Kanon live.

каноны.

***

Чонгуку больно резать запястья, но это ему нравится. Физическая боль по канону всегда заглушала душевную и вызывала жесткое привыкание, словно дешёвый наркотик, вызывала чувства мимолетной эйфории и заинтересованности, заставляла собой восхищаться и резать ещё глубже, потому что, ну, нравится же. И Чонгуку нравится. он втянут в ножевые сети собственных мыслей, заставляющих его кромсать тонкие руки и бинтовать их белоснежными бинтами, чистыми и девственными — непорок закрывает порок: это общеизвестный факт, так было всегда, это канон. Чонгук не может отвыкнуть от вредной привычки, как другие люди не могут отвыкнуть от курения. Кромсать запястья для меня стало обычным делом, как, например, для других позавтракать утром. Только вот у чонгука на завтрак — пара стекол, сигарета, таблетки и немой, прозрачный собеседник, которого чон видит только в собственном воспаленном сознании. Он сжимает руками голову, берет её в тиски, пытаясь выдавить, изничтожить свои горелые мысли о смерти и об одном лишь человеке, который в его жизнь пришёл незаметно, но с треском и со страданием из неё ушёл. И это — тоже канон. Такие сюжеты любили великие композиторы, которые писали оперы и драму. Люди искусства основывают своё творчество, свои книги, музыку на людских чувствах, они вкладывают в них свои мысли и показывают это поколениям. Оттого и становятся известными, миром признанные — они могут задеть людские сердца и растопить их. Однако же, Чонгуку ничего уже не поможет. " Я мёртв, и слава богу", — говорит он своему отражению, в котором видит замученного жизнью парня, вид у отражения — убитый и обесточенный, будто кто-то удалил ему контакты, и этот кто-то, — подозревает Чонгук, — не кто иной, как тот самый немой прозрачный собеседник. — ты прыгаешь с крыш, пока я оплакиваю твой образ. Ты не хотел ничего, кроме смерти, и я не смог тебе помочь. Ты простишь меня? Правда, простишь? За такое не прощают, я знаю, но я не могу не умолять тебя о прощении, потому что я так виноват, так виноват... Чонгук говорит со стенами и пустующим стулом, восстанавливая в памяти и визуализируя любимый до боли образ парня: волосы у него — шоколад, глаза — две звезды, пальцы — изящные и до исступления тонкие, шея — тонкая, с сильно выступающим кадыком и острой челюстью, которой, кажется, можно порезаться. Он ставит ещё одну тарелку на стол, достаёт из пачки любимых тэхеновых сигарет всего одну и кладет на блюдо, рядом высыпает набор таблеток из непонятных упаковок. Таблетки разноцветные, и чонгук знает, что это не что иное, как экстази. "передоз экстази оканчивается летальным исходом..", — проносится у него в голове, когда он рассматривает яркие таблетки самой разнообразной формы. Он также кладет рядом с тарелкой нож и вилку, себе — тоже, и, не долго думая, берет нож и начинает кромсать собственные пальцы, делая раз за разом надрез все глубже, и чище кровь из таких глубин маленьких вен. Он поливает ею, словно неким соусом, таблетки и сигарету, как бы заканчивая работу над главным блюдом этого утра. Он упивается режущей слепящей болью и стонет от удовольствия. Последний раз он стонал тогда, когда возлюбленный касался его убитой шеи тонкими пальцами и смотрел в затуманенные любовью глаза... и это — тоже канон. Все в жизни Чонгука окрашено красным цветом. Всеми оттенками красного. Все ножи в его доме запятнаны кровью, а в комнатах — идеальная чистота. Раньше Чонгук не любил убираться, но, когда в его жизни появился Ким Тэхен, он всегда наводил порядок в его доме, чего бы ему это не стоило. И он так любил целовать пьяного Чонгука, когда тот мягко постанывал в его открытый рот и поддавался прикосновениям и размягчался от чужого языка, который слюнявил сильную шею, покусывал сладкую донельзя кожу.. Сейчас ничего уже нет. Чонгук исхудал и поник, словно неполитый цветок под яростным солнцем. В его теле больше нет никакой силы; он — ходячий труп. Холодный, но ещё не разлагающийся, шляющийся по работе и улицам в поисках утерянного имени и образа в чёрном смокинге. Он говорит другим заткнуться, когда он думает, сидя за столом, потому что ему ненавистно теперь чужое общение и прикосновения чужих пальцев, и ужасно горько переживать день за днем в рутинной, механической работе. Его руки всегда-всегда укрыты либо напульсниками, либо рукавами пиджака, кофты, джинсовки, да чего угодно, лишь бы не было лишних вопросов и не отправили к психиатру. и это — канон. Чонгук разбивает зеркало в ванной и поднимает один из осколков. Смотрит в него и видит один свой глаз — пустой, потерянный, отключенный. Берет ещё один, такой же острый, и смотрится в остатки зеркала, оставшиеся в оправе на стене. Смотрит — и острыми краями проводит по обеим скулам одновременно, как бы подчеркивая их и без того темную глубину. Боль невыносимая, но Чонгук — мазохист, и ему нравится приносить себе такую ужасную боль. Он улыбается и плачет, вонзая в себя острые клинья воспоминаний, замечая в разбитом зеркале образ парня, столь ему любимого. Тот улыбается, смотрит прямо на Чонгука, пока тот орет в пустоту. Чон размахивается осколками назад, плача, кричит "я любил тебя, Тэхен!", только вот нет на свете силы, вызывающей мёртвых с того света. И Чонгук только машет руками, разрезая чистый воздух, пронзая его своими стонами и криками. и это — канон. Чонгук работает в своём кабинете и кидает взгляды на фотографию Тэхена в серебряной рамке на столе. Тут он счастлив, улыбается, смеётся, он просто здесь _жив_. Он берет резюме одного человека, подающего заявку на работу в компании, и открывает его, чтобы выбить данные в ноутбук для дальнейшей с ними работы. Чонгук вскакивает и чуть не роняет стол, когда открывает первую страницу, где расположены личные данные и _фотография_. Он поражен и обескуражен, он начинает бегать по комнате, прижав в голове руки, пытаясь изъять из нее мысли, которые его сейчас одолевают. В порыве ужасающих чувств он хватает фото Тэхена и бросает со всей силы в стену. Брызгами взвиваются мелкие стеклянные осколки, разбивая Чонгука совершенно — он падает коленями на пол и смотрит в белый потолок, в глазах маячит фотография из резюме. Через несколько минут он приходит отчасти в себя и с тяжёлым вздохом идёт к столу, под ногами хрустят тысячи осколков. Садится, открывает ноутбук и снова таращится на резюме. Это слишком поражающе и дико, и он не верит, но с фотографии на него смотрит Ким Тэхён, и стоит его имя. и это — тоже канон.