▲
— Ты... пойдёшь на корм рыбам. Широкие белые двери распахнулись прямо перед парнем, вновь открывая изученный глазами вид, от которого неуверенность заставила слегка поджать губы. Голос вмиг пронёсся по длинным коридорам, и где-то там, впереди, послышалось эхо первых строк... «игра» началась. Боруто срывается прочь с места, пользуясь возможностью выиграть для себя хотя бы несколько секунд в начале, ведь к концу они могут стать решающими. Он знает, на что он согласился, поэтому медлить ни при каком раскладе нельзя: ему это лишь на руку; знает, что он опять найдёт его, он всегда находит его! но права сдаться Боруто не имеет ни по правилам происходящего, ни по своим собственным принципам. На кон поставлена его свобода и, возможно, здравомыслие, а значит, он должен бежать. Бежать, всячески пытаться выбраться, укрыться, спастись — выиграть там, где ты не являешься хозяином своей судьбы и отчасти себя, где всё будто заранее предрешено и участь неизбежна. Боруто осознано бросил вызов тому, кого считает безумцем. И он ещё тысячу раз успеет пожалеть о содеянном, но не сейчас. Это лишь испытание его воли, а давление, давление — ускоритель процесса. Это ли не прекрасно? В этом чёртовом бетонном лабиринте все стены, все углы похожи друг на друга. После предыдущих попыток создаётся впечатление, что у самих стен есть глаза, — как иначе он способен найти его? Потеряться здесь можно быстрее, чем потерять самого себя, — ничего из оного Боруто постичь не хочет. Он уже идёт за ним, и первое лишь облегчает наступление второго. — Здесь нет места для тебя, здесь нет места для тебя... – откуда-то из-за поворотов доносится прекрасно знакомый, спокойный, этим даже пуще пугающий голос. Он делает короткие паузы между строками, утихает, а затем вновь начинает петь. Мицуки заходит в лабиринт только на второй строчке, когда парень уже устремляется вглубь, однако это никоим образом не мешает выбирать нужный путь. Он вновь и вновь поёт именно эту песню. Боруто, кажется, ещё с первого раза выучил её наизусть и до дрожи боится своей приближающейся с каждым новым звуком партии — её начало будет ознаменовать конец. С одной стороны, завершение не должно наводить такой страх, но с другой... необходимо сбежать, скрыться. Чтобы выиграть, нужно лишь не дать этой злосчастной партии состояться, нужно лишь не дать найти себя... Чёрт, если бы это было так просто! Трижды перед этим он проигрывал. И это не похоже ни на один из тех проигрышей, что когда-либо были в его жизни. Это не банальный спор, но и не ритуал. Описания нет — так пожелал сам Мицуки. Для Боруто ставки невероятно высоки, а для Мицуки они не имеют значения. Ему известен исход, и никому от него не отвертеться, как бы Боруто ни рыпался. Его жертва никуда не денется, хочет она того или нет. Она не может выбраться, она не может сбежать — она уже не имеет контроля, она заранее не имеет контроля. Любое сопротивление лишь приукрасит событие. — Открой рот... положи голову на бордюр! – со словно безумными нотками в голосе продолжает Мицуки. На его губах красуется широкая улыбка, и сейчас она не фальшива. Юноше и впрямь до безумства нравится всё это. оно только начинается. Он не старается петь громче, тише или вообще соблюдать какой-либо уровень громкости: где бы блондин ни был, песня достигнет его слуха и непременно разгонит кровь по жилам. — Ведь твоё тело — послание... В его руке чуть заметно блеснул металл. Снова повисшую тишину пронзает скрежет холодного оружия о бетон, и от этого звука Боруто, находящийся в нескольких десятках метров от источника шума, на секунду забывает, как дышать, пока по спине проходит марш мурашек, а сердце подскакивает к гортани. Происходящее действительно становится похожим на игру. Игру больного маньяка со своей жертвой. Ничтожно легко понять, кому принадлежит роль больного маньяка — хозяина сей игры, — а кто здесь несчастная жертва. Однако её несчастье — её же рук дело. Мицуки больше любого другого не любит, когда ему врут, когда с ним по-глупому играются, и он не спускает такое с рук. Он добьётся своего всеми возможными способами, а если таковых нет, то придумает и воплотить в жизнь собственные. Боруто, Боруто... прекрати же сопротивляться. признайся. — Передавай от меня привет в аду. Боруто всё так же абсолютно уверен, что тот сам удостоится возможности собственнолично поздороваться с самим Сатаной. И если бы в прошлый раз он не сказал об этом вслух, то смог бы оттянуть момент своего проигрыша. А сейчас, несмотря на любой свой страх, Боруто опять решительно, опять отчаянно намеревается победить. Никаких «промахов», никаких промедлений, никаких отступок от правил! Мицуки играет беспощадно. О поблажках с его стороны ты можешь прощаться лишь в своих беспокойных снах. Ему плевать на весь здравый смысл: его действо никогда и ни за что ему не поддастся. Боруто — его единственная, его любимая жертва, коя раз из раза лезет ему прямо в руки. и он в мгновенье схватит её за горло, как только на то выдастся малейшая возможность. Нога пинает что-то к стене, и Боруто оборачивается через плечо, немного сбавив скорость. Позади лежит серебряный нож. Он не помнит, чтобы видел его или чтобы слышал звук его падения. но, похоже, Боруто просто потерялся и не заметил. И он ходит кругами, ведь тогда получается, что Мицуки проходил здесь. Он не отдаёт себе отчёта, как поднимает его. Мицуки действительно говорил, что смерть одного из них станет победой выжившего. Пробила мелкая дрожь, стоило ему подумать, что он сам убьёт его. В грудь ударило щемящее чувство. Страх? — нет... Боруто нервно закусил губу. Нож пал практически на то место, где лежал. Довольный парень шагает лёгкой поступью, однако шаги гулко раздаются по длинным коридорам из-за каблука его туфлей. В отличие от Боруто, Мицуки ни капли не боится выдать себя и всячески даёт это понять. Он хочет, чтобы Боруто знал, откуда ждать удара. Он хочет, чтобы Боруто ждал, ждал и боялся этого удара. И всё идёт как нельзя лучше. — Тебе было дано три желания: сказать «прощай» маме, папе... сестре? – в голосе слышна неприкрытая усмешка над изменёнными словами песни. Боруто давно не знает, чего вообще ждать от Мицуки, — кажется, этот сумасшедший способен даже низвергнуть солнце, если то покажется ему слишком ярким, – я могу отсюда слышать ритм твоего сердца; он идёт в такт пистолету, что бьётся у тебя во рту. Пистолета во рту Боруто нет. но от этого забега в горле давно пересохло. В голове его уже начинает мутнеть, а ноги слегка немеют; во время очередной паузы Мицуки парень только и успевает, что свернуть за угол и согнуться, едва не падая, впитывая рукавом пот со лба и быстрее переводя дыхание. Становится душно, приходится тянуться к воротнику, чтобы расстегнуть самую первую пуговицу на белой рубашке. Здесь определённо прочитан каждый его шаг, если не каждый его порыв, раз именно в этот момент он свернул именно сюда. — Ох, виновен, виновен, виновен... Только когда до ушей доносятся эти слова, Боруто приходит в себя и мгновенно осознаёт: он только что забыл о главном своём правиле: смотри, куда бежишь. Он резко разворачивается с намерением набрать скорость. только, к величайшему сожалению, перед ним тупик. а шаги Мицуки слышны всё более и более отчётливо. Он словно видит, как тот с улыбкой, чуть покачиваясь, проходит мимо стен. а вместе с ним приближается чёртова паника. Боруто знает, что ей поддаваться никак нельзя, — нужно собрать остатки воли в единое целое и заставить себя продолжать бороться. однако голос так сладко поёт, его хочется слушать и не прерывать. громче. громче. громче... — Виновен, виновен, виновен... Нет, о чём вообще речь? вернее, и речи об этом идти не может! Парень как будто на секунду ушёл в себя и тут же вернулся к яви. Ладони потеют, ощупывая холодную шершавую стену позади. и не только ладони. Конечности леденеют, однако ему жарко. ему страшно. Он чувствует себя зверьком, загнанным в угол... — Виновен, виновен, виновен... Кажется, сердце сместилось к кадыку и сейчас отбивает настоящую дробь. оно так быстро гоняет кровь по сосудам, что пульсирует везде — от висков до кончиков пальцев. Воздуха не хватает. грудная клетка Боруто быстро-быстро расширяется и сжимается, давит на внутренности. Голова кружится... В одежде становится неудобно. в его теле неудобно. Ноги! ноги предательски трясутся. пятятся в самый угол, совершенно игнорируя внутренние крики, мольбы хозяина бежать в противоположную сторону. — Ох, виновен, виновен, вино-о-овен!.. И Боруто готов простонать от того, как Мицуки тянет это «виновен». Прямо сейчас он теряет во всём смысл. Он уже и забыл, что парой минут ранее так старался отсрочить завершение. напротив — он в полной готовности к нему. Боруто потерял те остатки разума, кои оставались после прошлых «игр». Мицуки всегда заботился о нём. оставлял рассудок — заботился, чтобы у парня было о чём поспорить с собой, ведь обычный диалог такой скучный и совсем не в стиле Боруто. а истина рождается в споре. — Вот я и поймал тебя. Стук каблуков — и всё останавливается. Из-за угла появляется Мицуки. Он не поворачивается, стоя в профиль, и лишь одним глазом с хищным прищуром и лёгкой улыбкой смотрит на него. на жертву. на свою жертву. на свою любимую жертву! на своего любимого Боруто. Мицуки одним движением делает разворот. глухо щёлкает каблуком. и шагает к так отчаянно вжавшемуся в стену пареньку. — Падай на колени, пой, – замирает он в двадцати сантиметрах. Тому и лишних слов не требуется — правила давно выучены. Руки самую малость трясутся — Мицуки замечает. Боруто заводит их за спину, тесно прижимает одну к другой, и, выпячивая грудь как под пули, послушно преклоняет колени. Смотрит снизу вверх так искренне... — Вот моё тело, вот моя душа! Тебе принадлежит власть и контроль! Не слёзы ли это блестят? Брови выгибаются, создавая невинный образ; умоляющее лицо. В глазах читается неописуемая эмоция. в ней собрано всё сразу: страх, жалость, надежда, даже счастью местечко нашлось. Что ж, сейчас оно заполнит Боруто до краёв. и как жаль, что этого ему не вспомнить. — Не сваливай всё это на меня. Мицуки быстро проводит языком по нижней губе. всё же не так приятно сминать сухие губы, как ощущать на своих едва влажные, пускай и по-прежнему прохладные. Парень склоняется, и Боруто вытягивается навстречу, сам не умея вообразить, как предвкушал сего. а Мицуки может. Мицуки живёт этим. Бархатная ткань перчаток только касается подбородка и немного шеи, как он, повинуясь без слов, поднимает лицо. Мицуки целует медленно, не сводя глаз и не прекращая щуриться, почти и не шевелит губами. Он знает о любви Боруто брать всю инициативу на себя, потому раз из раза позволяет ему насытиться этими секундами сполна. Он и без того получает своё тепло даже от одного звука его голоса, а так, когда тот жадно кусает его губы, и вовсе рискует явить все чувства сразу вместо привычных холодной расчётливости и серьёзности. Боруто же с головою кроет эйфория. Он вот-вот порвёт рукава рубашки ногтями — настолько сильно впивается ими в руки у локтей. Каждую клетку словно наполнило счастье близости. он не помнит, когда последний раз испытывал подобное. но не хочет останавливаться, прикрывая глаза и слегка привставая. Сладок миг, да короток — Мицуки не предупреждает, отрываясь от чужих губ, хоть и совсем нехотя. Боруто глаза застилает пелена наслаждения, а посему он противостоять концу точно не сможет. Мицуки остаётся только считать секунды до того, как его голова вместе с телом начинает коситься вбок, и он успевает поймать парня за плечи, не давая встретиться виском с полом. Руки безвольно выпадают из-за спины. Он получше обхватывает своего возлюбленного и после рывком — но всё же аккуратно, бережно, — поднимает на руки. Голова лежит на плече, волосы приятно щекочут шею. и от Боруто вновь пахнет чем-то сладким. запах очень тонкий, оттого Мицуки вдыхает глубже. Шаги удаляются, и слышится приглушённый хлопок широких дверей. Где-то в глубине ныне пустеющего лабиринта бесхозно остался лежать тот самый нож.▲
Виднеется что-то чёрно-серое, мутное до невозможности. Сквозь сон слабо слышится шум города. Боруто потихоньку приходит в себя, однако неразборчивая картина не исчезает. зато прибавляется звон в ушах, будто бы поблизости включён поломанный телевизор. Он легонько вздрагивает телом и открывает глаза. где он, понимает не сразу. Белые постели, тумба практически перед лицом. голое тело. Звон сменяется на мотив вчерашней песни, и потому кажется, что это опять та назойливая песня неведомым образом встала на будильник. Сколько же раз он менял её? Боруто тщится вспомнить, что было до пробуждения, как и где он засыпал. какой-то провал в памяти. или же блок подсознания. Веки норовят сомкнуться обратно, та мелодия заглушает гул машин, словно кто-то рядом специально напевает её. целый хор рядом. Он хмурится и наконец упирается рукой в постель, другой по-женски прижимая одеяло к груди — было бы что прятать; получается сесть. Стоит только поднять взор, как моментально замечается фигура в чёрном у стены напротив. Глаза окончательно открываются, когда сердце больно сжимается, заставляя почти что подпрыгнуть. — С пробуждением, Боруто, – спокойным тоном приветствует Мицуки. Ему ни капли не кажется странным проникновение сюда. — Ты что... всё это время был здесь? – Боруто хрипит — вероятно, от страха — и не до конца понимает, что происходит, как это всегда бывало после «игр». — Я ждал несколько часов, пока ты проснёшься, – он совершенно невозмутим, точно речь идёт о пятиминутном ожидании опоздавшего. Парень поджимает губы и невольно толкается назад. Раньше с Мицуки было весело. совместное времяпровождение всегда радовало. Он понимал, казалось, без слов, по одному лицу или даже шуму вдоха. Он представлялся идеальным другом: добрый, честный, верный, понимающий, да к тому же, очевидно, очень любящий, оттого щедрый на всякие подарки. Именно Мицуки мог прийти в час ночи, если Боруто просто не мог уснуть. он не жалел времени и внимания для него. он бы наверняка умер, если бы так спас жизнь Боруто. И Мицуки ждал, что всё это не будет напрасным, что тот будет отвечать, а не только эгоистично брать. он ждал взаимности не как обычный друг. как возлюбленный, чьё сердце обливается кровью при виде улыбки на этом лице. Что же из того получилось? — наверно, несложно догадаться, глядя на то, как масштабно изменились их отношения. Боруто вполне справедливо получил своё прозвище: все любят погреть бока в солнечном свете, однако само Солнце никого не любит. Любовь — это слишком трудно. Да, счастье, но какой ценой? ты становишься прикованным только к одному человеку. Шаг влево, шаг вправо — интриги. ревность. ссоры. расставание. шрамы на сердце. Так и выходит, что Боруто — птица свободного полёта и не хочет быть ни к кому привязанным. да и как люди посмотрят на двух парней? это вдвойне трудно! Невзаимность? — нет, сложнее. непринятие, боязнь, может, немного отвращения. надежда, что всё забудется. Был бы с ним кто-то другой — быть может, разошлись бы мирно или остались друзьями. но Мицуки — Луна. нет, не потому, что с Солнцем, — потому, что показывает всем лишь свою светлую сторону. «Везению» увидеть тёмную никто не позавидует. Боруто подтверждает. — Зачем ты пришёл? – в конце концов выдавливает из себя парень, стараясь казаться как можно более серьёзным. чтобы не напал. — «Зачем»? – переспрашивает Мицуки, будто насмехается над фактически беспомощным Боруто, – я хочу проверить кое-что. Собеседник не знает, что за «кое-что». но догадывается: речь идёт о его чувствах. и уже готов упрямо кричать «нет». Мицуки известен его настрой. однако у него в голове всё далеко не так просто, как может казаться на любом этапе общения с ним. — В тумбочке слева от тебя пистолет. Самое неожиданное, что могло бы прозвучать. От пробежавшегося по спине холода Боруто сжимает простынь. — Ты можешь проверить — я не лгу, – слабо кивает он, давая понять, что проверить нужно. Пытаясь сглотнуть комок в горле, он тянется к ящичку, а боковым зрением следит за «куратором». верно, от всё того же страха. И правда — рука нащупывает внутри него холодный предмет, и по форме это явно дуло. Он поднимает его. не тяжёлый, но и не пёрышко. Он смотрит на оружие, переводит взгляд на Мицуки, после снова на пистолет. что-то шепчет, едва шевеля губами. «безумец». Во рту вдруг выделяется всё больше слюны. Как же хочется верить, что это подделка... — Кольт M1991, в нём три пули, – заметив немой испуг, он продолжил: – не бойся, у меня при себе ничего нет. но у тебя теперь есть оружие против меня. Боруто непонимающе поднимает глаза. На лице читается вопрос, что за чёртов спектакль опять начался. но он напуган. нет, он ошарашен происходящим до глубины души. — Да, ты правильно меня понял: я пришёл сюда для того, чтобы ты убил меня. Не страшись, направь его на меня. предохранитель снят, – как же холоден голос Мицуки, когда он говорит о собственном убийстве. Вдобавок он смотрит на парня без единой эмоции и сверху вниз — неприкрыто пытается чем-нибудь дать толчок к спуску курка. Боруто снова глотает. Он хотел бы просто ущипнуть себя и проснуться от этого кошмара, проснуться там, где нет Мицуки... но в глуби себя понимает, что тот мир был бы обречён уже на другое. — В тумбочке также лежит всё, что понадобится для того, чтобы убрать следы. там есть подробная инструкция. Если правильно последуешь ей, то удачно выставишь убийство самоубийством. Он просто не мог сделать иначе... Боруто с каждой секундой поражается всё больше. Мицуки однозначно плохой человек: двуликий, бестактный, да просто больной на голову маньяк, который играется с разумом, словно проверяя, выдержит жертва напряжение или нет. именно так думал Боруто на протяжение всего того времени. А теперь он легко и просто заявляется сюда, даёт в руки оружие и велит пристрелить его. разве это не сумасшествие? что это?! что происходит в его голове?! Впрочем, быть может, сумасшедший здесь и не он, а тот, кто поддаётся. или оба — в крайнем случае. Слабо виднеется золотой блеск глаз, и он отвлекается на него. так по-глупому глядит на Мицуки, будто бы они встретились впервые. или будто он собирается ещё вдоволь наглядеться на это, казалось, идеальное лицо, а не убивать его обладателя. Или не однозначно? Да на кой чёрт всё то, что он творил раньше?! зачем он пытался ласкать его, зачем он запугивал, зачем он приказывает убить себя?! Ни единой нити логики! В Мицуки нет ни черта, кроме испепеляющей любви к Боруто, и она сильна настолько, что он готов полечь. полечь костьми, но исправить этого эгоиста. Это — точка невозврата. Любое развитие событий уже просчитано. любое решение Боруто окажется бесповоротным для обоих, и со стороны Мицуки это невероятный риск — отдавать всё в его руки. по крайней мере, так думается. В действительности он ставит жизнь на такую мелкую деталь, что у Боруто бы разболелась голова от того, насколько далёк взор парня. ведь во всех их «играх», кроме сильного воздействия, присутствовал незаметный подвох. — Ты выйдешь сухим из воды, я обещаю тебе это, – он непоколебимо продолжает изъяснять свой план. Мицуки слов на ветер не бросает, потому, раз обещает, сие вправду будет, – и я оставлю тебе средства для дальнейшего существования, – на этом слове вдруг делается упор интонацией, однако Боруто того не замечает. Пистолет холодом обжигает руку, и он не способен мыслить о чём-то, помимо него. Он хочет просто отбросить его, согнуться и начать замаливать грехи. ни чем иным он не мог заслужить этого. Но у Мицуки своё правосудие. он и полицейский, и судья, и исполнительный орган. Его методы куда интереснее. И он почти коснулся солнца. «Боруто... давай же... давай, чёрт бы тебя побрал! Ты сам прекрасно знаешь, о чём идёт речь! кто ведёт эти грязные речи ты тоже знаешь! Соберись! пристрели его! пристрели и покончи с этим кошмаром! Ты всё слышал!» – пульсирует в голове, и мозг решительно подаёт сигналы, да только руки не слушаются. Он наконец превозмогает себя и несмело поднимает пистолет на уровень груди. Уговаривает себя сделать ещё один рывок. Остаётся взять Мицуки на мушку. Сердце мешает сосредоточиться: бьётся так сильно, что дрожь усиливается. Руки предательски трясутся, напрявляя ствол то на голову, то на колени парня. это при том, что целится он в грудь. Как бы то ни было, второй раз туда попасть не выйдет. Указательный палец находит курок. Секунды он пытается нормально прицелиться, но тут в голове проскакивает мысль: пуль несколько, так ведь? значит, будь что будет — в грудь или живот он попасть должен, а то и в голову замажет. Боруто хочется сократить боль Мицуки от выстрела. по-честному — и вовсе не хочется стрелять. И он знает, почему так, и Мицуки знает тоже. Путём неимоверных стараний дуло направляется прямо парню в лицо; подсознание уже рисует безумные картины с изуродованным трупом. только их ему не хватало... А Мицуки — плевать. Он терпеливо ждёт своей кончины, быть может, даже насмехается над слабостью Боруто где-то в глубине души, как думает сам парень. Ни капли не страшно по виду, сдержанность внутри, а по правде — глубоко-глубоко внутри страх, что он всё-таки просчитался. Кто же загнан в угол? тот, в кого целятся, или тот, у кого пистолет? Первый? — наивно. Он никогда не оступается, потому как способен анализировать множество исходов событий. даже если у Боруто внезапно начнётся истерика или он вздумает пристрелиться, Мицуки уже предусмотрел транквилизаторы. Шанс неудачи — один на тысячу. А конкретно сейчас он с головой уверяется, что контроль в его руках. взгляда на Боруто хватает. В голове Боруто завертелся поток воспоминаний. что из них было, а что надуманно — он не может понять. Все они связаны с Мицуки, и все разные: одни счастливые, другие — вот такие. Мицуки делал для него очень много хорошего, однако после совсем переменился, и от былого впечатления не осталось ни следа. почти. Стоит на миг представить, что он правда стреляет и убивает его, как сердце опять жалобно, с болью сжимается. оно не хочет отпускать Мицуки. А вторая половина Боруто жаждет свободы, даже ценой чужой крови. Сердце замирает. Он спускает курок. — Хочешь прогуляться? — Да! — Мне приехать? — Пожалуйста... — Я люблю тебя. — Шутишь? — Хочешь снова попытаться искупить свою вину? — Тебе принадлежит власть и контроль! Резкий вдох. Всё по-прежнему. город всё так же шумит, Мицуки всё так же стоит у стены, Боруто всё так же держит в руке пистолет. Он не... — Я не могу... – еле шепчет юноша и роняет оружие на постель, одновременно с тем опускаясь вниз, к коленям, закрывая лицо влажными руками. Мицуки всё слышал. Он бесшумно скользит к нему и садится на колени у кровати, руку кладёт на плечи и пытается заглянуть в лицо. Боруто готов расплакаться. Вероятно, это конец. он понятия не имеет, что будет дальше, если только не лечебница. Он не имеет в себе сил посмотреть на Мицуки. Он чувствует себя сломленным. — Вот моё тело, вот моя душа. У тебя есть власть контролировать, – тихое пение неожиданно доносится до слуха. Голубые глаза округляются в испуге. Нет... этого... этого просто не может быть. Усталая, но нежная улыбка и его тёплый взгляд говорят все нужные слова. Мицуки остаётся преданным только ему одному. Боруто пробивает тёплое, такое необычное, однако знакомое чувство. — Я люблю тебя, – он никогда и ни за что не изменит этих слов. — Шутишь... – не веря счастью, едва шевелит губами Боруто. Мицуки чуть привстаёт, чтобы дотянуться. и дарит поцелуй, в который вкладывает особый трепет. И за секунду перед его глазами проносятся моменты, размывшиеся в памяти. Вот он долго бежит, вот он отбрасывает нож, вот он стоит на коленях... Вот он, здесь и сейчас, отвечает своей любовью на любовь Мицуки. Этот долгожданный миг — самое дорогое, что теперь будет хранить его память. Тихо и незаметно утекает время, и с ним же миру являет себя новый Боруто. Человек, буквально только что отрекавшийся от высоких чувств, отдаётся им без остатка. Мицуки не безумец. безумец лишь тот, кто усомнился в его возможностях. Он любит по-своему, так странно, пугающе, но терпко и искренне. Искупление? — да. Взаимность? — да. Новая жизнь? Да.