Слёзы неба, что излечат душу, но оставят тень горьких воспоминаний.

Тёплое уютное солнце... Его не было на небосклоне. Тёплое ласковое солнышко... Оно словно исчезло. Тёмные серые тучи полностью накрыли Эдо. Который день шёл дождь, словно небо плакало, и его слёзы были холодными и сильными. И ей, девушке с голубыми глазами, смотрящими на мир со свойственной ребёнку наивностью и интересом, впервые казалось, что самый крупный город погрузился в траур, вместе с ней, оплакивая самую большую потерю в таком чистом и искреннем сердце. А небо, наполненное тяжёлым громом и яркими молниями словно вторило ей, перенимая все те чувства, что сейчас клокотали и бушевали в женской душе. Нельзя быть одновременно сильной и стойкой, слабой и беззащитной. Нельзя... Но сейчас она позволяла себе это, потому что сил не осталось. Который день Кагура приходила сюда, садилась возле могилы, прячась под фиолетовым зонтом от холодных капель, и смотрела на надгробие, чувствуя, как по щекам текут слёзы. Она просто смотрела на холодный мрамор, ощущая, как болезненно сжимается сердце. Как больно оно стучит в груди, словно в него вонзились множество игл, которые при каждом вдохе и выдохе терзают душу и сознание. Слишком больно, чтобы понять; слишком страшно, чтобы постичь... И так, наедине со своими страшными мыслями, в музыке печального дождя, окружённая цветами и холодным мрамором могильных плит, Кагура молча лила слёзы, проглатывая свою боль и пыталась стать сильнее. Но она словно потеряла себя. Гинтоки знал, что найдёт её здесь. Фиолетовый зонт даже в такую непогоду выделялся ярким пятном, выдавая Ято. Неспешно ступая по лужам и ловя в них свои отражения, беловолосый самурай приблизился к рыжеволосой Йородзуя, что пока не заметила его присутствия. Он остановился рядом, в паре шагов от девушки, укрывшейся фиолетовым «щитом». Он посмотрел на надгробие. Да уж, для неё это большая потеря. За последние годы Кагура повзрослела не только внешне, но и внутренне. Саката не помнил, как давно перестал воспринимать Кагуру как ребёнка. Возможно, виной этому была её невероятная сила, которой так славился её клан, а возможно, всё дело в её изменившемся поведении. — Уже поздно, пора возвращаться домой, — тихий голос Гинтоки заставил рыжеволосую Аманто вздрогнуть. Кагура посмотрела на мужчину, и её губы скривились. Ято всхлипнула и разрыдалась, не сводя своих голубых глаз с самого близкого человека. Она ревела громко и сильно, словно пытаясь выпустить боль, что таилась на сердце. Саката стоял рядом и его взгляд был прикован к надгробию. Как воин, Гинтоки знал, что этот человек хотел бы быть погребён на своей родине, но как отец, он хотел быть ближе к дочери, чтобы она могла чаще навещать его. — Гин-чан, — воскликнула Ято, вскакивая на ноги и роняя фиолетовый зонт, который упал прямо в лужу. Самурай только вздрогнул, когда его талию обвили женские руки и Ято уткнулась ему в грудь, продолжая реветь. Дождь плакал вместе с ней, забирая с собой частичку боли, омывая раны на сердце, чтобы они со временем затянулись, превращаясь в уродливые шрамы. Гинтоки вместе с ней разделял это горе утраты. Хороших людей, даже Аманто, терять очень больно, поэтому раны их сердец будут нести общую печаль и скорбь. Саката запусти руку в мокрые волосы, осторожно поглаживая. Этим самым он старался принести хоть немного успокоения. Кагура такой ребёнок, почему же он не видит этого в ней? Почему не видит в ней детской непосредственности? Его глаза направлены куда дальше и куда глубже, видя то, что сокрыто от остальных. И этим самым ни с кем не хочется делиться! Она пришла к нему в агентство ребёнком, а теперь стала взрослой девушкой. — Пойдём домой, — спокойно произносит Гинтоки, подхватывая девушку на руки и поднимая зонт. Им пора возвращаться в Йородзую. Промокшие до нитки, они не произносят ни звука, даже когда Саката заносит Ято в тёмное помещение, встречающее их тишиной. Даже когда сажает её на диван, они продолжают молчать. Беловолосый самурай медленно расстёгивает пуговицы её одежды, так же медленно избавляя от липкой и холодной ткани. Кагура совсем продрогла. Полностью обнажённая, немного краснеющая от смущения, Аманто выглядит прекрасно. Мокрые пряди волос прилипают к шее и щекам. Гинтоки скидывает и с себя мокрую одежду. Беря Ято на руки, он направляется в спальню, где кладёт её под одеяло и ложится сам. Парень притягивает к себе замерзшую Кагуру, чувствуя, как она дрожит и накрывает их одним одеялом. Так тело согреется быстрее и её душе нужен телесный контакт. Будь она человеком, то для её успокоения нужны были другие методы. Гинтоки ничего не предпринимался делать, он только хотел исцелить её сердце. Кагура молча закрывает глаза, уткнувшись в мужскую грудь. Она слушает как дождь стучит по крыше. И кажется, что раны на сердце понемногу начинают затягиваться. Ято засыпает, чтобы впервые, за столь долгое время, увидеть спокойный сон. Шрамы никогда не заживут, оставаясь горьким напоминанием. Но жить дальше можно...