Эмо, эмо

Юнги устраивает его жизнь. Работа переводчиком на дому устраивает тоже, заказы ему передаёт агентство, с которым Юнги сотрудничает. Съемная квартира тоже нравится — небольшая, соседи рядом тихие. Нравится размеренность жизни, в которой не происходит практически ничего. В общем и целом, Юнги именно в этот период своей жизни не чувствует себя амбициозным. Готовым к переменам он себя не чувствует тоже, но реальность, как и всегда, подстраивает свои пакости. Хозяин квартиры неожиданно принимает решение, что Юнги, который выбирается на улицу только по большим праздникам и с огромнейшей неохотой — слишком ненадежный жилец. Спасибо хоть, что даёт время найти себе другую квартиру. На поиски Юнги требуется всего пара дней. Он находит подходящее объявление — такая же небольшая квартирка, как и нынешняя, но уже в соседнем районе, встречается с хозяином, осматривает будущие владения и принимает решение едва ли не моментально. Он не думает, что переезд отнимет много времени, поэтому решает справиться с ним своими силами. Однако вещей у него обнаруживается неожиданно много, и, когда он поднимается к новому жилью с последней из сумок в руках, на улице уже давно стемнело. Лампочки в подъезде отчего-то не работают, поэтому Юнги нашаривает ногами каждую ступеньку, не слишком доверяя светящим сквозь подъездные окна уличным фонарям. Увлекшись этим занятием, он попросту не успевает заметить выплывшую ему навстречу темную фигуру. От столкновения ощутимо пошатывает, тяжелая сумка едва не утягивает его вниз, и, если бы не чужие руки, удержавшие его от падения, Юнги бы точно отправился пересчитывать ступеньки собственной спиной. Невнятную ругань сдержать всё-таки удаётся, а вот такой же невнятный вопль — к счастью, негромкий, — нет. Парень с выбеленным какой-то косметикой лицом и обведенными черным глазами неодобрительно качает головой, продолжая держать Юнги за плечи. — Твою ж мать, блядь, — выдавливает Юнги, глядя на своего спасителя, который в свете всё тех же уличных фонарей выглядит так, будто его позавчера только выкопали из могилы. «Спаситель» снова качает головой, осуждающе цокает и заводит Юнги на лестничную площадку. Видимо, это позволяет ему увидеть, насколько лицо Юнги сейчас перекошено, так что парень ободряюще ему подмигивает, убирает наконец руки и скрывается в темноте ведущего вниз лестничного пролёта, напоследок похлопав Юнги по плечу. Нет, Юнги, конечно, парень душой стойкий, но он банально не готов встретить в собственном подъезде ожившего героя из какого-нибудь фильма ужасов категории «B», так что сердце перестает одурело биться только тогда, когда внизу с хлопком закрывается подъездная дверь. И уже проворачивая ключ в замке двери новой квартиры, Юнги понимает, что даже не слишком-то и возмутился такой наглости со стороны парня. А надо было. Ох, надо было.

***

В следующий раз Юнги встречает этого парня в супермаркете. Расправившись с очередными срочными — «сделать надо прямо сегодня!» — заказами, он осознает, что дома нет еды. Вообще. Приходится выбраться в супермаркет, где Юнги качественно зависает, выбирая между двумя банками с кофе. Процесс идёт сложно, потому что он постоянно цепляется взглядом за черно-розовую фигуру у стеллажа с краской для волос. Впрочем, потом он цепляется не только взглядом. Нет, Юнги, вообще-то не планировал никаких социальных контактов, но сложно избежать внимания человека, за чью сумку ты зацепился собственными джинсами, точнее, дыркой на них. — Твою мать, — тоскливо тянет Юнги, в попытках выбраться дергая тележку, а потом и запутавшиеся джинсы. Прямо сейчас он чувствует себя очень недовольным новыми веяниями моды, говорящими, что джинсы с дырками — это круто. Парень поворачивается на голос и, кажется, совершенно не удивляется при виде Юнги. Во всяком случае, с его лица, снова покрытого слоем белого (черт его знает, что это, BB-крем или штукатурка) и черного (подводка или грязь?), полуулыбка не сходит вовсе. — Я сейчас сдерну их все, — говорит Юнги вяло, кивая на облепившие сумку парня значки. — И очень меня расстроишь. — Тогда отцепляй меня сам. Парень кивает, посылает ему быструю улыбку и бесцеремонно запускает руку в одну из дырок на бедрах Юнги, цепляя пальцами джинсовые нитки, которые и спутались со значками. И, в принципе, для того, чтобы отцепить металлический кружок от ткани, ему совершенно не обязательно вести пальцами по коже. Точно не обязательно. И Юнги уже собирается возмутиться, как парень наконец освобождает его от сумочно-значкового плена. Подняв голову, он подмигивает — и, ладно, это даже заставляет сердце Юнги дрогнуть на долю секунды. — Меня Чонгук зовут, кстати. — Тебя как будто из могилы позавчера выкопали, — невпопад отвечает Юнги. — Хочешь, — со смешком предлагает Чонгук, — я закопаюсь, а ты выкопаешь меня уже сам? Внутренний голос сообщает Юнги, что его, кажется, прямо сейчас клеят, и по шкале тупых подкатов этот, пожалуй, достигает вершины. — Если захочешь, то я всегда «за». Сообщив эту сомнительной ценности информацию, Чонгук прихватывает с полки упаковку краски, — Юнги краем сознания отмечает, что оттенок называется «угольным», — и уходит по направлению к кассе. И перед тем, как скрыться за стеллажом с овощами, Чонгук поворачивается и машет ему рукой. И если глаза Юнги не обманывают, то ещё и сердечко из пальцев складывает. Юнги никогда, кажется, ещё не клеили так открыто, и уж тем более это никогда не было так… дерзко. И, что самое странное, Юнги ловит себя на том, что он не против. Даже несмотря на то, что Чонгук, кажется, совершенно не знает о формальной речи.

***

Всю следующую неделю из дома Юнги практически не вылезает. С этим переездом он не сразу обнаруживает, что сразу у пяти его заказов подходит срок сдачи, так что от компьютера он отходит только разве что поспать. И ранним вечером воскресенья, отправив все статьи, он понимает, что нужно, наверное, и в мир выйти, пока совсем уж не забыл, как люди выглядят. Повод находится быстро — у него ломается ноутбук. Точнее, он не переживает опрокинутую по случайности чашку кофе. Ситуацию, по мнению Юнги, дополнительно усложняет тот факт, что кредит за этот ноутбук ещё не до конца выплачен. «Хреново быть самостоятельным», — подводит итог Юнги, когда ищет в интернете — спасибо вай-фаю — ближайший сервисный центр. Отзвонившись заказчикам и сбрив отросшую за время относительно добровольного заточения щетину, он проезжает на автобусе две остановки, чтобы на время расстаться со своим верным напарником. Парень из сервисного центра, явно заметив расстроенное выражение лица Юнги, даже обещает, что за ноутбук примутся уже завтра, и это даже немножко радует. И пока Юнги идёт обратно на остановку, размышляя о том, как же потратить так неожиданно образовавшееся свободное время, он не замечает, что уже начинает темнеть. Не замечает он этого и тогда, когда заходит в подъехавший автобус. А вот Чонгука и ярко-розовые прядки в его чёлке Юнги видит сразу. Чонгук Юнги видит тоже, машет рукой так, что многочисленные браслеты на его запястье мечутся туда-сюда, будто подхваченные ветром. — Привёт, хён. Юнги давит в себе иррациональное желание помахать ему в ответ, проходит по салону и садится рядом с Чонгуком. — Меня зовут Юнги. — Симпатичное имя, — серьезно отвечает Чонгук. И добавляет следом: — Да и ты ничего так. — Ты очень наглый, ты в курсе? — А ещё я симпатичный, если ты не заметил. — И всё ещё похож на мертвеца. — Кажется, я не даю тебе покоя, хён. — Да, настолько, что снишься мне. — Правда? — Чонгук смотрит на него взглядом, полным надежды. Юнги насмешливо хмыкает. — Ага. В кошмарах. — Ты меня расстраиваешь, хён, — отвечает Чонгук, и на глаза у него наворачиваются слезы. Впрочем, в рыдания он не ударяется, а вместо этого спрашивает: — Поедешь со мной? — Куда? — Сюрприз, — улыбается Чонгук. — Поверь, тебе понравится. Улыбка у него славная, и, наверное, именно из-за неё Юнги кивает, сдаваясь. Они выходят из автобуса на конечной остановке, и Юнги не удивляется, когда обнаруживает, что Чонгук ведёт его… ну да, к кладбищу. — Такое место, а я без лопаты, — говорит он, недовольно цокая языком. — Все-таки хочешь меня выкопать? — Закопать обратно, — говорит Юнги из природного чувства противоречия. Чонгук вздыхает. — Ты такой недружелюбный, хён. — Если ты вздумаешь увести меня подальше и принести в жертву своему богу, то я стану привидением и испорчу тебе остаток жизни. — Что?! — Ну, а что? — Я не приношу никого в жертву, я не такой! — Так ты не сатанист? — Вот за такие предположения я сейчас точно уведу тебя вглубь кладбища и брошу где-нибудь между могил. Я эмо, вообще-то! Наступает мертвая тишина. — И кто это? — наконец спрашивает Юнги. — Дома посмотри, кто это, — обиженно отвечает Чонгук. — Нет, ну надо же, «сатанист»! Хён, ты совсем меня не знаешь! — Действительно, — язвительно подтверждает Юнги. Чонгук отвечает ему какой-то даже медленной, ленивой улыбкой и коротким: — Ещё узнаешь, хён. И после паузы: — Тебе понравится. А потом Чонгук берёт его за руку, и его браслеты приятно щекочут кожу. — Пойдем, хён. Я ведь не просто так тебя сюда привёл. Они в молчании идут по дорожкам, и Юнги забывает путь обратно уже после пятого поворота. Чонгук, впрочем, потерявшимся не выглядит. — Разве здесь не здорово, хён? — говорит он. — Послушай, как тихо, никаких машин, никакого шума. Какая-то особенная атмосфера, спокойно так, можно почувствовать себя будто в другом мире. Даже думается как-то иначе. Люблю здесь бывать. Если честно, то Юнги даже и не знает, что на такое ответить, потому что вот о чём о чём, а о кладбище в качестве места с особенной атмосферой он и не задумывался никогда. Юнги вообще как-то предпочитает о кладбищах не задумываться, рановато ещё. Но вот сейчас, когда он идёт по кладбищу, держа за руку нагловатого парня самого странного вида, Юнги вполне готов согласиться, что это место особенное. — А ещё, — говорит Чонгук воодушевлённо, — я покажу тебе звезды! И действительно показывает — просит запрокинуть голову, и Юнги видит над собой тёмно-синее небо, испещрённое точками звёзд. Сейчас, когда рядом нет ярких уличных фонарей, их видно особенно хорошо, и Юнги почему-то чувствует почти детский восторг. Неяркие огоньки тускло подмигивают ему с вышины, руки и лицо холодит вечерний ветерок, а Чонгук молчит, не генерируя никаких странно звучащих подкатов. Впрочем, Чонгук даже молча умудряется что-то делать; Юнги косится на него и видит, как Чонгук ожесточенно роется в своей сумке. Его раскопки заканчиваются успехом, Чонгук улыбается и вытаскивает наружу бутылку с чем-то непонятным. — Будешь? Юнги принюхивается к горлышку и тут же закашливается. Он почти слышит, как его печень прямо сейчас испытывает панический приступ. В бутылке что-то дико алкогольное и — это Юнги может заключить даже без дегустации, — невероятно дешевое. — Это для какого-то твоего ритуала? — спрашивает он, морщась. — Вообще-то, это коктейль, — заявляет Чонгук, встряхивая бутылку. — Я слишком стар для этого дерьма. — Ну и ладно, — фыркает Чонгук обиженно, убирая «напиток богов» в сумку. — Мне больше достанется. — Самоубийца. — Эмо! — гордо поправляет Чонгук. Последствия романтичной прогулки наваливаются на них уже у ворот кладбища, когда Чонгук и Юнги как-то одновременно осознают, что они пропустили даже последний автобус. Такси приезжает быстро, и они один за другим забираются в машину, оба — на заднее сиденье. Домой едут в тишине, только вот ладонь Чонгука уверенно устраивается на колене Юнги. Тот пару раз этой самой ногой дергает, но Чонгук руку не убирает, и Юнги смиряется. И до самого дома Чонгук не перестает поглаживать большим пальцем его коленку. — Мне нужно романтично проводить тебя до квартиры? — спрашивает Чонгук уже у подъезда. — Не уверен, что я выдержу тебя в темноте. — Это намёк на что-то? — Да, на килограммы этой дурацкой раскраски у тебя на лице. — Ты ничего не понимаешь в субкультурах, хён, — грустно говорит Чонгук. — Моя субкультура — ненависть к миру. И кофе. Чонгук хмыкает. — Теперь я знаю, что нести тебе в подарок. Юнги понимает, что Чонгук явно не настроен отступать. И поэтому отступает первым — в спасительное укрытие подъезда. Чонгук за ним не идёт.

***

Юнги все-таки ищет в интернете информацию о том, кто такие эмо. И поэтому во время их следующей встречи спрашивает: — Почему ты не режешь себя и не хочешь умереть? Чонгук смотрит с недоумением. — Разве это не то, чем занимаются эмо? — продолжает Юнги. Чонгук задумчиво поправляет чёлку, перебирая пальцами розовые прядки. — Я ещё не выполнил свою миссию здесь. — И какая же у тебя миссия? Чонгук делает паузу, прежде чем ответить. — Позвать тебя со мной. Пойдешь? Он не говорит, куда и зачем они пойдут. Просто стоит, крутя на запястье один из браслетов, и ждёт, пока Юнги решится. А Юнги, вообще-то, нужно сходить и оплатить кредит за свой до сих пор не отремонтированный ноутбук. И Чонгук ведь даже не говорит ничего, но Юнги в итоге всё равно кивает. — Пойду. Только то, что у тебя в сумке лежит, пить не буду, даже не предлагай. Чонгук щурится, — в сочетании с этой его подводкой смотрится просто убийственно, — и говорит: — Да и пожалуйста, хён. — Ну и куда ты приведёшь меня на этот раз? — Тебе понравится, — обещает Чонгук уверенно. Это «тебе понравится» оказывается недостроенным заброшенным домом, судя по количеству окон, высотным. Чонгук приводит Юнги на самый верх, на крышу, и первым садится прямо на бетон, свесив ноги вниз. — Надеюсь, ты не собираешься прыгать, — медленно говорит Юнги, напрягшись. Чонгук машет рукой. — Я все ещё не выполнил свою миссию, хён. Садись, тут здорово. Юнги садится, так же, как и Чонгук, свешивает ноги в пустоту. Город расстилается перед ним, и ползающие внизу машины похожи на декоративные фигурки. Чонгук принимается тихо напевать что-то невнятное и жутко тоскливое, а Юнги не может перестать на него коситься. Осознание того, что его даже «штукатурка» на лице Чонгука больше не смущает, накрывает его с силой морских волн в прилив. И вообще его в Чонгуке перестает смущать всё, кроме, пожалуй, того «коктейля», которому Юнги не доверяет совершенно. Сложно доверять тому, что пахнет так убийственно. Чонгук продолжает напевать свою песню, и Юнги сам не замечает, как закрывает глаза. А потом нашаривает ладонь Чонгука и сжимает её в своей.

***

Ноутбук из ремонта Юнги благополучно забирает. Парень из центра, к его приходу обзаведшийся бейджиком с именем (к слову, парня зовут Ким Намджун), вручает ему сумку и желает быть аккуратнее. Юнги кивает и, едва оказавшись дома, с головой погружается в работу, от которой его отвлекает только странный шум с кухни. Юнги с неохотой встает и идёт на шум, чтобы выяснить, что его затапливают соседи сверху. Если честно, Юнги не имеет ни малейшего понятия, кто там живёт, но он прекрасно понимает, кому именно, если что, придётся оплачивать ремонт. После кофейного наводнения, с которым столкнулся его ноутбук, такая перспектива Юнги не очень радует. Поэтому он бросается наверх, успев только торопливо обуться. В соседскую дверь он долбится с упорством дятла, почувствовавшего в стволе жучков-короедов. Из квартиры слышатся торопливые шаги, крик: «Я уже перекрыл воду!», а потом дверь открывается. — Я перекрыл воду! — повторяет Чонгук, даже не открыв дверь до конца, и Юнги рассматривает его, не веря своим глазам. Чонгук стоит на пороге, непривычно умытый и в непривычно нормальной одежде — широких шортах и обычной футболке, розовой и явно большеватой Чонгуку в плечах. — Так это ты меня топишь, — выдает очевидную реплику Юнги. Чонгук активно кивает. — У стиральной машины шланг слетел, а я сразу не заметил, — говорит он. — Воду уже почти всю вытер, так что у тебя сейчас должно быть всё нормально. Юнги складывает руки на груди. — Кроме потолка, — говорит он ворчливым тоном дедули. — Я заплачу, конечно, — вздыхает Чонгук, прислоняясь плечом к косяку. — Хочешь, хозяйке твоей квартиры позвоню и всё расскажу? Юнги машет рукой. — Сам позвоню, ладно уж. Клёвая футболка, кстати. Чонгук улыбается, ведёт ладонью по подолу и говорит: — Ага. Взял её у одного хёна поносить. А потом улыбается снова, насмешливо так, и добавляет: — Пару лет назад. И Юнги это почему-то ни капли не удивляет. — Напомни мне не одалживать тебе вещи. — Знаешь, хён, меня уже радует хотя бы то, что ты думаешь о такой возможности. — Почему это? — Значит, мои планы на тебя не так уж и бесперспективны. — Ты очень наглый, ты в курсе? — спрашивает Юнги, невольно повторяя самого себя. Чонгук, судя по всему, эту фразу помнит тоже, потому что отвечает: — А ещё я симпатичный, если ты не заметил. «Заметил», — думает Юнги и в очередной раз предпринимает тактическое отступление к себе домой. Уже дома Юнги понимает, что тот Чонгук, который встретил его сейчас, похож и одновременно с этим отличается от того Чонгука, что называет себя эмо. И от этого осознания Юнги чувствует себя очень странно, потому что Чонгук действительно красивый, даже когда на нём сантиметровые слои побелки. Но вот такой, настоящий Чонгук ещё красивее, настолько, что дух захватывает. И уже это позволяет Юнги поздравить самого себя с тем, что он все-таки в Чонгука да. Вляпался. Втрескался. И, если честно, Юнги не знает, что теперь с этим сомнительным открытием делать. Поэтому он вытирает натёкшую воду и отправляется к ноутбуку, потому что работа — проверенный способ избавиться от всех навязчивых мыслей. Хоть и похожий немного на побег от самого себя. Занятый срочным переводом, Юнги засыпает только поздно ночью, и, когда его через несколько часов будит звонок в дверь, он не сразу соображает вообще, что происходит. А звонок тем временем повторяется, так что Юнги соскребает себя с кровати и, разлепив только один глаз, бредет открывать. На пороге обнаруживается Чонгук. Дырки в темных облегающих джинсах, на черной майке заливается слезами страдальческого вида смайлик, значки на сумке будто бы позванивают в царящей тишине, а от множества браслетов рябит в глазах. От всего этого Юнги даже почти просыпается, цепляется взглядом за нежно-розовые прядки в спутанной тёмной челке и спрашивает хрипло: — В чем дело? — Пожелай мне удачи, Юнги-хён, — просит Чонгук. Юнги лень даже вдумываться, почему удача нужна Чонгуку именно сегодня и именно рано утром, так что он бормочет: — Ага, удачи. И как только он собирается без особенной вежливости захлопнуть дверь, Чонгук проникает внутрь и притискивает Юнги к стенке. Прижимается к нему всем телом, придерживает мягко за подбородок и целует, быстро, но так, что сердце у Юнги, — и в этом он точно никогда и никому не признается, — начинает колотиться где-то в горле. Чонгук отстраняется, напоследок медленно ведёт губами по щеке Юнги и уходит, бросая на ходу: — Спасибо, хён. Дверь за собой он предусмотрительно захлопывает. А сон у Юнги куда-то пропадает, как и не было его вовсе.

***

Чонгук снова появляется на пороге его квартиры вечером, и Юнги, открыв дверь, не сразу понимает, кто к нему пожаловал. Рваные джинсы меняются на более целые, футболка со смайликом превращается в рубашку с распахнутым воротником, исчезают прядки из чёлки, связки браслетов, так раздражающая Юнги сумка с сотней значков. Чонгук и раскрас свой боевой с себя смыл, и из-за этого выглядит слишком уж непривычно. — Я пройду, хён, — говорит Чонгук вместо приветствия, без всякого стеснения стаскивает кроссовки и уходит в сторону кухни. Шумит вода, щёлкает кнопка чайника. — Я так думаю, что ты обнаглел, ребёнок, — громко говорит Юнги, закрывая дверь. — Тебе нравится! — кричит «ребёнок», который, судя по шуму, уже разыскал в шкафу лишнюю «гостевую» кружку. — Так ты зачем пришёл-то? — без особого дружелюбия спрашивает Юнги, останавливаясь на пороге и прислоняясь плечом к косяку. Руки он при этом скрещивает на груди, будто пытаясь от чего-то защититься, потому что при виде Чонгука в голове не остается ничего, кроме воспоминаний об утре. — Я защитил курсовую сегодня. Твоя удача подействовала, хён. Сопровождающее фразу подмигивание Юнги старательно игнорирует. Ладно, пытается. — Так что теперь я наконец могу перестать всех дурить. — Стоп, ты о чём вообще? Чонгук выразительно хмыкает и подпирает рукой подбородок. — Я на социолога учусь, хён. В начале семестра нам давали темы для курсовой, а я вытянул «Влияние принадлежности личности к субкультуре на субъективное восприятие общества». Субкультуру разрешили выбрать любую, так что я покопался в интернете и библиотеках, и подумал, что будет круто, если я выберу эмо. Это же забавно! — И не поспоришь, — бурчит Юнги, вспоминая их первую встречу. — В общем, пару месяцев я успешно прикидывался эмо, — продолжает Чонгук, отпивая чай, который успел сам себе налить, — правда, местами было сложновато: иногда приходилось объяснять, что я не японский айдол, а от всей косметики дико чесалось лицо. А однажды я пошел в магазин за кофе и встретил в подъезде тебя. И всё сразу стало веселее. — Тоже мне, нашел бесплатный цирк, — мрачно замечает Юнги. — Хён, не хмурься. Юнги просьбу не выполняет. — В общем, иду я за кофе, а тут ты. Красивый такой. Как раз мой тип. — Да ты что. — С тобой правда было круче. Особенно когда ты пытался делать вид, что всё происходящее — нормально. — Ну охуеть теперь. — Хён, да мне даже твоя ругань постоянная нравится. И да, раз уж я защитился сегодня, пойдешь со мной на свидание? И Юнги, не успев даже ничего толком осмыслить, спрашивает: — На кладбище или на крышу заброшенного дома? Чонгук подается вперед, устраивает подбородок на сплетенных пальцах и, мягко улыбаясь, говорит: — А куда ты захочешь. И, будто мало было, в очередной раз подмигивает и улыбается. И у Юнги совершенно не остается сил на отказ.