***
Всё такое же утро. Холодный душ, горький кофе, костюм, макияж. Только в этот раз к моему ежедневному образу прибавились два тёмных мешка под глазами. Почти две недели с начала набора во внешние ряды я грезила ночами, как буду проезжать просторные поля и леса под чистым небом, сидя в кузове военного грузовика с такими же молодыми ребятами, готовыми отдать всё, чтобы увидеть мир за стеной и по-настоящему вложиться в благо людей. С детства я мечтала научиться стрелять, представляла, как стану непобедимым воином, сокрушающим мутантов за стеной одного за другим. А сейчас мне страшно. И мне мерзко от самой себя. Всегда противно осознавать, что маленький ты разочаровался бы в тебе нынешнем. За размышлениями я не заметила, как кофе в кружке закончился. Пора на работу. В автобусе из всех колонок звучали утренние новости. Диктор сообщил о последнем дне набора в новые ряды. Даже по дороге на работу не дают отвлечься от этих мыслей. Я шумно выдохнула. Не доехав до офиса всего одну остановку, я выскочила из автобуса как ошпаренная. Передо мной открылся вид на белоснежные стены мэрии. Это последний день. Последний шанс. Готова ли я? Другой возможности может просто не быть. Так и не определившись, правда ли этого хотела, я собралась с силами и вошла в здание, надеясь на авось. На входе строгий мужчина крепкого телосложения осмотрел меня с ног до головы, обвёл металлоискателем и пропустил мою офисную сумку через рентгеновскую ленту. На вопрос, куда пройти для зачисления в новые ряды, молча указал на ресепшн, откуда на меня уже смотрела молодая девушка с тугим пучком на макушке. - Вы в новый набор? - спросила она, едва я приблизилась к стойке. - Д-да, - неуверенно ответила я, всё ещё задумываясь, а стоило ли вообще приходить. - Вот необходимая форма, пожалуйста, заполните и проходите в двадцать второй кабинет, это на втором этаже, - девушка протянула мне печатный лист и ручку, снова доброжелательно улыбнувшись, и принялась что-то печатать на компьютере. Немного потупив взгляд на анкете, оказавшейся у меня в курах, я не спеша опустилась в жёсткое кожаное кресло у стеклянного стола и взялась заполнять.***
Едва войдя в кабинет, я поймала на себе оценивающий взгляд строгой женщины с красными губами, сидящей в кожаном кресле у окна. Каждое её движение и даже сама поза были наполнены женственностью и грациозностью, даже классический строгий костюм с узкой юбкой до колен сидел на ней идеально и казался дороже. Она поставила на блюдце перед собой маленькую белую чашечку, от которой ещё исходил пар, и холодно спросила: - Новый набор? - Да. Вот анкета, - женщина будто нехотя взяла бумагу и, изящно скрестив ноги, принялась читать, комментируя вслух некоторые детали. - Элисон Хилл, отдел документоводства. С бумажками копаешься? - женщина подняла одну бровь и усмехнулась. Это скорее была констатация факта, чем вопрос. - Что тебе делать за стеной, девочка? - Насколько я знаю, все бойцы проходят военную спецподготовку, так что, моя прежняя должность вряд ли будет иметь хоть какое-то значение, - от обиды, что мои намерения не принимаются всерьёз, голос зазвучал звонко и даже уверенно. Какое-то время она молчала, рассматривая меня с ног до головы. - Весеннюю медкомиссию проходила? - Да, нарушений или проблем со здоровьем нет. - Сбор новобранцев завтра в 8 утра на площади у мэрии. С собой анкета и медкарта в обязательном порядке, список дозволенных личных вещей уточни на ресепшене, - выплюнула она и, склонившись к столу, быстро черкнула "Одобрено" внизу страницы, стукнула поверх печатью и отдала мне. Затем она снова взяла с блюдца чашечку и продолжила наслаждаться своим напитком, холодно отвернувшись к окну, давая понять, что мне пора удалиться.***
Тихо проскользнув в офис, я прошла к своему столу, стараясь не привлекать внимания. Впервые шуршание бумаг и стук клавиатуры так действовал на нервы. Я ведь здесь в последний раз, наверное. Буду ли скучать по работе и по людям вокруг? Вряд ли. Это явно не то, чем я мечтала заниматься. Но разве жизнь за стеной, можно назвать мечтой? Большинство окружающих согласились бы работать двадцать четыре часа в сутки без выходных, лишь бы никогда не видеть того, что там творится. Центр, мэрия - вот где безопаснее всего сейчас находиться, а остальные, у кого не хватило хитрости или просто везения, чтобы пробиться сюда, отправились на заводы, плантации, сферу обслуживания. Но почему-то именно оборона стены с детства вызывала у меня особые эмоции: страх, но вместе с ним приятное волнение. - Хилл! - раздался из динамика глухой голос начальника, вернувший меня на землю. Коллеги невольно оторвались от мониторов. - Пройдите в мой кабинет. Офис снова наполнил привычный шум кипящей работы. А я, собрав со стола все бумаги, направилась к директору. Едва открыв дверь и столкнувшись с ним взглядом, захотелось провалиться на месте. - Какова причина вашего опоздания на целых полтора часа? - мистер Барнс, мужчина лет пятидесяти, смотрел на меня сурово, в его маленьких чёрных глазах виднелись нотки раздражения, он едва сдерживался, чтобы не перейти на крик. - Я была в мэрии, - стараюсь отвечать сухо и не смотреть начальнику в глаза. - С какой целью? - вместо ответа молча протягиваю ему анкету. Долгая пауза, напряжение росло. По лицу мужчины было трудно понять, как он относится к сложившийся ситуации. Редко из центра уходят за стену. - Это ваше осознанное решение? - его голос стал спокойным, он смотрел на меня как будто с сочувствием. - Да, думаю, я давно этого хотела. В ответ Барнс только жестом предложил мне сесть. Он долго молчал, как будто не решаясь что-то сказать, затем всё же начал: - Мой сын ушёл за стену несколько лет назад. Мы с матерью отговаривали, но юность, горячая кровь, - мужчина тяжело вздохнул. - Знаете, нет ничего страшнее для родителя, чем незнание. У нас нет ни единой возможности узнать даже жив ли он. Им ведь, знаете ли, запрещают что-либо докладывать родным. Государственная тайна, так сказать, пропади оно всё... - он снова замолчал, устремив задумчивый взгляд куда-то мимо меня, а затем спросил. - Не мне вас отговаривать, но разве вам не жалко родителей? - У меня нет родителей, - голос предательски дрогнул. - Мне некого отягощать своим решением. Впервые в жизни начальник смотрел на меня с такой теплотой и сочувствием. Заполнив заявление на увольнение, я доработала день и отправилась домой.