и несколько привести в порядок жизнь, казалось довольно правильным решением. Плечо Гарри кто-то толкнул, и он резко повернул голову, встретившись с серыми, туманными глазами. — Потт! … Слова погасли на языке Малфоя также мгновенно, как и загорелись. Гарри непроизвольно сжал зубы, не отрываясь, смотря на его лицо. Драко лишь опустил голову, хмуро прошествовав мимо Гарри. Поттер поджал губы и двинулся дальше в общую гостиную провозглашённого восьмого курса. С Малфоем они не общались и даже не переругивались, кажется, целую вечность. Они виделись на суде, но Гарри был слишком занят дачей показаний в пользу Нарциссы и Драко Малфоев; а сам Малфой был слишком занят разглядыванием своих коленок. Однако, произошло кое-что, что Гарри может назвать контрактом их мирного сосуществования: после окончания судебного процесса и признания подсудимых невиновными, Гарри подошёл к Драко и молча протянул ему его же палочку. Драко неуверенно принял её и крепко сжал в своей ладони, будто это было самое ценное, что у него осталось в этом мире. И благодарно кивнул. События войны заставили Гарри пересмотреть ряд вещей, и, отчасти, это также касалось Малфоя. У Гарри не было времени до этого, чтобы как-то анализировать его поступки во время их столкновений, но, возвращаясь мыслями к определённым событиям, вроде их пересечений в Мэноре или в Выручай-Комнате, или редких видений, Гарри открывал для себя кое-что. Малфой не ужасен. Точнее, Гарри считает, что он не так ужасен, как, наверное, могло бы быть, учитывая его чокнутую семейку. Даже в условиях войны, на стороне самого жестокого и отвратительного существа, этот мальчишка не хотел никого убивать, он испытывал отвращение и ужас перед чужими муками. Гарри с невесёлым смехом вспоминал о том, как легко этот идиот рассуждал о смерти магглорождённых на втором курсе, когда уже через пять лет приходил в ужас от того, что ему придётся кого-то мучить или убивать своими собственными руками — не важно, какая кровь в жилах этого человека, но он в любом случае живой и может испытывать такую же боль, как и он сам. Однако его отчего-то сильно осчастливила мысль, что Драко испытывает омерзение к подобным методам. Гарри неволей отметил, что хотел бы знать, как повлияли эти выводы на нынешнее мировоззрение Драко. Избавился ли он от своих идиотских предрассудков и вбиваемых отцом убеждений касаемо магглов, «грязнокровок» и полукровок? Стал ли он более терпим? Гарри не был уверен точно. Однако он точно был уверен, что Малфой изменился. Возможно, обстановка того года научила его этому, но он стал тише и смирнее, старался не попадаться на глаза лишний раз. Даже сейчас, когда они случайно столкнулись, Малфой подавил в себе ядовитый оклик, и молча ретировался. Пожалуй, первое время Гарри было это непривычно. Он больше не стрелял презрением в людей вокруг, которые раньше были для него ниже статусом — или он умело притворяется? Гарри вопреки старым убеждениям не склонялся к этому. Драко лишь иногда бросал взгляды на Гарри, которые тот замечал только потому, что сам иногда смотрел на Малфоя, наблюдая его изменившееся поведение. И Гарри казалось, что он стал лучше. «Но мы всё ещё слишком разные», — с не до конца ясной грустью завершал парень свои мысли. В какие-то моменты он понимал, что эта лёгкая, как пух, грусть и разочарование всегда была в нём, когда он видел поведение Малфоя. Будто в самой своей глубине души Гарри всегда надеялся, что этот мелкий засранец может стать лучше, чем пытается себя показывать, хотя и не слишком питал надежды на его счёт. Самое удивительное, что приходило в голову Гарри после анализа всех событий, произошедших между ними, была мысль — Гарри больше не ненавидел Малфоя. По крайней мере он точно осознавал, что никогда не желал этому придурку настоящей смерти или страшных мучений, как бы тот себя ужасно не вёл с ним и его Друзьями. Всю ненависть и злость на него из Гарри будто выкачали после событий Второй Войны, после чего в парне осталось лишь смутное чувство сочувствия и любопытства. Возможно, пересмотр приоритетов и осознание смысла некоторых поступков Драко смягчили отношение Гарри. Или же мысль о том, что Драко мог уже не раз умереть, и Гарри больше не видел бы жизни в его уставших, повзрослевших глазах каждый день. Или что он не увидел бы, как Драко наконец-то начал меняться и обретать настоящего себя после того, как старые убеждения его отца разлетелись на кусочки под оглушительными вспышками заклинаний. Или что, возможно, Гарри не стал бы замечать между ними чуть больше… общего, чем раньше. Жаль, что, несмотря на всё это, они ещё слишком разные.

***

Громкий крик, алые всполохи, ослепляющий свет. Мётлы. Рон. Гермиона. Полёт. Быстрее — вперёд-вперёд, быстрее, чёрт возьми! Вокруг разгоралось пламя, а где-то там — внизу — Малфой, Крэбб и Гойл. Какая мука, какая ужасная смерть! Гарри никому бы такого не пожелал… — Гарри, быстрее, к двери, туда! Развернуться под крик Рона, полететь назад, всматриваться в ослепляющие горящие вихры. Найти в пламени руку, голову, хоть что-нибудь живое, не задетое пламенем… Белобрысые волосы, как луна отражающие свет, напуганный Драко тянет руку, Гарри тянется к нему в ответ. Мокрая рука скользит, он падает прямо в огонь, глаза напротив сверкают от страха, боли и огня. Чёрт… ЧёртчёртчёртчёртчёртЧЁРТЧЁРТ! НЕТ! Гарри полетел вниз, но тело Драко уже исчезло в свете Адского огня. Гарри резко очнулся и подскочил на кровати. Ослепляющий свет сна начал отступать, перед глазами прыгали чертями чёрные точки. Всё казалось таким реальным, что грудь Гарри до сих пор душил жар, а руки дрожали и впивались в деревянную поверхность. Только эта была не метла, а бортик кровати. Дьявол. Гарри тихо и медленно поднялся, чтобы не разбудить соседей по общежитию, надел очки, натянул штаны и прокрался в общую гостиную курса. После кошмара он никогда не мог заснуть обратно, но сидение в одиночестве у тёплого камина могло хотя бы немного успокоить. Но Гарри не был уверен, что огонь сейчас успокоит. Сейчас Гарри понимал, что он бы куда успешнее успокоился, если бы сейчас его кто-то любящий и близкий крепко обнял, успокаивающе погладил бы по спине и сказал, что всё закончилось. Жаль, что людей для этого у него не было рядом. Спустившись, он обнаружил, что не один. Свет блестел в светлых, непривычно растрёпанных и беспорядочных волосах Драко Малфоя, сидящего на диване напротив камина и бесцельного смотрящего в огонь. Образы сна всплыли в голове так же свежо, будто Поттер только что пережил их в реальности: огонь вокруг, химеры, рыжие блески пламени в чужих глазах и волосах, до боли вцепившиеся в него белые руки. Гарри сжал руку в кулак, пытаясь успокоиться. Голова Драко повернулась к нему, и по его уставшему лицу мелькнула тень, природу которой Гарри не успел разобрать. Малфой молчал, Гарри тоже не стремился что-то произнести. Гарри видел какую-то измученную обречённость на лице Драко, и мысленно подчеркнул, что, наверное, после беспокойного сна Гарри тоже так выглядит. Должно быть, Малфой тоже тяжело спал? Будто тоже сделав для себя такие выводы, Малфой подвинулся на диване и повернулся назад к огню. Гарри безмолвно принял его приглашение составить молчаливую компанию и приземлился рядом, скрестив на груди руки и уставившись в полку камина. Они молчали так некоторое время — Гарри не считал, чувствуя приходящее успокоение от размеренно дышащего рядом Малфоя, сидевшего с видом, будто ничего странного или плохого не происходит, и едва ли когда-то происходило. Несмотря на знакомый треск поленьев, напоминающий слабый костёр во время поисков крестражей, и глухую темноту вокруг, раньше наводившую панику и похожее на готовую взорваться пружину напряжение, в ожидании какого-то шороха в глубине леса, Гарри чувствовал себя очень спокойно и тепло. Чуть ли ни впервые тишина не заставляла его вслушиваться и готовиться в любой момент напасть. Наверное, чужое дыхание размывало своими тёплыми красками черноту вокруг камина. — У меня змея, — неожиданно и тихо произнёс Малфой, и Гарри подавил в себе желание удивлённо вскинуться на него, — Она заползла ко мне в комнату в Мэноре, когда я лежал в кровати. Я не мог пошевелиться, чтобы убежать или закричать. А она всё ближе. А потом я проснулся. Тихий шорох на диване рядом, и Гарри ощутил на себе чужой взгляд. — У тебя что? Гарри сделал вдох и хриплым голосом ответил: — Адское пламя. Я не смог тебя спасти. Снова повисла тишина, Драко больше на него не смотрел, отвернувшись к огню. Гарри заметил, что тот тоже больше смотрел не на костёр, а на полку над камином. — И часто? Гарри не стал уточнять, что он имеет в виду, так как сам с удивлением для себя понял, о чём речь. — Чаще, чем хотелось бы. А у тебя? Драко кивнул. — Почти каждую ночь. Гарри тоже кивнул. — У меня тоже. Гарри тогда понял, что одни из вещей, которые стали общими для Гарри и Драко после войны — это ночные кошмары.

***

Они больше не говорили между собой о той ночи, но без соглашения встречались ночью в гостиной каждый раз, когда оба не могли заснуть или просыпались от кошмаров. Гарри занимал своё прежнее место на левом краю дивана, Драко — на правом, и оба просто смотрели на огонь. Оба ощущали, что здесь, под покровом ночи, освещённые лишь камином, не нужно притворяться и скрывать что-то. Неизвестно на какую ночь, их молчание стало сменяться тихими, на грани между шёпотом и приглушённым говором разговоры. — Я сказал папе, что больше не поддерживаю убеждения «чистокровные выше всех остальных», — без единой эмоции в голосе, будто это само собой разумеется, проговорил Драко. — И что он? — Взбешён. Сказал, что разочарован во мне. Гарри безрадостно хмыкнул. — Если тебя это успокоит, то я скажу тебе, что я горжусь тобой, — Гарри ощутил, как Драко вздрогнул на месте после этой фразы, но не дал ему времени опомниться и продолжил, — В отличие от своего отца ты смог повзрослеть, и понять, что чистота крови не имеет значения, когда речь идёт о живом человеке. Любая Жизнь — она Жизнь, она бьётся, горит и кому-то в этом мире она важна. Если твои родители — не потомственные маги, а простые магглы, а ты, так вышло, родился волшебником, это не значит, что ты достоин смерти или мучений, или презрения. Драко хрипло, но с каким-то незаметным оттенком золотого счастья засмеялся: — Святой Поттер. Гарри криво улыбнулся. — Какой есть. — Я не говорил, что стал уважать магглорождённых и полукровок. Гарри не оскорбился, кивнув: — Ты не обязан. Но ты и не ненавидишь. Они замолчали. Гарри понимал, что Малфою просто нужно время, чтобы свыкнуться со своими новыми ценностями, но то, что он возразил отцу и отрёкся от не-своей точки зрения, действительно заставляло Гарри гордиться им. Он не врал: он правда был горд. На его глазах будто росло и крепло сильное и по-своему прекрасное дерево, и Гарри не мог не испытывать счастья от того, что оно не сломалось под ветрами, а лишь сбросило с себя гнилые ветки, высасывающие из него жизнь. К тому же, Драко и вправду не был обязан кого-то за что-то уважать. Теперь Малфой сам вправе решать, как ему следует думать о людях вокруг него, и Гарри не собирался мешать. Гарри ощутил, что Драко придвинулся немного ближе в его сторону.

***

— В этот раз это был сам… он. — Волан-де-Морт? Драко вздрогнул и зашипел: — Не произноси его имя, кретин! Гарри беззлобно засмеялся. — Тебе пора перестать трястись от его упоминания, с ним покончено на этот раз навсегда. — Заткнись, Поттер. Ты, конечно, храбрец, каких не видел Гриффиндор за всё своё жалкое существование, но я — другое дело. — Ну да, — неожиданно ответил Гарри, — Мы очень разные. Они замолчали. Огонь потрескивал в камине, Драко и Гарри сидели рядом, между ними было не больше пары дюймов. Молчание затянулось, но Гарри не жаловался. Молчали они или разговаривали, Гарри чувствовал себя рядом с Драко одинаково хорошо. Наверное, раньше Гарри не чувствовал бы себя рядом с ним также спокойно и радостно, как сейчас — когда Драко, хоть и сохранил тяжесть своего характера, всё же был приятным. — Так… — всё же заговорил Гарри, — Так что Вол… — (Драко злобно посмотрел на него), — … он делал в твоём сне? Малфой повернулся назад к огню и бесцветно ответил: — Заставлял мучить Круциатусом мою семью тридцать минут. Гарри вцепился руками в пижамные брюки. — Ну и фантазия у тебя. Драко горько улыбнулся уголком губ. — Мне помогали её развить. Гарри повернул голову к Драко, уловил у него в глазах злость, отвращение и боль, какую, наверное, испытываешь от острой обиды за себя и свою семью. — Ненавижу этого урода, — шёпотом закончил он, и взгляд Гарри скользнул на его бледные губы. — А уж я-то как ненавижу, — шёпотом поддержал его Гарри. Губы Гарри против воли расползлись в улыбке — Малфой тихо рассмеялся. *** — Ты же не думаешь, что я поверю тебе, Поттер? — Почему это? — Ты на полном серьёзе говоришь мне, что тогда пробрался в нашу гостиную под Оборотным зельем, чтобы выведать у меня о Наследнике Слизерина? Гарри рассмеялся изумлению Драко. — Не смешно, Поттер! В гостиную Слизерина не пробирался никто посторонний уже как семь веков! — Ну, значит, мы с Роном нарушили эту славную традицию. — Ну честное слово! Гарри отсмеялся, а Драко с видом оскорблённого ребёнка скрестил руки на груди и навалился на спинку дивана. Обмениваясь историями, которые произошли где-то, казалось, в прошлой жизни, Гарри понимал, что Драко верил не во все слухи, которые ходили о подвигах Гарри Поттера тех времён, но от этого было вдвойне приятно его искреннее удивление, когда он слышал это от Поттера. Про то, как настойчиво Гарри и его Друзья искали философский камень, разгадывая загадки, как Гарри на втором курсе победил слизеринское чудовище, как он настойчиво покорял заклинание Патронуса на третьем курсе. Иногда Драко вынуждал его на подробности, и Гарри не без внутреннего удовольствия отметил, что Драко это всё и вправду интересно. — Не думал, Поттер, что ты такой… — Какой? — Гарри не смог сдержать весёлой улыбки. Драко, слегка задумавшись, ответил: — Хитрый и амбициозный. Гарри сжал дрожащие губы, чтобы не засмеяться, хотя сам не понимал причину этого абсолютно свободного и нормального для любого по-настоящему живого человека желания. Как странно, Гарри так жадно впитывал жизнь вокруг себя каждый день в Хогвартсе — на уроках, в Большом Зале, в коридорах — но ощущал настоящий прилив жизни только по ночам, сидя рядом с Драко Малфоем плечом к плечу, чувствуя какое-то необычное родство и дом. — А я не думал, Малфой, что ты можешь быть смелым и благородным. Глаза Драко удивлённо распахнулись, и он резко развернулся к Гарри. — Ты о чём? Гарри пожал плечами, уставившись в огонь. — Я иногда вспоминаю, как нас поймали и привели в Малфой-Мэнор. Драко напряжённо замолчал, продолжая смотреть на Гарри. — Ты тогда не выдал нас. — Едва ли это можно назвать проявлением благородства, — беспощадно отрезал Драко, — Я тогда не думал о благополучии твоих Друзей, я просто не хотел… Он замолчал, но Гарри не стал выпытывать окончания фразы. — Знаю, — спокойно ответил Гарри, — Но мне кажется, это было смело. Драко застыл, а потом медленно развернулся к огню, уставившись куда-то в одну точку на стене. — По крайней мере, твой отец и… эта сумасшедшая… они так смотрели, будто готовы обратиться змеями и съесть тебя, если ты меня не узнаешь. Но ты попытался воспротивиться. Гарри скосил глаза на Драко, и уставился на слегка подрагивающие губы Малфоя, будто он ими сдерживал какие-то слова, которые никак не могли сформироваться. Видимо, сдавшись в попытках, он просто сжал их в полоску и прошептал: — Ты правда так считаешь? Гарри уверенно кивнул. — А ещё ты не дал Крэббу убить меня. Гарри ощущал напряжение, идущее от Драко, но тот на этот раз ничего не ответил. Они сидели в тишине какое-то время, пока Драко снова не подал голос: — А ты не бросил меня в горящей Выручай-Комнате. Гарри улыбнулся. Драко глубоко вдохнул, будто успокоившись, и его тело вмиг расслабилось, растекаясь по дивану. — И всё же, Поттер, ты отчасти слизеринец. Гарри беззлобно хмыкнул. — Ну, а ты — немного гриффиндорец. Малфой беззлобно усмехнулся, удобнее устроившись на диване, касаясь коленкой бедра Гарри. — Не такие уж мы и разные. Гарри тихо рассмеялся.

***

Гарри перестал засыпать в спальне общежития. Несмотря на непонимающие вопросы Рона, Гарри смог со временем убедить его, что ему спокойней спится в гостиной, и тот его понял. К удивлению, Малфой тоже оставался рядом с ним. Казалось, ему тоже больше нравилось засыпать в компании Гарри на небольшом диванчике, прислонившись своим плечом к плечу Гарри. Он не мог объяснить, но тепло чужого плеча успокаивало и усыпляло лучше всего другого, даже, пожалуй, лучше зелья Сна-Без-Сновидений. Так почему он должен отказываться от ночей без кошмаров? С каждой ночью они становились всё ближе друг к другу, и Гарри не желал этому сопротивляться, нащупав у себя в груди горячий, тугой комок сильной привязанности к серым, ставшим глубже в своих чувствах и теплоте глазам отчего-то напоминающим солнце. Драко тоже не сопротивлялся, и Гарри чувствовал, как Солнце от этого распространяется от сердца по всей груди, потом — по всему телу, даря тепло и спокойствие. В одну ночь он вздрогнул и проснулся от того, что у него под ухом кто-то судорожно дышал и всхлипывал. Драко во сне сполз с его плеча и сейчас метался по дивану, неудобно запрокинув голову на спинку, и плакал. — Н…Не…н… не убива… йте, — лихорадочно хрипел он сквозь сон, давясь вздохами и хрипя на выдохах. Ему снился кошмар, — Не… убивай-йте его… Гарри подвинулся ближе к Драко и осторожно тронул его за плечо, ощущая, как солнце внутри скрылось на минуту, и его обуял ветер тревоги и колотящей по голове и сжавшемуся сердцу боли, которая будто была заразной, и Гарри подхватил её от Драко. — Малфой… — НЕ УБИВАЙТЕ ЕГО! Крик пронзил гостиную, и Гарри в панике стиснул сильно вздрогнувшего Драко в своих руках, оторвав его от дивана. Наполненный ужасом крик будто отрезвил его от сна, и Гарри неожиданно вспомнил эту фразу, произнесённую тем же голосом с той же интонацией — там в Выручай-Комнате, когда Крэбб начал бросаться Непростительными, Драко также закричал в панике, чтобы они не убивали Гарри, тем самым дав драгоценное время. Драко продолжал плакать, с хрипом хныкать, ещё не оправившись от кошмара, и сильно дрожать, вцепившись пальцами в футболку Гарри так, будто от этого зависела его жизнь. Этот жест тоже казался знакомым. — Ш-ш-ш… — тихо шептал Гарри, проводя ладонью по его спине и баюкая в своих руках, — Всё закончилось. Драко только сильнее придвинулся, пытаясь сказать что-то сквозь плач, но Гарри лишь крепче обнял его, водя носом по волосам. Драко стал успокаиваться, футболка Гарри в районе плеча промокла, но это сейчас волновало не так сильно, как то, что дыхание Драко устаканилось, а его бешено стучащее сердце, которое билось с такой силой, будто в последний раз, стало успокаиваться, и продолжать своё движение размеренно, спокойно, но также уверенно и чувственно. Грудь Драко крепко прижималась к груди Гарри, вздымаясь и опускаясь в попытках отогнать последние осадки сна на дне лёгких. Драко прижался губами к участку голой кожи на плече Гарри и рвано выдохнул, слегка разомкнув рот, обдавая Гарри горячим дыханием. Гарри продолжал гладить его по спине и по голове, крепко и надёжно обнимать его, как нечто настолько ценное, что было бы непозволительно отпустить его из рук даже во время сна. Гарри умиротворённо вздохнул и лёг спиной на диван, утянув за собой Драко. Тот лёг почти полностью на Гарри, вжавшись лицом ему в шею так, что Поттер плечом ощущал, как двигалось горло Малфоя, когда тот сглатывал. Оба молчали. Гарри вспомнил, как сам после кошмара о Выручай-Комнате нуждался в такой позе, в таких крепких и любящих объятьях. Через несколько минут Гарри теснее прижал к себе подрагивающее сквозь сон тело Малфоя, согревая его в объятиях. Драко придвинулся к нему ещё ближе, прижавшись носом к ключице, когда Гарри прошептал то ли ему, то ли себе: — Мы не такие уж и разные, — и поцеловал тёплую макушку Драко.