Dark Overlord - Momonga (Ainz Oal Gown)

Немного на меня щас повлияла игруля (сама не играла) Dead by Daylight В итоге начало текста будет под её влиянием гыг :) * Сатору Судзуки в последний раз осмотрел зал, в котором висели знамёна его товарищей, краем глаза взглянув на время, а затем расслаблено вздохнул. «Ну вот и конец» - подумал он, закрыв глаза в игре и в реальном мире в тот момент, когда время показывало полночь. Однако стоило ему потянуться руками наверх, дабы снять шлем и выйти из виртуальной реальности, как эта тьма перестала быть чем-то нормальным. Было чувство потери ориентации в пространстве, а затем он перестал чувствовать окружающий мир через различные органы чувств и финалом его нарастающей паники стало чувство удушия. Он не мог дышать. И это чувство абсолютной беспомощности отозвалось криком на ментальном уровне, с призывом о помощи. Судзуки отчаянно молил, чтобы ему кто-то помог, спас из этого кошмара. Он уже морально рыдал, жалея себя и проклиная других. Появилось чувство угасания сознания. «Это смерть?» - краем разума подумал Сатору. Тут гадать почти не нужно, но мужчина не понимал, почему сейчас и главное, как это произошло. Что стало причиной! -Сладкий аромат страха, ужаса, паники, отчаяния и, наконец, гибели живой души! – услышал он жуткий шёпот, который эхом был словно отовсюду. На не один немой вопрос этот голос дал Судзуки ответ. -Ты мёртв, но ещё не полностью. Ты жив лишь духом, который я поглощаю. Последняя грань твоего бытия – твой никчёмный и слабохарактерный дух, но душой ты мёртв. Впрочем, что толку объяснять. Давай я лучше перейду к сути. А именно к моему предложению выкупа из объятий смерти. Сатору скептически отнёсся к этим словам, но в тоже время он отчаянно хотел жить и поэтому из-за той капельки надежды мужчина всем существом дал понять ужасному голосу, что согласен выслушать требования. -Я доем твою слабую часть характера и вместо неё оставлю семя, из которого ты сможешь в себе развить другую черту. И я хочу, чтобы ты стал холодным и жестоким, проявляй минимум сострадания и то, только если это будет выгодно! Получай наслаждение от насилия и чужих страданий, а я буду подпитываться и от тебя и от того, что ты сотворишь. Это основное чего я жажду. Теперь детали. Я перенесу твой дух в новую душу, в твой игровой аватар, но с некоторыми изменениями, в мир, который тоже будет значительно отличаться от Иггдрасиля. Исходя из выше сказанного, я хочу, чтобы ты начал свой путь в том мире через тропу террора! Подчини всё сущее, что есть в том мире и управляй им через террор! Это всё. Есть вопросы или пожелания? Я буду благосклонен, если окажешься послушным шутом. Под конец осведомительного монолога Судзуки почувствовал боль, почти агонию, а затем сознание начало ещё больше слабеть. Сатору уже ничего не понимал, он забыл условия, единственное, чего он хотел это жить. -Да, я согласен. Но я не хочу быть один, умоляю… - прошептал он и сам удивился, что ему дали возможность вымолвить свои мысли вслух. -Да будет так. Моя воля есть закон для всего сущего! – хищно промолвил этот жуткий голос. * Зрение начало прояснятся, как и сознание в целом. Мужчина помнил своё имя, но какая-то часть в нём не желала даже мысленно произносить его. Он с грустью осмотрел зал Назарика и с болью отрекался от прошлого. Знание о том, что ему нужно тут делать тяжёлым грузом давило на остатки тлеющей совести и человечности, после чего наступил холод и какой-то относительный покой. Это чувство покоя освободило душу от излишних метаний, придало сил и уверенности в себе. Он посмотрел на дворецкого и горничных, а затем на красотку-суккубку – главу стражей. Момонга…да он Момонга и он точно знал, что нужно сделать. «Я оставил тебе подарок – зал, в котором ты можешь менять и создавать стражей, но учти, что ресурсом будет…» - Его шепот не договорил, однако Момонга знал, что будет платой. Террор - энергия от ужаса. Он должен вогнать свою добычу в состояние ужаса, и чем дольше жертва будет мучиться, тем большим потоком будет течь сладостная энергия. Ему нужно поскорее найти тех, из кого он выжмет достаточно этой энергии на первичные перемены. И для экспериментов он подложит под нож собственное творение – Актёра Пандоры. Даже страдания стражей могут стать желанной патокой для Него. Капля сожаления и сочувствия проскользнула и исчезла как дым. Момонга не стал подпитывать это чувство, которое однозначно было лишним и могло только всё испортить. -Альбедо, вели стражам быть наготове, а ты Себас отправляйся на поверхность и разведай ближайшие земли. Если найдёшь его обитателей, сообщи мне координаты. Я буду в кабинете гильдмастера, - отдал он распоряжение и переместился. -Да, Владыка, - это последнее что он услышал, прежде чем оказался там, где желал. А в реальности тут было уютней, чем в игре с симуляцией этой самой реальности. Даже странно, что он способен чувствовать почти по-человечески, будучи скелетом человека. Попытка разобраться в своём физическом состоянии закончилась точным знанием о себе. Он знал про себя абсолютно всё. И как оказалось, всё было взято прямиком из игрового профиля. Сие полезное наблюдение вызвало мысленную улыбку у Момонги. Присаживаясь в кресло, лич активировал зеркало и настроил всё под себя, как в этот самый момент вернулся Себас и дал координаты. Осмотр ближайшей деревеньки дал понять, каков тут уровень быта и развития. Во всяком случае, в этой локации. Конечно, в других местах могло быть что-то более прогрессивное, но сначала необходимо набрать базовое количество террора. -Себас, я отправляюсь в эту деревню. Я хочу, чтобы ты организовал и послал за мной отряд не ниже восьмидесятого уровня с обязательным условием - владеть маскировкой не ниже восьмого уровня. Их цель стать прикрытием в случае опасности. Я не беру вас, поскольку не собираюсь открывать противнику максимум своих возможностей, - отдав чёткие и логичные указания, Момонга открыл портал и неспешно, в какой-то мере царственно вошёл. Как обычно он услышал позади «Будет исполнено, Владыка». * Посреди бела дня появление нежити, тем более лича, вызвало не хилую панику и сильный ужас со стороны крестьян. Мужчины вопреки страху и очевидной трусоватости всё-таки нашли в себе ничтожную каплю мужества и вооружённые вилами, пытались прикрыть женщин и детей, что-то выкрикивая, но их речь напоминала Момонге собачий лай. Так тявкают блефующие ничтожества. «Гм, быть может моего присутствия будет достаточно? С живых террора набрать можно больше, нежели я начну убивать, чтобы усилить их ужас» - задумался Момонга, что не мешало личу отталкивать особо «смелых» и этот лёгкий толчок заканчивался гибелью храбреца. «Забавно, мои параметры максимальны, но похоже здешние кто бы они не были, являются кем-то вроде новичков первого уровня. Я ведь просто хотел отмахнутся, как от насекомого, но раздавил столь хрупкую жизнь. Воистину всё сущее здесь слабо, как вышеупомянутые насекомые…черви» - странное довольное чувство садизма воспылало в груди, в его алой сфере, что отразилось в угольках-зрачках, которые пылали в пустых глазницах. Едва Момонга что-то для себя решил на почве этой информации, как его чутьё нежити подсказало ему, что где-то погибла ещё одна душа. И вся его суть жаждала поднять мёртвую душу себе в услужение, что Высший Лич и сделал, превратив тело крестьянина в Рыцаря Смерти среднего уровня. В этот самый момент до несуществующих ушей заклинателя дошёл звук похожий на цокот табуна лошадей, и лязг доспехов, крик нескольких десятков воинственных мужей и крик ужаса крестьян. «А это уже удача. Нападение. Больше террора!» - обрадовался Момонга и отдал ментальный приказ своему послушному монстру атаковать. Рыцарь Смерти издал вой подобно ищейке и помчался на всадника, знатно перепугав его скакуна да и самого наездника. Один миг и человек вместе со своим конём были убиты особо жестоким способом – разрубание пополам. Как и ожидалось, ужас усилился. Запах крови будоражил не только Рыцаря Смерти, но и его хозяина. Момонга дрогнул, испытав то, что он помнил по своей жизни человека как похоть. А вот это уже было странным и немного не входило в его планы, но благо покой и здравомыслие вернулись по его желанию, хоть аромат крови всё ещё приятно благоухал, соблазняя отпустить контроль. «Нет, я предамся такому удовольствию позже и узнаю в чём тут соль. Сначала нужно продолжать копить энергию террора!» - установил он сам себе задачу. Подняв ещё нескольких Рыцарей Смерти, лич направился вслед за своими гончими, созерцая краем взора на крестьян, которые спасались бегством или прятались. Момонга размышлял, что ему делать с ними, дабы выжать большее количество террора. Конечно, сладостный пик идёт в момент бойни, однако это подобно кратковременному действию наркотика, что уже было не выгодным, а потому нужно придумать баланс между мучениями жертвы и чтобы та была жива. Завернув за угол, Момонга услышал странную возню в доме. Окно позволило заглянуть внутрь, и пусть там была кромешная тьма, лич всё видел ярче, чем человек днём, а потому ему не составило труда рассмотреть, как один из нападавших солдат предавался утехам с женщиной, которая стонала далеко не от удовольствия, шепча мольбы пощадить её дочерей. В углу забились две сестры, одна с пшеничными волосами, а вторая с рыжими. Их отец лежал мёртвый с торчащим из груди мечом. За дверью Момонга ощущал ещё двоих, вероятно несли стражу, дабы их лидеру никто не мешал развлекаться. Энергия террора не была фонтанирующей, однако, её поток был размерен и явно мог не кончиться до тех пор, пока мужчина не прекратит сие грязное действо. «Ясно, нужно идти против морали людской. Обычные пытки и смерть - это лишь малая часть, нужно искать новые способы, как заставить чужую душу мучиться. И мучения будут выдавливать эту энергию размеренно, а главное долгосрочно» - сделал выводы Момонга. Лич ударил в стену около окна и сделал себе проход, но всполошил людей внутри словно муравейник. Мужчина тут же закричал от гнева, а затем взвизгнул от страха. Его свита забежала помочь, но замерли в ужасе при виде нежити. Мать выбралась из-под насильника и обняла детей, шепча им план побега, который Момонга отлично слышал. -Наблюдение за насекомыми приносит свои плоды в накопление знаний. Только этим вы и были полезны, черви. Убить их, - приказал Владыка Назарика своим незримым охранникам, те вмиг исполнили его волю, даже не выходя из невидимости. Незримые убийцы не тронули только трёх крестьянок, на которых Владыка переместил свой пылающий жуткий взор, отчего женщина ещё крепче сжала дочерей, а затем вовсе отодвинул их за спину, в попытке защитить. Затем она превозмогая боль подползла к личу, и вопреки удушающему страху начала лепетать свою мольбу, давая сигнал дочкам двигаться в другую сторону. Согласно плану, женщина собиралась, если потребуется навалиться на монстра, дабы дети точно смогли убежать, а так она сейчас отвлекала внимание нежити, а девочки должны потихоньку выбираться отсюда. -Если твои дочери покинут это место, их найдут мои Рыцари Смерти, - ехидно промолвил он, мысленно усмехаясь в испуганное лицо матери. За считанные шаги до выхода наружу, женщина всё-таки приняла решение позвать детей обратно. -Энри, Нему, вернитесь! – отчаянно воскликнула женщина и когда девочки вернулись, тут же спрятались в объятиях матери, словно цыплята под перья несушки. -Правильный выбор, во всяком случае, менее безрассудный. Вы втроём мне пригодитесь живыми, но чтобы жизнь не покинула ваши тела, выпейте, - Момонга достал из безразмерного инвентаря несколько флаконов малых лечебных зелий. Женщина не доверяла, а потому не спешила брать странную красную жидкость из костяных рук лича. -Это лечебное зелье. Нежити оно нанесёт урон, - в подтверждении своих слов, Момонга позволил одной капле упасть себе на длань. После непродолжительного шипения крошечный дымок поднялся и тут же рассеялся. Увы, но даже после демонстрации невежественная крестьянка не поверила, а потому не принимала этот дар. -Ваше недоверие мне понятно, но в данный момент оно абсолютно безрассудно. Придётся мне поискать более сговорчивых смертных, ибо вас ждёт лишь смерть, - покачав головой, Момонга уже собирался спрятать лечебные зелья и уйти, предоставив своей нежити возможность порезвиться, как произошло нечто. Старшая дочь с пшеничными волосами по имени Энри вырвалась из объятий матери и приблизилась к нежити, но далее она осторожно коснулась одного из флаконов и, не ощутив сопротивления, забрала, а затем мгновенно выпила. Ушибы, синяки и иная боль сошли на нет и крестьянка приобрела более цветущий вид. -Мама, это правда! – воскликнула Энри с улыбкой, и, развернувшись опять же неспешно, словно спрашивая разрешение, забрала оставшиеся два, чтобы отдать их младшей сестре и матери. Малышка и их мать тоже испили и более не напоминали жертв недавнего насилия, но морально всё ещё подавлены все, кроме светловолосой девушки. Их мать имела коричневый оттенок волос, из-за недавнего пота и крови он вообще казался чёрным. -Следуйте за мной, поможете собрать остальных, кто осмелится пойти с вами за мной, и затем я объясню, зачем пришёл сюда, - велел Момонга, после чего вышел наружу. Три крестьянки выполнили повеление нежити, опасаясь, что незримые убийцы тут же нападут, если они осмелятся ослушаться. А снаружи тем временем творился настоящий ад. И нападавшие и их добыча в равной степени подвергались атаки Рыцаря Смерти, который уже вовсю развлекался, выжимая энергию террора из тщедушных смертных. Некоторых особо трусливых солдат боевая нежить убивала медленно, протыкая тело в разных местах, намеренно не целясь в жизненно важные места, как сердце или голова с шеей. Некто капитан Белиус умер в чудовищных муках от такой пытки, а его агонизирующий крик был лучше, чем песня ангельских гу́рии. Всё это великолепие, весь сладостный пик потоков энергии террора пришлось скорректировать, запрещая Рыцарю Смерти убивать крестьян и сосредоточиться исключительно на воинов в доспехах. А чтобы процесс шёл более плодотворно, Момонга создал ещё троих, чтобы вчетвером им было проще со всех сторон загонять и забивать добычу. На пути к центру деревни, Момонга лишь изредка останавливался, чтобы ещё раз по ментальной связи скоординировать действиях всех четверых, но более чётко, хотя простые приказы можно отдавать и на ходу, а вот более сложные схемы требовалось тщательно прорабатывать и делать это стоя на месте удобнее в разы. Со стороны это выглядело жутко и не понятно для следующих за ним крестьян. Всё-таки лич ничего не делал физически, просто стоял как статуя и, похоже, в этот момент его мало волновало, что происходило в округе. Все люди, кто был ещё жив, ранен или нет, с шоком и недоумением смотрели на то, как ужасающую нежить сопровождает мать и две её дочери. Некоторые даже осмеливались подойти и спросить, и женщины честно отвечали, предлагая идти с ними. Не все соглашались, а раненые были обречены умереть, поскольку более лич не проявлял благосклонности в форме флакона с лечебным зельем. Наконец он и некоторая толпа доверившихся крестьян, прибыла к центру деревушки под названием Карнэ. Там толпились и пытались пробиться, дабы выжить, некоторое количество рыцарей, но Момонга отчётливо ощущал, что те теряют надежду и боевой дух каждую минуту столь напряжённой ситуации. Его появление лишь усугубило панику в сердцах воинов, ибо он подобно королю на шахматной доске, одним своим присутствием объявлял о поражении противника. Ментально приказав более не убивать, лишь смертельно ранить оставшийся отряд, лич жестом велел крестьянам не следовать за собой, после чего направился к стонущим рыцарям, которые тот час уже лежали на земле. Остался последний, кто стоял с мечом в трясущихся от страха руках. Имя этой несчастной души выкрикивал один из солдат, моля товарища, чтобы тот бежал. -Лондэс, убегай! Ты должен преодолеть себя и бежать! Ты обещал нам! Крик товарища явно внушал уверенность в том, что тому удастся сбежать, однако Момонга не позволил этому Лондэсу укрепиться в своей решимости и использовал ауру страха, а также велел Рыцарям Смерти окружить мужчину, но не причинять вреда. Зачем же Владыка Назарика всё это делал? Всё было с одной стороны просто, но в тоже время сложно. Момонга чувствовал, что действует правильно, ради получения особого оттенка энергии террора, который приходит только на грани между надеждой и отчаянием. Лондэс и впрямь попробовал развернуться, но с каждым поворотом видел перед собой гиганта под два метра ростом, который стеной преграждал рыцарю путь к отступлению. Лишь сторона, с которой шёл к нему лич, ещё была относительно свободна, однако отчаянный рывок был прерван неожиданно быстрой и титановой хваткой костяной руки этой жуткой нежити. -Внемли моему слову червь, если ты ещё способен понимать, - холодным, даже в какой-то мере потусторонним голосом промолвил Момонга, слегка приоткрывая челюсть в момент монолога. Его речь была ментальной и не требовала никаких физических действий, однако, немного артистизма только добавило пикантности его плану. Лондэс вздрогнул, громко сглотнул ком в горле и дрожал так, словно его колотил озноб, холод и страх одновременно, сосредоточил своё внимание на том, что же будет говорить лич. Тот факт, что эта древняя нежить вообще снизошла до общения, поразило до глубины души даже лежащих на земле и истекающих кровью солдат, не говоря уже о пойманном мышонке в лице Лондэса. -Я оставлю тебе твою жизнь, если ты донесёшь своим господам моё слово: отныне правила игры задаю я – Айнз Оал Гоун и слово моё закон для всего сущего! Момонга отпустил свой посох, но тот повис в воздухе в ожидании владельца, чтобы второй дланью оставить на доспехах Лондэса знак своей гильдии, именем которой он представился. Теперь это его второе имя, но более важное, чем первое. Каждое его действие порождало сладостную эманацию террора, и дабы выжать ещё несколько особых капель этой энергии, Момонга нежно, почти любовно коснулся лица человека, который здраво ожидал чего-то ужасного от прикосновения. Но лич деактивировал свои негативные пассивные навыки, из-за которых всё живое, что касается столь древней и могущественной нежити получает различные отрицательные эффекты. Лондэс был на пределе, ведь сознание перепуганного рыцаря грозилось упасть во тьму, ибо есть предел человеческой душе переносить столь невыносимый ужас. Это было видно всем, и это прекрасно понимал Момонга, а потому почти без промедления отпустил и отошёл в сторону от своей жертвы, как бы намекая, что той дозволено бежать. И Лондэс Ди Джеланпо побежал со всех ног, бросая свой меч, который был обузой и бесполезной драконьей зубочисткой. Прочие же кто был готов отойти в мир иной, молили шестерых богов и надеялись на чудо.