Разбитая чашка

*** Я всегда думала, что быть одинокой женщиной за пятьдесят - это сложно. Я ошибалась. Сложно было, когда однажды утром я выронила из рук кофейную чашку и так и не смогла собрать осколки - глаза застелили слезы. Я сидела на полу нашей кухни и рыдала. Долго, громко, отчаянно - именно так, как никогда в жизни себе не позволяла. Это был плач по всему, что ушло и чего нельзя было вернуть, плач по осознанию, которое свалилось на меня так же внезапно, как наступает зима, в одночасье. Ты не изменишься. Никогда. В конце одного тоннеля с разгадкой всегда будет новый, с вопросом, и ты снова ринешься в бой, сломя голову. В этой череде по прежнему не будет места для меня. Ты любишь меня. Ни разу в жизни мне не приходилось усомниться в том, что это правда. Ты любишь меня так сильно, как только способен, но есть кое-что, что всегда и везде перечеркнет для тебя эту любовь. Истина. Твоя чертова истина. Я ненавижу ее и тебя за то, что оказалась втянутой во все это много лет назад. Я ненавижу и себя, за то, что не могу без тебя жить. Поправочка. Не могла. Но научилась. В конце концов, мне уже слишком много лет для такого драматизма. Первое время было сложно привыкать к тишине. Это даже смешно, потому что самой главной проблемой нашей совместной жизни была твоя привычка засыпать под телевизор. Мне понадобилось много времени, чтобы научиться фильтровать этот белый шум и засыпать несмотря ни на что. А теперь я не могла научиться обратному. Кровать тоже оказалась слишком большой. Я по привычке подгибаю под себя одеяло, каждый раз ожидая, когда твои огромные и холодные ступни бесцеремонно вторгнуться в мое пространство, потому что "вдвоем всегда теплее". Но этого не происходит. Вторая половина моей кровати остается мертвенно холодной и отвратительно аккуратной до самого утра. Никто не заставляет меня смотреть баскетбол. Не знаю, хорошо это или плохо, но я слежу за результатами матчей раз в сезон - просто чтобы быть в курсе. Не то, чтобы мне было с кем их обсуждать... я делаю это по привычке. По страшной, одинокой привычке, вытравить которую не представляется возможным. Я перекрасила волосы. И подстриглась. Опять. Ты любил мои длинные золотистые локоны, а я снова постепенно возвращаюсь к рыжему цвету. Не для того, чтобы тебе досадить, нет, просто так удобнее, это экономит время с утра. Ведь завтраки и кофе мне тоже больше никто не готовит... - Доброе утро, Доктор Скалли. У вас есть почта. - Спасибо, Джен. Мне нравится твоя блузка. - Я забираю почту из рук своего секретаря и, слегка улыбнувшись ей, направляюсь в кабинет. Джен совсем молода. Мне кажется, сейчас ей почти столько же, сколько было мне, когда я пришла работать в ФБР. Она мне нравится, с ней легко, несмотря на то, что она немного побаивается меня. Да, быть одинокой в пятьдесят лет совсем не сложно. Я знаю о себе все , сюрпризов больше не будет. Мне не нужно чье-то одобрение, мне больше незачем доказывать свою квалификацию. У меня все хорошо. Наверное, все хорошо. Глубоко внутри что-то дергается каждый раз, когда я пытаюсь убедить себя в этом, но мне не привыкать игнорировать свои чувства. Я занималась этим на протяжении семи лет, пока мы были напарниками, а потом и того больше, когда мы были любовниками. Я так любила тебя, Малдер. Ради тебя я была готова на все, категорически, абсолютно на все. Я прощала и пропускала мимо себя тот факт, что ни смотря на годы вместе, на все пережитое нами бок о бок, я все равно была для тебя номером 2. Твой поиск, твоя работа, твоя треклятая истина была на том самом пьедестале, до которого мне не представлялось возможным добраться. Я так долго говорила себе, что это не страшно, что так можно жить, что ты любишь меня, а я люблю тебя и это главное, и в итоге у меня получалось себя обмануть. А потом чашка разбилась и слезы полились рекой. Мне понадобилось два часа, чтобы собрать все вещи. Раньше я думала, что если до этого дойдет, мне будет очень больно. Оказалось, я не почувствовала совершенно ничего. Я быстро и аккуратно упаковала свою одежду, обувь, туалетные принадлежности, прикинула что именно мне нужно взять сейчас, а что можно будет отправить почтой, погрузила все это в свой джип и просто уехала. Кажется, я даже не оставила тебе записки. Да, именно так. Я вспомнила об этом на заправке в Честоне, стоя на кассе и расплачиваясь за бензин. Я не оставила тебе записки. Через тридцать минут ты вернешься домой, найдешь осколки на полу в кухне, найдешь полупустые шкафы и будешь в ужасе. Ты позвонишь мне, дрожащим голосом вопрошая "любимая, что случилось, где ты?", меня передернет от слова "любимая" и, проглотив кислый комок в горле, я спокойно отвечу: "Я ухожу от тебя". - Мистер Пирс на третьей линии. - Спасибо, Джен. Переключай. Наверное, если бы ты видел меня сейчас, то непременно рассмеялся. Я заведую кафедрой судебной экспертизы в Квантико. Эту должность я получила ровно через три дня, после возвращения в Вашингтон. Будто бы они только этого и ждали: меня, мое разбитое сердце и отсутствие других вариантов на будущее. Мне нравится преподавать. Некоторые студенты спрашивают меня о Секретных Материалах - очевидно, мы с тобой легенды. Когда они просят меня рассказать что-то о наших прошлых делах, я всегда отказываюсь, либо ограничиваюсь общими деталями, стараясь свести диалог ближе к теме занятия. Для них это всего лишь увлекательные истории о двух агентах, которые за свой не самый долгий век службы умудрились натворить столько дел, что хватит на двадцать лет вперед. Для них это все как в кино. А для меня, это наша с тобой история. Череда событий, которая привела меня к тебе, а затем сюда - в мой личный кабинет и мое личное одиночество. Я не могу говорить об этом, не сейчас. Может быть, позже. Когда мне будет лет шестьдесят. Я уверена, что именно в этом возрасте к женщинам приходит способность спокойно вспоминать о любви всей своей жизни, рассказывать свою историю и при этом не рассыпаться на части, как та самая чашка. Пока что я не достигла такого уровня развития, мне все еще больно осознавать, что несмотря ни на что, я люблю тебя и продолжаю любить сквозь отчаянные попытки возненавидеть. *** К полудню подкрадывается усталость, к двум часам я выпиваю почти литр кофе, чувствуя как тело начинает вибрировать от количества кофеина, помноженного на недостаток пищи. К семи я просто сижу в кабинете, опустив лицо в ладони и пытаюсь дышать ровно. Звонок от Скиннера застал меня врасплох. В половину шестого, прямо посреди очередного занятия, испуганная Джен заглянула ко мне в аудиторию и, переминаясь с ноги на ногу, сообщила, что на линии очень срочный звонок из Штаб-Квартиры. В этом не было ничего необычного, но толи выражение лица моего секретаря, толи отполированное годами и опытом шестое чувство дало мне четкий сигнал - держись, с этого самого момента твоя жизнь не будет прежней. И вот теперь я сижу в своем кабинете, стараясь не поддаваться панике и захлестывающему меня ужасу. Все то равновесие, над которым я работала годами, которое наскребла в себе по крупицам, полетело к чертям в одно мгновение. Мне сказали, что ОН едет ко мне. Что НАМ дают дело. Что это ПРИКАЗ. Вслушиваясь в свое порывистое дыхание, я повторяю себе, что смогу. Я сделаю это. Я сильная. Я смогу посмотреть в глаза человеку, из жизни которого я ускользнула без объяснений почти пять лет назад. Я смогу появится перед ним такой, какой знаю себя сейчас: сильной, уверенной, спокойной, рассудительной. Не будет слез, не будет всепоглощающего холода в животе, с которым я засыпала и просыпалась несколько лет подряд, каждую секунду борясь с желанием набрать его номер и молить о прощении. Ничего не будет. Я буду стойкой. Я справлюсь. Дыши. Телефонный звонок заставляет меня вздрогнуть. Я достаю телефон из кармана пиджака и тут же замираю, чувствуя как воздух леденеет в легких и пережимает горло. Он даже не сменил номер. А я его не удалила... - Алло? - Я здесь. Я вижу его прямо перед собой - за стеклянными дверями лаборатории. Высокий, статный, он немного состарился за эти пять лет. На гладко выбритых щеках сеточка морщин, на аккуратно уложенных волосах легкая проседь. Он держит телефон и внимательно смотрит на меня, плотно сжав губы. Я не могу отвести от него взгляд, чувствуя, как плотный узел в моей груди, о существовании которого я даже не подозревала, начинает медленно разжиматься и именно в этот момент я понимаю, что не смогу сделать ничего из того, что только что себе обещала.