Ровно семь дней. Семь долгих дней, которые нехотя тянутся к заключительной точке отсчёта. Скоро всё закончится, но почему же так больно?
Приглушённая боль смешалась с кровью, стала уже частью его самого.
Утром, вставая, он чувствовал, как боль циркулирует под кожей. Вечером, читая книгу, чувствовал, словно не кровь, а раскалённые угли просачиваются сквозь тонкую кожу. Формируются маленькие расщелины, разрывая его тело, и дело не в "Крепотуре", которая уже вторую неделю сковывает его и сжимает.
Виной этому - она.
Плавной походкой она вошла в его жизнь, а он не смог отпустить. Был очарован её изумрудными глазами, выглядывающими из под чёрных ресниц. Играл её лиловыми волосами, пытаясь запомнить каждый волос, каждую деталь, будто в первый раз.
Он не был безумцем - это был его воздух. Ему нужно было её присутствие, как опора, чтобы подняться после падения. Лишь с ней он смеялся искренне, смотрел на её лицо и пытался жить любым мигом с ней. Брал за руку, пятаясь почувствовать уверенность и тепло, но тепла не было - её рука всегда была холодна, как лёд. Он ничего не мог с этим сделать. Он видел, как она смотрела на него, как занимала его мысли, хотя он был ей не нужен. Поддерживала его, несмотря ни на что. Он начал к ней приязываться и постепенно понял, что не сможет прожить без неё. Он благодарил небо, за неё, каждый рассвет встречал с мыслями о ней. Он бредил ей, болел ей. Каждый день ему становилось всё хуже, друзья стали реже навещать его.
"Но ведь так даже лучше!"– Уверял он себя. С каждым днём эти слова становились всё тише, голос слабее, руки беспомощно свисали с кровати, кончиками пальцев касаясь пола.
Каждое утро, просыпаясь он обнаруживал на столе стакан с крепким чаем. Пить ему не хотелось, в горле пересохло, и он просто падал на мягкие подушки и смотрел на белый потолок. Вскоре приходила она, и забирала поднос с нетронутым чаем, неодобрительно качала головой и уходила. Закрывала дверь и слышала, как что-то разбивалось, прислонялась к двери и тихо плакала. Она знала, что не может ничего изменить и помочь его состоянию, и от этого ей становилось ещё хуже.
Никто не знал, что по утрам она замазывала круги под глазами. Её подруга, понимая, что ей надо самой во всём разобраться, отходила.
"Запутаться в своих чувствах. Словно в первый раз..." – говорила Ивелин, звеня блюдцами и стаканами.
Девушка неразборчиво что-то отвечала, полностью погруженная в цвета на холсте. Она называла это "Кричащая душа". Действительно, эти творения были схожи со штормом или бурей. Так, она выражала все свои чувства на бумаге, и получалось это у неё довольно неплохо. То и дело на изображениях можно было разглядеть знакомый силуэт парня в бордовом костюме.
Для картин она использовала всё, что только попадалось под руку:кофейная гуща, осенний гербарий, крошки от чизкейка.
С каждым днём мазки и линии становились всё резче, оно и понятно,
он не выздоравливал. Ему с каждым днём становилось всё хуже.
"Крепотура...крепотура..."– отмахивался он от неё, но она то понимала, что боль в спине не может так убивать. Он словно старел. Его, и без того белые волосы потускнели, сам он был бледен и худ. Но хоть и с трудом, он каждый день находил в себе силы улыбаться девушке, смеялся, шутил, говорил, что он в порядке и скоро поправится. Шептал что-то про любовь, говорил, что... что благодарен ей. За всё.
Он был полон любви и благодарности к девушке, пришедшей ему на помощь в трудные минуты его жизни. Вот что он говорил. Эти слова она ещё не раз вспомнит.
***
Той ночью ей не спалось. Девушка оделась и пришла к нему. Он спокойно лежал на кровати и листал книгу о пиратах. Блондинка селе на край кровати
"Чего не спишь? – донеслось от изголовья – бессонница?"
Девушка моргнула.
"Да, а ты?"
Парень пожал плечами, и Берта услышала знакомое...
"Крепотура..."
***
Эту ночь они провели, разговаривая по душам, просто, как друзья.
Но веки Карлоса начали смыкаться. Мэл за паниковала:
–Стой, посмотри на меня, Карлос, слышишь? Не уходи!
Карлос сдавленным полушёпотом пытался утешить девушку:
–Мэл...Мэл! Закрой глаза и обними меня, в любой толпе мы с тобой одни, даже когда я...я... Поверь я бы остался, если бы мог.
–Как жалко, что ты не полубог. Полубоги не умирают.
–Дай мне, – сквозь боль сказал парень – лишь небу сказать спасибо.
Мэл вытерла слезы намокшим рукавом:
–Тоесть? За что?
–За первый наш с тобой рассвет. Знай, что даже под облаками, или на дне, эта любовь не погаснет во мне.
Карлос улыбнулся. Это была его последняя улыбка. Его веки сомкнулись, и он погрузился в вечный сон.
Где-то на стене тикали часы. Высокие стены возвышались над Мэл, и она вдруг почувствовала себя слабой и беспомощной, в этой огромной пустой комнате.
А часы всё тикали...
Тик...
Так...
Тик...
Бой часов прекратился.
