Семейство рыжих

В один из тёплых июньских дней (то был день, когда душистая сирень уже поблекла и осыпалась), сон соседствующих с поместьем Джона де Амеди домов был разорван в клочья теми нечеловеческими звуками, которые рычали и выли на дворе аристократа. Птиц на иссохших сиреневых ветвях уже не осталось — все разлетелись, испугавших громкого крика, и даже все бездомные собаки, шныряющие по песчаной дороге, разбежались в разные стороны. — И только дурак будет считать, что монархия — залог стабильности страны! — прошипела, словно готовая к укусу змея, озлобленная женщина с пламенными волосами. — Вы забываетесь, миссис, — скрипел мужской голос ей в ответ. — К тому же, кажется, у вас проблемы со слухом, поскольку ни в одном своём высказывании я не поддерживал монархию; я лишь сказал, что народу порой необходима ежовая рукавица. — Ваша так называемая «ежовая рукавица» — намёк на диктатуру, вы не заметили? — пожирая мистера Амеди взглядом еловых глаз, сдавленно улыбнулась рыжая женщина. — Возможно, вам стоит промыть глаза, тогда бы и увидели, что происходит у вас под носом! Сразу после этого едкого замечания, статный аристократ пренебрежительно фыркнул и, словно чувствуя чужие взгляды затылком, обернулся. Двое нахальных рыжих мальчишек, в точности похожих друг на друга, любопытно и сонно выглядывали из-за угла, пытаясь сообразить, о чём взрослые так усердно спорят и кого же рыжая женщина так усердно прячет за спиной. Все четверо притихли, разглядывая друг друга. — Миссис Паль, — нарушил тишину Джон, недобро взглянув на неё. — Если вы не против, мы могли бы продолжить разговор за чашкой чая. Нечего пугать детей попросту. — Страх закаляет характер, мистер Амеди. Мой племянник устал с дороги. Близнецы за углом удивлённо переглянулись. — Конечно-конечно, — поспешил извиниться Джон. — Кичи, насколько я знаю? Наконец, заинтересованные и перешёптывающиеся близнецы смогли увидеть мальчика, что шёл позади госпожи Паль и неуверенно сжимал её точёную руку. Это был худой, чуть скованный в движениях мальчик, примерно сверстник близнецов, но точный возраст было трудно определить — тёмно-каштановые, чуть с рыжиной, пышные кудри ниспадали на всю левую половину лица, а то, что было открыто, было усеяно великим множеством тёмно-рыжих веснушек. Единственный открытый глаз близнецы не смогли разглядеть, хотя и пытались — незнакомый мальчик смущённо смотрел себе под ноги, часто моргая. Его усеянные веснушками щёки и кончик носа покраснели, из-за чего издалека казалось, будто бы мальчишка внезапно посмуглел. — Кичи, — мягко обратился к нему Джон, ласково взглянув на его лицо. — Не переживай. Меня зовут мистер Амеди, и ты можешь в любой момент ко мне обратиться. Если же меня не будет дома — смело зови моих сыновей — Эвана и Эзру. Быстро оглянувшись, мистер Амеди испепеляющим взглядом посмотрел на близнецов, как бы приглашая их на крыльцо. Тихонько и несмело близнецы — абсолютно одинаковые, за исключением странных разноцветных глаз — они приблизились к гостям. Эван уверенно и задорно смотрел прямиков в еловые глаза строптивой гостьи, а Эзра же, как более робкий, обратил внимание на красного до кончиков ушей Кичи. — Не переживайте, миссис, — весело и артистично сказал Эван, вперив кулачки в бока. — С нами вы будете в безопасности! Кичи, верно? А меня зовут Эван! Это мой брат, Эзра. Широко улыбнувшись, Эван протянул свою худую руку для рукопожатия, однако от Кичи никакой реакции не было. Чуть растерянно глянув на господина Амеди, госпожа Паль прикусила нижнюю губу и осторожно потянула Кичи за руку, которую сжимала сама. Словно обращаясь с фарфоровой куклой, женщина вложила ладонь Кичи в руки недоумевающего Эвана. — П-приятно познакомиться, — заикнувшись, тихо прошептал Кичи, всё больше стесняясь и робея. Госпожа Паль положила руку на его хрупкое плечо, словно передавая свою силу и уверенность. Это действительно помогло, и Кичи, казалось, немного оправился. Большим испытанием для него это стало, но всё же он пересилил себя и поднял кудрявую голову. По спинам близнецов пробежал холодок. Абсолютно белые, стеклянные глаза с сизым туманом в зрачке уставились на Эвана, стоявшего прямо напротив веснушчатого мальчика. — Давайте погуляем в саду? — неуверенно и тихо предложил Эзра, прерывая неловкое молчание. — Там цветы красивые… то есть, пахнут красиво! То есть… Эзра замялся, умоляюще посмотрев на отца в поиске ответа. Встревоженный Амеди переглянулся с не менее встревоженной Паль, и на немых переглядываниях все показали, что идея звучит достаточно хорошо. В последний раз нагнувшись к воспитаннику, Паль что-то тихонько шепнула ему на ушко и отпустила. Очевидно, с рвущимся на части сердцем. Взрослые ушли в дом, чтобы в очередной раз спорить о политике; дети же остались предоставлены самим себе. По началу Эван неуверенно улыбнулся, всё ещё не помня себя от шока, и, переглянувшись с Эзрой, взглядом указал на вторую руку молчаливого Кичи. Эзра понял всё без лишних слов и взял свободную руку мальчика, отчего тот вздрогнул. — Не бойся, это я, Эзра, — утешающее сказал мальчик, и вместе с братом они повели Кичи в сторону сада.

***

Стоило лишь немного разговориться, и дети спустя каких-то десять минут уже души не чаяли друг в друге. Безумно счастливый от той доброты, которую ему оказали близняшки, Кичи очень вдохновённо рассказывал о том, что знает об окружающем мире. Знал он очень и очень много — какие сказки говорят на севере, о чём писали известные поэты и писатели; вот только не знал, как выглядят цвета. Кичи чувствовал себя странно. Расположившись на мягкой траве, очевидно, под каким-то деревом (он понял это по шелесту над головой), мальчик не только не стал предметом насмешек, но и показался близнецам по-настоящему интересным. Без какого-либо зла они интересовались его жизнью и семьёй, пытались говорить на отвлечённые темы, но в конечном итоге всё равно возвращались к зрению. Кичи стыдился, но не возражал. — А сны ты видишь? — спросил Эван, покачиваясь из стороны в сторону. — Когда ты спишь. — Да, и очень часто, — слабо улыбнулся Кичи. Эзра лениво, словно котёнок, перевернулся на живот и, согнув руки в локтях, подпёр ладошками подбородок. — Что тебе снится? — спросил он. — Много чего, — непринуждённо отвечал Кичи, вертя голову вправо и влево. — Недавно мне снилось, будто бы мы с мамой Летицией плыли на корабле и попали в страшный шторм. — С «мамой Летицией»? — переспросил Эван. — Да, это та женщина, которая сейчас с мистером Амеди разговаривает. — А почему ты зовёшь её по имени? Кичи вспыхнул. — Ну… Насколько я знаю, она моя тётя. Сестра моей мамы, да. Мама нас бросила. Из-за меня, наверное… Близнецы подскочили. — Как это, «из-за тебя»? Что ты хочешь сказать? — Папа говорил, что мама была очень красивой девушкой, с глазами… Не знаю, не помню цвет, который папа говорил. Вот поэтому я думаю, что я ей был не нужен. Я же такой… неправильный, некрасивый… — Неправда! — вскричал Эван. — Кичи, это глупости! Ты очень красивый! — Но глаз-то нет, — спокойно, как бы между делом, ответил мальчик, давно уже смирившийся со своим проклятьем. — Я же ничего не вижу, так и зачем я нужен такой? — Ты папе нужен… — Папа тоже пропал, — потускневшим голосом сказал Кичи. — Пару месяцев назад. И меня забрала тётя Летиция. Близняшки не выдержали. Сорвавшись со своих мест, они бросились обнимать Кичи и, даже не трудясь успокоиться и сдержать слёзы, то шептали, то кричали слова утешений и поддержки; говорили, что Кичи хороший человек, просто не очень удачливый. Слепые глаза — всего лишь причуда природы, которая никак не повлияла на характер Кичи. Эзра с Эваном наперебой говорили, что любят его со всеми его веснушками и туманными глазами. Смущённый донельзя, Кичи сперва попытался отстраниться и убедить новых друзей в том, что это лишнее, что не стоит так переживать, но в конечном итоге сдался и, почувствовав что-то влажное на своём плече, расплакался сам. Так непривычно было ему в таких тёплых объятиях, так непривычно было ему плакать вместе со всеми, пускай и по весьма очевидной причине. Мягкие волосы близнецов щекотали ему лицо и шею, словно бы Кичи игрался с настоящими котятами, и вскоре слёзы обратились в невольный смех. Совсем скоро забылась и причина, по которой они вообще расплакались, и совсем-совсем скоро они уже просто лежали в обнимку, довольные и уставшие. — Расскажите, — внезапно начал Кичи, незрячим взглядом уставившись в высокое небо. — А как вы выглядите? — То есть? — не сразу понял Эзра, переглянувшись с братом. — Ну, я же не вижу вас, — всё ещё робко ответил мальчик, чуть растрепав свои волосы. — Какие вы? Я хочу попробовать вас представить. Близнецы, не понимая, быстро-быстро захлопали ресницами. Как сказать? А как объяснить? Может, дать Кичи пощупать их носы и губы? А как рассказать про разные глаза? Братья откровенно запаниковали. — Ну, начнём с того, — рвано вдыхая цветочный запах, начал Эван. — Мы с Эзрой похожи друг на друга. В смысле, ты же знаешь, что все люди разные, да? Вот, а мы с Эзрой похожи. Один в один. Мы абсолютно одинаковые! — Как это? — чуть нахмурился Кичи, пытаясь обмозговать такое заявление. — Ну, вот так, — рассмеялся Эзра. — Раньше нас всегда путали. Кичи задумался. Невидящий взгляд он опустил вниз, на малахитовую траву, а руки положил на острые коленки (после валяний на земле, Кичи сидел на пятках). Как это — быть одинаковыми? Отец всегда внушал Кичи, что все люди разные, и спутать одного с другим значит проявить неуважение. — А почему сейчас не путают? — неуверенно спросил мальчик, не поднимая взгляд. — У меня на губе шрам есть, вот. Эван глянул на перепуганного Эзру, взял одну руку Кичи и поднёс её к своим губам. — Не бойся, ты почувствуешь его и сразу всё поймёшь. Эти слова коснулись тонких пальцев Кичи лёгким дуновением, которое дало мальчику понять, как близко его рука находится к чужому лицу. Это смутило его, но в тоже время и заинтересовало; щёки вновь посмуглели. Дыхание Эвана было тёплым, даже, наверное, каким-то мягким и спокойным. Подушечками указательного и среднего пальца Кичи наконец-то почувствовал губы Эвана — мягкие, но ужасно неровные и какие-то сухие, словно бы все в трещинках. Кичи осторожно и словно бы зачарованно повёл пальцами вдоль эвановых губ, желая почувствовать каждый миллиметрик. Наконец, своими холодными пальцами он почувствовал какую-то большую трещину, полоску, которая прямо пересекала губы. — Тебе не больно? — встревоженно спросил Кичи, боясь навредить Эвану. — О, нет, всё хорошо, — шепнул мальчик, позволяя Кичи почувствовать движения своих губ. — Этот шрам уже давно зажил и уже не болит. Я горжусь им! Кичи улыбнулся. До сегодняшнего дня он не знал, что такое шрамы, хотя его отец постоянно говорил о них. Каждый раз, когда Кичи спрашивал, что же это такое, отец лишь отшучивался и говорил, что знать ему об этом вовсе необязательно. Вот, оказывается, что это такое — всего лишь тоненькие полоски на губах. Внезапно Кичи почувствовал на кончиках пальцев что-то очень тёплое, почти горячее и совсем немного влажное, и это напугало его. Мальчик опустил голову и зажмурился, сдавленно спросив, что Эван делает с ним. — Я? Я всего лишь поцеловал их, — со смехом ответил он, с удовольствием наблюдая, как Кичи отскочил от него, как ошпаренный, покраснел до самых корней волос и прижал поцелованную руку к бешено колотящемуся сердцу. — Ты — что? — заикающимся голосом переспросил он, испуганно глядя перед собой. — Поцеловал, — непринуждённо ответил Эван, мечтательно покачивая головой и пытаясь усмирить задыхающегося смехом Эзру. — У тебя такие красивые руки, вот я и не сдержался. Слушай, а у тебя по всему телу веснушки? Или только на лице? Просто мне показалось, что они были у тебя на руке. — Вес… что?.. — Веснушки. — Что это? Эзра тут же умолк. Близнецы внезапно почувствовали такую тяжесть на сердце, которую не испытывали уже очень, очень долго. Им вдруг стало так жаль Кичи, что не хотелось даже отпускать его от себя — хотелось обнять и не отпускать от себя ни на шаг. — Веснушки — это… — стушевано начал Эзра, рассматривая лицо Кичи. — Это такие маленькие пятнышки у тебя на теле. Совсем-совсем маленькие. У тебя их очень-очень много на лице, особенно на щеках. Ты никогда не знал об этом?.. — Даже не представить не могу, если честно. Я только знаю, что у меня густые волосы, как папа говорил, кудрявые. И ещё знаю то, что у меня глаза белые, как у всех слепых. — Боже… — в унисон прошептали близнецы. Всё это для них казалось дикостью. Они даже представить не могли, каково это — не знать самого себя. Своих волос, своих губ, своих веснушек. — А они правда у меня везде, эти веснушки? — с надеждой спросил Кичи. Он вытянул руку вперёд и, на ощупь найдя пуговку манжета, расстегнул её и тут же задрал рукав до самого локтя. Близнецы с интересом рассмотрели его предплечье — такого же персикового цвета, что и лицо, и тоже усыпано веснушками. Только, пожалуй, их было немного меньше. Тогда Эван подумал-подумал и высказал теорию, что больше всего веснушек должно быть на плечах, коленках и боках. Они поверили, но проверять не стали. Кичи мягко улыбался. Ему казалось, будто бы внутри вдруг стало как-то теплее, как от объятий, и хотелось и смеяться, и улыбаться. Последние дни путешествий были для Кичи настоящим адом — миссис Летиция останавливаться в неугодных местах не любила, а потому торопилась, словно от кого-то убегая. Кичи так не мог. Ему нужно было ощупать всё вокруг или хотя бы послушать о месте, в котором они оказались; словом, ему нужно было освоиться. Летиция на это внимания не обращала, то ли из-за спешки, то ли из-за незнания, как будто бы она постоянно забывала о слепоте своего воспитанника. Тихонько подкрались воспоминания и о причине путешествия, и о, собственно отце. Всё это вновь заставило Кичи грустить и чувствовать себя как-то паршиво, как во время затянувшейся болезни. Голова начинала кружиться. — Кичи… — а голос близнецов — словно белое пятно в бесконечное темноте. — А ты знаешь, как выглядят животные или, например, какие-нибудь предметы? — Да, некоторых знаю. Собак, кошек и лошадей — я отлично знаю, какие они. Папа часто вырезал из дерева какие-то фигурки и давал мне их пощупать, а потом рассказывал, что это за животное. — А ты знаешь, что такое облака? — Это что-то белое и пушистое, по небу плывёт, да? — Прекрасно! — восхищённо затараторил Эван и, подскочив, тут же повалил опешившего Кичи на спину. — Тогда давай посмотрим на них? Сейчас на небе очень много облаков, и они все на что-то похожи. Давай мы будем смотреть, на что они похожи, и рассказывать тебе? Кичи почувствовал, как Эван осторожно приподнял его голову и положил её на что-то мягкое. Как позже он понял — себе на ноги. Сам Эван прильнул спиной к дереву, которое шелестело где-то в вышине, а по другую сторону от Кичи улёгся задремавший Эзра. Вся тоска Кичи вдруг куда-то пропала, упорхнула, словно юркая птичка с ветвей. Эван и Эзра, эти странные и одинаковые внешне мальчики казались Кичи такими необычными, словно бы выходцами из какой-то фантастической сказки. Они казались ему такими добрыми и милыми, что даже плакать-то хотелось больше от счастья, нежели от непохожести на них. Подступающие слёзы обожгли Кичи скулы и нос, и он принялся их растирать незастёгнутой манжетой. Вновь вернулось в сердце то тепло, и Кичи вдруг понял, что, наверное, именно так любовь и ощущают. Даже если и не так — мальчик всё равно будет называть это любовью. — Эй, Кичи, ты чего опять плачешь? — Эван потрепал его тёмные вихры, чтобы рассмешить. — От любви, наверное, — откровенно признался он, пряча красное от слёз и смущения лицо. — От любви? — От любви. Эван с Эзрой улыбнулись. Пускай так. Да, наверное, так даже лучше. Близнецы не смогут показать Кичи окружающий мир, но чувство светлого счастья и всеобъемлющей любви — запросто.