Я хочу вернуть свой разум

      Честер слезает с пропотелого тела Майка и тот выдыхает. Ему дышать тяжело: горло саднит от спермы, на руках радуга синяков, его голова беснуется на подушке и он чёрт бы подрал со слезами на щеках.       — Чес, — голос сиплый, срывающийся. Пальцы хотят прикоснуться к плечу рокера, но тот бьёт по ним рикошетом.       — Завались, — рычит сквозь сжатые зубы. У него лицо искажено, и Майк чуть не плачет, потому что ему страшно.       — Со мной все нормально.       Майк выдыхает. Прикрывает слипающиеся веки. Всё тело болит, желудок скручен спиралью. Ему бы избавиться от этой липкости внутри, вырвать все с корнем, чтобы наконец начать дышать спокойно. Но он не может. Отчаянно ртом воздух ищет, пальцами за кусочек одеяла цепляется. Чес сидит на кровати. Хер поймёшь откуда у него сигарета оказывается между губами. Майк давно перестал вникать в это. Беннингтон курит. Заполняет спальню удушливым запахом, хочет избавиться от запаха пота с кровью, но этот запах сильнее. Он как звон колокольчиков, отсчитывает секунды их безумия.       Они— искалеченные ублюдки. Аморальные и ненормальные. Смешанные с кровью и безумием. Майк прячет лицо в подушку, из-под опущенных век наблюдает за Честером. Тот курит, слизывает пепел с губ. Коленки слегка трясутся, сигарета прыгает между губами, как клубочек, ускользающий от лап большого кота.        Волосы единорожки. Майка тошнит от их цвета. Светлый. Светлый, как и рисунки в детстве, светлый, как и мечты о будущем, светлый, как первая любовь и вкус алкоголя в крови. Майк ненавидит всё это. Потому что с Честером светлого ничего не бывает. Потому что это же ёбанный Беннингтон, с ним нихуя ничего хорошего не бывает. Только тяжесть в грудине, шрамированый кусочек лимфы и проспиртованный аромат крови, вперемешку со спермой. Его ненавидить легче, чем любить. Разве можно любить? Конченный выблядок выбил это из тебя, выкачал, как кровь, свернул, как требуху.       Он сидит и курит, а Майку хочется разрыдаться. Ведь вместе они не сидят, не курят и по-свойски не беседуют о мелочах. Они не смотрят на звёзды, не беседуют о вселенных, не сидят, прижавшись спинами к друг другу. У них ничего нет, лишь вырубленный кусок дерьма, называемый привычкой.       Единственное, что Майк любит в нём, это колечко.       В губе. Потому что его можно втолкать глубоко, посмотреть, как ублюдок захлёбывается кровью, сломать зубы, в конце концов. Но ничего из этого Майк не делает, лишь целует это колечко, промышляя как было бы отлично, если бы всё-таки можно было втолкать эту железку глубоко, в глотку, подальше, чтобы прикончить этого урода.       Честер прекращает курить. Кладёт ноги Майка к себе на колени, поглаживая морёную кожу, как у кобылы.       — Всё хорошо,— проговаривает, целуя выпирающую косточку, — Хорошо.