Как Федечка к Валечке спешил

Сижу, пялюсь в окно придорожного трактира на проезжающие машины и фуры, мешаю пластиковой ложечкой сладкую бурду, именуемую народом кофе. Не просто так сижу, а жду, пока дражайшее начальство не изволит откушать и дать высочайшее дозволение на дальнейший путь. Застряли мы на подходах к столице-матушке, буквально пару часиков не доехали. Вообще-то, мне грех жаловаться, начальство у меня зашибительное. Когда я изъявил желание учиться, шеф предложил классный вариант – работать полдня, после универа. Пусть и интересных дел я пока лишен, но зато денежки капают. И в командировки, вроде этой, тоже берет, в числе прочих молодых сотрудников. Вот только один минус – уже суббота, а я еще в пути. Целая неделя без моего ненаглядного… Соскучился – словами не описать, как! Ведь как не скучать по колючке любимой, врединке медовой, ревнивцу моему! Какой он с утра смешной и милый, волосики растрепаны, щечка помята, ротик приоткрыт, лежит, сопит себе в подушку! А еще самый красивый! Самый-самый! Вот честно! Носик его чудный, щечки бархатные, губки сладкие, м-м-м… а про вид сзади лучше пока не вспоминать, а то не доеду, обкончаюсь на дороге… Правда, он сильно злится, когда его с девчонкой путают, я-то до сих пор помню его дивный хук левой, когда мы в первый раз встретились. Валечка даже волосы обрезал на целую ладонь в попытке избавиться от девчачьей внешности. Я тогда очень расстроился, все-таки, коса у него шикарная была. Зато мужественный мой убедился, что прическа тут совершенно не при чем, против природы родимой не попрешь. После того убеждения задница у меня сильно болела, дорвался хороший мой до бесплатного. Ну и пусть с ним! Для ненаглядного моего ничего не жалко, тем более что наверх он не сильно рвется, любит, когда я его до беспамятства довожу. А ревнивый какой, ужас просто! Но мне от этого так приятно становится! Мне-то никто, кроме него, не надобен, но подразнить его люблю. Недавно тоже учудил, чудилка мой. Мы как-то в метро ехали. У меня тогда машина в сервисе была, пришлось воспользоваться общественным транспортом. Так вот, едем. Народу не слишком много, даже сидячие места свободные есть. Мы, дабы народ не шокировать, даже за ручку не держались. Едем, значит. Тут-то я замечаю, что барышня одна уделяет мне излишне много внимания, прям чуть ли не облизывается, и глазками исстрелялась вся, снайперша. На прочих – ноль внимания. Валюша мой тоже заметил. Ох, как глазенки у него загорелись! Разве что пар носом не пошел! Думаю, все, щас полетят перья по закоулочкам. Вот тут-то Валечка меня и удивил. Вежливо так у барышни поинтересовался: «Девушка, а у вас парень есть?», - а она ему: «Нет, пока нету», - и кокетливо так улыбается. А он в ответ: «А у меня есть!» - меня за ворот схватил и к себе притянул, присосался, да так, что я чуть прям там и не кончил. Шалунишка мой!.. Только когда та барышня нас на первой же остановке покинула, он и опомнился, что очень не любит на виду обжиматься. На невольных свидетелей так зыркнул, что те потупились и о своих делах вспомнили. Но успокоился, спинкой ко мне прижался, едем… Я не удержался, его по пузику глажу… нежненько так шепчу: «Знаешь, о чем мечтаю?» - а он мне: «Не перестанешь так активно мечтать – хрясну по мечталке!» - такой вот коварный мой Валечка. Возбудим и не дадим! Как я тогда до вечера дожил – лучше не вспоминать! Зато вечером все-все ему припомнил! - Федор! Хорош мечтать! Поехали… – зычный бас начальства вернул меня на землю грешную. - Да, поехали. - Федор, дальше я с тобой еду, – уже у машины обрадовал меня родной шеф. До этого-то он в машине с помощницей своей ехал. - Да? Ну, ладно… – не спорить же мне с ним. - Не боись, не задержу! Просто мне с тобой по пути, закинешь меня в кафе да поедешь. Надюха звонила, сюрприз, говорит… – поделился довольный шеф. Ну, мы-то знаем, какой сюрприз: уж десять лет совместной жизни! Мы ему в понедельник собираемся на работе тоже подарок подарить. - Конечно, Аркадий Семенович, скажите, куда! - Ага! – Семеныч уселся на переднее сидение, держа стаканчик с кофе. Он эту бурду может литрами пить. Я лишь недовольно на гадость в его руке покосился. Поехали, значит. Начальство изволит в благодушном настроении пребывать, все байками из совместной жизни с Надюшей своей сыпет. Вот только все его благодушие как рукой сняло, когда он этот самый кофе себе на пузо вылил. - А ты ж, бля! – замер он, рассматривая размеры бедствия. Рубашка испорчена напрочь, хорошо хоть, пиджак и штаны не залил. – Чёрт! Салфетки есть? - Есть, – протягиваю ему упаковку влажных салфеток, – только не поможет. - Твоя правда. Бля, ну надо же! – он приоткрыл окно и выкинул злосчастный стаканчик. – И как теперь?! - Давайте у магазина высажу, купите новую! – внес дельное предложение я. - Не выход, и так времени в обрез. Опоздаю – мозг вынесет напрочь. Слу-у-ушай… – Семеныч покосился на меня оценивающе, – размер вроде один. Давай, одолжи любимому шефу рубашку. - Бля, Аркадий Семеныч, Вы меня пугаете! Мне, что, прям тут раздеваться? - Да тьфу на тебя! Какой тут! Все равно мимо дома твоего поедем, вот ты мне и одолжишь! - Э-э-э… Ну, ладно… Сказано – сделано. К трем мы уже подъезжали к родному подъезду. Валечки, вроде, не должно дома быть, вчера созванивались, он хотел в библиотеку зайти, а сегодня – абонент недоступен, так что, наверняка, в библиотеке, он там всегда телефон отключает. - Проходите… – я посторонился, пропуская начальство в святая святых – квартирку любимую, берлогу мою. – Может, чаю пока? А я пока подберу что. - Не, времени в обрез. Давай рубашку, да покажи, где ванная… - Конечно, вот… – а вот закончить мне не дал протяжный стон, раздавшийся из спальни. Я замер, прислушиваясь. Может, померещилось – утешал себя наивной мыслью. Не послышалось. Мелодичный стон раздался снова. Это Валечка же стонет? Так он дома? А стонет почему? Заболел, сердешный? - А-а-а-ах, да-а-а-а… Что? Это что? Не понимаю… Он что делает? А холодок по позвоночнику ползет… - О-у-у-у…да-а-а…еще… Еще? Что «еще»? Он там не один? Охтыжбля. Валечка. В нашей спальне. Не один. Быть того не могёт. Или могёт? Да как же так? - Федька! Федор… – придержал меня за руку шеф. Я и не заметил, как в сторону спальни лыжи намылил. – Погоди, не горячись. Вот так новость… Выпить есть? – я машинально махнул в сторону кухни. – Стой тут! - Стою… Семеныч меня покинул, сбежал на кухню. А я стою, как придурок, и поверить не могу, что мой мальчик хрустальный в спальне с кем-то кувыркается. Просто не верю. А в груди все холодеет. Прям будто черную дыру туда всунули, такую, про которые мне Валечка все уши прожужжал… - Федька… да-а-а… – продолжал в спальне свою распевку Валя. А мне так горько стало. Это что же, того, другого, тоже Федей зовут? Валюша, да как же так… Тут дверь спальни с грохотом распахнулась, стоны и крики стали еще явственней. И под этот аккомпанемент из спальни, держа в охапке постельное белье, вышел Валя. Растрепанный, в одной моей мятой футболке…Злющий… Под нос себе кропчется: - Фе-едя… бля… работяжка ты мой… – он дернул белье, зацепившееся за дверь, – труженик ебанутый… твою мать, ну, я тебе устрою! Дошел до ванной, меня не замечая, закинул туда белье, не глядя. А в спальне концерт продолжается. Развернулся. Меня увидел. - Федя… Федька! – с диким воплем он мне на шею кинулся. А меня все не отпустит. Кто же в спальне горлопанит? Дальше мне уже не до размышлений было, Валька, хороший мой ногами за пояс обвился, руками крепче прижимает, целует лихорадочно, щеки, уши, шею, все обмуслякал, ненасытный… - Валечка, хороший мой… – к себе прижимаю, такого любимого, нежного, – Валюша… - Федька, как же я соскучился… - Хороший мой… Здесь… со мной… – на лицо любимое любуюсь, ручками под самую лучшую попку в мире придерживаю, не удержался, расцеловал всего. Плевать мне уже, кто там, в спальне, надрывается… хотя… - Валюш… – еле отодрался от жадного такого ротика, – а там, – махнул на спальню, – кто? - Ой… Федь… – закусил он губку, глазки невинные сделал, – а я это… ну… я так соскучился, что диск включил. - Какой диск? - Ну, я камеру купил, помнишь? – я кивнул, вроде, было дело. – Ну… я её в спальне нашей поставил, записал кое-что… В спальне тем временем раздалось весьма знакомое «Валяяя» в моем исполнении. Гора, цельная гора страха и сомнений рухнула с моих плеч. Я не выдержал, рассмеялся облегченно, Валюшу своего к стене прижал, расцеловал как следует, доказывая ему и себе, да и всему миру впридачу, что он мой, только мой, никуда не пущу, никому не отдам… - Кхм… кхм… – раздался деликатный кашель. Бля, Семеныч… как-то я позабыл про шефа драгоценного. – Валечка, значит… - Оу… – лицо у меня совершенно непроизвольно вытянулось. Запамятовал я, что не докладывал начальству о том, кто есть Валечка. – Аркадий Семенович… а я это… - Да вижу уж я, что ты «это»… – ухмыльнулся он. – Но! – важно задрал палец уважаемый Семеныч. – Я тебя за язык не тянул! Первого ребеночка – в мою честь! Как хочешь, выкручивайся. - Како-о-ого такого ребеночка? – зашипел Валя, ноготочки мне в загривок впились. - Валюш… я это… тебе щас все расскажу… - Федор, – прервал он меня, – давай, ты ему потом расскажешь, а пока я жду рубашку! - Конечно-конечно! – я аккуратно спустил Валюшу на пол. Тот фыркнул, футболочку одернул, стакан из рук Семеныча выхватил, глотнул, не глядя. С квадратными глазами выдохнул, отдал стакан обратно. - Валентин, вы уж осторожнее! – принял тот стакан, пожурил Валечку. - Вот, посмотрите, – я протянул Семенычу несколько сорочек. Он, недолго думая, выбрал серебристо-серую, на его похожую, и в ванной скрылся. Пока он там плескался, мы с Валечкой в гляделки играли. Сердится, хороший мой… - Так, парни, я вас покидаю! – блистательный шеф выплыл из ванной. – Морды не бить, сильно не шуметь. Федор, чтоб в понедельник на работе, как штык! Понятно? Валечка, на вас надеюсь. - Даже не сомневайтесь, уважаемый Аркадий Семенович! – вежливо улыбнулся Валечка, футболочку на колени натягивая. - А как же… Вас подвезти? - Нет, Федя, спасибо. Я уже такси вызвал. Бывайте. Шеф вышел, а я остался со злющим Валечкой. - Так, какие такие дети? – прошипел медовый мой. – И от кого он их ждет? - Валечка, ты только не злись… - Да кто тут злится! Я вообще спокоен, как удав! Ну? - Валь, так наши дети-то! - И как это мы так ловко сделаем? - Ну, Валюш, он почему-то решил, что ты девушка! – Валечка аж зарычал. – Ну, ничего страшного же! Зато всегда меня к тебе отпускал! - Конечно! Такую отговорку классную придумал! - Ну, будет тебе! - Сейчас тебе что-то будет! Съебался на неделю, работничек незаменимый наш! А я тут мучиться должен? - А ты мучился, да? – руки, вот честно, сами к нему потянулись, приласкать обиженного моего мальчика. - Федька, ну куда ты вечно руки тянешь! - Так к тебе все, солнышко! Не хочу, чтобы ты мучился. Давай я тебя пожалею, ну? Валечка молча пыхтел, на меня зыркал. - Сволочь ты. Вот как есть, сволочь. - Бля, Валь, ну вот почему сразу сволочь! - Да потому! – хороший мой кипятился, но рук не скидывал. – Я ж теперь и кончить нормально без тебя не могу! – выдал мне возмущенно и в шею уткнулся, продолжая бурчать: – И съебался в свою командировку. - Валюш, ну, теперь-то я тут… и еще месяц точно никуда не поеду… Валька, любимый мой… как же я соскучился… - Федь… – хороший мой сам подался, целует жадно, – Федь… дурачина… не смей так надолго уезжать, ты меня понял? - Аха… – а сам оторваться не могу, под попку его подхватил, в спальню потащил. И плевать, что постель не заправлена, главное - ненаглядный мой кусака рядом. И уж в спаленке показал, как сильно по нему соскучился, зацеловал всего, от ушек до пяточек, и снова вверх – от пяточек до ушек. А пяточки прям розовенькие! Чистенькие, видать, опять полдня плескался в ванной, чистюля мой! Всего заласкал-затискал, попку ненаглядную облизал всю. Хороший мой опять потерялся, только стонет сладко. Пальцами то в кровать, то за спину мне цепляется… к губам жадно тянется, сам в рот мне напрашивается… Прям ни на секундочку оторваться нельзя! Но надо, мальчик мой от удовольствия кричать должен. Пока я в поисках смазки в тумбочке шарил, Валька на меня навалился, с поцелуями вниз спустился. У меня аж в глазах потемнело, еще чуточку – и смазка не пригодится! Расстреляюсь прям в ротик любимый! - Валь, погоди, – на кровати его разложил, руки его над головой перехватил, – шустрый какой… Скучал, говоришь? - Гадина, не тяни резину!! – лягнули меня исключительно любя. – Давай уже! И я дал. Хорошо так дал. За всю неделю вынужденного воздержания дал. То есть, взял. И как можно не взять, когда под тобой так дивно стонут, ножками к себе прижимают, да так, что шевельнуться затруднительно, и в спину ногтями засаживают! Любились мы до потери сознания. Валечкиного. Потом ненаглядный мой очухался, мало ему показалось, и он решил тоже взять. Тут уж я ему дал, сверху усадил, твердой рукой задал нужный вектор, и герой мой лихо поскакал вперед, навстречу удовольствию и общему светлому будущему. Скакали мы долго и громко. Соседи завидущие нам на батарее отопления аккомпанировали. Что уж тут поделать, до звукоизоляции руки пока не дошли. Уже когда лежали чистенькими на прибранной кровати, Валюша мне мою истерику припомнил: - Так ты решил, что я тебе там изменяю вовсю? - Уху… - Дурак. Как есть, дурак. Запомни, пожалуйста. Больше повторять не буду. То, что мне девятнадцать исполнилось, не значит, что у меня до сих пор душа горит, и жопа приключений ищет. Не надо меня по себе мерить! – это да. Валечка у меня серьезный молодой человек, умный и внимательный. – Так вот. Выбор я свой сделал осознанно и надолго. Изменять тебе я не намерен. Если чувства переменятся, и меня налево потянет – я тебе первому скажу. И еще. Если вздумаешь на чьи-то провокации вестись, мол, поймали меня, я тебе рога наставлял – обижусь. Серьезно обижусь. - Валька! – обнял его, крепко-крепко. - Пусти, задушишь! – закопошился он. - Так я же любя! - Приплюснутого тоже любить будешь? – рассмеялся Валечка. - Буду! Расчудесный мой зашевелился, поудобнее устраиваясь. Родной мой, рядом! А Семеныча придавлю в понедельник! Вот кто его просил вякать про детей? Я ж пошутил тогда! Теперь долго припоминать мне будет. Надеюсь, Валя не будет на той глупости циклиться, а то проблем не оберешься, докажи ему, что шутка не удалась! - Так что там с детьми? Бля!