«Прощай, прощай, а разойтись нет мочи, так и твердить бы век: Спокойной ночи…» Уильям Шекспир.«Ромео и Джульетта»
* * *
Нет ничего страшнее смерти кроме отчаяния. Чувство безысходности куда страшнее госпожи с косой, ведь оно затягивается петлёй на шее и душит, не давая и шанса оказать сопротивление. Оно появляется в голове и уничтожает всё: мысли, воспоминания, желания, надежды. Да, смерть куда более лояльная, она даёт нам немного, лишь одну веру в то, что пройдя сквозь ворох вязкой тьмы, мы выйдем на свет. Прошёл месяц с момента, когда нашли мёртвое тело Джейсона Блоссома на берегу реки Свитуотер. Возобновившееся расследование не давало смириться и спокойно пережить горькою утрату членам немногочисленного семейства. Что уж говорить обо мне, называйте меня опять хреновой эгоисткой, но мне было хуже всех. Какие-то никчёмные тридцать дней отняли у меня всё. Я утратила веру, лишилась силы, потеряла единственную нить, что и так едва связывала меня с реальностью. Я заблудилась в собственном подсознании, не осознавала где реальность, а где сон, но лишь преодолев все преграды я могла вернуться. А было ли к кому возвращаться?! Кто меня ждёт?! Когда-то я читала, что в психологии есть несколько этапов для осознания и принятия неизбежного. Вот только где отыскать силу на то, чтобы пройти их все и выбраться наружу из этого ада самобичевания, что совсем немного и поглотит меня всю?Отрицание
Первые дни оказались самыми сложными. Я была тенью, что пряталась за чужой спиной, меня не существовало, я испарилась. Мысль о том, что потеряла его навечно никак не укладывалась в моей голове, искажая восприятие происходящего вокруг хаоса. Я пропустила похороны, не желая принимать участия в этом цирке уродов, в котором каждый грустный клоун пытался изобразить гримасу поущербнее, дабы обскакать в своём мнимом горе вперёд идущего. Все они будто пришли поглумиться надо мной. Я отказалась смотреть в их мерзкие глазища, что лишь одного требовали — зрелища, словно мы вернулись в библейские времена. Но только я не Мария, а Джейсон не был Иисусом, зато он теперь с ним. А я здесь, одна. Я поняла это.Гнев
— Я должна была быть здесь, не смела была оставлять его. Я бросила его в этом змеином кубле. На что я надеялась, Господи… — Истерика нарастала вновь, от чего я захлебывалась слезами и тряслась, словно последний осенний лист на декабрьской вьюге. — Послушай, Сатин, твоей вины ровно столько, сколько моей. Этого нельзя было предвидеть! — Шерил обхватила моё лицо руками, заставляя смотреть в прямо глаза и никуда больше, будто пыталась внушить мне. — Но его больше нет, а мы остались. Он хотел бы, чтобы мы преодолели всё вместе, милая… — А что, если я не смогу? — Еле слышно прохрипела в ответ я.— Что если я сдамся… — Сдаются только слабые, а ты сильная, — так же тихонько добавила рыжая, смахивая тыльной стороной ладони, горячую слезу, что вновь сорвалась с моих уставших покрасневших глаз, — Ты тоже Блоссом! Я тоже Блоссом.Торг
Ни наяву, ни во сне я не знала покоя. Как только я переставала плакать, то тут же проваливалась в крепкий сон, с которого уже через минуту отчаянно пыталась вырваться, но каждый раз проигрывала, как бы не боролась. Сновиденья оказались куда хуже реальности. — Что я здесь делаю?! — Я оказывалась на одном и том же месте каждый чёртов раз, — Меня кто-нибудь слышит? — Я махала руками перед умиротворёнными физиономиями незнакомцев, которые до дрожжи меня пугали своим безразличием. — Сатин?! Тебе здесь не место! — Я каждый раз застывала, когда мои крики и обыденную молву толпы разрезал холодный, даже ледяной, голос владыки загробного мира. —Нет! Прошу не прогоняй меня! — И каждый раз я просила, падала на колени, когда замечала за горбатой спиной госпожи Смерти того, кого не могла просто взять и отпустить. Так хотелось обнять его, почувствовать его, но между нами будто стояла стена. Я лупила по ней кулаками, сбивая их в кровь, но ничего не происходило, как не было и боли, просто… ничего. — Прости меня… Джейсон, пожалуйста, прости… Я просила старуху вернуть его, но мне было нечего дать ей взамен на Джейсона, мою жизнь она считала слишком ничтожной, дабы обогатиться ею.Депрессия
Я жила в беспросветной пустоши, хотя даже не жила — существовала. Я словно паразит, который выживает за счёт другого. Я превратилась в один огромный, но невероятно пустой, сгустков нервов. Осталось только наступить и меня не станет. Я порвала все контакты с внешним миром, прекратила выходить на улицу, о посещении занятий не могло быть и речи, я не покидала выделенную мне комнату, мне даже еду приносили под дверь. Я запечалась в коробке своих мыслей и даже не надеялась когда-нибудь вырваться наружу. Да мне и не хотелось. Так куда надёжнее.Смирение
Время. Только оно расставит всё на свои места, умерит боль, покажет выход из комнаты, в которой не было ни окон, ни дверей. Оно подарит семена надежды, которые сорняками проростут в путине самобичевания. За тридцать дней я смирилась с утратой и со многим, многим иным, — потому что поняла, в сущности, жить — это и значит мириться с потерями одной радости за другой, а в моём случае и не радостей вовсе. Я думала о не прекращающихся волнах боли, которую, по какой-то причине, сносила столько дней; о невидимых иголках вины, невообразимо терзающих и без того побитую душу; о воспоминаниях, которые изводили впустую и обращали в безумие реальность. Я приняла свою печальную участь, мне не было куда деваться, торги я с треском провалила. Я упала на дно, но я видела свет и никто больше не сможет его затмить.* * *
Слишком сильный стук в дубовую дверь заставил вздрогнуть от неожиданности, гостей я давно не принимала. Стук повторился пока я задумчиво пялилась на запертую дверь. Я боялась нарушить тот карточный домик из равновесия, который едва успела обрести. Одно неловкое движение и домик рухнет, а я не знаю смогу ли выстроить новый. — Открывай уже! — Я сразу узнала едкий голосок лисички Ривердэйла, приказные нотки которого эхом долетали до меня. — Я знаю, что ты там, и знаю, что ты вернулась к жизни, наконец-то. «Жизнь» слишком громкое слово в моей ситуации, я существовала, а не жила. Я топилась в своём никчёмном будничном безумии. — Шерил? — Мой голос показался странным даже мне самой: охрипший, безэмоциональный, пустой. Но я всё же довольно быстро собралась и повернула защёлку на двери. — А ты кого ожидала увидеть, королеву Елизавету? — Проникла в комнату Блоссом и сразу же обхватила руками мою шею. Я была так рада её ощущать, только она была моей стеной, которая упиралась в спину, не позволяла упасть. Шерил дала мне время, а я дала время ей. Лианы скорби и вины, что сковывали наши руки, наконец исчезли, даруя свободу. — Я соскучилась. — Я тоже! — Потвердила я, кивая, и лишь сильнее сжала в объятиях подругу. — И я! — В комнату неспешным осторожным шагом, будто боясь спугнуть, проник Арчи. Что он здесь делает? — Иди сюда. — Он кинул на мою незастеленную неряшливую кровать бутылку чего-то явно креплённого и, с хваткой льва, который намертво вгрызается в глотку парнокопытной жертвы, задушил меня в крепких объятиях. — Арчи? Что ты здесь делаешь? — Немного отойдя от шока, задала вопрос я всё ещё прижимаясь щекой к груди парня. Он дышал слишком неровно и неспокойно, но меня успокаивало даже это. — Ну… ты не брала трубку, а Шерил не пускала даже на порог. И вот — свершилось. — Он пытался казаться непринуждённым, но я прекрасно ощущала весь спектр его бушующих эмоций, ему ой далеко до спокойствия. — Мне просто надоело лицезреть ваши кислые мины, — уточнила Блоссом, откупоривая бутылку коллекционного бренди, — Хватит уже этих нежностей, а то мутить от вас начинает! — Съязвила рыжая, состроив гримасу отвращения. Как же я всё-таки её люблю. Я так виновата перед ней, ведь позволила себе запереться и оградится, когда она, возможно, так нуждалась в том, чтобы постучать. — Эй… — тихо окликнул меня Эндрюс, — Ты в порядке? — Всё так же полушепотом добавил он, озабоченно всматриваясь в мои суженные зрачки. — Сейчас будет! — Опередила меня с ответом Шерил, протягивая стакан с алкоголем.* * *
Мы просидели практически всю ночь, разговаривая на отстранённые темы, обсуждая всё и всех подряд, кроме запретного. Ни Арчи, ни Шерил и словом не обмолвились о Джейсоне, за что я была им невероятно благодарна. Мы пили и смеялись, словно и не было ничего, словно наши жизни абсолютно обычные, нормальные, и никого не преследуют жестокие призраки прошлого. Мы опустошили практически всю коллекцию бренди 1960-го, от чего Блоссом поспешно отключилась, оставив нас с Арчи практически наедине, изредка напоминая о своём присутствии только пьяно-сонным ворчанием. Эндрюс сидел в позе лотоса, немного пошатываясь от выпитого, что убаюкивало меня окончательно. Между нами не было напряжения или смятения, мы были свободными, были собой. — Вчера меня допрашивали… — Нарушил идиллию рыжий, а осколки моего сердца болезненно впились в лёгкие, не давая набрать воздуха. Я ведь только подумала, что прошла все этапы смирения, тогда почему же так больно?! А может так будет всегда? — Они всех допрашивают, хотел предупредить. — Закончил Арчи, делая глоток из полупустой бутылки. — Спасибо… — Сатин, просто знай, что всегда можешь на меня положиться, хорошо? — Он наклонился к моему лицу непростительно близко, от чего мне стало не по себе, ведь я лежала в корзине его ног и практически никуда не могла подеваться, но я и не хотела. — Я хочу быть рядом, только не отталкивай, я не предам… — Я знаю, Арчи… — Одинокая слеза скатилась к моему виску, обжигая кожу. — Я… не хочу больше терять тебя.* * *
Этот миг не должен был отличатся от ему подобных, но пришла буря и всё извратила… Изменились не только дома и лужайки, но и сами люди! За этот миг они узнали много о дружбе… О любви. О прощении… О смирении… Но лишь некоторым было дано познать самую великую из тайн — о том насколько хрупка человеческая жизнь… И буря смогла унести её вместе с домом…