Часть 1
23 января 2018 г. в 09:10
Первым об охране заговорил Гарри. Предложил пару младших авроров в сопровождение — она отмахнулась. Тогда он подослал к ней Рона. Рон сел напротив, взял её руки в свои, проникновенно посмотрел ей в глаза и сказал:
— Гермиона! Ты понимаешь, что если тебя убьют, твои реформы отложат в долгий ящик, и политик, который рискнёт их оттуда достать, не появится ещё долго?
— Я не хочу, чтобы они решили, будто я их боюсь! — возмущённо возразила она.
— Если тебе так важно, что они подумают, то не дай им порадоваться: о, мы её достали, ура! Я не говорю тебе о том, что чувствуем мы, твои друзья. О деле подумай! Это же не пустые угрозы, сейчас раззадорить людей — раз плюнуть.
Его слова были справедливы, она это понимала, но до чего же неприятно было признавать, что ей придётся прятаться за чужими спинами! И ведь главное — до этого можно было не доводить!
— Я отчаянно зла на министерство, — буркнула она.
Рон не ответил, просто легонько обнял её и поцеловал в макушку. Тогда она вдруг подумала, что, может быть, он тоже считает, что она неправа и её реформа — блажь, которая ничего не решит. Хотела спросить, но не стала.
Сама Гермиона была уверена, что «террор оборотней», о котором так много и так истерично писал «Пророк», был напрямую связан с глупой политикой министерства, с тем, что, когда Кингсли надо было пожертвовать чем-то, чтобы сохранить равновесие, он пожертвовал именно политикой в отношении волшебных существ, сочтя другие сферы более важными. Гермиона собрала длинную историческую справку, и из неё явствовало, что так было всегда. Оборотней ущемляли в правах, презирали, доводили до отчаяния — а потом, когда они теряли человеческое лицо и набрасывались на своих мучителей, истребляли. То же самое происходило и с вампирами, и с кентаврами, и даже с русалками, просто сейчас настал черёд оборотней. Гермиона билась третий год, по миллиметру проталкивая реформу, но не успела. Оборотни сорвались с цепи, и политическим противникам даже не понадобилось особенно стараться, чтобы выставить Гермиону в глазах общественности злом во плоти. Дескать, оборотни убивают нас и наших детей, а вот эта хочет их задабривать, дать им права, защитить, чтобы мы стали и вовсе перед ними беспомощны.
Схема была проста как палка и отработана веками. Люди слишком боялись нападать на оборотней, а на ведьму, за которой не было особенной поддержки, ополчиться оказалось куда проще.
Где и как ищут телохранителей, Гермиона не имела ни малейшего понятия, поэтому попросила заняться этим Гвинет, свою секретаршу. Та согласилась с готовностью, из чего Гермиона заключила, что такое понятие как телохранители волшебникам, по крайней мере, знакомо.
Чего она никак не могла предположить — это что в качестве одного из претендентов к ней явится Маркус Флинт.
К этому времени одного человека она уже наняла. Звали его Филберт Кэлхоун, он был очень молод, в меру умён и обладал прекрасной скоростью реакции. Его старший брат был оборотнем, так что проект Гермионы он считал очень важным и нужным.
— Сейчас из-за распоясавшихся оборотней в опасности и нормальные люди, вроде моего брата, — говорил он. — Он же не докажет, что непричастен к тем бесчинствам.
Конечно, и Гарри, и сам Кингсли самым внимательным образом изучили всю подноготную этого парня и одобрили его кандидатуру. При этом ещё человек пять они отсеяли — а потом появился Флинт.
— Ты? — не сдержала удивления Гермиона, когда он зашёл.
— Я, — кивнул Флинт. Он заматерел, раздался в плечах, но в целом остался всё тем же троллем с прямым, наглым взглядом. — Просто я тебе подхожу, вот и решил сказать об этом.
— Ну, говори, — Гермиона демонстративно устроилась в кресле поудобнее.
— Слышала о терактах во Франции? — прищурился Флинт, плавно опускаясь в кресло напротив. — На саммите международников, полсотни жертв?
Гермиона слышала. В министерстве тогда три дня были приспущены флаги: треть британской делегации погибла на месте. Взрывчатка разрывала волшебников на части так же эффективно, как и магглов.
— Я охранял французского министра, — сказал Флинт и замолчал.
И правда, больше можно было не говорить ничего. Взрыв прогремел возле того места, где стоял французский министр магии, приветствовавший саммит, — должен был стоять. Однако что-то пошло не так, и он не только остался невредим. «Пророк» писал, что именно его охранник уложил на месте одного из террористов.
— Хорошо, допустим. Предположим даже, что ты сможешь это доказать. Но почему, в таком случае, ты оставил такую перспективную работу, где тебя, несомненно, очень ценят, и решил охранять меня?
— Потому что судьба британского министра меня интересует больше, чем французского.
Маркус говорил очень спокойно, глядя ей прямо в глаза. Очень взрослый и очень опасный. Пытается произвести впечатление? Гермиона помнила его со школы, он всегда выглядел опасной горой мышц, из которой торчит волшебная палочка. И с реакцией у него всё было хорошо.
— При чём здесь министр?
— Так кто у нас будущий министр? Ты.
— Какая непоколебимая уверенность!
— Не язви, Грейнджер. Я лучший, не веришь — проверь.
— Я не Грейнджер.
— А я телохранитель. Если я буду звать тебя «миссис Грейнджер-Уизли, мэм», тебя убьют раньше, чем я это договорю.
— Я всё ещё не вижу убедительной причины, зачем тебе это, Флинт. Не забывай, я нанимаю охрану не потому, что мне нравится смотреть на подтянутые мужские задницы. Меня всерьёз хотят убить, приведи мне хотя бы один аргумент против того, что ты подослан моими врагами.
Флинт закатил глаза.
— Грейнджер, мы закончили школу уже довольно давно.
— Школа здесь ни при чём, Флинт. Тебе нечего ответить, я правильно понимаю?
— А я уже ответил, просто ты почему-то не хочешь слышать. Я лучший. Ты — будущая министр магии. Мне нужна репутация в Британии и тёплое место возле министра. В том, что ты с детства воспринимаешь меня как соперника, моей вины нет, Грейнджер, это у тебя в крови Гриффиндор играет. А я, если уже вспоминать детство, всегда был силовым игроком. Такие игры — моя стезя. В конце концов, Грейнджер, ты правда хочешь, чтобы я доказывал тебе, что не связан с теми, кто пытается тебя убить? А департамент магического правопорядка в этой богадельне на что? Пусть проверяет.
Гермиона честно рассказала Гарри обо всех явившихся претендентах и, оставив его недоумевать, чего ради Флинт решил её охранять, отправилась читать о французском инциденте.
Колдофотографий в прессе было много, ведь взрыв произошёл во время церемонии открытия саммита, и на выступавшего с речью министра были направлены все объективы. Гермионе даже удалось сложить из снимков, опубликованных в разных изданиях, вполне последовательную картину: вот министр говорит, вот у него из-за спины выдвигается Флинт, делает едва уловимый жест рукой — и министр, невзирая на вопиющее нарушение протокола, послушно делает шаг в сторону, ещё один... А потом Флинт резко толкает его на пол, чуть пригибается и посылает куда-то заклинание. И в этот самый миг раздаётся взрыв.
На одном колдофото можно было смутно различить, как уже после взрыва Флинт закрывает лицо рукой, и между пальцев струится кровь. По-видимому, его задело осколком.
Гермиона плохо разбиралась в том, как должен работать телохранитель, однако факты однозначно говорили в его пользу: министр не пострадал, а на теле того террориста, которого убил Флинт, была обнаружена ещё одна бомба. Жертв могло оказаться намного больше. Да, он не защитил других, более того, спасая министра, поставил под удар двоих человек, которые оказались на пути взрывной волны и погибли, но это ведь не было его задачей. Цель у него была — сохранить жизнь министру, и он с упорством истинного слизеринца сконцентрировался на её достижении.
Гарри проверял Флинта дольше, чем других, и Гермионе сам этот факт сказал о многом. Когда он наконец зашёл к ней в кабинет, она была практически уверена, что знает результат проверки.
— Ну, если совсем честно, он не лучший, — заявил Гарри. — Есть как минимум полдюжины более опытных, но они не предложили тебе свои услуги, к сожалению. Бери, Гермиона, это удача.
— Когда он успел? Как он вообще оказался во Франции?
— Уехал в девяносто седьмом. Оказался на экспресс-курсах волшебников-телохранителей, во французском языке есть какое-то хитрое слово для этого. И уже через полгода получил первого клиента. С тех пор и работает. Через три года карьера у него пошла на взлёт, когда он спас нанимателя по время покушения в толпе. Хорошая скорость реакции, очень мало сомневается. В общем, Маркус Флинт нашёл место, где его таланты проявились в полной мере.
— Гарри, я не могу отделаться от мысли, что здесь запрятан какой-то подвох. Почему он бросает всё и приезжает сюда прямо сейчас? Зачем ему я? Он говорит, мол, ты будущий министр, но пока что он фактически идёт на понижение, зачем?
— Насколько я понял, он всегда хотел вернуться в Британию. Трижды предлагал свои услуги британцам, но не срослось. Ты четвёртая. Знаешь, ему ведь хотели дать французское гражданство, он не взял. Один из немногих людей в госаппарате, у кого не было гражданства. Не единственное исключение, конечно, но вообще французы не очень любят нанимать таких откровенных иностранцев. Кроме того, в ремесле телохранителя преданность значит многое, а он никогда не скрывал, что если и предан какой-то стране, то это Британия.
— То есть делал всё, что мог, чтобы вернуться?
— Именно.
— Но почему я, Гарри?
— А почему нет? На оборотней ему плевать, на тех неудачников, которые попались им на зуб, — наверняка тоже. Маркуса Флинта интересует карьера на родине. Бери, Гермиона. Я понимаю твои опасения, у меня они тоже были. Чистый он, Флинт.
— Хорошо, отправлю ему сову.
Письма Флинт ждал. По крайней мере, он появился в кабинете заместителя министра магии через восемнадцать минут после того, как из окна этого кабинета вылетела сова.
— Я знал, что ты умная женщина, — сказал вместо приветствия.
На нём была мантия удобного покроя, какую носили авроры, только тёмно-серая, и мягкие ботинки, в которых он ступал почти неслышно.
— Нам с тобой надо будет поработать вместе, и я натаскаю слегка того мальчишку, которого ты взяла. Он неплох для начинающего, но совсем зелёный. Я понимаю, что у тебя много работы, но если ты хочешь, чтобы от охраны был толк, придётся уделить этому время. Ты должна научиться ходить со мной, это не так просто, как кажется. Первое время я буду тебе немного мешать. А ты мне — много мешать.
— Флинт, я наняла тебя телохранителем, а не господином и повелителем. Это так, на случай, если ты забыл.
— Я не забыл. Послушай, я понимаю всё, тебе приходится строить всех здешних, а они не хотят строиться, и ты привыкла постоянно защищаться. Я на тебя не нападаю. Все эти игры в доминирование — не для нас с тобой, у телохранителя и нанимателя не такие отношения. Я просто говорю тебе всё как есть: ты должна научиться со мной ходить. Тогда от меня будет польза. Я не пытаюсь тебя прогнуть, Грейнджер, не надо со мной воевать. Мои требования очень просты, я ставлю их всем: научись чувствовать себя комфортно в моём присутствии и не закрывать мне обзор. Остальное — моя забота. Я слова тебе не скажу, если ты поднимешь меня на работу в четыре утра и не будешь отпускать сутки. Но даже нож надо чистить, если хочешь, чтобы он тебе служил.
Легко сказать: научись чувствовать себя комфортно! Гермионе было трудно даже просто говорить с Флинтом. Он очень давил — позой, взглядом, каждым словом. Говорил: «Я не пытаюсь тебя прогнуть» тоном, которым отдают приказы. Впрочем, она смутно припоминала, что он и в школе так себя вёл. Когда начинал говорить Маркус Флинт, весь слизеринский стол замолкал. Но ей-то за что такая радость?
Гермиона вздохнула. Ладно, это ненадолго.
— Сегодня вечером подойдёт?
— Супер. Сначала вдвоём, потом, когда всё начнёт получаться, позови мальчишку и я ему покажу. И вот ещё что: если у тебя есть более полная информация о том, кто может хотеть твоей смерти, чем я вычитал в «Пророке», дай мне её.
— Увы, нету. С разведкой и контрразведкой у нас всё совсем плохо.
Флинт молча кивнул.
И начался ад.
Гермиону страшно бесило, что он всё время был рядом. Настолько близко, насколько она вообще мало кого подпускала. Глубоко в личном пространстве. Он понимал, что её это раздражает, но твердил только одно: привыкай. Она теперь даже поворачиваться должна была, держа в памяти, что он рядом, и не перекрывая ему обзор. Он приноравливался к её шагу, мгновенно реагировал, когда она меняла направление движения, но до чего же мешало само его присутствие! Гермиона никак не могла расслабиться, перестать следить за ним.
А ведь нужно было ещё реагировать, если ему вздумается подать команду! Это была его зона ответственности, она понимала, и если он делал ей знак остановиться, сделать шаг назад, быстро пригнуться или упасть, она должна была подчиниться немедленно. Но этому тоже приходилось учиться.
В общем, на работу Гермиона назавтра не пошла. Кингсли категорически не желал видеть её без охраны, а с охраной она пока ходить не могла. К счастью — или к сожалению, — дальше шли выходные, и у Флинта было предостаточно времени, чтобы помучить её.
В понедельник Гермиона Грейнджер-Уизли, так и не сменившая фамилию после развода, как говорили, из уважения к бывшему мужу, появилась в Атриуме в сопровождении телохранителя. Слухи, разумеется, уже пошли, и многие пялились на того самого парня, который умудрился сохранить жизнь министру магии Франции. Как Гермиона и опасалась, вовсю шептались о том, что она боится. Даже её присутствия не стеснялись. Ни на кого не глядя, она зашла к себе в кабинет и уселась за столом. Флинт устроился у окна.
— Оно же ненастоящее, от чего ты меня защищаешь?
— Грейнджер, не учи меня делать мою работу, пожалуйста. Я же тебе не указываю, в каком порядке почту читать... Замри!
Он скользнул к ней, и на его лице застыло такое хищное выражение, что она невольно посмотрела на письмо, которое держала в руке: не превратилось ли оно в птицу или кролика? Да нет, письмо как письмо.
— Кто складывает почту тебе на стол?
— Гвинет, моя секретарша. Служебки ложатся сами, а сова министра знает, куда письма сбрасывать. В чём дело, Флинт?
— Сделай милость, встань из-за стола и отойди вон в тот угол. Я сейчас всё объясню.
Объяснять не пришлось. Когда Флинт осторожно убрал с подноса все письма кроме одного и потянул это последнее за кончик, другой рукой нацелив на него волшебную палочку, оно с громким хлопком вспыхнуло, и прямо в лицо Флинту плеснул огонь.
— Весело тут у вас, — как ни в чём ни бывало сказал тот.
— Ты в порядке?
— Я-то да, ты не обо мне думай. Меня учили и не от такого защищаться, а вот тебе подготовили неплохую ловушку. Если это письмо сюда положила твоя Гвинет, то она же его и заколдовала. Оно реагирует на прикосновение.
— Что было на конверте?
— Штамп международников. Письмо от них могло попасть к тебе на стол без участия секретарши?
— Могло ли, не знаю. Не должно было. Будем выяснять.
— Всё, рабочее место безопасно.
Флинт снова отошёл к окну и уселся. Расследование было не его работой, и за аврорами он, конечно, не побежит. Надо написать служебку и отправить Гарри, надо... Гермиона охнула и закрыла лицо руками.
Прошло восемь лет, но она всё так же реагировала на открытый огонь. Руки начали дрожать, а перед глазами снова ревело Адское пламя. Надо взять себя в руки, просто взять себя в руки, как тысячу раз до этого, и написать служебку...
— Что с тобой? — раздался тихий голос прямо над ухом. — Воды? Успокоительное? Как помочь?
— Я видела Адское пламя, — просто пояснила Гермиона. — В нескольких шагах от себя. Никак не могу забыть...
— Понятно.
Флинт обнял её и гладил по спине, и вдруг Гермиона поняла, что не отследила момент, когда он вторгся в её личное пространство. Привыкла. Опознала как своего. Тренировки помогли.
Наверное, это должно было её порадовать.
Когда в кабинет ворвались авроры, Гермиона рыдала в объятиях Флинта. Картинка, наверное, была достойна пера Риты Скитер.
— Что случилось? — спросил Гарри.
— Я... — она судорожно вздохнула. — Почему вы здесь?
— Я тревожную кнопку нажал, — отозвался Флинт. — Ты не могла их позвать, а тянуть нельзя.
— Что случилось? — повторил Гарри.
Гермиона подняла голову и серьёзно посмотрела на него. Слёзы стремительно высыхали.
— Ничего особенного, — ровным голосом произнесла госпожа заместитель министра, — просто мистер Флинт начал отрабатывать свой немаленький гонорар. У меня в руках должно было загореться письмо.
— Не загореться, — поправил Флинт. — Вспыхнуть высоким пламенем, намного большим, чем то, что ты видела. Я просто знал, чего ждать. Убить бы это тебя не убило, но сильно травмировало бы и, несомненно, очень напугало.
— Это уже не разгневанный народ, — убеждённо сказал Гарри. Трое младших авроров тем временем внимательно осматривали место происшествия, но без команды старшего ничего не трогали. — Это кто-то очень конкретный, Гермиона. У тебя есть организованные враги. Знать бы, чего они хотят.
— Этот цвет, Гарри. У огня был особенный цвет. Тот, кто это сделал, знает, что я видела Адское пламя. И что мне тогда было очень страшно.
Гарри ничего не ответил. Долго смотрел на неё задумавшись, потом взял поднос, на котором остались горстка пепла и пятно странной копоти, и так же молча вышел. Растерянные авроры вышли за ним.
— Тебе чем-то помочь? — снова спросил Флинт. — Я пока не знаю, что тебя успокаивает...
— Я уже успокоилась. Если можно, налей мне воды.
Он встал, подошёл к графину с водой, провёл над ним палочкой, чуть шевеля губами. Гермиона смотрела, как он проверяет графин, воду, стакан, — и отчётливо понимала: больше никогда жизнь не будет прежней. И виноваты в этом даже не оборотни.
А что, в конце концов, оборотни? Их не принимали в Хогвартс, не брали на работу, у них не было никаких прав, им даже палочка не полагалась. С одной стороны, они должны были сообщить о том, что заболели ликантропией, с другой — едва сделав это, они лишались всего. Стоит ли удивляться, что, не имея средств к существованию, они сбивались в стаи? Ремус Люпин в своё время прозябал в нищете, и то ему помогал Дамблдор. Страшно подумать, что было бы с ним без этой поддержки. Гермиона видела поселения оборотней, с шалашами, выстроенными из чего попало, с кострами, на которых готовили еду. Дети там играли вместе с волчатами, а в полнолуние всю эту толпу никто не контролировал, потому что поселения были нелегальными, и если бы Гермиона доложила о них, как того требовал от неё долг, всех оборотней бы похватали и либо убили как угрожающих обществу, либо посадили в Азкабан. Первое вероятней, потому что Азкабан не резиновый.
Конечно, они воспринимали людей врагами. Конечно, всё больше и больше из них забывали об уважении к законам и начинали нападать. В ответ их только угнетали ещё больше. Чего ждали эти люди, понимания? А теперь они говорят, что оборотни распоясались и их необходимо истребить. И Гермиону заодно, ведь она смеет требовать для них элементарных человеческих прав.
Но Гарри прав, это не стихийное возмущение простых людей. Это реальная угроза, у которой есть вполне определённый автор, и им движет не страх перед оборотнями, а цели намного более приземлённые.
— Я уже в порядке, спасибо.
Она вернулась за стол и решительно открыла наброски начатой вчера докладной записки к обновлённому законопроекту. Через час начнётся текучка, она и так потеряла много времени...
Флинт был рядом неотступно. Когда ей приносили что-нибудь — неважно, документы на подпись или завтрак из столовой, благо замминистра имела привилегию заказать его в кабинет, — сначала принесённое брал и тщательно обследовал он. Перехватывал служебки, ловко разворачивал, подавляя их сопротивление. Если его всё же подослали её враги, теперь они были полностью в курсе всех её дел.
Она не протестовала. Бессмысленно. Она его опрометчиво наняла, а значит, заставить его не делать то, что он считал своей работой, можно было только одним способом: уволив.
— В три часа я должна пойти в Мунго, — сказала она. — Там после капитального ремонта заново открывается отделение интенсивной терапии, мне нужно присутствовать.
Флинт кивнул, зафиксировав: услышал. Гермиона подняла на него глаза.
— С этим будут какие-то проблемы?
— Нет, с чего бы? Это твоя работа. Я не могу помешать тебе её делать. Ты меня не для этого наняла.
Больше он не сказал ничего; она тоже не стала продолжать разговор.
Выйдя из кабинета в Атриум, Гермиона поняла, что у неё появилась серьёзная проблема. Она начала бояться людей. В толпе ей вечно казалось, что на неё недобро смотрят, делают излишне резкие движения, вот-вот выхватят палочку или бросят что-нибудь... Это было ужасно. Ведь когда ты политик, а на тебя объявлена охота, прежде всего нельзя показывать страх. Флинт оказался невероятно кстати: на него можно было смотреть, не обращая внимания на других. В толпе он выходил чуть вперёд, расчищая ей проход, и она не отрывала от него глаз: от широких плеч, натянутой на них тёмно-серой ткани, от плавных, мягких жестов, которыми он аккуратно раздвигал людей, не причиняя им особых неудобств.
— Не бойся, — тихо сказал он ей, когда они шли по узкому коридору от камина главмедика Мунго. — Я лучший. Ты в безопасности.
— Ты не лучший, — нервно ответила она. — Как минимум Джафар Джабари, Хуан Монтойя и Радко Славчич, а ещё...
Он резко затормозил, повернулся к ней лицом и взял за плечи.
— Мы не гонщики, Грейнджер. Среди нас нет рейтинга: вот этот первый, а этот на полкорпуса позади. Есть лучшие — и остальные. У лучших клиенты выживают всегда. Я — лучший. Ты ведь знаешь об этом, ты всё проверила. Почему ты мне не веришь?
— Я сейчас и себе не верю. — Гермиона закрыла лицо руками. Как же некстати! Она всегда умела справляться с истерикой, но на это нужно хотя немного времени...
— Наори на меня, — вдруг хмыкнул Флинт, — полегчает.
Она удивлённо посмотрела на него.
— Ну, я же раздражаю тебя, верно? Ты напрягаешься, не хочешь, чтобы я был рядом, тебе это мешает. Пар копится, понимаешь? Выпусти пар. Я не обижусь, если что, я понимаю всё.
Он чуть нажал ей на плечи, словно пытался размять, размассировать. Гермиону трясло, и ей совершенно это не нравилось. Она согласилась бы, если бы её колотила ярость, но страх? Недопустимо, неуместно, отвратительно!
— Ты меня не раздражаешь, — прошипела она, — ты заставляешь меня подозревать. Я не знаю, почему именно ты, зачем ты, я должна всё время думать, не подослан ли ты кем-то, и одновременно — доверять тебе! Ты вообще понимаешь, что это невозможно? Я не верю тебе, ты чужой, чужой, я не хочу подпускать тебя так близко! — Она уже кричала, выпуская эмоции, потому что видела: чуть позади него едва заметно мерцает рамка заглушающих. Их не услышат. Даже если сейчас он начнёт убивать её, никто ничего не услышит. — Речь вообще-то о моей жизни, я не знаю, могу ли верить тем, кто устраивал тебе дурацкие проверки, даже если это Гарри! Он может ошибиться, все могут ошибиться! А я не хочу умирать сейчас — и так. Это никому не принесёт пользы, вообще никому, будут только кровь и смерти, всех оборотней истребить невозможно, часть непременно уйдёт, они всегда уходят, у них острый нюх и они знают тайные тропы. И всё повторится, и будет повторяться снова и снова, только о реформах уже никто не заикнётся! Я не могу позволить себя убить, но мне страшно, мне, чёрт возьми, страшно, я боюсь собственной тени, это отвратительно! Я слабая, — тихо добавила она. — Именно тогда, когда надо быть сильной, я слабая. Нет, легче не стало.
— Потому что ты сделала не то, о чём я попросил. Ты наорала не на меня, а на себя. Ты сильная, Грейнджер, не выдумывай. Другая бы сама отложила реформу на потом, а ты пытаешься продавливать её сейчас.
— Нельзя откладывать! Нельзя, ну как ты не понимаешь, как вы все не понимаете! Если мы отложим это снова, другого способа утихомирить их, кроме как уничтожить, не будет! Они же убивают людей, пойми же ты, убивают людей, по несколько нападений в месяц в Британии!
Она всё-таки смогла. Вспышка ярости получилась хорошая: удалось представить на месте Флинта всех тех глупцов, которые бормотали: «Да ладно, обойдётся, всегда же обходилось, куда торопиться, можно отложить...», и она и правда выкричалась. Злость заглушила страх, и действительно полегчало. Флинт удовлетворённо кивнул.
— Вот теперь хорошо. Теперь тебя можно показывать людям.
— Эй, Флинт! Вот это не тебе оценивать.
— Просто опыт. Я же работаю в основном с политиками. Идём, время.
— Я слежу за временем, — огрызнулась она и, вывернувшись из его почти-объятий, зашагала вперёд. Он пристроился следом.
Гермиона произнесла короткую речь о новых методах лечения, передовых магических технологиях, но её не оставляло чувство, что она говорила в атмосфере глухого отчуждения. В Мунго было немало жертв нападений оборотней, и их родственники не преминули отойти от постелей больных, чтобы взглянуть на ту ненормальную, которая хотела «наградить этих тварей за то, что они делают с людьми». Сейчас она готова была придушить идиотов, которые вообще сделали её проект достоянием общественности. Вот приняли бы его, появились бы результаты, тогда можно было и рассказать — в стиле победной реляции. А теперь все публикации на эту тему сводились к возмущению: мол, оборотней пытаются задобрить, показать им горло в надежде, что они не вцепятся в него.
Как глупо. Никто не хочет разобраться в том, что она предлагает, но клеймить готовы все.
К счастью, на неё никто не напал, и она, сухо раскланявшись с главмедиком, аппарировала домой.
Флинт всё так же держался рядом.
— Думаешь, меня и в моём собственном доме надо охранять? — Она понимала, что зря злится на него, но сдерживаться уже не было сил, кроме того, Флинт вроде бы этого и не требовал.
— Уверен, что надо. Ничего, завтра сдам тебя этому мальчишке, отдохнёшь от меня. Он менее опытный, будет меньше тебя бесить. Руки!
Гермиона замерла, не взяв из вазы яблоко, потом возмутилась:
— Слушай, я купила эти яблоки сама, понимаешь, сама! Это мой дом, Флинт!
— Он не закрывается герметично и не охраняется круглосуточно. Я проверю, и ешь на здоровье.
— Ты всю еду здесь собрался проверять? Может, и все продукты заодно?
— Да, — серьёзно сказал он. — Ничего, это быстро. Всего несколько минут в день, переоденься пока, что ли.
— Я в аду, — констатировала она, расстёгивая пуговицы мантии.
А он ведь будет рядом и когда она ляжет спать. И в ванную припрётся, если ему покажется, что там не всё благополучно. Кошмар какой.
Осмотр квартиры действительно занял у него немного времени, и он появился, как раз когда она стояла в белье, с домашним платьем в руках.
— Ты потрясающе тактичен, — заметила Гермиона.
— Этого достоинства действительно нет в моём списке, — не стал спорить Флинт. — Но для работы оно совершенно не нужно. Поздравляю, у тебя в кухне стояла маггловская прослушка. Почему именно в кухне?
Гермиона застыла, так и не надев платье.
— Я там речи репетирую, — медленно сказала она, — пока еда готовится. Не люблю время зря терять.
— Итак, её поставил кто-то, кто тебя знает. Бывал у тебя на кухне или долго держал за тобой наружку. Отлично, Грейнджер, ты вляпалась в самое дерьмо. Одевайся уже, а то потом будешь меня обвинять, что я на тебя пялюсь. Забавно, ты дома ходишь в маггловском.
— Что забавного?
— Не надо сразу в боевую стойку, Грейнджер. Просто во Франции в последнее время так принято делать. Ты неосознанно копируешь парижских модниц. Всё, всё, молчу, не злись так.
Он устроился в кресле и достал откуда-то книжку. Вообще, как выяснилось, Флинт много читал — впрочем, чем ещё заниматься, когда твой клиент часами занят своим делом и не сдвигается с места? Иногда он листал комиксы, иногда погружался в какой-нибудь толстый том, неизменно обёрнутый в кожаную обложку без опознавательных знаков, так что понять, одну книгу он читает или разные, не представлялось возможным.
А иногда Гермионе, невзирая ни на что, казалось, что он на неё пялится. Просто смотрит, как она двигается, как заправляет прядь за ухо, как садится и кладёт ногу на ногу.
— Поужинаешь со мной?
— Не, я потом.
— Когда потом? — Иногда его ответы приводили её в замешательство.
— Когда ты не будешь ходить взад-вперёд и маячить перед окном.
— Ты ведь с утра не ел.
— Это моя работа.
— Ходить голодным?
— Работать. А есть, когда выдастся возможность.
— Хорошо, что я должна сделать, чтобы ты поел? Отойти от окна, я поняла. Если я сяду вон туда, на диван, и не буду вставать, ты сможешь поужинать наконец?
Флинт проследил глазами, куда она показывает, что-то прикинул и кивнул.
— Тогда я беру газеты и сажусь, а ты пользуйся тем, что еда горячая.
Он снова молча кивнул.
— Ты уйдёшь, когда я спать лягу? — спросила она, глядя, как он наворачивает жаркое с овощами.
— Утром, когда малец придёт. Я опытнее, первое время буду с тобой дольше.
— Да ночью-то мне что грозит?
— Многое, — ответил Флинт так угрюмо, что она не стала спрашивать. Задала другой вопрос:
— Но ты хоть поспишь?
— Конечно. Не переживай за меня, я не работаю на износ. От моего внимания зависит жизнь нанимателя.
Спать в присутствии чужого человека оказалось невыносимо. С тех пор, как они развелись с Роном, Гермиона не допускала в свой дом никого и привыкла спать в одиночестве. Звуки, не опознаваемые как шаги Живоглота, её пугали, а теперь здесь целый Флинт... Немного поворочавшись, Гермиона ругнулась и наложила сама на себя сонные чары. Только не хватало не высыпаться из-за этого дерьма.
Утром она проснулась отдохнувшая, но в этом была исключительно заслуга чар. Оделась, ругаясь сквозь зубы: теперь и в туалет раздетой не сходишь, чужой мужчина в доме.
Чужих мужчин оказалось двое. Флинт тихо рассказывал что-то Филберту Кэлхоуну, а тот внимательно слушал, время от времени задавая вопросы. Выглядел Флинт так, словно не ложился.
— Ты хоть немного поспал? — спросила Гермиона и сама немного смутилась: прозвучал резче, чем она хотела.
— Да, конечно. На кухне есть яичница с беконом, ты вроде бы воспринимаешь такой завтрак?
— Вполне, спасибо.
— Извини, я пока не до конца изучил твои вкусы, не очень много времени было.
Она посмотрела на Флинта удивлённо.
— Это не твоя работа, нет?
— Знать нанимателя? Моя. Знаешь, однажды яд подсунули в горчицу. Мой тогдашний наниматель очень рано уходил на работу, и я обычно готовил завтрак, просто чтобы время сэкономить. Он был американец, любил гамбургеры, хот-доги, ну ты поняла, белиберду всякую. И ему в дом подсунули яд в горчице. Если бы я не знал, что он терпеть не может горчицу, поднёс бы ему отраву своими руками. Но я знал. Он никогда не купил бы её.
Гермиона не нашлась что ответить. Просто пошла на кухню, нашла там кофе, яичницу и пару тостов, которые тоже добавила в свой завтрак. Сама она обычно тосты не ела, их любил Рон, а тостер остался с прежних времён. Но плотный завтрак не помешает.
Филберт и правда был менее опытным, пару раз они натыкались друг на друга, иногда он отходил слишком далеко, и Гермиона, поразмыслив, перенесла пару важных встреч на завтра. По счастью, совещание у министра было назначено именно на сегодня. Она не знала, как Флинт отреагировал бы на требование остаться за дверью. Гермиона не поленилась, достала блокнот и сделала пометку: выяснить; совещания, на которые никто не станет пускать телохранителя, в министерстве бывают часто.
— Кингсли, когда? — спросила она, как только зашла в зал совещаний и поняла, что кроме неё и министра там никого нет.
— Потерпи ещё немного. Департаменты трясёт, да ты сегодня сама увидишь. У меня по три раза на дню требуют твоей отставки.
Гермиона зло сощурилась.
— Неужели мои противники наконец проявились открыто?
— Да, и меня это пугает.
— Вот и хорошо. Скорее разберусь.
— Ты подожди, не кипятись, они разные... Привет, Гавейн.
— Господин министр, — чопорно поздоровался глава аврората, бросив на Грейнджер недобрый взгляд.
Кабинет собирался, и Грейнджер отчётливо понимала: её законопроект может сейчас протолкнуть только прямой приказ министра. После чего министром Кингсли Шеклболт быть перестанет.
А что потом? Если эффект будет достаточно быстрым, вакантное кресло успеет занять она. А если нет? Всё положат под сукно, а она окажется Нежелательным лицом номер сколько-не-жалко, да и дело с концом. Даже Артур Уизли мягко говорил, что не видит в её плане перспектив. А уж такие люди как Мелуаза Флимберг или Глория Найт, и вовсе не выбирали выражений. Даже Захария Смит и Гордон Питч, её давние друзья, встали на сторону противников реформы. К здравому смыслу Гордона она ещё попыталась воззвать, он, в конце концов, был магглорожденным, можно было опираться на понятные ему примеры и аргументы, но у него имелись основания, которые не перебить аргументами: на его сестру напали оборотни. Не покусали, просто поглумились, изорвали когтями лицо, и теперь бедняжка была заперта в Мунго как минимум на несколько месяцев. Глория Найт, недавно назначенная главой международников вместо трагически погибшего Соллерсби, тоже была связана с миром магглов, но, увы, её муж, мелкий клерк в администрации Бирмингема, принадлежал к партии консерваторов и полагал, что тратить деньги на адаптацию не встроенных в социум лиц — пустая блажь.
Связь с миром магглов всплыла в её памяти не просто так. Флинт говорил про маггловскую прослушку, даже показал её Гермионе: довольно стандартный жучок, похожие в сериалах показывают. Чистокровный волшебник вроде Захарии Смита не знал, что это такое. Но с другой стороны, что мешает чистокровному волшебнику вроде Захарии Смита расспросить знакомых магглорожденных, не знают ли они хорошего способа проследить за человеком в его собственном доме? Зато Захария знал о той истории с Адским пламенем. И у неё на кухне из них их всех бывал только он. Больше некому, если и в самом деле не начинать подозревать Рона.
Нет, это уже слишком. Подозревать Рона Гермиона отказывалась наотрез.
Они развелись два года назад, когда стало совершенно очевидно, что, продолжая быть хорошими друзьями и безмерно уважать друг друга, они категорически не подходят друг другу в быту. Гермиона вскакивала ни свет ни заря — Рон спал до последнего. Гермиона любила плотный завтрак, зато совсем лёгкий ужин — Рон с утра еле ковырял вилкой в тарелке, чаще ограничиваясь чашкой чая и парой тостов, но не наевшись на ночь, не засыпал. Гермиона предпочитала варёное и тушёное мясо, Рон — жареное и запечённое. Гермиона терпеть не могла печень, Рон её обожал. Гермиона пила кофе, Рон — чай. Гермиона ненавидела заправлять постель, Рон чувствовал себя плохо, если она была не заправлена. Таких деталей можно назвать миллион. Они натыкались на них постоянно и бесконечно ссорились из-за такой ерунды, что самим почти сразу становилось стыдно. В конце концов, Гермиона выкроила в своём плотном графике время для серьёзного разговора о том, что их отношения спасёт лишь развод, но успела сказать пару предложений, после чего Рон начал смеяться и сказал, что шёл к ней, чтобы поговорить о том же.
Они, конечно, остались друзьями. Самыми близкими, самыми родными. Стоило им начать жить порознь, и всё то, что, как боялась Гермиона, совсем рассыпалось, мгновенно срослось, словно никаких ссор и не было. И в том, чтобы даже в мыслях подозревать Рона, было что-то настолько неправильное, что Гермиона мгновенно вычеркнула это, выкинула из головы. Рон может с ней не соглашаться, принять сторону отца, но убивать её или даже незначительно ей вредить? Нет, никогда.
Когда-то за Мелуазой Флимберг стоял Люциус Малфой. Говорили, он давно уже отошёл от политики, но так ли это на самом деле? Драко знает про Адское пламя; наверное, он и сам до сих пор видит его по ночам. Проследить за тем, как Гермиона репетирует речи на кухне, могла бы и Рита Скитер, она когда-то, по слухам, работала на Люциуса. Остался один вопрос: откуда у этой компании маггловский жучок? Вроде бы совсем не те люди, которые могут знать о существовании таких вещей.
Вечно что-то не срастается, выпадает какой-то кусочек паззла. То есть понятно, что, скооперировавшись, они могли собрать паззл полностью, но представить Мелуазу Флимберг, Захарию Смита и Гордона Питча вместе Гермиона не могла никак. Они бы поругались в первые пять минут разговора. Они и сейчас, на совещании, грызлись, как свора голодных питбулей. Да даже и двоих-троих из них в одной упряжке она представляла с большим трудом. Разве что Глория Найт находила удовольствие в обществе Гордона Питча, да с Гавейном Робардсом, главой аврората, в целом уживались они все, но по большей части — потому, что ссориться с главой аврората дураков мало.
Тем не менее, вполуха слушая перебранку дорогих коллег, Гермиона набросала служебку Гарри, где подробно изложила все свои соображения, хотела отправить, но потом вспомнила, как ловко Флинт их разворачивал, и, скопировав, просто передала один экземпляр в руки Кингсли. Тот пробежал глазами по строчкам, кивнул и одним движением палочки развеял лист. Копию Гермиона решила после совещания отнести Гарри сама.
Гарри обнаружился в отдельном кабинете. Его совсем недавно повысили до старшего аврора, и он, проявив ранее несвойственную ему амбициозность, настоял на полагающейся по должности комнате. Сам аврорат уже давно не ютился в одном помещении, одним из первых своих указов Кингсли отдал ему четверть этажа «в связи с острой необходимостью». Необходимость всё никак не проходила, как оно обычно и бывает.
— Ты почему одна? — набросился Гарри на Гермиону, как только она вошла.
— Я не одна, Филберт стоит за дверью. Я принесла тебе служебку, решила не отправлять. Знаешь, Флинт их разворачивает. Они трепыхаются, но разворачиваются.
Гарри покачал головой.
— Я запросил у французов перечень того, чему они учат людей на этих своих экспресс-курсах. Мне, пожалуй, надо на них сходить. — Он поднял на неё глаза, открыл рот, как будто хотел что-то спросить, потом набросил на них сеть каких-то чар, Гермиона не распознала каких. — Маггловская прослушка? Точно?
— Нет, не точно. Я же в них не разбираюсь, Гарри! Флинт продемонстрировал мне нечто, очень похожее на жучки, как их показывают в фильмах, и сказал, что нашёл это у меня в кухне. Показал место, откуда якобы снял, там и правда на стене пятнышко, как будто что-то было налеплено. Я не знаю, может, он наврал.
— Малфоя и Гойла я проверил в первую очередь. Гойл настолько не при делах, насколько только можно, ты не представляешь, чем он сейчас занимается. Кроликов разводит, я поверить не мог. На шерсть. Между прочим, Молли у него покупает, отличная, говорит, шерсть. Малфой отказался со мной церемониться и попросил веритасерум. Он тоже ни при чём. В политику не лезет, сидит в своём поместье, растит сына. Кто ещё знал про Адское пламя, я да Рон?
— Я не делала из этого особой тайны, — виновато сказала Гермиона. — Говорила друзьям... Кто ж знал. Слушай, а не может это быть простым совпадением?
— Что, цвет пламени? Нет, мы проверили наложенные чары, оно было окрашено специально. Но в общем ты права, много кто мог знать. Малфой и Гойл, по крайней мере, клянутся, что в последнее время их никто ни о чём таком не расспрашивал. Но вообще о нём даже на суде упоминали.
— Гарри, скажи мне одну вещь. Ты много говоришь с людьми, знаешь, о чём они думают. Если Кингсли проведёт мою реформу, он ведь потеряет кресло, верно?
Гарри отвёл глаза.
— Думаю, да.
— А что потом? Вот ты, лично ты как чувствуешь, мы сможем удержаться? Хотя бы довести до конца?
— Честно? Очень зависит от того, как всё пойдёт. Если ты сможешь оставить нападения быстро, победишь. Но как их остановить быстро? Оборотни не верят волшебникам, те их всегда обманывали.
Гермиона молчала. Она не могла ответить старшему аврору, что грубо нарушает нормы магического права и общается с оборотнями в их нелегальных поселениях. Они не знала, как Флинту-то об этом сказать, а Гарри и подавно. Это было неправильно, некрасиво, это могло разрушить их дружбу, но она не могла ставить под удар доверившихся ей людей. Она уговаривала их долгие месяцы, показывала, как аналогичные схемы работают у магглов, объясняла, обещала, втиралась в доверие. Это было невероятно сложно, и она в самом деле гордилась тем, что у неё получилось в целых четырёх общинах.
Остальные, похоже, придётся пустить под нож. Если не удастся в экстремально короткие сроки найти к ним подход, которого она не нашла за несколько лет.
— А ты сам, Гарри? Ты сам что думаешь? Нужный проект я придумала или нет?
Она давно хотела задать этот вопрос — и не задавала. Не хотела слышать не тот ответ, а ведь он мог прозвучать. Но теперь, стоя на краю пропасти, она должна была знать.
Гарри всё смотрел в сторону.
— Я верю в твою реформу, Гермиона, — ответил он. — Я не уверен, что она хорошо сработает в кризис, но всё от меня зависящее я сделаю. Я понимаю, — он наконец посмотрел ей в глаза тяжёлым взглядом, — что тебе нужен будет аврорат. Я принесу тебе аврорат. Возможно, не весь, возможно, не слишком старательный. Но они будут тебе подчиняться. Недолго, долго я не смогу.
Гермиона кивнула.
— Спасибо.
Про Гвинет она не спросила, хотя в общем было очевидно, что её сейчас прорабатывают как подозреваемую. Не увидев секретаршу утром на рабочем месте, Гермиона не удивилась, скорее у неё вызвало бы непонимание, если бы она там оказалась. Раз Гарри сам не заводит разговор на эту тему, значит, Гвинет всё ещё в статусе подозреваемой.
Гермионе отчаянно не хватало времени. Ещё бы недельку-другую, и реформу можно было бы запускать, не опасаясь, что всё полетит в тартарары. Только где её взять, эту недельку-другую?
Она была безмерно благодарна Кингсли, который, похоже, твёрдо решил сложить свою карьеру к её ногам, сделать этот самоубийственный ход, чтобы, возможно, она смогла занять освобождённое им место. Это было отчаянно несправедливо, но, в конце концов, Гермиона затеяла свою реформу не ради министерского поста, и Кингсли и это знал.
Весь остаток рабочего дня она провела в кабинете, время от времени бросая виноватые взгляды на откровенно скучающего Филберта. А дома их внезапно встретил Флинт.
— Привет, — сказал как ни в чём не бывало, подставляя руки, чтобы принять её мантию. — Ну не смотри на меня так, мне в Британии особо заняться нечем.
— К друзьям мог бы сходить, или к родным.
Гермиона сама не знала, зачем его поддевает, но он отреагировал не так, как она ожидала. Округлил глаза, посмотрел на неё как на ненормальную:
— Грейнджер, ты же магглорожденная, зачем ты говоришь глупости? Я телохранитель значимого политика, какие друзья? Чтобы меня попытались втянуть в здешние игры бульдогов под ковром? Я должен быть в стороне от всего и не разговаривать ни с кем из тех, чьё общество может бросить на меня тень. Ты что, Грейнджер, меня подставят с огромным удовольствием. Вот уж не думал, что придётся тебе это объяснять. Что твой Поттер, нашёл что-нибудь?
— Пока ищет.
— Неудивительно. У него подозреваемых, наверное, десятка два. Ужинать?
— Что-то я не понимаю, тебя телохранителем нанимали или домохозяйкой?
— Я же говорю тебе, мне здесь заняться нечем. Так вы будете есть или поужинали где-то?
В этом было какое-то безумие: сидеть у себя дома и есть еду, которую приготовил чужой мужчина. И самым неправильным было то, что в присутствии Флинта Гермионе стало немного спокойнее.
Неужели теперь так будет всегда? В маггловском мире люди, занимавшие должности её уровня, не ходили без охраны. Выходит, и у неё закончилась вольная жизнь? Теперь какой-нибудь хмурый амбал, возможно, тот же Флинт, станет сопровождать её и в гости к родителям, и к Гарри или Рону, и в отпуск с мужем, если она решит снова выйти замуж? Ужасно.
Флинт с Кэлхоуном обсуждали что-то своё, время от времени бросая на неё подозрительные взгляды; она старалась их не замечать. Выходило плохо. Наконец Филберт ушёл, а Флинт затих где-то в углу.
— Снова просидишь всю ночь?
— Грейнджер, если тебя что-то не устраивает в моём поведении, просто скажи.
— Меня не устраивает необходимость в охране, а не ты лично. Флинт, я привыкла жить одна, меня нервирует посторонний мужчина, разгуливающий по моей квартире, пока я сплю. Не говори ничего, я знаю, что ты не разгуливаешь и ничего не трогаешь. Просто мне... сложно.
— Я понимаю. Я правда понимаю, Грейнджер. Это раздражает. Извини.
— Да чего ты извиняешься, не твоя же вина. Это моя проблема, я должна была давно понять, что рано или поздно придётся завести охрану. Подготовиться морально, что ли.
Флинт лениво поднялся с кресла, подошёл к ней.
— Давай плечи разомну? Грейнджер, ты зря это сейчас. Взваливаешь на себя слишком много. «Я должна быть сильной, я должна-должна-должна» — хоть дома-то отдохни от этого дерьма. Ты человек, тебя раздражает то, что не может не раздражать, всё нормально. Нас учат не обижаться на нанимателей. Даже Фила учили, хотя у него была частная контора, довольно хиленькая, как на мой вкус. Но в Британии вообще маг-телохранителей как профессии нет, не было, точнее. Сейчас хоть с мёртвой точки дело сдвинулось. — Он хмыкнул. — Вот выйду в тираж — пойду тоже молодёжь натаскивать.
— Это примерно лет через восемьдесят?
— Раньше, что ты. Мы довольно быстро заканчиваемся. Травм много, методики лечения не всегда щадящие.
Гермиона вспомнила колдофото: сквозь облако пыли с трудом можно разглядеть Флинта, закрывающего лицо рукой; между пальцами стекает кровь.
— Тебе здорово досталось тогда? Ну, во время взрыва?
— Здорово, — серьёзно кивнул он. — Был бы магглом — не работал бы сейчас.
Гермиона повела размассированными плечами, подняла голову, глядя Флинту в глаза.
— Я знаю, что это глупо, — негромко произнесла она, — но скажи мне ты, пожалуйста, что всё будет хорошо. Что я смогу, справлюсь, выстою. Что я успею. Ты так уверенно говоришь всегда, мне нужно услышать эти слова твоим наглым, уверенным тоном. Себе я уже, кажется, не верю.
— Конечно, всё будет хорошо. — Он даже чуть приподнял брови, деланно удивляясь. — Ты справишься, Грейнджер. Ты столько сделала для этого проекта, столько сил в него вложила. Ты обязательно справишься. И у тебя есть друзья, которые поддержат тебя, если сама ты не сможешь. Не трусь, всё в порядке.
— Ты в это не веришь, — покачала головой Гермиона.
У Флинта зло сверкнули глаза.
— Верю. Я, может, не знаю подробностей, так что не могу расписать тебе всё красиво. Но я в тебя верю, Грейнджер, и не только я.
В этих словах было много подозрительного, за что надо бы уцепиться и раскрутить, но она невероятно устала. Сейчас ей была нужна поддержка, просто поддержка, и она впервые за долгое время стала рассказывать. Делиться, как если бы в самом деле считала, что её идеями могут загореться другие люди. Вот этот уверенный в себе тип, например.
— Понимаешь, я хочу сделать так, чтобы оборотни имели те же права, что и остальные волшебники, но с одним условием: они сделают всё, чтобы не представлять опасности. То есть смотри: мы должны дать им реальные возможности для этого, а они обязаны ими воспользоваться. Как это должно работать: оборотень регистрируется и получает от министерства помощь в виде ликантропного зелья, брошюру, где описываются риски и как их преодолевать, и поддержку, например, в поиске работы. Не везде ведь можно работать, уходя в отпуск каждое полнолуние. В Хогвартс их будут принимать, волшебную палочку будут разрешать иметь, они станут равноправными волшебниками, и им не смогут, например, отказать в приёме на работу только из-за того, что они оборотни. Если там обязательно надо присутствовать пять дней в неделю — смогут. Просто потому что оборотень — нет. Если из-за ликантропии у оборотня возникли проблемы, например, случился развод и ему или ей негде жить, прежде всего он или она приходит с этой проблемой в министерство, и наша забота — сделать так, чтобы у человека был другой выбор, кроме как уйти в дикую стаю и начать нападать на других людей. Контроль очень жёсткий, не зарегистрировался вовремя — значит, опасен для общества, на первый раз полгода в Азкабане. Не принял вовремя зелье — опасен для общества, будешь наказан в зависимости от тяжести последствий и того, были ли у тебя нарушения раньше. Делаешь всё как положено — живи на здоровье рядом с другими, полезный член общества.
— Звучит разумно. А в чём риски?
Флинт уселся рядом с ней на диване и слушал, кажется, с искренним интересом. Гермиона воодушевилась.
— Прежде всего нужны силы, чтобы привести оборотней к повиновению прямо сейчас. Они озлоблены, не верят волшебникам, считают, что регистрация в министерстве прежде всего нужна как инструмент их угнетения, что все обещанные блага — обман. То есть первое время у нас будет масса нарушителей, и их необходимо будет привести к повиновению. Не так-то просто арестовать стаю злых оборотней, которые знают местность гораздо лучше и чуют людей издалека. Ну и, конечно, те, кто убивал людей, должны быть в любом случае наказаны, а ведь их немало. И их друзья станут их защищать.
— У тебя хватает людей?
— У меня? Нет. Силовые ведомства в целом станут сотрудничать, хотя и неохотно. И скорее будут настроены убить побольше оборотней, чем втолковать им, чего от них хотят. Но я не могу с этим ничего сделать. Знаешь, раньше я думала, что главное — спасти жизни тех, кому пытаешься помочь. Я не допускала даже мысли о том, что часть из них убьют. Теперь я... смирилась, наверное, да, это хорошее слово. Я не смогу спасти всех. Я могу только сделать так, чтобы хоть кто-то выжил. Но мне всё равно кажется, что это моя вина, что это я отдаю приказ об их уничтожении. В общем так и есть, приказ-то отдам я. Но у меня нет выхода.
Флинт скупо кивнул. Уж он-то наверняка знал всё и о контролируемом ущербе, и о выборе без выбора. Гермиона снова вспомнила те колдографии, и как он подставил под удар людей, защищая министра. Приоритеты, везде проклятые приоритеты.
— Главное сейчас — успеть быстро взять власть над оборотнями, понимаешь? Арестовать тех, кто не захочет подчиниться, снабдить всем необходимым и эффективно защитить тех, кто пойдёт на сотрудничество. Подготовка этого всего такая долгая... Мы не успеваем, мы уже не успели, по всей Британии гибнут люди, а мы брошюры распечатываем. Но без подготовки нельзя никак, мы их не удержим.
— Это точно. Долго ещё?
— Думаю, на этой неделе можно начинать. Но что думаю я, не так важно, а мнение министра мне неизвестно.
Флинт снова кивнул. Кажется, он делал какие-то выводы для себя, возможно, связанные с его работой.
— Ну, я не министерский, конечно, но то, что ты говоришь, мне нравится. Должно сработать, особенно если ты не станешь церемониться с теми, кто не захочет подчиняться. Оборотни-то сами по себе не злобные, я работал с парочкой. Просто они немного более остро, чем люди, реагируют на пренебрежение. — Он широко улыбнулся. — Игры в доминирование. Для них это важная часть жизни. Слушай, а если они сейчас не регистрируются, как вы их отыщете? Ну, чтобы задержать, если они не подчинятся?
— О, мы долго возились с этим. Но в общем расположение их поселений известно, просто мы тщательно скрываем его. В общем известно, я подчёркиваю. Этого не всегда достаточно, чтобы помешать им нападать, но где искать, мы знаем.
— Слабое место.
— Да. Потому до сих пор и не начали. Но тянуть дальше некуда.
— Тоже верно.
Она так давно мечтала о таком разговоре: просто сесть и поболтать не с противником, выискивающим возможность ударить побольнее, не с теми, перед кем идею придётся отстаивать, а с другом. Но столько её друзей дали понять, что считают идею глупой, что она перестала даже пытаться. В последнее время Гермионе казалось, что все против неё, даже Гарри, даже Рон. Не надо было поддаваться этому глупому ощущению, но что сделано, то сделано. Из всех возможных собеседников она выбрала Флинта, и теперь ей хотелось как-то отблагодарить его за то, что выслушал, что отнёсся доброжелательно. Только вот как? Особенно если учесть, что её благодарности ему совершенно не нужны. Он болтал, чтобы скоротать время, он ей даже не друг. Почему так легко представить, будто они близкие люди?
Ах, ну да, конечно. Он сидит в её доме, на одном с ней диване поздней ночью. В обычной жизни это, как правило, означает, что дальше последует секс и умиротворённое сопение в подмышку. У неё просто срабатывают стереотипы, вот и всё. Близко, в зоне личного пространства — значит, друг. Интересно, когда учат телохранителей, им рассказывают про этот эффект, учат им пользоваться? Всегда ли он срабатывает? Неужели если бы её телохранителем оказался, например, Малфой, он тоже мог бы стать ей близким человеком? Гермиона представила его рядом с собой на диване, необычно спокойного и до забавного широкоплечего, и захотелось вскочить и убежать.
Слишком близко. Слишком. Одна мысль о Малфое настолько близко была отвратительна. Как люди вообще могут нанимать в телохранители кого попало? А если он не понравится? Постоянно рядом... Хотя, если смотреть с этой стороны, Флинт ведь ей тоже не нравится.
Гермиона окинула его взглядом. Не нравился. Это приходилось признать, врать себе она не любила. В конце концов, крепкое тело Флинта выглядело красиво, а к его физиономии она привыкла ещё в школе. Ну, похож на тролля, подумаешь. Ей всё-таки не замуж за него идти и не детей от него рожать, а в качестве человека-который-рядом тролль с каменными мышцами вполне подходит.
Она улыбнулась. Ещё один стереотип. Волшебнику не нужны накачанные бицепсы, но ей физически крепкие парни до сих пор нравились больше хлипких. Так что хотя испытывать к Маркусу Флинту романтические чувства она бы и не смогла, в целом он казался ей вполне привлекательным. Например, как сексуальный партнёр.
— Интересно, в телохранителей часто влюбляются?
Она вспыхнула, осознав, что произнесла это вслух. Флинт с улыбкой покосился на неё.
— Да постоянно. Мы красивые же. И надёжные, люди часто влюбляются в тех, кто их защищает и заботится.
— И как вы с этим справляетесь?
— Никак, это помогает. Слушаются быстрее. Если начинает мешать, всегда можно сменить место работы. Но такое редко бывает. Понимаешь, когда влюбляются, вторжение в личное пространство перестаёт раздражать. Это к лучшему же. Вообще, конечно, всякое бывает, но я даже пару таких семей знаю. Там всё зашло далеко, а работе так и не стало мешать, повезло.
Гермиона начала чувствовать себя неловко, но что уже поделаешь. С кривоватой усмешкой она сказала:
— Ну, значит, если я вдруг в тебя влюблюсь, тебя это не смутит, — и хотела встать, но Флинт огорошил её ответом.
— Порадует, — заявил очень серьёзно. — Тебе очень тяжело терпеть постороннего рядом. Если бы я не знал точно, что ты прибьёшь меня за это, приворотного бы предложил. Иногда, когда надо недолго продержаться, срабатывает. Но я не предлагаю, — торопливо добавил он, — я же вижу, ты не такой человек, не надо меня убивать, я тебе ещё пригожусь.
— Не стоит так показательно пугаться, — фыркнула она, постепенно успокаиваясь. Предложение и впрямь было возмутительное.
— Ненавижу, когда меня неправильно понимают. От этого отношения портятся.
— А приворотное не мешает смотреть, как в того, кого ты любишь, летят убийственные проклятия, предназначенные тебе?
Флинт странно посмотрел на неё.
— Ты знаешь, ты первая, кто спросил. Зелье для таких ситуаций модифицируют немного. Это ещё одна причина, по которой я тебе его не предложу.
— Именно мне? Почему? — Гермиона была сбита с толку.
Флинт закатил глаза.
— Игры в доминирование, будь они неладны. Модификация делает так, что возлюбленному хочется подчиняться. Во Франции это называют «приворотное МТ», в свободную продажу оно не поступает. Но там маг-телохранители — отдельная компания под прямым контролем министерства, не позлоупотребляешь. В общем, когда говоришь: «Держись у меня за спиной», или там: «В сторону!», человек сначала делает, потом думает. Я работал с таким, реально человек стоит и смотрит, как в тебя летит всякое, а что такого, ты же велел там стоять. Нет, переживают, конечно, но потом. Когда всё уже закончилось. Ты бы не согласилась никогда в жизни, короче. Я даже знаю, что ты об этом думаешь. «Грязные игры, фу».
— Не буду скрывать, так и есть. С одной поправкой: «А, ну понятно, грязные игры, в политике обычное дело». Я замминистра, не забывай.
Этой ночью Гермиона уснула без зелья. Зря: всю ночь снились кровавые сцены с оборотнями. Она приходила в поселения, в которых была уже не раз, но внезапно те, с кем она говорила, отказывались принять новый порядок, Гермиона приводила к ним авроров и смотрела, как их всех убивают, одного за другим.
В конце концов её растолкал Флинт. Она горько плакала у него в объятиях, не в состоянии быстро отойти от сна, а он гладил её по голове и успокаивающе гудел своим низким голосом, что у неё всё получится, она сможет, справится, сможет...
— Усыпи меня, — наконец сказала она прямо в его широкую грудь.
Он не перестал гладить её по волосам. Просто она мгновенно уснула, успев только почувствовать лёгкое жжение между лопатками — в точке, куда он другой рукой послал заклинание.
Дальше всё произошло очень быстро. С самого утра Гермиону вызвал к себе министр, и когда она зашла и увидела его лицо, сразу всё поняла.
На массивном дубовом столе, занимавшем немалую часть кабинета, лежал пергамент, с которого свисала красно-белая лента. Официальный указ.
Так быстро?
Только вчера она раздражённо думала, что каждый день, который они теряют, — слишком дорогая цена, а теперь ей было страшно: неужели уже? Прямо сейчас?
Кингсли подошёл к ней и вдруг обнял, и поцеловал в лоб.
— Держись, — сказал, как будто это не ему, а ей сейчас придётся тяжелее всего. — Я возьму на себя «Пророк» и разъярённую общественность. Успей побольше. Прости, что не предупредил, в министерстве больше ушей, чем мы можем себе позволить.
— Я понимаю, зачем ты извиняешься. Спасибо, Кингсли. Ты делаешь для меня так много, что я...
— Не для тебя.
— Да, конечно...
— Это важно, помни об этом. Не для тебя. Ты тоже станешь делать это не для себя. — Он ободряюще улыбнулся ей. — Будь хорошим министром, у тебя должно получиться.
Гермиона чувствовала себя виноватой. Но она сто раз думала об этом — и не видела другого пути.
Когда она вышла от министра (Флинт немедленно отлепился от стены, которую подпирал), в коридоре уже стоял Гарри.
— Гермиона, сегодня ночью стая Крэддока напала на деревню, мы были вынуждены там поработать. Прости, что не доложил сразу, некогда.
Она кивнула. Крэддока и его оборотней она и так списывала в контролируемый ущерб. Вряд ли они бы переменили мнение.
— Ты уже знаешь, — не спросила, а констатировала она.
— Все знают, — просто ответил Гарри. — Указ подписан, главам департаментов пошёл сигнал. Тебе Кингсли, наверное, просто решил сказать лично.
Гермиона почувствовала, что снова краснеет. Она совсем забыла об этом полезном нововведении, которое когда-то, между прочим, поддержала.
— В общем, располагай нами, мы тебе в подчинение определены. Я и ещё девять человек, хорошие полевые работники. Ещё четверо освободятся после обеда.
— Хорошо, спасибо. Департамент контроля готов контролировать? — спросила Гермиона, увидев, как по коридору спешит в их сторону Дженна Оруэлл.
Ещё вчера она была заместительницей главы департамента. Но судя по её выражению лица и пергаменту, который она сжимала в руке — явно магическому контракту на должность, — сегодня всё изменилось.
— Да, мэм, — ответила она, чуть наклонив голову, будто бык, готовый броситься на врага, — мои люди готовы регистрировать оборотней по новой форме как в министерстве, так и в поле. Группа из десяти человек будет готова пойти с вами через четверть часа.
— Отлично, спасибо. Я буду ждать в Атриуме. Гарри, зови своих.
Флинту она не сказала ни слова. Говорить ему что-то вроде «Идём» было бы оскорблением. Он прекрасно ориентировался в обезумевшем министерстве. Лучше, чем сама Гермиона.
Для многих, слишком многих новый указ министра оказался внезапной и очень неприятной неожиданностью. В воздухе пахло кровью. Людей, готовых повалить министра и попробовать занять его место, здесь всегда хватало, а теперь у них ещё и появились реальные шансы.
— Не отвлекайся на это, — сказал Гарри, без лишних вопросов поняв, о чём она думает.
Гермиона кивнула. Кингсли падёт, этому она не в силах помешать. Её дело — сделать так, чтобы это не было напрасной жертвой.
То, что она делала дальше, Флинт непременно обозвал бы играми в доминирование, если бы кто-нибудь спросил его мнения. Она металась по поселениям оборотней, говорила, говорила, говорила, разрывая общины на части, подбадривая тех, кто был готов ей верить, осаживая и по мере сил высмеивая тех, кто утверждал, что волшебники «снова врут». Конечно, она переманивала оборотней на свою сторону и убеждала в полезности реформы не один год, но когда настало время делать решительный шаг, многие колебались.
Нередко дискуссия перерастала в конфликт, и в ход шли силовые аргументы. Гермионе было ужасно стыдно, но она пропустила нападение; кажется, ещё более стыдно было аврорам. Когда вожак одной стаи, у которого она откровенно выбивала почву из-под ног и отбирала авторитет, бросился на неё, вне себя от ярости, вряд ли она смогла бы что-то противопоставить его физической силе. Конечно, волшебная палочка относится к мускулам с тем же презрением, что и пистолет, но Гермиона пропустила его. Человек, привыкший охотиться в облике волка, действовал слишком стремительно.
Его бросок принял Флинт. Выскользнул из-за плеча, выставил вперёд свободную руку, чётко зная, что увернуться оборотень уже не успеет, и приложил заклинанием. Обвёл притихшую стаю тяжёлым взглядом. Веско сказал:
— В этом не было такой уж нужды. С нами можно договориться миром, — и снова шагнул назад, ушёл в тень.
Когда они аппарировали из этого поселения, он взорвался, как будто к нему поднесли спичку.
— Где вы были вообще?! Я не должен был ничего говорить, моя работа — молчать и защищать нанимателя, почему вы молчали?! Ты, Поттер, почему молчал? Кто здесь силовик, я, что ли?
— Ты чего? — обалдело спросила Гермиона.
Флинт всем корпусом развернулся к ней.
— Моя работа — не высовываться, понимаешь? Я не должен произносить речи, я должен быть незаметен! В этом заключается смысл! Когда на тебя нападают, я должен казаться безобидным искривлением рельефа, меня не должны учитывать! Я делаю это специально, нас учат, но они молчали, когда молчать было нельзя!
— Грёбаные игры в доминирование, да? — не выдержала Гермиона.
— Да, — выплюнул он, немного успокаиваясь. — Ты тоже это понимаешь, почему молчала?
— Я растерялась, — покаянно призналась она, отметив про себя, что это тоже часть той самой игры. — Прости, я постараюсь взять себя в руки. Всё очень быстро, и я боюсь.
Он буркнул что-то неразборчивое и снова затих у неё за плечом.
До позднего вечера они метались по Британии. Флинту пришлось попотеть: в Гермиону иногда швыряли палки и камни, норовили подскочить к ней с кулаками. Авроры быстро смекнули, что её безопасностью занимается специально обученный человек и можно не отвлекаться на это, им и без того хватало работы. Когда стемнело, Гарри заикнулся о том, что, возможно, стоит на сегодня закончить, но она резко сказала «нет».
— Мы должны охватить все поселения крупных стай, — пояснила она, — иначе ночью они непременно нападут. Ты ведь видишь, они даже полнолуния не ждут, нападают в человеческом облике. Физическая сила, помноженная на внезапность, — и никакая палочка не спасает. Если об указе узнают не от нас, а от, скажем так, недружелюбно настроенных волшебников, мы получим не просто неподчинение, а организованный бунт оборотней. Волки очень хороши в загонной охоте, Гарри. Сегодня.
Было далеко за полночь, когда наконец последнее крупное поселение было охвачено. Осталось, конечно, множество мелких, но это было не так опасно. К живущим там оборотням, к тому же, новости доходили не очень быстро.
Гермиона смертельно устала, охрипла, у неё гудели ноги. Гарри тоже уже слегка шатался, но у него рабочий день ещё долго не закончится.
— В министерстве сейчас ад, да? — спросила Гермиона.
— Да, — ответил один из авроров, Праудфут. Они и сотрудники Департамента контроля за опасными существами постоянно аппарировали туда-сюда, транспортируя задержанных и тех согласившихся на регистрацию оборотней, которым требовалась помощь, — а таких было большинство.
— Аппарируем туда.
— Ты там зачем? — устало спросил Гарри. — Там толпа народу, которая жаждет разорвать Кингсли на части.
— Вот и оттяну на себя внимание. Здесь мы закончили, теперь пора навести порядок там.
Гермиона ощущала странное мрачное удовлетворение. Она победила, пусть в одной битве из многих, которые ещё предстоят, но победила! Оборотни пошли за ней, те самые оборотни, которые не желали слушать никого, не доверяли, и за дело. Теперь настала очередь людей.
Перед министерством собралась толпа. Если бы не шеренга силовиков, с трудом сдерживавших людей при помощи магических щитов, толпа хлынула бы в министерство, снося всё на своём пути. Пока же они ограничивались криками и требованиями.
Гермиона решительно прошла к самому входу в министерство, развернулась и произнесла Сонорус.
— Ведьмы и волшебники! — заговорила она. — Вы собрались здесь, потому что опасаетесь за свои жизни и не доверяете нам. Вам кажется, что мы игнорируем ваши интересы, посягаем на ваши права, и вы готовы бороться за себя. Если бы вам представилась возможность, вы бы разорвали нас на части. Вы чувствуете себя обманутыми, преданными, униженными. А теперь выслушайте меня. Точно так же чувствуют себя оборотни. Их всегда презирали, унижали, обвиняли в том, что они только и думают, как бы разорвать кому-нибудь горло. Они не виноваты в том, что стали оборотнями, они ничего не делали для этого, это их беда, кошмар, случившийся в их жизни, но от нашего презрения их это не спасает. Мы отказываем им в работе, в соседстве с нами, мы не протягиваем им руки. Они точно так же, как вы сейчас, борются за свою жизнь, за свои права, за свои интересы. Как умеют. Они так же не верят нам, ведь мы их столько раз обманывали. Вместе с тем, сегодня, когда был подписан так взволновавший вас указ, они дали нам ещё один шанс. Много, очень много оборотней поверили нам и согласились зарегистрироваться и выполнять те условия, которые мы перед ними поставили. И я прошу вас, людей более знающих, образованных, не раздираемых страшным голодом, который невозможно контролировать: поверьте нам и вы. Дайте нам шанс, пожалуйста. Я клянусь вам: если нападения не прекратятся в самые короткие сроки, мы свернём программу и сделаем то, чего вы хотите. И в любом случае не будет такого, чтобы какой-то оборотень убивал людей, а потом как ни в чём ни бывало стал жить среди них, и ему никто не предъявил обвинения в содеянном. Я прошу вас, дайте нам неделю. Ровно неделю, и мы прекратим... — Она запнулась. Нет, так не пойдёт. — Я прекращу нападения на людей, я обещаю. Вы ведь совсем недавно верили мне, помните? Вот я стою перед вами, вот рядом со мной Гарри Поттер. Мы уже спасли Британию, хотя нам никто не верил. Мы сделаем это снова. Я сделаю это, я и Гарри. Не мешайте нам.
Она замолчала. Гарри выдержал небольшую паузу, а потом сказал — не очень громко, но притихшей толпе этого было достаточно:
— Уходите. Вы высказали своё мнение, его услышали. Уходите, я не хочу вас прогонять. Уже поздняя ночь, идите домой и дайте работать.
Гермиона испугалась было, что эти слова снова разозлят людей, но этого не случилось. Они и правда начали расходиться. Гермиона хотела зайти к Кингсли, спросить, как у него дела, но побоялась. Взяла Флинта за руку и аппарировала домой.
Там обнаружился смущённый Филберт, с грехом пополам приготовивший ужин. Мальчишка смотрел на Гермиону с обожанием, и она невольно подумала, что вот он-то запросто может влюбиться в неё.
— Уже все знают, да? — спросила она.
— Конечно! — с жаром подтвердил он. — Роб хотел сегодня же явиться в министерство и зарегистрироваться, но ему сказали, что сегодня работают со стаями, их много, и лучше пусть он зайдёт завтра или в субботу. Это так здорово, что вы смогли. Мы боялись, что вам не дадут.
У Флинта чуть подрагивали губы. Гермиона с тревогой посмотрела на него; он вернул ей угрюмый взгляд.
— Я должен завтра пойти с тобой, — сказал немного напряжённо. — Он ещё не готов. Убьют его, Грейнджер.
— Крупные стаи мы сегодня...
— Ты не понимаешь. Поверь профессионалу, Грейнджер. Его убьют.
— Эй, я рядом стою! — возмутился Филберт. — Можно обо мне не в третьем лице?
— Ты телохранитель, ты всегда в третьем лице.
— А, то есть о тебе тоже так можно?
— Можно. Грейнджер, я серьёзно говорю. Пока ты бегаешь по лесам, я должен быть с тобой.
Он смотрел на неё, и она вдруг отчётливо поняла: если она сейчас откажет ему, он примет её решение. Поставит мальчишку под удар, как тех двоих. Пошлёт на верную смерть. Наниматель — она, а он всегда в третьем лице, это решение он не принимает. Всё, что он может, — просить услышать его.
— Тогда нам обоим надо ложиться спать прямо сейчас, — сказала она. — Я смертельно устала, ты наверняка тоже. Фил, иди домой. Он прав, тебе пока рано ввязываться в такие разборки. Позаботься о своей семье, как бы у вас не случилось чего.
Следующие несколько дней слились для неё в сплошную череду оскаленных лиц, игр в гляделки, убеждений, угроз, аппараций и перекусов на бегу. И крови. Оборотней опьянило собственное насилие, относительная безнаказанность — их не всегда было просто найти — и ощущение власти над глупыми людишками. Убивать приходилось очень часто, слишком часто, и Гермиона благодарила мироздание за то, что хотя бы не должна была делать это лично. Гарри так сильно не повезло.
Очередной рейд они закончили в лесах Уилтшира. Гарри дежурно ворчал, что негоже замминистра шастать по таким местам, Гермиона так же дежурно отвечала, что так, как она знает британских оборотней, их не знает никто. Он в очередной раз не упрекнул её в том, что ничего ему не рассказывала, она в очередной раз не повинилась в этом.
В небольшой деревне, населённой преимущественно волшебниками, они остановились пообедать. Сначала вроде бы всё было хорошо, владелец паба улыбался, подавая усталым гостям горячую еду, а потом что-то пошло не так. По крайней мере, Гермиона обнаружила вокруг агрессивно настроенных людей, которые выкрикивали угрозы и грозились прикончить «предателей рода людского» прямо здесь. Авроры контролировали ситуацию, хотя Гермиона видела, что им уже очень хотелось начать убивать. И вдруг Флинт сорвался с места.
До того он стоял справа от неё, потому что именно там бушевали особенно агрессивно настроенные люди. А потом... Гермиона толком не поняла, что заставило его среагировать, но он метнулся влево и заслонил её собой. Она не видела, что там происходит, только услышала чей-то пронзительный крик, заплясали красные отблески, подскочили авроры, и, тихо охнув, Флинт закрыл лицо руками — Гермиона, глядевшая ему в спину, скорее угадала жест по движению плеч. У неё перед глазами снова встала та колдография, струйки крови, стекавшие у него между пальцами... А потом её грубо ухватили за плечо, и Флинт, едва ли не сунув её подмышку, аппарировал.
Одной рукой он продолжал закрывать лицо, второй крепко держал её за руку.
— Что с тобой? — заволновалась Гермиона. — Нужна помощь?
— Нужна, — глухо ответил он, — и я её получу, не беспокойся. Сейчас, дай мне пару минут. Сложные чары, не мешай.
Она послушно молчала. Точнее, сначала — послушно. Потом её горло сжал страх.
Гермиона узнала место. Это была малая гостиная Малфой-мэнора.
Они действительно крутились неподалёку от него, но она надеялась, что ей никогда больше не придётся побывать здесь. Но Флинту, кажется, в самом деле плохо, а значит, она должна засунуть свои чувства в задницу и действовать.
Раздался шорох. Она резко обернулась и увидела, как в комнату, неслышно ступая по ковру, заходит Драко.
— Ого, какие гости ворвались в мой дом без спросу, — сказал он. — Что вам здесь нужно?
— Помощь и ночлег, — быстро ответил Флинт, наконец отняв руку от лица. Гермиону он продолжал удерживать за плечо.
У Драко перекосилось лицо. Похоже, Флинт произнёс какие-то правильные слова. Гермиона в очередной раз пообещала себе, что выкроит время и изучит все дурацкие ритуалы магической Британии. Когда имеешь дело с чистокровными, иногда только они и могут помочь.
— Ты уверен, что хочешь получить всё это именно от меня, а не, скажем, от кого-нибудь из моих соседей?
— Я не просто уверен, я получу. — Флинт говорил спокойно и в то же время немного угрожающе. Впрочем, надавив, он быстро сбавил тон. — Слушай, я же не предлагаю тебе пойти и утихомирить ту толпу, с которой сейчас разбираются авроры. Просто помоги нам и сиди дальше сычом в своём поместье, не выходя за порог. Я давно понял, ты не хочешь ничего решать, ты хочешь новую рубашку и пирожное с кремом. Я не против, если что, могу даже рубашку прислать.
— Что тебе нужно?
— Не мне, Драко. Нам. Закрытые двери, плотный ужин, комната на ночь, одной достаточно, и доступ к инновационной колдомедицине. И чтобы никто не знал, что мы здесь. Утром мы уйдём. Потом, возможно, к тебе явятся авроры с расспросами, ты уж придумай, что им ответить, когда они поинтересуются, с какого перепугу практически у твоих стен напали на замминистра.
Драко безразлично пожал плечами.
— Госпожа замминистр действительно умеет неплохо пугать людей. Что на тебе за защита?
— Третий комплекс маг-телохранителя, если тебе это о чём-то говорит, — язвительно ответил Флинт.
— Ничего не говорит. Если ты хочешь, чтобы я тебе помог, дай мне информацию. Я на тебя не нападал и понятия не имею, что произошло.
— Ты слыхал про чары, замораживающие атаку?
Лицо Драко закаменело. Гермиона подозревала, что у неё сейчас тоже очень сложное выражение лица.
Она читала об этой разработке, суть которой была старательно засекречена. Такие чары применяли, когда защититься от атаки или нейтрализовать её было невозможно. Шли упорные слухи, что ещё немного — и так можно будет защититься от авады.
— Нет, — очень спокойно сказал Флинт, — на этом свете нет ничего, что ты можешь сделать для меня, чтобы я научил тебя это делать. Да ты и не захочешь, если я расскажу тебе подробности. Это очень вредно для здоровья. В прошлый раз я чуть без глаз не остался. Сейчас практически не чувствую собственное лицо, реально приморозило. Что будет дальше, не имею понятия, последствия разнообразны. Мне нужна помощь, и быстро. А ей нужна защита.
— Случилось-то что?
— Ты не поверишь, я сам насилу поверил. Ей пытались плеснуть в лицо кислотой.
Драко снова явственно передёрнулся, потом недоумённо нахмурился:
— И ты успел не просто защитить её, но и наложить сложные чары? Флинт, ты темнишь.
— Я лучший, — просто ответил он.
— Зачем? — вырвалось у Гермионы.
На неё посмотрели оба.
— Хороший вопрос, — задумчиво сказал Малфой.
— У меня есть пара мыслей, — пожал плечами Флинт, — но я, пожалуй, обсудил бы их с Поттером. Потом. Я голоден и устал. И нервничаю.
Он сказал это так спокойно, что Гермионе в первый момент показалось, что она ослышалась.
— Хорошо, — встрепенулся Драко, — идёмте. Ужин вам принесут прямо в комнату, чтобы ты меньше бегал. Инновационной колдомедицины в Британии нет, кого позвать? Твой врач в Париже, я правильно понимаю?
— В Марселе. Там министерская клиника...
— Знаю её, — отмахнулся Драко, — кто?
— Эжен Крюссо, если он согласится, конечно.
— Я обладаю потрясающим даром убеждения. Отдыхайте, я скоро вернусь.
— Извини, — сказал Флинт, когда шаги Малфоя замерли вдали.
Гермиона села на огромную кровать, занимавшую почти половину комнаты. Забранное решёткой окно, ткань в слизеринских цветах, которую здесь, по старинному обыкновению, использовали вместо обоев, — всё напоминало ей, где она находится. Это было невыносимо... Она подняла глаза на Флинта. Нет, что за глупости, выносимо, конечно же. Ему нужна помощь. Он рассчитывает получить её здесь. Перед глазами снова встал Флинт, едва различимый в дымке, и струйки крови между пальцев. Их как раз было видно очень хорошо, наверное, фотограф постарался. Флинт сказал, что тогда едва не лишился глаз. Он напирает на то, что ему нужна помощь, хотя раньше даже виду не подавал, что ему что-то нужно. Видимо, всё серьёзно.
— Ничего страшного. Тебе нужна помощь, я готова принять её и от Малфоя.
— На самом деле ситуация не только во мне. Далеко не только во мне. Прости, я, если честно, здорово растерялся. Это странно всё. Тебя не пытались убить или даже серьёзно покалечить, тебя хотели обезобразить. Зачем? Какой в этом смысл? Это не лишит тебя должности, более того, хорошая колдомедицина способна сильно уменьшить последствия. Красавицей ты бы не осталась, конечно, но министр и не обязан пленять всех безупречными чертами. Зато ты бы стала героиней и жертвой произвола в глазах всей магической Британии. Так зачем? Я не понял и решил убрать тебя оттуда подальше.
— Но почему именно сюда?
— Извини, — повторил Флинт. — Мне нужен был кто-то, кто совершенно точно не желает тебе зла.
— И ты выбрал Малфоя?! Прости, ты меня сейчас шокировал.
— Ну да, его. Слушай, ты уже давно не заучка Грейнджер из Гриффиндора, ты замминистра магии. А у Драко Малфоя амбиций в этой стороне нет, он держится от политики подальше.
— То-то его отец в своё время министерство в кулаке держал.
— Поэтому я и уточнил: у Драко Малфоя. Он наигрался во все эти игры и сыт по горло. Теперь его занимают исключительно розы, весь сад ими засадил, новые сорта выводит. И слушать ничего не хочет о министерстве магии. Он тебе не враг. Замминистра — точно не враг.
— У Гойла кролики, у Малфоя розы... С чего вдруг они оба в селекцию подались?
— У дураков мысли сходятся, — хмыкнул Флинт.
— Ну хорошо, положим, от Драко можно не ждать подвоха. А Люциус? Он ведь тоже здесь.
— Я попросил помощи у Драко. Теперь Люциус — его проблема, и пока что он её неплохо решает. Главное — из этой комнаты не выходить.
Гермиона взяла палочку в руку, осмотрелась. Действительно, комната была защищена тонкой, почти незаметной сетью чар. Сюда не мог зайти никто, кроме них двоих, если они не пригласят.
— Если честно, я думала, что Малфой-мэнор защищён от аппарации кого попало.
— А он и защищён, — беспечно сказал Флинт, укладываясь на кровать. — Я просто умею пользоваться твоими полномочиями замминистра, которыми ты сама пользоваться стесняешься. Ты ведь помнишь, что твой жетон открывает любые двери и проникает сквозь антиаппарационные барьеры?
— Забыла, — призналась Гермиона.
Ей было ужасно стыдно. Это она была «заучка Грейнджер», ходячая энциклопедия, это она помнила самые заковыристые правила и древние прецеденты, и вдруг забыла такую важную вещь!
— Ничего, бывает. Просто не пользовалась этим никогда и наверняка думала, что и не воспользуешься. Иди сюда, — Флинт хлопнул по покрывалу рядом с собой. — Тебе надо расслабиться. Мне тоже, — подумав, добавил он.
Это сработало. Гермиона чувствовала себя виноватой перед ним, и раз ему от этого станет легче, почему бы не прилечь рядом? Он убедится, что она в безопасности, и сможет отдохнуть.
Она отдыхать в Малфой-мэноре была неспособна.
Флинт был тёплый и в меру мягкий. По крайней мере, лежать на нём оказалось удобно и приятно. А ещё она привыкла к его запаху, и он воспринимался как фактор безопасности. Это хорошо. Всё, что давало хотя бы иллюзию безопасности, сейчас во благо.
Когда в дверь постучали и раздался писклявый голос эльфа, Флинт осторожно вылез из-под Гермионы и, держа в одной руке палочку, пошёл открывать. Сюрпризов не было: на пороге стоял эльф.
— Хозяин Драко сказал, что Минни должна принести ужин, — пропищало одетое в наволочку существо.
— А где хозяин Люциус? — спросил Флинт, забирая поднос.
— В саду. Он всегда вечером гуляет в саду, розы так хорошо пахнут.
— Хорошо, иди.
Флинт закрыл дверь и вернулся с подносом к Гермионе.
— Всё будет хорошо, — убеждённо сказал он. — Поешь.
Гермиона кивнула и села, поймав себя на том, что потирает руку. Надпись «Грязнокровка» можно было убрать, но она не стала. В детстве она слышала, что люди, пережившие концлагеря, не убирали с рук номера, даже когда медицина стала делать это без особых проблем. Память о боли иногда бывала не менее важна, как память о счастье.
Вкуса еды она почти не чувствовала. И впервые была рада, что Флинт её проверил.
Они едва успели доесть, как в дверь снова постучали.
— Это я, — громко и отчётливо произнёс Драко, — привёл тебе твоего колдомедика.
Флинт открыл дверь, и на него обрушился поток быстрой французской речи. Гермиона привстала, чтобы разглядеть что-то за массивной фигурой Флинта. На пороге стоял Драко, а рядом с ним — человек-гора: полный, высокий, розовощёкий, он размахивал руками так, словно был ростом с профессора Флитвика и мог было не опасаться снести всё вокруг этими огромными лапами.
Флинт обернулся к Гермионе.
— Я выйду с ним ненадолго. Тут в целом безопасно, и я очень быстро вернусь. Прости, мне правда нужно.
— Иди, конечно.
Дверь закрылась. Гермиона уселась, сжавшись в комочек, и стала усиленно думать о работе. Раскладывала всё по полочкам, планировала, подводила итоги, набрасывала в мыслях отчёт по первому этапу реформы, — что угодно, лишь бы не думать о том, о чём думать нельзя.
Помогло. К тому времени, когда вернулся Флинт, она почти выровняла дыхание.
— Как ты? — хором спросили они оба.
— Я в порядке, — быстро ответила Гермиона, — ты как?
— Ну, здоровее не стал. Но и страшного ничего не случилось. Мсье Крюссо — большой специалист по этим чарам, он хорошо помог.
— Как это... ощущается? — спросила Гермиона. Вопрос был глупый и, наверное, неуместный, но она сначала задала его, а потом подумала об этом.
Флинт какое-то время обдумывал ответ.
— Это больно, — наконец сказал он. — Мы стараемся не использовать эти чары, потом работать тяжело. Они принимают на себя... не всё. Не знаю, как объяснить. Мне прилетает отдача, и иногда лучше бы мне прилетело то, от чего я защищаюсь. Но нельзя. Я тогда работать не смогу. Извини, я не умею объяснить лучше.
— Гарри меня, наверное, ищет.
Гермиона понимала, что переводит тему не самым удачным образом, что не знала, что ещё сказать.
— Так пошли ему патронуса. Вы же так переговариваетесь вроде?
Она горько усмехнулась.
— Думаешь, я смогу сейчас? Я здесь будто рядом с дементором.
— Да ладно, — Флинт плюхнулся на кровать, заложил руки за голову. — Помнишь, как впервые увидела Хогвартс? Ночь, озеро — и вдруг эти огни, из которых медленно проступает силуэт замка? Помнишь? Ты с кем в лодке была?
— С Невиллом, Гарри и Роном, — отозвалась Гермиона. Она и правда вспомнила, как стояла на берегу и смотрела на сияющую громадину на другом берегу озера, потом неуверенно полезла в лодку вместе с мальчишками, и эта лодка поплыла, а громадина всё наползала и наползала, закрывая полнеба, и наконец она увидела, по-настоящему увидела, как именно выглядит Хогвартс. — У меня дух захватило тогда. Кажется, если бы не это, я бы кричала.
Флинт молча вложил ей в руки палочку. Она не сразу поняла зачем, Хогвартс всё ещё был у неё перед глазами, но потом вспомнила и поскорее произнесла заклинание.
Серебристая выдра посмотрела на неё недовольно, как будто её оторвали от важного дела. Гермиона надиктовала ей короткое сообщение и отправила к Гарри.
— Спасибо, — сказала она Флинту, когда выдра исчезла. — Не думала, что смогу.
— Хогвартс действует безотказно. Проверено на многих. Ложись спать, больше тут всё равно заняться нечем.
Он встал с кровати и с невозмутимым видом начал раздеваться.
— Мы сегодня ночуем в одной постели? — зачем-то уточнила она. Смущение — забавная штука.
— Именно. Да не волнуйся ты, я не имею привычки лезть к девушкам против их воли.
Гермиона не сказала, что такое тело, как у него, может лишить её воли и безо всякого намерения с его стороны. В конце концов, не в Малфой-мэноре же...
Флинт в белье был невообразимо хорош. Хотелось немедленно завернуть его в пижаму, чтобы не пялиться. Он явно прочёл эти мысли на её лице и нагло ухмыльнулся.
— Ну, хорош я, хорош, что скрывать. Любуйся, пока есть возможность. Лапать можно, но аккуратно и не в стратегически важных местах.
— Да ты самовлюблённей Нарцисса, — рассмеялась она.
— А чего скромничать? Чур, моя правая половина кровати.
— Оставляешь пространство со стороны рабочей руки, да?
— Конечно. Ты, если что, и с левой колданёшь. Ложись давай, утро скоро.
— Не так уж и скоро, часы внизу только недавно одиннадцать бомкнули.
— О, ты и не заметишь, как оно настанет!
«Да он же специально меня смешит», — вдруг поняла Гермиона. И от этой мысли почему-то стало очень тепло.
Что случилось дальше, она так и не поняла. Она честно собиралась лечь и уснуть, но вместо этого зачем-то стала водить пальцем по широкой груди Флинта. Он в ответ рассеянно гладил её по волосам, и выражение лица у него было, как будто он думает о своём, пока рядом с ним нанимательница занимается делами, к которым он не имеет никакого отношения. Жмурился иногда, как кот, да и всё. А потом что-то изменилось.
Начала всё именно Гермиона, вне всякого сомнения. Она была уверена: если потом, сгорая от стыда, пересмотрит эту сцену в думосборе, ничего нового не обнаружит. Начала она. То ли у неё слишком долго не было мужчины, то ли так сказался стресс от пребывания в Малфой-мэноре, но раздетый Флинт будоражил её неимоверно. И в какой-то момент она перестала сдерживаться.
Он дождался, пока она распалится достаточно; она была совершенно уверена, что он просто лежал и ждал удобного момента, а потом мягко притянул её к себе и начал целовать. Она протестующе замычала, мотнула головой и перешла к более решительным действиям. Поцелуев ей сейчас было отчаянно мало. Флинт покладисто помог им обоим освободиться от белья и улёгся поудобнее. Она немедленно его оседлала и только тогда поняла, какая это была замечательная идея.
Напряжение этого дня, а заодно нескольких предыдущих выходило из неё, как пробка выходит из бутылки шампанского: сначала с трудом, а потом насилу удерживаешь, и наконец грохот, брызги, и пена переливается через край фужера. Флинт, спокойно принявший на себя роль ведомого, делал именно то, что ей было сейчас необходимо: не мешал. Впрочем, его, кажется, всё устраивало. Он отдыхал от физических нагрузок, ещё и удовольствие получал. Гермионе уже немного приелась его обычная шуточка, но сейчас она снова всплыла в памяти. От игр в доминирование Маркус Флинт отказался наотрез, попросту отдав ведущую роль ей и даже не пытаясь протестовать.
Впервые у неё был не секс, венчающий любовь, а секс, в котором она избавлялась от страха, от тревоги, от дурных воспоминаний. Эмоция, чистая, как крик, и такая же отчаянная. Она то вцеплялась Флинту в плечи, то откидывалась назад, двигаясь, потому что не двигаться было невозможно, и с каждым выдохом выталкивая из себя то, чему в ней не место: слабость, неуверенность, желание спрятаться и не выходить к людям больше никогда.
Когда всё наконец закончилось, она заснула так быстро, что даже не скатилась с него толком.
На работу Гермиона проспала. Постыднейшим образом, впервые за несколько лет. Флинт, к слову, тоже. Они проснулись одновременно, один из них — ни он, ни она не могли бы сказать кто — разбудил сонным движением другого. Сквозь приспущенные шторы чётко просматривался яркий дневной свет.
Гермиона ахнула.
— Который час?!
Словно услышав её ответ, часы внизу гулко пробили десять. Она схватилась за голову и скатилась с кровати. Флинт лениво следил за ней из-под полуприкрытых век.
— Куда ты так спешишь? — зевнув, спросил он. — Заместителю министра можно прийти попозже, а никаких рейдов вы вроде на утро не назначали.
— Не назначали, до обеда я должна разбираться с текучкой. Её уже немало набралось. Ты что, не понимаешь? Гарри с ума сходит, где я и что со мной!
— Ты же ему сказала, что в безопасности и чтобы он не волновался.
— Думаешь, ему этого хватит? А вдруг меня заставили так сказать?
Флинт поморщился.
— А потом вы обижаетесь, когда мы говорим: «Магглоро-о-ожденные!» Кто же под принуждением патронуса наколдует?
— Тебя бы это успокоило? Или ты всё же переживал бы за нанимателя? Он тоже привык контролировать моё местонахождение, знаешь ли.
— Не на ту пуговицу застегнула, — заметил Флинт и поднялся с постели.
У Гермионы перехватило дыхание. Всё-таки правильно говорят в маггловском мире: природа своё всегда возьмёт. Ей всегда нравились накачанные парни, и даже сейчас она не могла смотреть на это тело спокойно. Хотелось обнять его, провести по мышцам руками, прижаться к широкой груди.
Хотелось повторить то, что было ночью. Желание было таким нестерпимо острым, что пару секунд она всерьёз раздумывала, не сходить ли в душ и не помочь ли себе там быстренько.
— Чуть попозже, — сказал Флинт негромко, и от его голоса, чуть более низкого, чем обычно, у неё засосало под ложечкой. — У нас ещё будет на это время, обещаю.
Он втиснулся в штаны, и ей стало немного легче. Чуть дрожащими пальцами она застегнулась правильно, и они аппарировали прямо из комнаты, не попрощавшись.
— Наверное, надо всё-таки сказать ему «спасибо», — неуверенно произнесла она.
— Успеется, — отмахнулся Флинт, — он никуда не денется. Меня больше волнует, кто и зачем сделал то, что сделал.
И вдруг Гермиона поняла, что знает ответ.
— Я тебе чуть позже расскажу. Зайди вместе со мной к Гарри и послушай.
Флинт хмыкнул.
— Значит, правду говорят.
— О том, что секс прочищает голову? Да, тому немало подтверждений. В кровь выбрасываются вещества, которые... А, неважно. Гарри! Гарри, не уходи, мне надо с тобой поговорить!
— Ну наконец-то! — выдохнул Гарри и снова отпер свой кабинет. — Заходи.
Они зашли втроём. Гарри покосился на Флинта, но ничего не сказал.
— Послушай, я поняла. Не смотри на меня так, я просто проспала, но это к лучшему, я поняла. Старший аврор Поттер, я как заместитель министра магии прошу задержать Гордона Питча и его сестру Элоизу по обвинению в нападении на должностное лицо. Кроме того, я обвиняю Глорию Найт в небрежении обязанностями, которое повлекло за собой серьёзное правонарушение. Вот так, Гарри, всё просто. Политика здесь сбоку, мотивы личные.
— Это из-за того, что на Элоизу напали оборотни, да? — спросил Гарри, торопливо отправляя служебку кому-то из подчинённых. Он, конечно, перебрал их всех, искал виновника.
— Именно. Понимаешь, Элоиза и Гордон магглорожденные. У них стереотипы не волшебников. Когда это всё случилось... А, ты же не знаешь. Мне плеснули в лицо кислоту, Гарри. И Маркус недоумевал, зачем это сделали, понимаешь?
Гарри непонимающе моргнул.
— Я сейчас объясню. Маркус — чистокровный волшебник, он мыслит как чистокровные волшебники. Для него, для таких как он, у меня есть один недостаток: я магглорожденная. Чтобы занять достойное место в мире волшебников, я, по его мнению, должна просто хорошенько его понять и узнать, правильно я говорю, Маркус?
Он хмыкнул.
— Ну, если загоняться подобными материями, тебе ещё неплохо бы жениться на ком-нибудь чистокровном.
Гермиона хотела сказать, что женщины не женятся, но не стала. Почему-то она очень ясно поняла, что Флинт хотел сказать именно то, что сказал.
— С точки зрения маггловского мира у меня есть ещё один серьёзный недостаток, который намного сложнее исправить. Ты ведь понимаешь, о чём я, правда, Гарри?
Гарри кивнул, блеснули линзы очков.
— Ты женщина, — сказал он.
— Именно. Чтобы продвинуться по карьерной лестнице, я должна быть, во-первых, безупречным политиком, а во-вторых — безупречной женщиной. Всегда красивая, ухоженная, на каблуках, посмотри, Гарри, я ведь делаю это, неосознанно, но я делаю это! Притащила с собой стереотипы из маггловского мира. Рон так удивлялся, когда я, придя с работы, норовила непременно приготовить ужин, ведь я жена, я должна. Взгляни на чистокровных волшебниц, на ту же Гвинет, на Джинни, они выглядят намного проще. Элоиза магглорожденная. Когда ей порвали лицо так, что полностью восстановить его не в силах даже волшебники, она решила, что жизнь закончена. А потом появилась я и моя реформа, с её точки зрения, задабривающая тех, кто её искалечил. И она решила отплатить мне тем же. Кроме того, она верила, что если я буду обезображена, то, несомненно, уйду с поста. Ни одна женщина не может оставаться в политике, если её лицо больше не миловидно. Мне пришлось здорово вывихнуть себе мозг, чтобы понять, что, например, для Маркуса это вовсе не самоочевидная истина. Это маггловские игры в доминирование, не магические. Но они ведь магглорожденные. Элоиза хотела отомстить, её брат — отомстить и остановить реформу, которую считал губительной для магического мира. И они решили сделать так, чтобы я больше никогда не смогла доминировать, а, наоборот, была скинута в самый низ иерархической лестницы. Обезображенная женщина — достаточно униженная позиция в глазах магглов, не так ли? Гордон много времени проводит с Глорией, он заметил, когда она оставила без присмотра печать департамента международных сношений или конверт с грифом срочности третьей степени. Это привилегия именно международников: в случае серьёзной проблемы на международном уровне они имеют право прислать письмо, минуя всех, включая секретарей. Я как бы между прочим поинтересовалась у Глории, не было ли чего-то, заслуживающего срочности третьей степени. Если бы то письмо, от которого меня защитил Маркус, отправила она, она бы отреагировала на эти слова, понимаешь? Хоть как-то. Но она вообще ничего об этом не знала, а ты сказал, что Гвинет ни в чём не виновата. Маркус видел на конверте штамп международников, Маркус, он был жёлтый или зелёный?
— Жёлтый, — не задумываясь ответил Флинт.
— Вот видишь. Срочность третьей степени. Такие письма присылают раз в десяток лет, Гарри, она бы отреагировала. Попыталась бы оправдаться или подготовилась к такому вопросу заранее. Но она ничего не знала об этом письме. А ведь оно было направлено на то же самое: обезобразить меня. Огонь в лицо. Надо ещё узнать, откуда они знают про Адское пламя, но в принципе о нём наверняка знают многие, сплетни — обычное занятие офисных клерков. Я думаю, Захария разболтал, но вообще даже от Рона могли выведать в непринуждённой беседе, и что я репетирую речи на кухне, тоже. Не такая уж это страшная тайна, я же не просила скрывать. Вы не выяснили, от кого именно меня заслонил Маркус?
Гарри покачал головой.
— Этот человек сразу же аппарировал. Мужчина, невысокого роста, чуть лысоватый. Возможно, оборотка.
— Точно оборотка, он высокий, — подал голос Флинт. — Он так размахнулся... Он на самом деле с меня ростом.
— Значит, Гордон лично или кто-то, кого он нанял. Гарри, извини, я присяду, что-то меня трясёт. Много воли даю эмоциям в последнее время.
— Я вчера с Джинни поссорился, — вдруг виновато сказал Гарри. — Просто сорвался и наорал ни с того ни с сего. Не знаю, как извиняться теперь. Она, конечно, понимающая, но меня сильно сорвало. Мы все на нервах, Гермиона, ты ещё отлично держишься.
Флинт резко выбросил руку, и Гермиона, увидев, что он делает, закричала:
— Нет! Маркус, не надо!
Он посмотрел на неё растерянно, но руку не сжал. Перевернул ладонью вверх, показал осторожно зажатого между пальцами жука.
— Опять?! — блеснул очками Гарри.
— Закрой-ка окно, — прищурилась Гермиона. Жук протестующе зажужжал, пытаясь вырваться.
Гарри взмахнул палочкой, плотно закрывая всё, через что могло бы выбраться наружу крохотное существо.
— А теперь, — сказал он, — давайте поговорим, мисс Скитер. Вы же понимаете, этот джентльмен может по чистой случайности вас раздавить.
— Я здесь, между прочим, в ваших интересах, — заявила Скитер, встав рядом с Флинтом. — Просто не хотела прерывать занимательную беседу, только и всего. Мне в руки попал любопытный документ, и я хотела бы передать его правоохранительным органам. Возьмите, мистер Поттер, — она подала ему тонкую папку. — Прошу заметить: отдаю вам сенсацию, которая могла бы меня озолотить! Если бы я описала её в стиле «аврорат, как обычно, ничего не делает», разумеется; победные реляции журналисту славы не приносят. Сэкономлю вам время: здесь содержатся доказательства того, что по меньшей мере четыре нападения оборотней были подстроены.
— В каком смысле? — спросил Гарри, беря папку в руки.
— В том, что оборотням указали, когда и на кого можно эффективно напасть. Сами они бы не стали идти к людям не в полнолуние, но им дали гарантии. И указали на дома, которые можно ограбить; волки, знаете ли, на это неспособны, а вот в человеческом обличье можно и ценности прикарманить. И вот здесь, миссис Грейнджер-Уизли, мотивы отнюдь не личные, а очень даже политические.
Гермиона кивнула.
— Разжигали ненависть, я понимаю.
— Именно. Госпожа будущий министр, я надеюсь, когда вы придёте к власти, лояльность мне зачтётся и я получу хотя бы шанс на интервью. Для начала.
— Благодаря моему удивительному терпению и человеколюбию вы до сих пор на свободе, мисс Скитер, сколько вам ещё лояльности? И мне, должна признаться, очень любопытно узнать, почему вы вдруг решили нам помочь.
— Мелуаза Флимберг?! — воскликнул Гарри, листая папку. — С ума сойти! То есть, я не о том хотел сказать. Мисс Скитер, эти сведения... Вы ведь их не раскопали в ходе долгого и кропотливого журналистского расследования. Вам ведь их дали готовенькими. А вы даже заклинание изменения почерка наложили неаккуратно, ай-я-яй. Тот, кто вам это передал, не просил ничего добавить на словах?
— Просил, — Рита Скитер величаво кивнула. — Только не вам, мистер Поттер. А вам, — она указала пальцем на Грейнджер. — Он сказал: «Если в таком виде извинения семьи будут приняты, я буду очень рад. И намекни как-нибудь этой дуре, чтобы не проморгала своё счастье. Во всех смыслах».
Гермиона почувствовала, как от её лица мгновенно отлила кровь. Слабо осознавая, что делает, она потёрла левую руку, то самое место, где было выведено: «Грязнокровка».
— Спасибо, — медленно сказала она. — Передайте ему именно это: спасибо. Вот ведь удивительно умеет чувствовать момент человек.
Флинт выразительно кивнул.
— Гарри, я могу идти или я тебе нужна для допроса?
— Нет-нет, я всё понял и справлюсь. А вот вы, мисс Скитер, останьтесь, пожалуй. Сделаем хороший материал с комментариями должностных лиц. Гермиона, как будет минутка, к Кингсли зайди, пожалуйста, он тебя хотел видеть.
— Непременно. Прямо отсюда к нему и пойду.
— Итак, я уже Маркус, — констатировал Флинт, когда они вышли в коридор.
— А, что?.. Ох. Прости, я не заметила.
— Да я ж не против. Наоборот, приятно. Знаешь, раз сегодня все откровенничают, наверное, мне тоже надо. Ты всё спрашивала, зачем да почему я к тебе рванул, подозревала всякое. Правильно подозревала, не случайно я, конечно. — Он смотрел куда угодно, только не на неё; обшаривал взглядом пустой коридор, с подозрением смотрел на портреты на стенах. — Я ведь втрескался в тебя давно уже, такие дела. Мало кто знал. И когда у тебя начались... проблемы, назовём так, этот мало кто прислал мне сову.
— Я так и знала, что ты не просто так ему доверяешь.
— Ну, он сидит-сидит у себя, а смекает. Просто лезть ни во что не хочет.
— Правильнее будет сказать «боится», я думаю.
— Наверное. Я не вникал. Он правда не лезет, не прикидывается. Но считает, что будущее за вами. Нравится это ему или нет, я не знаю, но он это принимает как факт. Я знал точно, что он тебе не навредит. Хотел бы навредить, не вызвал бы к тебе меня.
— А теперь эта история с Флимберг...
— Ну, признайся, у него появился шанс. Заслужить признательность министра — в его положении отличный ход.
— А раньше он сказать не мог, — поморщилась Гермиона.
— У него спрашивай. Может, он и не знал раньше. Стал копать сейчас, потому что надо было срочно найти для тебя подарок.
— Да я более чем уверена, что в этом замешан его папаша. И что папашу он не сдал.
Флинт ничего не ответил. Остановился у двери кабинета министра, подпёр стенку.
— Доброе утро, Кингсли, — преувеличенно бодро сказала Гермиона, заходя.
— Здравствуй, — пока ещё министр тепло улыбнулся ей. — Ну что, дорогая, ты готова принять управление этим взбесившимся кораблём?
Гермиона посмотрела на него умоляюще.
— Точно не получится тебе остаться?
— Никак, — он развёл руками. — Объективно-то всё получается неплохо, лучше, чем я боялся, но ты ведь знаешь, что такое человеческое восприятие. Люди в ярости, они не хотят слушать правду, а пересказывают друг другу всякие бредни.
— А если принести им в жертву человека, который организовывал нападения оборотней на людей?
— Ого, ты и такое можешь? Думаю, это поможет удержаться тебе, дорогая. Ещё пару дней я могу тебе дать, побалансирую на шатающемся кресле, а потом ты станешь исполняющей обязанности министра, это неплохие полномочия. Удержишь руль?
— Придётся, — вздохнула Гермиона.
— Вот и договорились. Да не переживай так, я и так просидел в этом кресле неприлично долго. Честно говоря, я думал года полтора максимум продержаться. Но получилось намного лучше.
Всё равно это было несправедливо, и Гермионе хотелось кричать об этом так громко, чтобы стёкла дребезжали. Конечно, она не стала этого делать.
Флинт отлепился от стены, когда она вышла, и зашагал рядом, отгоняя тяжёлым взглядом всех, кто подходил к его нанимательнице слишком близко.
— Знаешь, — сказала ему Гермиона, — ты был прав. Когда влюбляешься, делается легче. Пожалуй, я этим и впрямь воспользуюсь.
— Ну да, — спокойно ответил он, — мне с тобой с самого начала было легко.
— Мерлин, до чего же глупо и одновременно увлекательно говорить об этом, идя по коридору первого этажа. Маркус, ты ведь не против, м-м, чуть более серьёзных отношений, чем секс от случая к случаю?
— Не против, конечно, я за этим сюда приехал. Не рассчитывал, конечно, что всё получится так быстро и хорошо, но надеялся на успех.
— О, да, мистер Самоуверенность, я в тебе не сомневалась.
— Да я не против даже, если ты пожелаешь управлять магической Британией под именем миссис Грейнджер-Уизли-Флинт. Мне, пожалуй, польстит. Но если что, я понимаю, что такое политическая целесообразность.
Гермиона покачала головой.
— Нет, определённо, скромность в число твоих достоинств не просто не входит — она держится от них подальше. Мне просто нравятся мужчины твоего типажа, в сексуальном плане нравятся, и всё. Пока что всё.
Флинт чуть улыбнулся краешками губ. Кажется, он не поверил.
Чуть поразмыслив, она подумала, что, наверное, правильно не поверил. Человек, способный во всех отношениях прикрыть спину, был для неё кое-чем большим, чем просто сексуально притягательный мужчина.
Что ж, кто знает, вдруг второй брак окажется более удачным, чем первый? В конце концов, это у Гермионы было семейное: она сама родилась от второго брака своей матери.
— И вот ещё что, — сказала она чуть смущённо, когда Флинт, проверив её кабинет и убедившись, что всё в порядке, пустил её наконец на рабочее место, — я правда попробую обойтись без этих всех... игр. Дома, я имею в виду.
Он посмотрел на неё и весело, от души, рассмеялся. И смущение куда-то ушло. Осталось тепло и осознание того, что её принимают такой, какая она есть.
Это было здорово.