~*~
Почему Марко не втащил ему, как только он потянул его в сарай, как они вообще там оказались — Эрен не помнит. У него в голове вместо воспоминаний одна мысль, низкая, плотская, свойственная животному и по своему остервенению похожая на вечно голодного титана, но Эрену плевать — ему срочно надо снять напряжение, чтобы не смотреть на задницу Энни и вдобавок утереть нос Жану. Когда он прижимает Марко к стене и неумело, зло целует в губы, его не покидает одна тревожная мысль: что дальше? Куда целовать, за что держать, где гладить? В конце концов, это его первый и, возможно, последний раз, и хоть ему до безумия хочется насолить Жану и как можно скорее избавиться от тягучего чувства в паху, переходить на грубый секс в его планы не входит. Нет, всё должно быть не так. Но как? Негнущимися пальцами он расстегивает несколько верхних пуговиц на рубашке Марко, целует в оголившуюся шею, кусает ключицы и ненадолго задерживается на ямочке между ними — Марко в ответ только дышит чуть реже, глубже и осторожнее, но больше не делает ничего. Не сопротивляется — и не пытается раздеть в ответ тоже. Эрен ненадолго задумывается, вспоминая: какой-то раз Райнер, откуда-то добывший выпивку, нажрался до того, что потерял всякое чувство самосохранения и пошёл приставать к Энни — по воле несчастного случая она оказалась ближайшей к нему. Энни оторопела ненадолго, но Эрен успел запомнить, что Райнер забрался ей под рубашку и норовил уткнуться лицом в грудь. Но если с девчонкой в этом плане всё понятно, то что ему делать с Марко? — Просто иди ниже, — говорит Марко. Его голос спокойный и ровный, в нём ни капли презрения, но и возбуждения — тоже. Эрен едва удерживается от того, чтобы не врезать себе по лбу. Ну конечно, Марко — правильный и умный мальчик. И он никогда не пьёт. Но с кем-то уже определённо спит. Эрен касается синяка на груди и припоминает, что Марко если и падал, то только на задницу. А ещё этот синяк подозрительно ровный — такой только засосом можно назвать. — У тебя уже было, да? — тянет Эрен немного обидчиво. Он надеялся, что уж перед Марко, правильным умным мальчиком, у которого по определению не могло быть отношений, он точно не облажается и не будет выглядеть ребёнком. А получается — ребёнок. Который ещё и строил из себя хищника. Марко неопределённо ведёт плечами: — Тебя сейчас это волнует? — Нет, — честно отвечает Эрен и расстёгивает оставшиеся пуговицы, замечая новые синяки. «Жан — урод», — убеждается Эрен. И целует Марко чуть нежнее.~*~
Наутро ему стыдно до такой степени, что он не может смотреть Марко в глаза. Он ищет удобный случай, чтобы попросить прощения, но следом за ним коршуном ходит Жан, и в его глазах легко читается желание убить, распотрошить и скормить титанам, если он сделает хоть шаг в их сторону. И Эрен остаётся на расстоянии — краем уха слушает разговоры о том, кто кого куда затащил вчерашним вечером, и думает, что он урод похуже Жана. И что Марко — слишком добрый. На его месте Эрен бы подошёл и врезал. Потом ещё раз врезал, и ещё, и ещё — до тех пор, пока вместо лица не осталась бы кровавая каша, даже если это грозило бы ему месячным дежурством и драинием полов в туалетах. И он бы избивал каждый раз, когда видел, пока не убил бы или пока этот человек сам не исчез с его глаз навсегда. И он бы никогда, никогда не улыбался ему. «Марко — дурак», — убеждается Эрен. Таким дорога только в полицию.~*~
В один из вечеров Жан задерживается в душе, а Марко выходит одним из первых вместе с ним, и Эрен не может не использовать выпавший ему шанс. — Марко?.. — неуверенно тянет он, выходя из душевой и замечая одинокую фигуру неподалёку. Тот оборачивается, и в свете фонаря Эрен видит его слабую улыбку и мягкий взгляд, и мир как будто вылетает у него из-под ног. — Ты… злишься на меня? — Это был не ты, — пожимает он плечами, — а пиво и афродизиак. Мне не на что злиться. — Почему ты не остановил меня? — А разве я бы смог? — резонно спрашивает Марко, и Эрен не может опровергнуть — и просто сказать что-то в ответ тоже. Потому что Марко тысячу раз прав: Эрен хоть и ниже его, но гораздо более упёртый, злой и придурочный, он мог заломить руки, скрутить, связать, да хоть вырубить и отыметь бессознательного — что угодно бы сделал, но получил желаемое. Это понимали уже все в кадетском корпусе. А Марко — особенно. Он же умный мальчик. — Не накручивай себя, — видя мучения на его лице, говорит Марко и даже находит в себе смелость — и достоинство — коснуться его плеч, чуть придержать и приободрить. — И на Жана внимания не обращай. Он забудет. Марко говорит это так, будто ему не впервой, думает Эрен. И снова чувствует, как из-под ног выбивают мир. — Прости меня, — выдавливает он, пряча взгляд. Ему стыдно. А ещё просто невыносимо смотреть на искреннюю улыбку Марко. — Прощаю.~*~
Марко — успокоительное. Эрен никогда не замечал раньше его спокойствия и даже уступчивости. Марко ненавидел конфликты, потому никогда в них не ввязывался и по возможности старался предотвращать — именно поэтому до конца выпуска Жану не выбили все зубы, а Эрену не достался сломанный нос. Только раньше Эрену казалось, что это заслуги Микасы: по уши влюблённый в неё Жан, по мнению Эрена, был готов ползать в её ногах собачкой, лишь бы угодить, понравиться, и именно поэтому появлявшаяся на горизонте грозная Микаса одним своим видом тушила конфликты между ними. А потом, после всего этого дерьма с выпивкой, Эрен понимает: дело не только в Микасе. Есть ещё один замедлитель реакции. Он не грозен, ни Жан, ни Эрен не обожают его так, чтобы ползать в ногах и пытаться угодить, но и у него есть своё оружие. В следующую ссору с Жаном он чувствует его на себе, и по спине бежит холод. Это — взгляд. Добрый, веснушчатый, весь такой солнечный и приветливый Марко умеет смотреть так, что ты вспоминаешь всё — и после этого желание набивать кому-то морду пропадает напрочь. Появляется желание набить морду себе. Когда рядом появляется Марко, Эрен не может злиться на других — он злится только на себя и позволяет Энни едва ли не скручивать его пополам, лишь бы забыться, избавиться — получить справедливое наказание. Энни не глупа — она видит всё, и холод её промораживает до костей. — Если ты хочешь перейти к кому-то другому, — отстранённо говорит она, поднимаясь с земли и кидая недвусмысленный взгляд на Марко неподалёку, — лучше просто скажи и уйди. Я трачу время на тренировку, а не на избиение. Голос у Энни всегда с одной интонацией, но она отлично умеет издеваться над людьми — особенно над такими, как Эрен, которым достаточно бросить всего один камень в огород — и их ярость в твоих руках. И Эрен в другой раз разозлился бы, честно. Он бы вскочил и бросился на Энни как полоумный, в ту же секунду оказываясь на земле вверх тормашками. Снова вскочил бы, выплюнул что-то злое и вернул всё на свои места. Но сейчас он ничего из этого не может сделать. — Я не хочу уходить, — говорит он, продолжая лежать на земле и смотреть на Марко, который чувствует прожигающий взгляд и очень, очень часто оглядывается на них. — Давай просто сменим место. Марко — успокоительное. И действует оно очень сильно.~*~
Марко — правильный, умный и очень добрый мальчик. Он хорошо обучен убивать титанов и даже занимает седьмое место в списке лучших бойцов, но такому, как он, самое место в полиции, за защитой в виде нескольких стен и зелёного единорога на рукаве. Там жизнь богатая и прекрасная, туда стремится большинство, в том числе и Марко, который на пару с Жаном мечтает о райской жизни и уж точно не задумывается о перспективе сменить единорога на сине-белые крылья. Во всяком случае, так кажется Эрену. Он вообще до церемонии выпуска уверен, что лишь он, Микаса и Армин вступят в разведку. Остальная десятка сильнейших воспользуется шансом и уйдёт за последнюю стену, а оставшиеся разбредутся по Гарнизону — и никто, абсолютно никто, кроме них троих, не рискнёт выйти за стены и сразиться с титанами лицом к лицу. А потом, на церемонии выпуска, он видит, как вместе с ними тремя остаётся почти вся десятка сильнейших — одна Энни сдерживает обещание и уходит за стену Сина. Все остальные — стоят перед Эрвином, сдерживая в глазах слёзы и прижимая кулаки к сердцам. Все — в том числе и Марко. Эрен думает, что это неправильно. Марко не должен быть здесь. Да, он седьмой по силе в этом выпуске, — но он Марко. Правильный, умный — и очень добрый. А ещё сострадательный, куда уж доброта без этого качества. Возможно, даже жертвенный. Возможно, он кинется спасать кого-то из рук титана и умрёт в первой же вылазке. Эрен думает, что Марко уже не дурак — Марко идиот. Хуже Жана, если честно. Потому что Жан — тупой, и по тупости своей он прозевал возможность отгородиться от титанов и отправился к ним на обед. А Марко — умный. И он такую возможность прозевать просто не мог — он слишком умный, он должен был понять, что, даже будучи седьмым, он не справится с титанами. В нём нет жажды убивать. В нём нет ненависти. В нём — только хорошее. Эрену противна сама мысль, что это хорошее будет вариться в желудочном соке. — Марко, — подходит Эрен к нему, когда церемония заканчивается, — почему? — Не знаю, — честно отвечает он и смущённо улыбается. — Я, если честно, и сам до конца не понимаю. Но… — Ты умрёшь, — грубо прерывает Эрен, чувствуя в горле горечь обиды. Марко не должен сдохнуть в желудке титана, а потом лежать чёрт знает где в его блевотине. — Я знаю, — спокойно и ровно отвечает он, и Эрен замечает в его глазах холод. Не тот колючий, какой всегда царит в глазах Энни и которым она унижает лучше всяких слов, а тот, который говорит о решительности. Который часто видят в его глазах, когда ярость отступает на второй план. И Эрен понимает: Марко не переубедить. — И ты тоже, Эрен. И Жан, и Микаса, и Армин. Все мы рано или поздно умрём. — И ты хочешь умереть в пасти титана? Эрен прикусывает язык: его голос насквозь смердит отчаянием — и смирением. Потому что Марко не переубедить. — Я хочу умереть, зная, что сделал что-то достойное, — отвечает Марко. Эрену хочется уничтожить мир.~*~
Эрен вспоминает служащих Гарнизона в Шиганшине. Он часто виделся с ними благодаря Ханнесу и помнил, как много они пили, но никогда не понимал, почему. Да, делать особо нечего. Да, игры в карты могут надоесть. Но каждый день хлестать по нескольку бутылок кажется бредом даже сегодня — что уж говорить о детском восприятии. Но сейчас, лёжа в кровати в Разведотряде и размышляя над Марко, точнее, над тем, когда его вдруг стало слишком много в мыслях, Эрен начинает понимать. В Гарнизоне мало женщин. Их вообще мало в армии, а из простых далеко не каждая согласится выйти замуж за солдата — мало ли когда титаны прорвут стены, остаться вдовой никому не хочется. А вот иной раз сбрасывать напряжение хочется всем — особенно рядовым солдатам, которым наскучило играть в карты и поглядывать на титанов со стен. А алкоголем можно оправдать абсолютно всё. Эрен видел порой, как кто-то из друзей Ханнеса зажимает в углу своего товарища. Как они оба, вдрызг пьяные, целуются, раздеваются и беспокойно оглядываются по сторонам, боясь, что их заметят. И их замечали порой, но не разнимали, не осуждали. Потому что — алкоголь. А без алкоголя, конечно же, заклевали бы насмешками насмерть. Эрен помнил, что ему самому противно было смотреть. Мужчина с мужчиной — так не должно быть, казалось ему, и общество единолично поддерживало его взгляды. Но алкоголь оправдывал всё, в том числе и неправильную связь. О любви, конечно, не говорилось. Но она была. Эрен понимает это особенно остро сейчас — когда сам влюбляется неправильно. Он утыкается носом в подушку, зарывается пальцами в волосы: о девушках, семье и детях он вообще не задумывался после смерти матери — всё потом, потом, когда исчезнет последняя огромная мразь с этих земель, когда наконец перестанут быть нужными стены. Потом можно и посмотреть, если останется время и кандидаты. Посмотреть — на девушек. На красивую сильную Микасу, которая дорожит им больше жизни, на такую же сильную Энни, с которой успел немного породниться за время тренировок. На кого-нибудь ещё — мало их, что ли, этих женщин. Но сейчас он смотрит только на Марко. И он абсолютно трезв.~*~
После первой вылазки взгляды Эрена много меняются. В ушах до сих пор стоит хруст костей, а руки жжёт чужая кровь и бьёт неприятная, мерзкая дрожь — дрожь слабости и страха. Он возвращается на повозке, смотря пустыми глазами в никуда, вспоминая, какие огромные территории простирались перед ним — и как много на них титанов. Эрен смотрит в никуда и понимает, что ему не хватит и десяти жизней, чтобы уничтожить их всех. Эрен почти ничего не видит за тем, как рушится цель всей его жизни. В тот день он ведёт себя как откровенный мудак. Он срывается на Микасу, которая пытается утешить, успокоить и вселить надежду на лучшее, на Армина, который пытается потушить ссору, на отвратительно спокойного после всего ужаса за стенами Ривая, на безучастного Эрвина, холодно заполняющего в своём кабинете информацию о погибших. Ему хочется свернуть шею опустошённому Жану и трясущейся от страха Саше, злость клокочет в нём так сильно, что затмевает глаза кровавой пеленой — его цель не должна рушиться, не должна, не должна!.. но титанов слишком много. Эта мысль — как набат, как огромный топор, к чертям сносящий его голову. Эрен закрывает лицо ладонями и кричит в пустоту. Почему он родился в этом проклятом мире? — Эрен? — слышится над ухом обеспокоенный и чуть неуверенный голос Марко. Эрена рвёт пополам.~*~
В разведотряде тоже есть заброшенный сарай, в который почти никто не заглядывает, и, лёжа на полу, пытаясь привести в порядок дыхание, Эрен думает, что попал в какой-то замкнутый круг. Всё повторяется вновь. Ему хочется взвыть от того, что он снова заставляет Марко. — Почему ты терпишь? — кое-как выдавливает он, чувствуя, как горит глотка от жажды и щёки — от стыда. Марко сидит, опираясь спиной о стену, и разглядывает ладони. На них много мозолей и порой чувствуется холод оружия — до того долго держал он его сегодня в руках. — Не знаю, — улыбается он, и у Эрена всё сводит внутри от отчаяния и от обиды за Марко. Не так всё должно быть у солнечного правильного мальчика. Совершенно не так. — Но мне с тобой хорошо, — просто добавляет он. — Возможно, поэтому и терплю… и цепляюсь. «Цепляюсь здесь я», — думает Эрен. Но сил сказать не находит.~*~
Марко — лекарство. С ним чертовски спокойно и хорошо. С ним заживают любые раны, потому что он солнечный мальчик, дарящий свою любовь и абсолютно не стыдящийся её. Он вырвал бы сердце, если бы это спасло чью-то жизнь — или просто заставило бы улыбнуться на пару секунд. Эрен однажды понимает, что доброе сердце уже лежит в его ладонях. И его — чёрное, истёрзанное и переполненное злобой на себя и на весь мир — тоже уже давно не в его груди. С Марко — хорошо. Он не бегает за ним, как за ребёнком, не поднимает руку или голоса, не требует и не просит ничего взамен. Он просто любит — тихо, спокойно и на полном серьёзе. И он — лечит. Истёрзанное сердце, душу, истёрзанное всё в нём, и Эрен чувствует, что уже не рушится мир и цель не кажется недостижимой. Эрен почти снова уверен, что добьётся всего, что уничтожит всех титанов и необходимость в стенах, что однажды почувствует вкус полной свободы. Любой свободы. Честно говоря, Эрену плевать на общественное мнение, и первое время мысль о том, чтобы прятаться, скрываться, целоваться только в безлюдных местах, а уединяться только в старом сарае, ему отвратна. И ему хочется назло пойти ей наперекор и закричать на весь мир, что он не любит ни Микасу, ни Энни — одного Марко, хорошего правильного мальчика, который связался с плохим неправильным мальчиком. И пусть обсуждают сколько хотят, пусть языки проглотят и захлебнутся в слюне — его не тронет ни одно мнение, ни одно ругательство, пусть хоть пытаются выбить «дурь» силой. Пусть что хотят делают — всё равно скоро умирать И он знает, что Марко поддержит любое его решение. И если Эрен захочет закричать, он не закроет ему рот — только молчаливо выслушает и кивнёт, говоря: да, правда. Мальчик любит мальчика. Идите нахрен. Марко — мальчик добрый и очень сострадательный. Он прощает всё, лечит сердца и души и взамен не просит ничего, он грезит о чём-то достойном перед смертью, и все уверены, что это достойное случится, и все поддерживают. Марко — мальчик, которого любят все. Очень правильный мальчик. И Эрен не собирается разрушать его репутацию.