О пороке без пороков

Ты заходишь в мой дом, как всегда незаметно. Или может быть это я слишком сильно порабощен своей работой, черкаю в нотной тетради и снова нарушаю тишину дома рваными аккордами новой песни. Ты знаешь, мой дом до беспредела любит тебя. Боюсь, что придется тебя к нему ревновать. Идиот, да? Ревную тебя даже к крошечной тени, к твоему белью, что на тебе целый день, к халату, который обнимает твое обнаженное тело после горячего душа, к чашке, которую ты целуешь каждый вечер, выпивая с нее свой любимый мятный чай. Это ты сделала меня таким. Сумасшедшим. Глупым. Влюбленным. Ты ступаешь кошачьей поступью по темному паркету — и из окон сразу появляется солнышко, даже если сейчас конец октября, даже если небо затянуто тучами и по прогнозам всех синоптиков должен пойти дождь. Солнце целует твои ноги и медленно скользит к твоему лицу, касается линии скул, сверкает в глазах и каждый день отражается в твоей улыбке. Ты подходишь к камину в своих высоких махровых носочках, которые я всегда оставляю на тумбе возле входа и, забрав лежащую на столе зажигалку, зажигаешь огонек. Я наблюдаю за каждым твоим шагом, движением, за линей тени, падающей на пол, за коротким взмахом волос. Ты по-прежнему кажешься мне какой-то чудовищно призрачной, неземной, фантомом среди людей, ангелом среди павших, но, в тоже время, такой земной, уютной, простой и нужной в этом доме. Все влюбленные помешанные идеалисты, или только я такой? Я никогда в жизни не встречал подобных людей. В этом доме было много женщин - увы, это совсем не хвастовство — но ни одна не осталась здесь дольше ночи и ни одна не появлялась дважды. Я вздрагиваю, когда твои руки ложатся на мои плечи, пряди волос нежными линиями глубокой осени падают перед моим лицом. Мне бы пошли длинные волосы, моя юная леди? Своими тонкими пальчиками ты проводишь линию моих скул, и я вздрагиваю от толпы мурашек пробегающим по мне, словно по лесной дорожке. Забираешь гитару из моих рук, она расстроенно ругается на тебя струнами, аккуратно ставишь ее у стола, и в полной тишине садишься мне на колени. Я вижу только тебя, слышу только твое дыхание, которое неумолимо становится громче. Ты накрываешься меня океаном чувств, приторно сладкими, такими несвойственными мне, но со времени нашей первой встречи такими необходимыми. Ты знаешь, как целовать, чтобы лишить меня рассудка. Сперва мягко, едва касаясь кончиками потресканых губ, легко целуя уголки, идеально повторяя контур губ, словно делая аккуратные мазки на полотне. Ты — умелая художница, художница моей жизни, раскрасившая ее в одно крошечное мгновение, художница моих чувств — самых нежных и дико буйных. Поцелуй становится горячее, ты наращиваешь темп, как только я отвечаю, а отвечаю я сразу, устоять перед тобой невозможно. Я пытался, правда, но это больше похоже на пытку, пытку раскаленным железом, закинутым в тебя, и прожигающего огромную дыру внутри. Я притягиваю тебя ближе к себе. Еще, еще, еще. Между нами не остается ни миллиметра, но я хочу, чтобы ты была еще ближе. Поглаживаю твою хрупкую талию, медленно спускаясь к ягодицам и, сжимая их, слышу дрожащий выдох. Такой сладкий, истомный, в нем нет пошлости, в нем дыхание самого чистого ангела. И в эти моменты я чувствую себя отвратительно, потому что являюсь омрачителем твоей чистоты, твоим демоном, исходящего из самых глубоких кругов ада. И ты горишь в моих руках. Я резко встаю, поднимая тебя на руках. Стул позади нас с грохотом падает, а я прижимаю тебя с такой силой к стенке, что, кажется, слышу хруст своих костей. Но ты прощаешь мне всякую грубость. Я ставлю твои ноги на пол, стискивая запястья у тебя над головой. Ты подаешься вперед, и я просто срываю футболку с тебя так, что наверняка она уже порвалась. Какая по счету? Ничего, я куплю тебе новую. Сто. Двести. Я куплю тебе весь это гребаный мир и никто мне не скажет, что это неправильно. Неправильно… все это чертовски неправильно. Я скольжу рукой к твоей груди, сжимаю ее, опускаюсь ниже и ниже. Вожу пальцами возле краев шортиков, за которыми прячутся твои любимые трусики с Мики Маусами. Провожу пальцами через хлопковую, слегка влажную ткань и чувствую как ты подаешься на встречу мне, как твои бедра хотят, что они вошли в тебя. Моя маленькая. Отодвигаю ткань и играю с тобой — массирую клитор, немного углубляясь, чувствуя твое напряжение и желание, пока полностью не захожу в тебя. Твой вздох. Господи. Я готов стать ради него повелителем всех чертей. Я буду гореть в аду за все содеянное. Но я хочу тебя. Хочу тебя всю. Абсолютно во всех существующих планах. Я не могу оторваться от твоих губ, двигаясь внутри тебя и сам уже рыча от желания, от страсти, что превращается в боль. Я поднимаю тебя на руки, и опуская уже на белый мягкий ковер возле камина. Это ты заставила меня его купить, помнишь? Срываю остатки одежды с тебя, пока твои дрожащие пальчики пытаются расстегнуть мои пуговицы. Я посылаю к черту все рубашки, бездумно оборвав все пуговицы. Ты смотришь на меня, и, кроме блеска желания, сводящего меня с ума, там сияет еще крошечные блики смущения. Моя девочка — ты стесняешься, смущаешься. Если бы только хоть примерно представляла насколько идеально твое тело: в его крошечных созвездиях на животике, в маленьком рубце на ключице, в прыщике на руке. Ты самое идеальное, что было в моей жизни, и я понятия не имею, чем я тебя заслужил. Я целую твои припухшие губы и медленно вторгаюсь в твое тело. Твои руки проводят дерзкие раскопки на моей спине, и я почти что рычу, ускоряюсь в тебе. Я дьявол, я вновь не могу устоять перед тобой. Ты мой самый дурманный героин, ты вечно маленькая доза, которую я хочу больше еще и еще. Но скажите, разве любить - порок? Твои крики медленно разносятся по квартире, и пусть все в этом доме будет свидетелем моего самого низкого падения. Твои волосы веером раскинулись по белому ковру, твое немного смуглое от природы тело, легко контрастировало с белым ковром, а из-за огня, разженного тобой в камине, было невероятно жарко. Или может быть, это не тот огонь? Но какая же ты невероятная — такая узкая, теплая, такая моя. Пребывая на грани, я выхожу из тебя. Какого усилия это мне стоит. Но мне нельзя делать ошибок. Нам нельзя. Пусть мы и совершаем их каждый божий день. Господи, тебе ведь всего семнадцать. Ты самый чистый ангел. И я самый грязный демон… а еще твой учитель. Литературы. Так что, теперь поговорим об аде?