Очень жаль

В какую бы одежду ни был одет Джонни Вэйр, Стефан не позволил бы своему языку нежно проворковать о нём: «Хрупкий». Что-то выдавало на его молочно-белом лице силу. Удивительную внутреннюю силу, которую не скроешь под легкими складками платья или игривыми блестящими завитушками тёмных волос. Наверное, потому на него огрызались лишь издалека, а злые руки лишь дерзко трепали за плечи, не решаясь нанести удар. Может, это палящий зной в его ярко-зеленых глазах или точные движения телом, но Ламбьелю было сразу же понятно, что его друг далеко не лилия — не порвётся, если тронуть пальцем лепестки. Он скорее шиповая белая роза — опасная, изящная и бесконечно откровенная. Но сегодня было уже поздно, и снег сверкающими хлопьями валил за окном, будто кто-то высыпал его из ведра с соседнего балкона. Ветер посвистывал за дверью, навевая Стефану неприятные воспоминания. На нем был уже третий слой носков, но окоченевшие пальцы никак не хотели отогреваться. И хоть маленький обогреватель приятно щекотал кожу густым теплом, настроение не спешило улучшаться. Все-таки черт их попутал заходить в тот бар... Ламбьель как сейчас помнит устрашающий черный циферблат на Кремле, бьющий полночь. Его сознание было слегка попутано выпивкой, а вот у Джонни ноги уже разъезжались от обилия спиртного. Тащить его было бы пустяковой задачей, если не считать высоких каблуков (впивающихся в пальцы ног, стоило Вейру заинтересоваться чем-то по дорогое) и сомнительного знания адреса. — Знал бы, что в России так холодно... — бормотал Стефан, — не поехал бы. Ты обещал, что тут все говорят по-английски, а я без тебя даже пиво заказать не смог... Ламбьель не привык жаловаться, особенно на холод (при его-то чудесном сочетании мерзлявости и карьеры фигуриста), но язык шпарил быстрее мысли. Многие уже говорили ему, что он болтливый, стоит только выхлебать рюмку-другую... Он отпускал комментарий за комментарием, начиная каждое предложение с запинки: «а ещё...» или «а потом...», и так увлекся, что не заметил отсутствие слушателя. Джонни сладко спал, свернувшись на кровати клубочком. И Стефан был без понятия, как давно уже он находится в таком положении. Моргнув пару раз, он тяжело встал и выключил свет. Ветер завыл сильнее. Местная система отопления работала через раз, и Стефан вертелся под холодным одеялом, пока в голову не стукнул образ спящего Вейра с совершенно голыми ногами. Уже, наверное, посиневшими в этом ледяном аду... Навязчивая мысль крутилась в голове, жужжала, как муха, пока Ламбьель наконец не встал. Склонившись над Джонни, он чувствовал себя самым настоящим ночным стражем. И, задумавшись над таким титулом, не заметил, как засмотрелся. Он водил глазами по изящной фигуре, пристально слушая дыхание. Стефан уже давно привык к специфике стиля Джонни, но вот видел его в откровенно женских вещах впервые. Он, конечно, заметил пару минут назад эту ночнушку вместо пижамы, но как будто просто не обратил внимания... Она была короткая, лоснящаяся, на узких кружевных бретельках, одна из которых так трогательно соскользнула с его плеча. Женская милая пижамка контрастировала с рельефным телом, но в то же время переплеталась с узкой талией и округлыми бедрами. Стефана всегда восхищало такое дружное соседство. Он смотрел на обнаженные стройные ноги, не решаясь накрыть их. Взгляд скользил от трогательно поджимающихся пальцев ног до татуировки на щиколотке, затем по выдающимся спортивным икрам и выше, где резко бедра перетекали в сочные ягодицы, едва приоткрытые собравшейся в промежности тканью. Ламбьель нервно сглотнул, разглядев теряющиеся в темноте черные кружева. — Чтобы уснуть, можно выпить горячий чай, — плед выпал из его рук, — или... молоко. Посчитай овечек. Я тоже раньше страдал джет-лэгом, — неразборчиво бормотал Джонни, усиленно собирая морщинки вокруг глаз, будто заставляя себя не выходить из сна. Его и без того приятный голос окрасился очаровательной сонной ноткой, и Стефан умиленно изогнул брови. Был бы еще Джонни в колпачке и пижаме в горошек, Ламбьель бы точно не позволил себе думать о друге в таком ключе. Хрупкий, доступный, милый и откровенный Джон Вейр... Стефан любил и любит сейчас, но другого человека и не за те качества, которые присущи Джонни. Сейчас это казалось не таким важным. Смотреть в рот, ловить каждое слово Дениса — это немного другое, нежели облизываться, смотря на застывшую в бороздках губ помаду. — Джонни, — слепо начал Стефан, даже не заготовив слова. Вейр заразил его завиральными идеями... И Ламбьель просто стал вспоминать, как умело Джонни уводит за угол партнера за партнером — менялся только интерьер заведения. Вспоминал его руки, дразнящие везунчиков, коим выпал шанс вкусить этот запретный плод, сочетающий в себе невыносимую кислоту со сводящей зубы сладостью. — Джонни, — мягче позвал Ламбьель и опустил ресницы, размывая свой и без того пьяный взгляд. Несмело он положил руку на оголенное колено, медленно провел пальцем чуть выше, лаская бледную прохладную кожу. Стефан смотрел в лицо Вейра, но четко чувствовал, как волоски под его рукой становятся дыбом. Джонни медленно раскрыл глаза и ошарашенно оглядел Ламбьеля, всё разглядывая и разглядывая его с ног до головы, будто впервые увидел. Сероватые от туши глаза и игривые кудряшки, начавшие опадать на лоб после стольких часов фиксации лаком, придавали образу Джонни чего-то от проститутки. Наверное, поэтому Стефан мог не вспоминать злополучного молоденького мальчика, при виде которого в груди разгорался болезненный пожар. Вейр моргал спросонья, явно не догоняя, чего от него хотят. Ламбьель медленно оперся коленом на кровать, несмело провел рукой выше, забираясь кончиками пальцев в манящее тепло под подолом. Джонни мгновенно встал на локти, со скрипом продавливая кровать под собой. Стефан долго смотрел на него. Не отнимая руки. Всё гладил, надеясь, что Вейр найдется со словами. Секунда за секундой врезалась ему в ребра — время текло почти ощутимо, а забытое чувство стискивало низ живота. Тишина окутала комнату, разрываемая лишь частым дыханием вразнобой. Джонни всё оценивал его намерения, будто ювелир, разглядывал в крохотное увеличительное стекло. — Эм... Извини, — резко Стефан отнял руки и стыдливо спрятал глаза, — доброй ночи. Он сделал шаг в сторону, почти ушел от лишних эмоций, успокоился и понял — всего-лишь помутнение. Но Джонни схватил за запястье и дернул, притягивая к себе. Без слов притронулся к приоткрытым губам, смешивая их дыхание. Ламбьель испуганно втянул носом воздух, непроизвольно хватаясь за тонкую шелковую ткань, ощущающуюся под пальцами, будто теплая поддельная кожа. Вейр замедлился, смакуя поцелуй, размазывая удовольствие по губам, коротко облизываясь, едва ощутимо впуская язык в чужой рот. Стефана уже вело от избытка забытых чувств. Мягкие горячие губы Джонни отдавали приятной сладостью, а жар, разливающийся между их телами, пленял. Ламбьель подмял Вейра под себя и, не разрывая контакта, медленно перекинул через него колено, нависая совсем низко над его извивающимся под ласками телом. Джонни игрался с его волосами, то нежно поглаживая, то стискивая их меж пальцев и толкаясь навстречу. Мокрый долгий поцелуй кружил обоим голову. Они открывали рты и синхронно выдыхали друг в друга, облизываясь и играясь языками. Стефан видел его перламутровые от мелкой испарины скулы и наконец оторвался, резко дергая голову Джонни назад. Раздался короткий глухой хлопок, и кровать покачнулась, когда Ламбьель резко сполз вниз, лаская губами бледную длинную шею. Кажется, Вейр стукнулся об изголовье, но вместо тихого всхлипа он откровенно застонал, забрасывая ноги Стефану на спину. Его влажное сбитое дыхание опаляло уши, а ноги обвивались все туже, вынуждая думать об этой чертовой короткой ночнушке, которая наверняка задралась, пошло приластнившись к промежности, будто накидка античного бога. Удивительно подходящее сравнение, с его-то сочными формами в нижней части. Ламбьель проглотил короткий откровенный стон, смазано целуя Джонни вновь. Губы, припухшие и грязновато-красные, на ощупь были уставшими. Вейр прикусил их, лихорадочно водя блестящими глазами по Стефану. Резко он встал, оставляя Джонни наедине с саднящей болью на искусанных ключицах. Но Джонни совсем не боялся, зная, что через пару секунд Ламбьель вновь выступит из темноты, поблескивая ламинированным квадратиком, зажатым во рту. Стефан злобно стянул с себя футболку, и Вейр восхищенно провел расслабленной ладонью по животу. Он попятился назад, игриво сжимая ноги, только едва приоткрывая мелькающее в просвете черное кружевное белье. Ламбьель опустился рядом резко, требовательно разводя острые коленки в стороны и задирая опустившееся на пах платье. Джонни играл с ним, призывно выгибая спину и поглаживая внутреннюю сторону бедер, чуть прикасаясь выделяющимися на черном фоне молочно-белыми пальцами к члену. Стефан и не мог представить, что легкие кружевные трусики могут так гармонично сесть на мужчину, да еще и выгодно подчеркнуть его формы. Петельки выдавали существование чулок, видимо, купленных в комплекте, и Ламбьель почувствовал, как внизу живота болезненно запульсировало. Вейр изгибался в его руках, пыхтел, запрокидывая голову назад, темные влажные лохмы свисали, будто гирлянды. Джонни раскрывал губы и беззвучно стонал, в конце сбивчивого вздоха все-таки срываясь на короткий вскрик. Пальцы его ног трогательно поджимались, и сам он ерзал, стискивая Стефана в объятиях. Шепот, стоны, жар и многократно повторяющиеся имена, смешавшиеся со стуком изголовья кровати об стену, танец длинных пальцев на плечах, ногти, которые впиваются в кожу, оставляющие алые полумесяцы, — все импульсами летело мимо глаз, быстро сменяясь звездочками и цветными кругами. Толчки становились быстрее, беспорядочнее, Джонни стонал громче, стискивал зубы и шипел, изгибаясь навстречу. Стефан подмял его под себя, пытаясь удержать гибкое змеиное тело на месте. Он целовал темную макушку и стонал в ответ, чувствуя, что дольше уже не сможет. Вейр дрожал под ним, покусывал шею, пряча в солоноватой от пота коже рвущиеся эмоции. Голос Джонни — тихий и срывающийся. И всё заканчивается. Комната наполняется протяжным громким стоном. *** Утро начинается болезненно и лениво. Желтые лучи солнца сочатся сквозь жалюзи тонкими струйками. Но у Стефана день начинается не с солнечных ванн и даже не с кофе. А с дурацких смс-ок, которые он как дурак постоянно шлёт Денису. Это почти привычка. Глупые и ничего не значащие «спокойной ночи» в глазах Ламбьеля превращаются в пылкие знаки внимания, которые он с удовольствием поглощает. Чтобы затем вернуться в реальность, в которой он прячет глаза от своего лучшего друга. Да, все-таки друга, даже несмотря на то, что в сумерках Джонни кричал под ним, принимая член внутрь. — Знаешь, — Вейр с грохотом поставил чашку на стол, чтобы затем контрастно медленно и изящно присесть перед ней. Может он и хотел упасть на стул не менее грозно, но физиология диктовала своё — растянутые мышцы сзади болели так же ощутимо, как любые другие. — Стефан, — он глянул на Ламбьеля и застенчиво провел пальцем по кромке своей кофейной кружки, — я... Вчера не настолько много выпил, и... Я хотел сказать, что то, что произошло, не имеет отношения, ну, знаешь... к любви. Джонни смотрел на него с ожиданием, щеки залились бледно-розовым взволнованным румянцем. Брови жалостливо выгнулись, словно Стефан упал и разбил колени. Ламбьель медленно отложил телефон. — Я... кхм, — он прочистил горло. — Это понятно. Тоже не вкладывал в это такой... смысл, — Стефан потёр за затылком. — Вообще я хотел извиниться, что так получилось, в голову как будто что-то стукнуло... Ламбьель спрятал глаза, а вот Джонни смотрел почти испытывающе. — Точно? — внезапно недоверчиво переспросил он. — Да... — неловко ответил Стефан, но тут же сощурился. — Тебя это задевает? Вейр тяжело вздохнул и постучал по столешнице. — Я из-за этого не спал всю ночь. Думал, что тебе жизнь переломал, — Джонни стиснул себя в объятиях и осунулся, — я не хотел, чтобы ты мучился иллюзиями. Ламбьель медленно моргнул, переваривая слова. Прошло пару мгновений. Затем он резко выдал почти оскорбленным, громким тоном: — С чего ты вообще взял, что я в тебя влюблен?! Джонни устало провел по лицу. — Блин, да я же выпил больше тебя, так почему... — он тяжело откинулся на спинку стула. — После того, как ты кончил, ты начал расцеловывать меня и бормотать что-то про любовь и то, как ты долго этого ждал... Я испугался. Ну, сам понимаешь, я не мог дать тебе... чувства, — он задумался на пару секунд, а затем дружелюбно улыбнулся своей бесподобной обольстительной улыбкой. — Я рад, что не ранил тебя. Стефан отвернулся. Жаль, что некоторые люди относятся к нему не с такой осторожностью... Печальным взглядом он одарил все еще светящийся экран мобильника и своё дурацкое сообщение, на которое, конечно же, не получал ответа. — Если для тебя это важно, то мне понравилось... Стефан? Всё хорошо? — Если бы, — тяжело ответил он.