Забота хищника

Для Савады Тсунаеши пятница выдалась на редкость удачной. Парень был непомерно счастлив, ведь весь день вокруг ничего не взрывалось, в него никто не стрелял и не бил. Реборн смотался по делам, Гокудера отправился пополнять запасы динамита, Ямамото на сборах школьных команд по бейсболу, а малявки дома с мамой, в общем и целом тишь да благодать. Но самое главное радовал вездесущий Мукуро, точнее его полное отсутствие в этот прекрасный день. Вытащив, наконец, свое законсервированное ананасо-головое тело на поверхность, из темных подвалов тюрьмы Вендиче, он решил себя порадовать и так сказать взял выходной от своей повседневной деятельности. Нормальные люди в таких случаях покупают себе новую одежду или что-нибудь вкусное, а этому видите ли, подавайте новые тела для захвата разума. Так что он отправился на какой-то международный саммит, проходящий как раз в Японии. Наверняка завтра начнет придумывать новый суперхитрозадый план по захвату хрупкого тельца будущего босса Вонголы, но это произойдет завтра, а сегодня все прекрасно. Так как фраза « - Я захвачу твое тело», так ни разу и не прозвучала, Тсуна с полной уверенностью в лучшее будущее сегодняшнего дня, шел по коридору школы вместе с Энмой, весело обсуждая предстоящие выходные. Повернув за угол, они повстречались с великой и ужасной птицей обломинго, в данном случае в ее лице выступила маленькая желтенькая канарейка наматывающая круги над телами серьезно побитых учеников. Этот маленький яркий шарик перьев, весело щебечущий и напевающий гимн школы над поверженными противниками своего хозяина, вселял в сердце ужас и страх. В таких обстоятельствах песня больше походила на похоронный марш, нежели торжественный гимн. Посреди почти бездыханных псевдо трупов, гордо стоял один человек, общепризнанный демон дисциплины их школы (а по мнению некоторых источников, пожелавших остаться неизвестными, возможно и всего мира) – Хибари Кея, в его руках поблескивали сталью всегда верные ему тонфа. Окинув взглядом проделанную работу, Хибари слегка кивнул сам себе, словно довольный художник, только-только завершивший свой шедевр. -Хиии… что здесь произошло? – на источник шума моментально среагировали. Увернувшись от предназначенного ему удара тонфой, с помощью гениального приема «споткнуться на ровном месте», Савада сильно ударившись мягким местом, оказался на полу. - Ничтожные травоядные посмели шуметь у дверей дисциплинарного комитета, я доходчиво им объяснил, что так делать не надо, - как ни в чем не бывало, объяснил Кея. – Но видимо осталась еще парочка, не усвоившая этот урок. - Чаосу Хибари! - фирменное приветствие Реборна спасло от страшной расправы трясущихся в страхе будущих боссов мафиозных кланов. - Привет малыш. - Извеняй, но мне нужна эта никчемная парочка и желательно в сознание. В столь напряженный момент из приемной послышалось шуршание и возня. Кея одним ловким движением скрыл тонфа в складках пиджака накинутого поверх плеч. И позабыв о нарушителях тишины, направился в кабинет к источнику звука. - Будете шуметь, забью до смерти - непоколебимая сталь серых глаз главы дисциплинарного комитета старшей школы Намимори скрылась за бесшумно закрывшейся дверью. - Хибари-сан сегодня на редкость активный, не находишь Энма? – преодолев ползком три четверти пути, продвигаясь между бесчувственными телами к выходу с этажа, еле слышным шепотом осмелился подать голос Тсуна. - Это точно, - таким же шепотом отозвался Козарт, телодвижениями напоминающими гусеницу, двигаясь за другом в том же направление. И лишь Реборн загадочно улыбнулся на поведение парня, он-то заметил светлую макушку безмятежно спящего Дино удобно расположившегося на кожаном диванчике. Сам же Хибари удостоверившись, что солнечное недоразумение до сих пор спит, сел за письменный стол. Смотря на мирно сопящего Каваллоне, он продолжал мысленно себя убеждать, что причина его действий вовсе не в беспокойстве за сон наглого итальянца, а в чем-то другом. Да точно. Как ни крути, а хищник должен заботиться, чтобы травоядные в его охотничьих угодьях были в отличной форме. Особенно одно сияющее парнокопытное, нагло захватившее диван комитета дисциплины и прочно поселившееся в гордом сердце того самого хищника.