Вечная. Призрачная. Встречная.

Был поздний, теплый вечер сентября. Жгучее ещё по-летнему солнце уже давно скрылось за горизонтом, окунувшись куда-то в гладь реки. Небольшой город начал засыпать после тяжкого трудового дня под мелкими волнами испарений и едва ощутимым тёплым ветром. Приятная томность лежала на ресницах. На ней было тонкое летнее платье из белого шифона с изящными салатными веточками. Рыжие кудри девушки, опустившей голову на руки, сложенные на перилах, едва заметно шевелил ветер лениво. И вокруг было удивительно тихо. В этот час город почти полностью опустел. Странно, но опустел. Пустой и гладкий как матовая скатерть асфальт размечали желтоватые круги уличных фонарей, заполнявших своим светом всю широкую полоску моста, который на две ровных половины разделяла строгая белая полоса. В этот странный час дорога пустовала. И лишь немного позади уединившейся девушки на узкой обочине моста тёмным пятном, поблёскивая в ломанных, острых линиях отражениями фонарей, чернела одинокий автомобиль. Она была окутана какой-то тяжёлой печалью. Где-то в груди сосала холодная, ненасытная дыра. Но девушка уже будто бы смирилась с ней, привыкла. К чему-то очень сильному всегда привыкаешь быстро. Опустевшие серые фары автомобиля были устремлены в пустоту дороги, вившейся неподалёку впереди чистой лентой. В аккуратных линиях тоской откликались молчаливые фонари. Внутри болело. В зелёных глазах девушки, едва освещаемых вечными уличными стражами, холодной чернотой отражалась гладь спокойной и широкой реки с почти неразличимыми очертаниями буёв и невесомой зыбью мелких волн. Нет. В этот день вовсе не было дождя, даже тучи не закрывали ни на мгновение днём солнца. А потому раскалённый под жаркими лучами светила асфальт был ещё ощутимо тёплым и кажется даже чуть мягким на ощупь. За тонкими прутьями ограждения, как за решёткой тюрьмы, виднелся освещённый городом горизонт. Над ровной линией реки изломанные и завившиеся очертания парков и домов. Он был не большим, но каким-то до дикости уютным, способным спрятать от всех остальных, если понадобиться. Нет, она никогда не помышляла об этом раньше. В душе её всегда теплилась наивная надежда, что когда-то всё обязательно измениться в лучшую строну. Всё не может быть нескончаемо плохо. Вы ведь не выбрасываете на помойку, дорого доставшуюся, машину только потому, что там загорелась красная лампочка датчика масла. Верно? Какой-то, пусть порой и очень блёклый свет в конце туннеля брезжил для неё. А зачастую этим светом были родные люди. Родные… Какое ёмкое слово. В её собственных глазах всегда был свет, который невольно заставлял верить в лучшее и других. И они вместе с ней верили. Главное верить. Но когда её здесь больше ничего уже не держало, она наконец решилась сделать шаг ему навстречу. Тот шаг, о котором они оба в глубине души мечтали так давно. Она его нашла уже много лет назад, таким же жарким сентябрьским днём, пошутив однажды ненароком. Или он её нашёл, поклявшись однажды, что он попросту не умеет любить. Но в сути, совершенно не важно, кто из них нашёл другого, важным остался сам факт слияния. Такие разные. Такие непохожие. Но всё-таки вместе. Те, у кого жизнь сложилась на самом деле не так гладко, как могло бы показаться. Те, кто познал на собственном опыте, как сгорать от зависти и скалить неистово зубы, не имея одновременно никакой возможности что-либо сделать, знают не понаслышке, как это – по-настоящему любить. Нет, он познал это потом. Вначале он, может быть просто влюбился. Так же ветрено и мило, как это случалось с ним когда-то прежде. А потом, когда, затыкая себе горло от криков, он, сжимая руки в кулаки всем усилием воли, всё равно прощал, когда губы дрожали от гнева и он был готов убить в своей жизни человека из-за другого, тогда эта любовь снизошла на него. Хлынула неистовым потоком, сшибая с ног и опоры всё вокруг и лишь его оставляя стоять на колёсах. Накрыла волной. И он со спокойными глазами её принял. Не с сигаретой в руках и самодовольным взглядом, как встречал по-обычному страсть, а со спокойным взглядом и едва заметной тихой улыбкой на тонких губах. Настоящую любовь он встречал впервые, и встречал по-иному. Девушка поднялась с ограждения, опустила по телу оголённые руки. Она застыла на мгновение, всматриваясь куда-то в глубь города. Медленно опускались её веки, губы едва подрагивали от чего-то. Нет, она любила эту жизнь. Быть может даже больше, чем кто-либо другой. Она нравилась ей визуально, и во всех других прелестях тоже, и даже не важно было горе и неудачи ли это или запредельное счастье. Она одинаково любила и принимала и то, и другое. В этом и была вся прелесть – за болью и слезами обычно приходила радость. Её силуэт манил его непреодолимо сильно. Так же сильно как, в общем, манил всегда, но сейчас немного по-иному. Во взгляде его не было нетерпеливой страсти и голода, была спокойная нежность и печаль. Он ведь прекрасно знал, что она делает, и чего это будет стоить, но он знал и то, каким будет вознаграждение. Каждый человек в такой ситуации должен сам сделать свой выбор. Она сделала такой, хотя он и клялся ей, как бы ни было сложно, быть рядом. Она был сейчас безумно красива в этой своей печали. Края платья задевал вечер, и они немного шевелились, придавая особого шарма. Руки были сдержаны и строги, но оттого не менее ласковы, как и потом, когда она мертвой хваткой вцепится в руль. Красивые, ровные ноги, открытые из-под ткани и покатые бархатные плечи. Он чувствовал всё это на интуитивном уровне, пусть и не имея возможности прикоснуться к ней так, как хотел бы. В её серьёзном и уже мёртвом лице была гробовая красота. Чёрные рваные разводы на щеках и под глазами, как кружево придавали ей загробного романтизма. И бледные, сухие губы, казались уже совсем мертвецкими. Её обнаруживал сейчас, наверное, только последний стук сердца и едва ощутимое дыхание, слетавшее с губ и чуть поднимающее пышную грудь. Неощутимым духом он стоял за ней. Не человеком. Тем, кем был на самом деле. Другим. Как ты отнеслась к этому, когда, однажды увидев, поняла раз и навсегда: всё, в чём ты так старательно пытаешься себя уверить – пустые, детские сказки. Он другой. Такой, каким родился, и никакое чудо не сможет этого изменить. Ей тогда осталось только расплакаться от безысходности и просто принять это. Может они не будут в будущем вместе. Может она уйдёт к другому. Такому же, как она. Но ведь он-то останется. И из его памяти никакими силами не выбьешь этих воспоминаний и слепой, пожизненной благодарности за всю боль и счастье, что она сумела ему подарить. Уникальные, единственные на его опыте такие чувства навсегда останутся за семью замками души, спрятанные от чужих, любопытных, грубых глаз и трепетно хранимые, как самое ценное. Плевать, что будет потом, главное, что уже было в прошлом. Ни о чём сожалеть нельзя. Так, он и не пожалеет никогда, что однажды нашёл её в тесной, пыльной комнате. Как не пожалеет и она. Всё хорошее нужно помнить, что бы ни происходило потом. И за это хорошее надо благодарить. Она обернулась, и синхронно ветер подхватил её лёгкую прядь, оголив бледную шею и кусочек плеча. Бледные губы чуть дрогнули в улыбке, когда любящий взгляд коснулся твёрдых, тёмных линий. Он стиснул до скрипа зубы. Он знал, чего ей это стоит. Быстрыми, уверенными шагами она подошла к нему и дёрнула ручку водительской двери. В салоне было сумеречно и до тошноты тихо. Как тогда, когда остаёшься в машине ночью один посреди целого мира. Нет, это не страх, но то мерзенькое чувство какой-то непонятной настороженности, напряжённости, будто сейчас из-за спины тебя схватит гнилая рука мертвеца. Но здесь было по-родному. Над крышей раскинулись звёзды такие далёкие и близкие одновременно. То самое ощущение чуда, которое просыпалось прежде, сегодня сменилось холодом, и в почти тридцатиградусном воздухе девушке было на этот раз невообразимо зябко. А в салоне автомобиля было тепло. Как в чьих-то заботливых руках. Она тронула рукоять коробки передач, мягко надавила на педаль газа, и автомобиль податливо и спокойно двинулся вперед. В колёсах не ощущалось обычно мелкой дрожи по шершавому асфальту, покрышки сегодня были какие-то особенно мягкие, а оттого и движения были плавны. А вокруг уже спал город. Тёмным силуэт спокойно обогнул большое с цветами в центре кольцо где-то на окраине города, вышел на прямую, и заметно прибавил скорость. Мимо ещё светлевших окон он пролетал уже почти незамеченным, упрямо кладя алую стрелку спидометра. По прямой дороге скорость набиралась легко и быстро, она не ждала и не медлила. Скорости было нечего бояться. Ему тоже. На небольшом подъёме моста кузов уверенно прижался в дороге и скользнул вперед быстрее, чуть поднявшись обратно рессорами на его конце [моста]. По правую сторону монотонно лилась строгая белая полоса. Под колёсами была встречная. Мост. Педаль газа утопилась в пол под спокойным напором. Руки, вцепившиеся пальцами намертво в тепловатый руль из кожи, дернули его влево, и машина, подпрыгнув на первом, бетонном парапете, легко перемахнула через металлическую ограду, ещё истерично прокручивая колёсами. Тяжёлый кузов легко вошёл в натянутую и упругую гладь воды, отозвавшуюся на удар высокими всплесками, и спокойно пошёл ко дну, выпуская серебрящиеся шарики воздуха из приоткрытого лишь немного стекла, и вода широкой змеёй струилась в салон. С каждым мгновением она заполняла объем всё больше, быстрее утягивая груду металла на дно. Но он был не грудой металла. Он хорошо помнил лицо отца, когда впервые после лет разлуки встретился с ним вновь. Его ласковые руки, крепко обнимавшие любимого и, казалось бы, такого чужого сына. Он помнил брата, и то, как он трепетно и абсолютно бескорыстно возился с ним всё детство, водил слабого от рождения мальчика, которого бросила стерва мать, по врачам, получая взамен от эгоиста только тупые шутки и обидные подколы. Потом был бурная молодость, стаи шлюх, перебывавших в его постели, ночные кутежи и разгромы. Он жил почти человеческой жизнью, но бестелесно. А холодный тупой кузов в это время трусливо прятался где-то в гараже или во дворе дома. А потом появилась она, и он слился с этой своей бестелесной, человеческой половиной ещё крепче. Он уже не мог этого отпустить, он уже давно чувствовал себя человеком и периодически то проклинал свой истинный облик, то вновь осознавал, что всё же что-то очень ценное и прекрасное есть и в этой груде металла. Металл тоже «живой» элемент. В её голове проносились ещё живые картины прошлого, детство, подростковый период. Рокерша, воспитанная на Metallica`е, в милой оболочке. Она помнила своего милого и смешного отца, такого похожего на неё душой, и всё же немного иного. Со своими недостатками и минусами, но милого и родного, отдавшего множество тепла ей. Свою милую маму. Строгую и по-деревенски простую, но сумевшую приспособится к бурлящей жизни в городе. Смешную такую порой и бескорыстную. Её теплые руки и чуть исковерканные голосом слова. Потом пришёл колледж, беспокойная жизнь в общаге, вдали от родного дома, что приносила одновременно радость и лёгкую тоску. Ранние подъём, безголовую встречу в середине ночи на вокзале у вагона поезда, остановившегося там лишь на полчаса. Поездку в большой город, и одновременно едки подколки каких-то малолеток в деревне. Потерю такого дорогого друга и первую сигарету… А потом появился он. Со своими загонами, истериками скандалами, но любившего искренне, на деле так, как говорил. Чужого, другого, несерьёзного, но изменившегося за несколько часов. И не сумевшего изменить лишь одной вещи… Вода, в глубине кажущаяся ледяной до боли, давно струилась по узким трубочкам выхлопной и воздуховодной системы, стремясь найти самое ценное – цилиндры поршней, спрятавшиеся глубоко за слоями металла. Ледяной плоскостью сечения мутноватая речная вода скользила, огибая все неровности, всё выше, охлаждая и без того бившееся крупной дрожью тело. Потоки сновали всё стремительней под давлением общей массы по трубочкам, становящимся всё уже и уже. Холодная линия воды огибала пухлые красивые губы, подбираясь к ресницам и слизывая послушно со щёк девушки солёные капли. Да, она боялась. Ей было страшно. Больно. И спокойно. Ей было за чью руку схватиться здесь. И эта же рука вытянет её там. Беспомощно хлюпнув в последний раз, буркнул упрямо двигатель. Дрожащие губы жадно втянули последний глоток воздуха под самой крышей. Она так и не выпустила руля из рук. А он уже сжимал эти её руки там.