отныне и вовек

Вален смотрит на каменную дверь, ведущую прочь из этого странного места — и прочь из застывшей Кании, в Уотердип, который, может быть, уже разрушен до основания. В крови бушует, едва не захлестывая с головой, демоническая отрава, не оставляющая его ни на миг — время от времени кулаки сжимаются сами собой, оставляя на внутренней стороне загрубевших от холода ладоней кровавые царапины от ногтей. «Уйти, уйти, подальше от Преисподней, подальше от войны, подальше от нее», — твердит в голове едва слышный голос, словно его человеческая натура стремится вырваться из-под темного, страшного гнета. — Хочешь поскорее сбежать из родных мест, а, Вален? — слышит он холодный, звенящий серебром голос, и оборачивается. Она прямо у него за спиной, и кривая ухмылка портит бледное лицо. Айренна стоит прямая, словно статуя, и бездумно поигрывает ножнами кинжала, висящего на поясе. Рядом маячит бледной тенью призрак той падшей паладинши, и тифлинг почти не удивлен, что она решила взять этого извращенного, злого духа в Торил вместе с собой. Все, что касалось «миледи», уже давно перестало его удивлять, вызывая только холодное отвращение. Вот и сейчас он чувствует, как губы кривятся сами собой, когда он смотрит на белое девичье лицо, обрамленное длинными золотистыми прядями. Что-то кажется ему ужасно неправильным и в Айренновой улыбке, больше похожей на раскрывшийся шрам, и в кровожадном огоньке, который горит в глазах мертвой паладинши. Словно весь мир — стихотворение, в котором перепутали всего одно слово, и гармония рифм тут же превратилось во что-то жуткое, режущее уши. — Нам стоит поторопиться, миледи. Мефистофель не будет вас ждать. — ровным голосом отвечает он. — О, не беспокойся. Я получу то, что мне нужно, можешь в этом не сомневаться. — девушка улыбается еще шире, и Вален вспоминает, что она улыбалась точно так же, когда скрестила свой клинок с кинжалами Натирры. Превозмогая лихорадочный жар, он тоже смотрит на нее, не отрывая взгляда, пока рука сама собой тянется к рукояти цепа. — Эскатин Демоноборец… — выдыхает она его Истинное Имя, и тифлинг чувствует, как тело скручивает судорога, а на горло накидывается невидимая удавка. Боль плавит кости, и весь окружающий мир расплывается перед глазами, но лицо — ее лицо — нависает над ним, с неизменной улыбкой на губах. — Приказываю тебе любить меня, начиная с этого дня, отныне и вовек. — слова впечатываются в его грудь, словно раскаленное клеймо, а в крови поднимается страшная, черная ярость. Мечтавший обрести человечность, теперь он меньше, чем любой человек — безвольная игрушка, подчиняющаяся прихотям убийцы и предательницы. — Клянусь, миледи, если только у меня будет хоть одна возможность… вы пожалеете. — хрипит Вален, пока пальцы, тянущиеся к рукояти цепа, останавливает невидимая сила, и он понимает, что обречен. Боль, раздирающая тело — ничто, по сравнению с отчаянием и бессилием, которые кипят в в сердце, грозя перелиться через край. — Ты так хорош, когда злишься! — сербряный смех звенит, кажется, внутри черепной коробки. — Поцелуй же меня! Попытка сопротивляться ни к чему не приводит, и он с ужасом понимает, что его собственное тело его не слушается — в следующий миг он наклоняется и нежно ее целует, как должен был целовать свою настоящую возлюбленную, — а не женщину, чья жестокость превзошла даже известные Андредарку пределы. В груди рождается крик, который тщетно рвется наружу, и, когда она отвечает на поцелуй, Вален понимает, что по его щекам текут обжигающие, соленые слезы. Кажется, ему все же удается закричать — и все мгновенно исчезает.

***

…Поначалу ему кажется, что он ослеп — но из мягкой темноты вскоре проявляются деревянные стропила маленького домика, и, повернув голову, он видит светлое пятно чужого лица — рядом спокойно спит Айренна. Его добрая Рен, которая ни разу ни к чему его не принуждала; которая единственный раз произнесла его Истинное Имя, чтобы избавить от демонического наследия; которая спасла ту бедную паладиншу от отчаяния в глубинах Кании. Облегчение лучшим на свете наркотиком прорывается в кровь, когда он поворачивается, чтобы обнять спящую. Маленькая ладонь ложится ему на скулу, и Вален тревожится, не проснется ли она, нащупав влажную дорожку на лице — но жена продолжает спать, и постепенно он тоже погружается в сон, успокоенный. За окном несутся искристые метели Долины Ледяного Ветра, и, к счастью, они ничем не напоминают мертвые холода Кании.