Но… теперь, получив доступ к отдаленным областям мозга, я совершенно отчетливо понимаю: все, что делает нас людьми, так примитивно. Это сплошное ограничение.
Пак открывает глаза и первое, что он чувствует, так это отвратительно-режущую боль в районе почек. Вроде бы и подорваться нужно, мол, почку вырезали, но как-то не тянет сейчас совершать лишних резких телодвижений. Чимин чуть приподнимается, сжимая зубы и решая полноценно осмотреться вокруг. После нескольких секунд практически бесполезного бега взгляда по грязным стенам комна… нет, это явно камера, в такой обычно держат заключенных, парень начинает вспоминать, как сюда попал. Первое, что приходит в больную голову — Тэхен со своим тупым поручением. Сначала все начиналось хорошо. Пак тогда обрадовался, что Ким решил выбраться с ним на свидание, если так можно выразиться, учитывая взаимоотношения этих двух. Они встречались около полторы недели, а потом поссорились, от чего Чимин успел немного навредить своему психологическому состоянию, но, как только Тэ пригласил его на прогулку, то сразу подорвался: «посмотрите на меня, я счастливый человек, потому что иду на свидание с первым красавчиком на районе!». Не мог же он тогда знать, как ошибается. Не будем разглагольствовать, Тэхен быстро (также быстро, как они расстались несколькими днями ранее) привел Чимина в отель и рассказал о своих планах, но вначале без впутывания в это Пака. А потом запел песню про какого-то там супер-серьезного мистера Чона, волшебный, но очень важный, чемоданчик, потом подпевал где-то в середине о плохих отношениях и каких-то дискуссиях в прошлом, а к финалу вытянул высокую обнаглевшую ноту и сказал Паку, чтобы тот отнес чемоданчик. Естественно, не без словесных сопротивлений, но Ким уговорил парня… Да кому нужна эта неправдоподобная ложь?! Никто никого не уговаривал, этот ублюдок просто подвесил ебучую причину всех разногласий и сегодняшней встречи на запястье руки Пака с помощью наручников и, помахав ручкой, пожелал удачи с «грязной» улыбкой на лице. Последнее, что Чимин помнит о нем — кровоточащую дырку от огнестрельного ранения в районе солнечного сплетения и испачканную рубашку, которую Тэ привез из Парижа и хвастался ей примерно неделю. Второе воспоминание — тот самый мистер Чон. Вроде бы, его имя Чонгук, но тут Чимин не уверен. Одновременно противно и приятно от мысли, что Пак запомнил слишком подробно, все до малейших деталей: начиная от родинки на шее и заканчивая взглядом, заставляющим понять, кто тут правит балом. Эти острые черты лица, тонкие губы, которые чуть отдают блеском — видимо, мистер Чон очень тщательно ухаживает за собой — эта взбухшая вена на шее и этот хищный блеск в глазах, когда тот увидел, что у Чимина за чемоданчик в руке. Пак сначала подумал: «Наверное, чувак сохнет по деньгам, как некоторые торчат на наркоте», но он поймал себя на такой мысли лишь потому, что уже мертвый Ким тогда сказал про деньги в заветном куске поликарбоната. А еще Чимин помнит, как шумно выдохнул при взгляде чуть ниже, ведь там… Будь он поэтом, воспевал бы тело мужчины в стихах и рассказах. Пока пиджак мирно покоился на плечиках дорогостоящего кожаного кресла, рубашка плотно облегала прилично накаченный торс. Парень с легкостью мог рассмотреть бицепсы, трицепсы, накаченную грудь, что вызывало не меньше восхищения. Из-за ужасной духоты в номере Чон расстегнул пару верхних пуговиц и предоставил взору острые, четко виднеющиеся ключицы, от чего эти же самые острейшие ключицы остались рваной раной где-то в районе грудной клетки. Не бывает людей с идеальной внешностью. Видимо, так называемый мистер Чон Чонгук не человек. И последнее воспоминание после провала — большой пакет с содержимым из голубых кристаллов, операция и избиение Чимина после того, как в него засунули этот… Сто-о-оп, что сделали? Пак резко дернул головой и поднялся, прошипев от пронзающей боли в боку. Приподняв испачканную грязью футболку, тот наткнулся на слабо перевязанный бинтом, но, слава богам, зашитый хирургический разрез. Отодвинув испачканные кровью пару слоев марли от кожи, Чимин убедился в том, что нихера он не хирургический, резали обычным ножом, а зашивали хер пойми чем. — Ну что за свиньи… Скальпель не стоит дорого, чтобы отказаться от его применения! — Чимин выкрикивает куда-то в пустоту, скорее, для себя, чем в адрес какого-нибудь субъекта. Этот процесс Пак решает назвать «создание иллюзии, что ты не одинок». Парень решает забить на все формальности в виде разреза, он жив — это главное. Ему надо выбраться, а только потом уже начинать волноваться о заражении крови и прочей вытекающей дичи. Чимин моргает много-много раз и пытается придти в себя, но голоса, распространяющиеся в его голове с каждым мгновением на все больший диапазон, мешают. Они перемешались, от чего Паку стало тяжелее соображать. Но, собравшись с силами, парень кидает взгляд на наручники, которыми он пристегнут к батареи, но те в один момент расстегиваются, стоило только Чимину подумать об этом. В чем дело? Пак быстро успевает переработать всю полученную информацию и вспоминает о тех пакетах, которые были в чемоданчике и с каким восторженным взглядом на них смотрел Чонгук. CPH4. Те синеватого цвета кристаллы… Было похоже на наркотик, не особо волновало. Но теперь это в виде килограмма у Пака в организме и, знаете, это немножко вызывает сомнения. Нет, блять, не немножко. У Чимина охуеть какая паника, потому что он только что понял, что по его венам херачат сейчас непонятные кристаллики, которые являются, скорее всего, наркотой, и он только что расстегнул наручники силой мысли. Силой мысли, черт побери! Пак достаточно быстро успокаивается и перебирает всю информацию. О СРН4 он слышал в одно ухо. Мол, это всего лишь безобидный гормон. Но волнует последнее, что было услышано: у беременных женщин выброс этого гормона настолько велик по сравнению с обычным состоянием, что это действительно может привести к нетипичным, «сверхъестественным» последствиям. Тут же и сопоставляются два факта: сверхъестественные последствия и управление материей силой мысли. Вот же ж тупая ситуация… К сожалению, думы Чимина прерывает резко зашедший охранник, который, увидев расположение Пака, тут же достал два ножа среднего размера из-под резинки каких-то безвкусных треников. И дернуло парня подумать о том, как в фильмах лезвием ножа человека пронзают практически насквозь. В то же мгновение обессиленное тело охранника, который из такого понятия как «стиль» знает только то, что это слово из пяти букв и не более, падает на холодный пол, от чего Пак находится в непередаваемом шоке. Но от вновь резко вспыхнувшей боли в районе разреза, прикрытого бинтом, Чимин отбрасывает все переживания о том, что как бы присутствует уголовный кодекс и за убийство вроде бы усаживают на стульчик в тюремной камере. Парень быстро перехватывает один из ножей и быстрым шагом удаляется из камеры, оставляя все, как есть, о чем после очень скоро жалеет. Чимина перехватывают несколько сильных рук и надевают на голову черный мешок, перекрывая путь к возможной на тот момент свободе.Люди считают себя чем-то уникальным, и вся теория их бытия построена на их неповторимости. Один — лишь единица измерения. Но это ошибка. Все системы, изобретенные людьми, — лишь набросок. Один плюс один равно двум, это всё, что мы выучили. Но один плюс один не равняется двум. Нет вообще никаких чисел и никаких букв. Мы навесили эти ярлыки, чтобы упростить жизнь, сделать её понятнее. Мы придумали шкалу измерений, чтобы забыть о нашей неизмеримости.
С Чимина снимают мешок, который чуть не задушил его и не послал в неизученный космос, и парень сразу же бросает озлобленные взгляды на всех амбалов, что так неаккуратно тащили его в этот кабинет. Кабинет… номер отеля… Парень все анализирует со скоростью света и резко переводит внимание на сидящего перед ним человека, который так расслабленно расположился в своем кожаном кресле. Возможно, это крокодилья, но Пак бы не стал так торопиться с выводами. Чимин следит за каждым движением Чонгука, а после начинает прислушиваться к его словам, но понимает мало из-за того, что мужчина разговаривает на английском с одним из противных мужиков, которые так любят надевать мешки на голову: Пак в свое время решил забить и не учить этот язык, поэтому и не вдупливает о чем разговор, поэтому отвлекается на вид за окном. Но, как только люди в костюмах покидают номер и оставляют Чимина с Чонгуком наедине, Пак резко напрягается, переминаясь с ноги на ногу и потирая, наконец, свободные от наручников запястья. — Ты знаешь, что находилось в пакетах? — у Чонгука голос такой, что хочется поставить на рингтон телефона. — Да, — Пак отвечает коротко, но, посмотрев в глаза Чона, понимает, что он ждет от него большего, — я бы не назвал это гормоном, как об этом говорил один из Ваших подчиненных, мистер Чон. Данное вещество идет как наркотик, да и последствия, скажу я вам чисто по секрету, практически одинаковые. 4-метиламинорекс имеет некую схожесть. У них латинские названия достаточно похожие, только сравните: U4Euh и СРН4. Есть некоторая схожесть, согласитесь? — Чимин не улыбается, хотя две секунды назад он безумно хотел это сделать. Мозг задает программу в пятьдесят восемь процентов, перечеркивая для Пака такую вещицу, как боль. Теперь осталось одно желание. Желание и резкая вспышка памяти, заставляющая вспомнить о том, кто такой Чон Чонгук на самом деле. Чимин был на первом курсе и у него еще тогда с головой не все в порядке было. Только-только поступил, вроде, радуйся, да пой, только вот подкашивающиеся ноги и учащенное сердцебиение мешают. А все из-за красавчика с четвертого курса международных отношений. Пак даже не думал к нему подкатывать, поэтому сидел в сторонке с закусанной губой и наблюдал за Чонгуком, лишь изредка задумываясь о том, какой у него голос на пике оргазма. И сейчас эти пальцы, которые трахали Чимина в его самых влажных снах, постукивают по столу, а взгляд так и манит, как полтора года назад. Хочется забыться, да вот проценты возрастают. — Отлично сработано, не правда ли? — Чонгук выходит из-за стола и подходит к Чимину вплотную. У Чона изначально была одна цель в виде обнаглевшего студента со второго курса журналистики Пак Чимина и он ее добился, ни капли не переборщив, — ах, Чимин-а, через сколько я прошел ради этого. — Вы сделали из меня нечто, что возвышается в пищевой цепочке над человеком, — Чимину бы вздрогнуть от одного взгляда, да подтаять немного, ведь подсознание подсказывает, что это правильно, вот только организм отрицательно срабатывает и отдает противоречивые приказы, — а теперь стоите и улыбаетесь, будто бы оно того стоило. — Переборщил я только с дозой, возможно, — Чон пожимает плечами и кладет руку на аккуратную талию парня на против, медленно оглаживая, — ты же ничего сейчас не чувствуешь, верно? — мужчина стоит слишком близко, чуть склоняя голову в бок и обжигая губы парня одним лишь дыханием. — Совершенно ничего. Хотя… — если можно все сослать на отсутствие подсознания, то пусть оно так и будет. Голос становится тише, а дыхание учащается, — ты такой красивый. Это отвлекает, — Чимин чуть подается вперед и касается чуть суховатыми губами до более влажных, вовлекая старшего в страстный поцелуй, на что тот с удовольствием отвечает, перехватывая инициативу. Ладони Чонгука блуждают по телу младшего, то и дело, что задирая футболку, оголяя окровавленные участки кожи и касаясь их теплыми подушечками пальцев. Несмотря на то, что Чимин отдается прелюдиям полностью, Чона волнует то, что пакетик находится в организме и, возможно, вещество продолжает распространяться. Мужчина умело вытаскивает нож за темную рукоятку из-под ремня Чимина и шумно выдыхает, отстраняясь от сладкого поцелуя и манящих, чуть опухших, губ, которые так и остаются чуть приоткрытыми. Чонгук перехватывает Пака и резко прижимает к столу из темного дерева, разворачивая к себе спиной и прижимаясь сзади. Как только Чон коснулся грудью спины младшего, Чимин повернул голову на него, вновь торопливо и смазано целуя. Но Чонгуку приходится отстраниться, чтобы снять ненужную тряпку с парня и прислониться к горячей спине вновь. — Чимин, ты же совершенно не чувствуешь боли, ведь так? — от одного хриплого голоса где-то около уха Чимин начинает труднее дышать, судорожно хватая носом воздух, чувствуя, как внутри от желания и быстро распространяющегося СРН4 вспыхивает целый пожар непередаваемых чувств, а соединительная ткань вперемешку с кристаллами лишь подливает масла в огонь. — Ты прав. И это является конечной станцией, казалось бы, вечного пути. Чонгук резким движением вгоняет испачканное раннее лезвие ножа в область еще не зажившей раны, от чего Чимин лишь вздрагивает, начиная слишком глубоко и часто дышать. Страстно, несдержанно. Это выбивает из колеи, но мужчина держится, желая покончить с этим побыстрее. Чон проводит ножом по порвавшемуся пакету внутри, рана становится шире, больше, чем была всего лишь час назад, и задевает его концом стали, немного передвигая ближе к разрезанной плоти, дабы руками достать было куда легче. Извлекая совершенно небрежно, а после откидывая на пол теперь уже полностью окровавленный нож, Чонгук проникает длинными пальцами внутрь увечья, ловко подхватывая наполовину опустошенный пакетик с кристаллами сине-фиолетового оттенка и, наконец, вытаскивая его из легко поддающегося тела. Эмоции Чимина передаются Чону и мужчина понимает, что ему не больно. Ему чертовски страшно. Страшно не заполучить того, чего он ждал слишком долго. Чонгук никогда не медлил, дабы подразнить партнера. Его это злило настолько, что появляющаяся агрессия перекрывала все сексуальное желание и влечение уж тем более. Поэтому старший делает все максимально быстро: он хватает тот же бинт и перевязывает его по тазовым костям, фиксируя так крепко, чтобы тот пережал рану и заставил кровь остановиться, свернуться. Покончив со всеми формальностями, драгоценный пакет был нахер откинут в сторону, а влажные губы начали изучать фарфоровую кожу на аккуратной шее. Чимину же давно перекрыло сознание, при чем создавалось ощущение, будто бы соображалка помахала платочком и ускакала в закат; он опрокидывает голову назад, подставляя шею под поцелуи, и вновь шумно выдыхает через приоткрытый рот. Пак руками очерчивает собственную грудь, а затем и живот, пытаясь не задеть сдерживающие кровь слои марли. Чон это, само собой, замечает и умело ловит одну руку Чимина, крепко, до побеления, сжимая в своей. Другая рука опускается на бедро, начиная откровенно мять, а губы дарят новые поцелуи в области позвонков. Пака накрыло волной эмоций давно, но при этом в голове крутится надоедающая мысль о шестидесяти процентах возможностей головного мозга и диком желании заполучить мужчину, который сейчас слишком нежно одаривает его новыми прикосновениями к телу. Чонгук чувствует еле пробирающую дрожь, поэтому принимает решение отставить все прелюдии. Чон звереет. Он стаскивает брюки вместе с боксерами и вновь беспорядочно целует: то в плечо, то в шею, то одарит поцелуями позвонки младшего. Мужчина прижимает парня к столу, заставляя чуть наклониться и достает из одного ящика маленькую баночку; он открывает ее и пространство заполняется терпким запахом лесных ягод, от чего Пак непроизвольно закатывает глаза. Следующий момент — Чимин чувствует прикосновение пальцев к входу и слышит тихое хлюпанье лубриканта, которого достаточно много на пальцах старшего, а затем его накрывает новой волной, ведь Чонгук начинает умело массировать вход. Младший так призывно наклоняется вперед, выгибаясь в спине и виляя бедрами в такт движениям Чона. — Мне не нравится, что ты одет. У Чимина до ужаса хриплый голос, но звучит он с полной серьезностью. Чонгук не смеет ослушаться. Мужчина ловко свободной рукой расстегивает пуговицы на рубашке, а затем вовсе снимает ее и отбрасывает куда-то к футболке Пака. Парень поворачивает голову и в ту же секунду жалеет об этом. Если бы Пак жил с верой в Бога, то всевышний определенно бы имел такое тело. Чонгука хочется еще больше. Чон лишь самодовольно усмехается, начиная входить в податливое колечко мышц сразу двумя смазанными пальцами и прислушиваясь к частым выдохам. Парень не сдерживает сладчайшего стона и тем самым награждает Чонгука за проделанную работу, от чего мужчина лишь слабо улыбается. Пак томится, ведь в паху так напряженно тянет, ему хочется прикоснуться к налившемуся кровью члену, но мужчина не дает, всякий раз ударяя младшего по рукам за то, что полез без разрешения. Чонгук же слегка торопливо продолжает растягивать вход двумя, а далее и тремя пальцами, но лишь для собственного удовольствия. Чимин же не чувствует боли. Чон наконец выходит, замечая мутный взгляд Пака, и призывно облизывает юрким языком пальцы, на которых осталось некоторое количество смазки. Старший не мнется на месте долго: быстрым движением расстегивает ремень и приспускает строгие брюки, а затем и темные боксеры, вновь выливая на руку лубрикант, уделяя внимание теперь уже своему члену. Младший продолжает нагло вилять задницей, чтобы Чон поторапливался. И это срабатывает. Чонгук, предварительно надев презерватив, медленно входит в обмякшее в сильных руках тело, от чего Чимин мгновенно захлебывается новым стоном, сжимая руки в кулаках. Движения старшего аккуратные, размеренные, пускай он только играется; — здесь замедляться хочется — Чон входит лишь наполовину и мгновенно выходит, играясь с изнемогающим Паком, который готов сделать все, что угодно, лишь бы его уже трахнули. Чонгук нажимает длинными пальцами на Чиминову поясницу, заставляя его прогнуться и оттопырить задницу, ведет пальцами чуть выше, задавая нужную позицию нижнего для себя. А затем входит до основания, останавливаясь на несколько мгновений и давая младшему привыкнуть к заполненности внутри. Пак сглатывает слюну с характерным звуком, когда старший делает первый грубый толчок. А затем и второй, третий. С каждым разом толчки становятся жестче, а движения резче и острее, выбивая из Пака самые сладкие и громкие стоны. — Блять, расслабься, — у Чона непривычно низкий и до мурашек хриплый голос, от чего Чимина обдает новой порцией тока по венам и тот виляет задницей. Но Чонгук, ухватившись за темные пряди младшего, резко их сжимает и дергает, заставляя Пака успокоится и перестать сжимать член настолько сильно. Чонгуку до разрядки рукой подать — божественное удовлетворение настигает с огромной скоростью и тот кончает, громко рыча куда-то в затылок младшему. Но, не давая себе расслабиться после оргазма, Чон кладет руку на член Пака, начиная резкими движениями надрачивать, размазывая природную смазку по всему члену и подводя младшего к финишной прямой. Пак чертовски изможден, он задыхается от подступившего удовольствия и все еще находящегося члена в заднице, поэтому спустя пару секунд обильно изливается в руку старшему. Чонгук наугад находит губы Чимина и сладко, где-то даже чересчур приторно, целует, заставляя Пака утонуть в омуте карих глаз и растаять от прикосновений сильных рук.«Казалось бы, чем меньше во мне человеческого, тем больше знаний обо всем. Но рядом с ним все это — такая мелочь.»