pseudonym

Сцена - муторная и грязная, пусть и облитая лоском софитов и воняющая средством для мытья полов так, что любой токсикоман уже умер бы от кайфа. Квансок сползает с нее уже после того, как съемки заканчиваются (сдохнуть хочется критичнее обычного) и бросает короткий взгляд назад, ловя картинки с прошедшего шоу. И позор ли это - проиграть всего на два голоса? В его ублюдском мире - позорище, каких поискать. Рука Ховона тяжестью отзывается в плечах, вынуждая обращать внимание на вторжение в личное пространство. И послать бы его к черту, но вместо этого остается только делать вид, что все так и было задумано. Карма у Квансока такая - делать хорошую мину при плохой игре. - Ты мог лучше, милый. - Хоя, нахуй - это туда, - Квансок указывает кивком головы направление к лифтам из здания записи, мол, никто старшего здесь не держит, он может с чистой совестью валить куда хочет. Никто не держит. - Завали хлебало. Бесишь. Свет и электричество медленно покидают помещение за помещением, возвращаясь остаточным и остывающим статическим напряжением на кончиках пальцев, потому что Квансок следит взглядом за камерами слежения, складывая в сумку вещи в своей гримерке. И нет, Ховона здесь быть не должно точно, но старший торчит в дверях навязчивой статуей самому себе. - Не маячь перед очами, а. И без тебя паршиво. - Давно хотел спросить, почему у тебя такой ебнутый псевдоним? На него без ассоциаций с зоофилией даже не взглянешь. Квансок молча демонстрирует ему средний палец, раздумывая над тем, что десять лет назад совершил роковую ошибку, начав "дружить" с этой пидорастической хуйней по имени Ли Ховон. Хоя - самовлюбленный мудак с манией величия и раздутым комплексом неполноценности. Выигрывать и побеждать. До маниакального ощущения собственной изувеченной изуверности. И это нужно просто понять, принять и простить. Квансок уже десять лет ведет себя совершенно по-хёнски, наплевав, что это он, как бы, в этой ситуации младший. Не в этом случае. Не в этом случае. - Блять, Квансок, тебя задело так сильно? - Хоя ловит его за плечо уже на выходе из центра записи и разворачивает на лестнице так, что чуть меньше подготовки, и он бы нахер скатился вниз, пересчитав лицом все ступеньки. Но. Он все еще в курсе, с кем общается. - Господи, отвали уже, серьезно. И. Без. Тебя. Паршиво. Возвращаться в агентство со вторым местом не хочется совершенно, потому что продюсер выскажет ему все, что он о нем думает. И правильно сделает, если честно. На таких моментах у девочек на глазах наворачиваются слезы, но он все еще не девочка (и не Ховон). Представлять пустующую и унылую общагу, ловить утешающие сообщения в какао от ребят, понимая, что это, конечно же, не конец. Он морально к этому не готов. - Два голоса, херня же. Их можно списать на популярность, у вас нихрена ж с камбеками уже сколько времени... Вот как у этого человека получается одной случайной фразой наступить на все больные мозоли разом? Что за магическая способность, от которой нет спасения? Квансок смотрит на него с нижней ступеньки лестницы и автоматически роется по карманам в поисках пачки сигарет. И нет, он не курит. Вернее, курит только тогда, когда нормальные люди начинают плакать. Но где он, а где нормальность. - Хоя, твои попытки меня подбодрить больше смахивают на желание меня добить окончательно, - щелчок зажигалки раздается в унисон с собственным тяжелым вздохом и визгом шин где-то в переулке от места их дислокации. Старший смотрит на него почти удивленно, разглядывая сначала тлеющий кончик сигареты, а потом пальцы сжимающие фильтр у самого края. Курить дальше - обожжешься, оставив следы на коже. - Выпьем?

***

Квартира у Ховона однокомнатная и маленькая, недалеко от центра, зато своя собственная. Исключительно холостяцкая, прям хрестоматийно. Квансок усмехается невесело, сбрасывая спортивную сумку на пол и заглядывая на девственно чистую кухню с почти пустующим холодильником, где разве что наблюдается хорошее количество пива и водки. - Я чаще ночую в студии, чем здесь, - оправдывающийся Хоя - чертовски уникальное зрелище, Квансоку смешно до чертиков, но он сдерживает позывы смеха, забирая из холодильника пару банок пива и по-хозяйски разваливаясь на расправленном диване. - Так все-таки, что не так у тебя с псевдонимом? - старший приземляется рядом и экспроприирует одну из банок, вскрывая ее с характерным звуком, от которого в голове формируются смутные подозрения о том, чем и как может закончиться сегодняшний вечер. - У тебя кинк на это, что ли? Чего ты докопался? - Квансок закатывает глаза к потолку и прижимается губами к жестянке, слизывая капли пива после. - А ты думаешь, что у меня одного мозги не в ту сторону повернуты? - Хоя смеется и касается ладонью низа чужого живота, заставляя младшего невольно вздрагивать, чуть не уронив банку. - Ховон, прекрати... - Я соскучился, - шепот у уха, и хорошо, что у Квансока хватает (пока) мозгов поставить банку на журнальный столик рядом, потому что чужие ладони забираются под футболку, очерчивая напряженные мышцы тела, вынужденные (почти) под принуждением реагировать на всю эту порнографию. - Заметно было, особенно, когда ты танцевал с этой девкой. - Не ревнуй, детка. Поцелуи выходят жадными и дурными (дурацкими), потому что они сталкиваются зубами - Хоя кусает его нижнюю губу, и это больно, что хочется ему врезать, чтобы был аккуратнее, но сил на это никаких нет. Квансок хрипло дышит, переплетая свой язык с чужим. И то ли жарко на улице, то ли температура в микроскопической комнате слишком зависит от температуры их тел. - Какая я тебе нахуй "детка"? - Или ты хочешь "сучка", в соответствии с твоим псевдонимом? Квансок покрывается красными пятнами, то ли от ярости, то ли смущения. Но концентрироваться дальше на своих эмоциях нет никаких сил, да и внимания уже на это не хватает. Хоя скользит губами по шее, оставляя следы от зубов и губ на коже. И завтра он обязательно пнет его куда-нибудь очень больно, потому что замазывать все это тоналкой - казни подобно. Но не сейчас. Сейчас это позволяет отключиться от того, насколько все вокруг паршиво (и насколько Ли Ховон тоже паршивый вариант для личной жизни). Стаскивать с себя футболку и джинсы вообще ни разу не похоже на порно-фильмы, не сказать, что он часто их смотрит. Не до этого, времени нет. Желания, к слову, тоже. Это только Хоя среди них двоих с феерическим недотрахом (и именно поэтому у них свободные отношения). Квансок морщится почти недовольно, когда старший зажимает его на диване, скользя свободной ладонью по обнаженной коже. От выступающих ребер до резинки белья, блядски щелкая ею по тазовым косточкам, заставляя чувствовать себя если не шлюхой, то где-то очень и очень рядом с этим. Его потряхивает почти до судороги, когда Хоя сжимает в пальцах его член сквозь тонкую ткань. Звездочки перед глазами и собственное сбитое дыхание кажутся падающими стенами его крепости. И дальше больше - поцелуи становятся мокрыми и пошлыми, Квансок до синяков сжимает в пальцах плечи старшего, поддаваясь бедрами вперед, оставляя вязкую смазку на чужой ладони. - Так как мне тебя звать, а? - голос Ховона хриплый и тяжелый, пока он скользит губами по его виску, вызывая мучительную дрожь вдоль позвоночника. И пора бы привыкнуть, что с Хоей так будет всегда. Вот это вот все. Неясное и непонятное. - Иди нахуй, - голос срывается на гласных, потому что из смазки у старшего рядом с диваном только крем для рук. И это хоть что-то, потому что чужие пальцы проходятся горячим и влажным касанием между ягодиц, вызывая тянущее желание ниже живота и почти истерическое, - быстрее. Хоя не смеется, только хрипло и загнанно дышит ему в шею, проникая пальцами в него, растягивая узкое кольцо мышц. И Квансок хочет все моментально отмотать назад, чтобы не оказываться в одной постели с ним (и не чувствовать то, как мучительно растягиваются мышцы в ответ на его движения внутри). Но не может. Скулить он себе не позволяет, прижимаясь лбом к плечу старшего и кусая губы почти до мяса и крови. Отпускает и накрывает желанием почти одновременно, когда длинные пальцы Хои проходятся глубоко внутри по комку нервов, заставляя глушить собственный стон в ладони, расцарапывая до полос на белой коже чужую спину. - Переворачивайся, - Ховон кусает мочку его уха, вырывая из груди хриплые и захлебывающийся стон, - я покажу, насколько вся эта твоя зоофилия для меня фетиш. Квансок кусает его за плечо до крови и рычит сквозь зубы, но слушается. Потому что терпеть дальше нет никаких сил, собственный член стоит до боли, прижимаясь к плоскому животу. - Тебе же нравится doggy-style, - Хоя наваливается на него всем весом, прижимая к кровати и разводит его бедра в стороны, заставляя колени скользить по смятой простыне. И пнуть бы его, но хрен с два, получается только упираться головой в сложенные руки, мучительно выгибаясь в пояснице, потому что старший входит в него медленно и муторно, словно самолично наслаждается происходящим гораздо сильнее, чем должен. Квансок невнятно стонет, стуча кулаком по подушке, пытаясь привыкнуть к ощущению наполненности внутри. И это почти разрывает. От эмоций. От желания послать это все куда подальше. От желания продолжения. И последнее отключает все предохранители, заставляя двигать бедрами в ответ, пытаясь почувствовать все это глубже и ближе. Дольше. Ховон трахает его долго, почти до потери счета времени, и нет, это не удивительно, потому что так происходит всегда. И Квонсок бы сравнивал, но он нет. Свободные отношения (в их случае) работают только в одну сторону, потому что Хоя - долбанная истеричка. Долбанная ревнующая истеричка. Но думать об этом конкретно сейчас не получается, мысли разбегаются в разные стороны от каждого толчка, заставляя рвать зубами чужую простынь, лишь бы не стонать так громко, потому что соседи-репутация. Сдается он только под конец, когда сдерживать себя дальше уже просто нет никакой возможности. Квансок стонет в голос, а Хоя зажимает ему рот ладонью, вжимая его силой и весом в кровать, кончая в него и позволяя кончить следом, пачкая простынь и сбитую почти на пол подушку. - Ненавижу тебя, - Квансок дышит устало и сбито, сводя ноги вместе и медленно соображая, что завтра на тренировке он будет очень и очень ненавидеть себя сегодняшнего. - Нихрена. Ты меня любишь, - Хоя сграбастывает его в объятья, и вырываться совершенно не хочется, - но псевдоним у тебя все равно тупой, пиздец. - А тебя кинкует на него, пиздец. Извращенец, - Квансок не отказывает себе в удовольствие заехать старшему под ребра локтем и скептически закатывает глаза. - Заткнуть бы твой блядский рот чем-нибудь. - Знаешь, я сегодня заметил, что у тебя охуенная растяжка. Так что, дорогой, отсоси себе сам.