Приключения тюремного лекаря

Март был уверен, что назавтра больше половины воинов не вылезут из палаток, и оказался прав. Те, кто всё же успели проспаться, отправились пополнять запасы воды; сетям и лукам тоже не следовало скучать. Сигверт, позвав двух воинов, ушёл вброд на Тёмные земли проверить тропу до замка. Он был невозмутим и насмешлив, как всегда, будто не было вчерашнего разговора, но Марта преследовало противное, вязкое чувство. Получалось, что кунг открыл свои сомнения одному Марту, и то лишь во хмелю. А он всё равно что плеснул на открытую рану крепким вином. Теперь уж ничего не сделаешь, не идти же извиняться… Чтобы отвлечься от назойливых мыслей, Март пошёл к Лейву. Он давно вправил травнику вывих, но Сигверт по-прежнему оставлял того в лагере, не допуская до тяжёлой работы. Теперь Лейв разминался на берегу с мечом. Увидев Марта, он сделал особенно сильный выпад, широко улыбнулся и подмигнул. — Сильно-то не маши, а то опять вправлять придётся, — буркнул Март. — Отдохни, посидим. Они уселись здесь же, на берегу, на толстом бревне. Отлив, которым воспользовался Сигверт, обнажил берег и брод. Вода журчала, огибая длинные камни и закручиваясь мелкими водоворотами. — Почему на нас не напали вчера? — спросил Март, не сводя глаз с воды. — Ты не рад? — Я не понимаю Сигверта. Почему он так уверен, что на том берегу будут ждать, когда он соизволит явиться? Смотри сам. Мы стоим под носом у врага. Выставляем троих часовых на весь лагерь. Вместо того, чтобы строить укрепления или найти место получше, мы распиваем пиво! Вчера в этой клятой мгле хватило бы десятка лучников, чтобы перебить всех до единого. Цвет северного войска, забери вас тьма! Один ходил на руках по берегу, другой кусал всех за ноги, третий… а, что говорить! Будь ты на том берегу, удержался бы, чтобы не перебить пьяных недоумков, разгулявшихся у тебя под носом? — Нет, — подумав, ответил Лейв. — То-то и оно. Неужели Сигверт уверен в честности нового тана? Лейв фыркнул. — Нет, разумеется. Не знаю, что тебе сказать. С Сигвертом всегда так: ему либо веришь, либо уходишь. Уфф, умотался я!.. Веринг потянулся, зевнул и неожиданно сказал, глядя на Марта: — Я могу проводить тебя в деревню. — Это ещё зачем? — Сигверт утром сказал, что ты не клялся ему в верности и не должен подвергать себя опасности. Пока светло, я провожу тебя до домов. Оттуда можно будет добраться в столицу, если мы не вернёмся. — Сигверту придётся привыкнуть, что в войске теперь есть человек, думающий своей головой, — отрезал Март. — Если меня потянет в деревню, я уж как-нибудь соображу, как не заблудиться на пустоши. И не забуду повторить это Сигверту, если его не уложат на вечный сон в этих гостеприимных горах. — Не злись на него, — примирительно сказал Лейв, кладя Марту руку на плечо. Март раздражённо дернулся: он не терпел ненужных прикосновений. — Как бы там ни было, а Сигверт темнит, — сказал он, поднимаясь. Глянул на противоположный берег и мгновенно подобрался: по горной тропке спускались люди, почти сливаясь с бледными камнями в своей некрашеной одежде. — Местные, — Лейв уже стоял рядом. — Идут менять поделки на еду. Так что, тебя в деревню-то вести? Март ответил ему взглядом, от которого когда-то шарахались лаконские воины, и принялся вновь рассматривать людей, уже приблизившихся к обледеневшим камням брода. *** Пока незваные гости шли по скользким камням, удалось рассмотреть согнутые спины, потрёпанные шерстяные плащи, заплатки на коленях — простолюдины, не воины. Всего трое. На боку у каждого висел узел, откуда они, добравшись до лагеря, достали поделки — искусно вырезанные из дерева фигурки животных: — Возьмите детям для забавы, жёнам на радость. Ещё можем дров наколоть, котлы почистить… Гости вовсю стучали ложками, хлебая прямо из котла с остатками завтрака, пока их изделия ходили по рукам. Март взял несколько поделок и невольно залюбовался тонкой работой. Особенно приглянулся ему змей, вырезанный из берёзы. Мастер едва тронул резцом изогнутую ветку, добавив морду и крылья на спине, и окрасил древесину жёлтым. — Полоз. Солнечный змей, — пояснил мастер, и Март вздрогнул, внезапно вспомнив прощание с Камиллой. — Возьмите на счастье! У нас говорят, что беды оставят наши земли, когда в Великую ночь Солнечный змей схватится с Лунным и победит. — Солнечный змей? — заинтересовался Лейв. — Он самый! — Мастера даже перестали орудовать ложками. — В этот раз дело верное. Сам новый тан знает, что ему выпал короткий срок, хоть и думает, что сможет переиграть судьбу. Слушай, какой знак ему был!.. Март вполуха слушал историю, как одна из служанок тана, смахивая пыль с книг в его покоях, нашла старинный свиток. Свиток этот будто бы сам упал с верхней полки, где лежали книги, которых не касались годами, и волшебным образом развернулся в руках. Историю явно пересказывали не первый раз, она обросла подробностями одна другой неправдоподобнее. — …В Великую ночь будет битва, будут биться два змея, солнечный и лунный, и в поединке решат, кто владеет своим оружием и силой по праву, и кто будет владеть нашими землями… Брови Лейва поползли вверх, Март фыркнул и поспешил перебить мастера: — И давно у вас эту сказку рассказывают? — Какое там давно! Говорю же, на прошлой неделе свиток нашли. Кто в замок вхож, рассказывали, что тан смотрел так и этак, но дело верное — пергамент старый, чернила тоже. Да и писать по-старинному никто из наших не умеет. Мы думаем, в эту Великую ночь всё и решится. Может, солнце вернётся на наши земли… Ложки снова заскребли по дну котелка. Лейв протянул гостям хлеб, и те очистили котёл не хуже, чем если бы тёрли песком. Увязали оставшиеся фигурки и остатки хлеба в платки — Лейв успел ещё сунуть копчёной трески, приевшейся в лагере, — поклонились и заторопились: дни стали особенно коротки, и тем, кто хотел успеть домой засветло, было некогда рассиживаться. — Интересно выходит, — пробормотал Лейв, вертя в руках поделку. — Солнечный змей, а? Как думаешь, как лучше Сигверту сказать? — Ты правда думаешь, что Сигверт не знал о легенде? Я готов поверить, что пергамент — не подделка; раз тут алхимики, они в этом деле разбираются. Что с того? Сказки о Великой ночи много где рассказывают. Сигверт сам назвался Золотым змеем или как его тут кличут. Услышал где-то легенду и решил воспользоваться… — Он не сам назвался, — в глазах веринга горела такая вера, что Март понял: все они здесь только и ждали, когда пресловутая «драконья кровь» покажет себя, ждали волшебства и оживших легенд. — Это мы его так прозвали. Видел же, как он сражается? Быстрый, в чешуе — чисто змей. Золотой. Солнечный. И оказался здесь в саму Великую ночь. Я рад, что буду биться рядом с ним. Так как ему сказать-то, а?.. — Ничего не говори, — посоветовал Март. — И змея спрячь. Могли и напутать. Пусть делает так, как задумал. А Великая ночь — это ваш Йоль? Лейв кивнул. Март не стал продолжать разговор и ушёл на берег. Ему не терпелось распутать клубок. Где-то в глубине золотыми искрами разгоралась детская радость: ты же сам мечтал отыскать на севере волшебство, сам выпытывал про доспех… Несомненно, Сигверт знал о легенде, потому и не боялся нападения. Тану Тёмных земель важно победить именно в поединке и именно в Великую ночь, чтобы доказать, что в старинном свитке говорится о нём и укрепить свою власть до конца жизни. Пусть до недавнего времени о легенде не слыхали даже местные жители, но на Аранском острове, откуда Сигверт родом, могли хранить забытые всеми предания. «В поединке решат, кто владеет своим оружием и силой по праву…» Значит, Сигверт поставил на кон всё — славу, победу, жизнь, — лишь бы увериться, достоин ли он солнечного меча. Другой бы обошёл Тёмные земли стороной, отправился бы в империю и устроился там при дворе, а меч уложил бы на вечный отдых в сокровищнице, изредка показываясь с ним на торжествах… И никогда не увидел бы запретных земель, не коснулся бы древних тайн. Нет, не ошибся лекарь, когда последовал за Сигвертом! С кем ещё побываешь в неведомых краях? Хотя признать в кунге пресловутую драконью кровь не спешил. Март слышал немало сказаний о драконьих полукровках, и всегда они повествовали о героях, превосходивших других силой и мудростью. В героях должно быть нечто возвышенное. В их глазах плещется мудрость веков, на челе печать печали, на плечах лежит тяжесть ответственности за свои деяния. Сигверт — насмешник и балагур, завсегдатай весёлых домов, азартный и отчаянный — в представления Марта о героях, мягко говоря, не вписывался. Но и совпадений было слишком много. Получила своё объяснение и необыкновенная стойкость пленника в лаконской тюрьме, и неуязвимость перед ядами, и незаживающие раны от кандалов, и даже происхождение вполне укладывалось в канву: чем ещё и заниматься драконьим потомкам, как не присматривать за сокровищами?.. Любовь принцессы, решившейся ради Сигверта нарушить волю отца, тоже становилась понятной — угадала породу каким-то неведомым чутьём. И Март угадал. Или нет?.. Живо вспомнилось, как лаконский стратег едва не убил пленника за доспех и как он привязался к солнечному мечу. Какая муха укусила тогда Варриона, что он решил казнить обманщика непременно этим клинком? Пошёл тогда в оружейную, будто на зов, и оттого потерял пленника, затем крепость, а после и жизнь. Кто знает, не сгубит ли солнечный меч своего хозяина и на этот раз?.. Кто знает, с чем они встретятся завтра на землях, где, по слухам, живо древнее колдовство?.. Табак давно прогорел, и Март выколотил трубку о бревно. Аккуратно, не оставив в чашечке ни пылинки. Запахнул плотнее плащ: от воды вдруг потянуло ледяным холодом. Что бы ни произошло завтра на Тёмных землях, он, Март, тоже будет там. *** Утро перед Великой ночью выдалось таким тёмным и хмурым, будто солнце и вправду забыло вернуться в мир. Над головой всё так же висели тяжёлые тучи, на пустошь падали редкие снежинки, и воздух, казалось, застыл от холода и тоски. В лагере царило молчаливое оживление. Кто-то в сотый раз осматривал мечи и топоры, кто-то проверял щиты, кто-то суетился на берегу у кораблей — не тащить же полсотни человек вброд, кто-нибудь обязательно сыграет в ледяную воду. Март собрался с вечера: отложил в мешок инструменты, кое-какие настойки и укрепляющий сбор — хотя кто знает, удастся ли там достать кипятка для заварки. Сигверт, по обыкновению, отправился перед сражением купаться, и Марта передёргивало при одной мысли об обледенелом береге. Кунгу же всё было нипочём — и ледяная вода, и стылый воздух, и снег, таявший под босыми ногами. Наконец он скрылся в палатке, куда Март велел загодя принести светильников и нагретых в костре камней. Один из верингов тронул лекаря за рукав: — Сигверт хотел поговорить с тобой, когда выйдет. Не уходи далеко. Март поднялся: ни к чему было тянуть с разговором. В палатке было тепло. Март сел у входа, пока Сигверт вытирался и одевался. Как завороженный, следил, как пламя отражается в каплях воды, стекающих по телу ручейками расплавленного металла. Он знал на этом теле каждую метку, каждый шрам. На тот, что был рваной полосой на спине, едва хватило нитки, этот, пересекающий ключицу, пришлось несколько раз чистить и промывать маревником, а ожоги на рёбрах и плечах забрали почти весь запас целебной мази. Теперь на месте страшных ран остались едва заметные белые метки — бесспорно, лучшая работа Марта. — Ты зря отказался идти в деревню, — сказал Сигверт, завязывая пояс. — Ты плохо переносишь здешний климат. Мёрзнешь, прячешься от сумерек. Март вздрогнул: он был уверен, что никто не заметил его слабости. Даже Лейв списывал ежедневные отлучки лекаря на желание побыть в одиночестве. — Ты ничем мне не обязан, и я не вправе требовать от тебя участия в сегодняшнем походе. Оставайся в лагере и, если мы не вернёмся, постарайся добраться до столицы. Голос Сигверта звучал ровно, будто у вельможи, беседующего с гостем. Март смотрел, как кунг расправил складки на нижней рубахе без рукавов и потянулся за доспехом. В свете свечей чешуя заиграла золотом. У чудесной брони всё-таки был шов — спереди, и Сигверт аккуратно затягивал кожаные шнуры, скреплявшие доспех в единое целое. — Ты сомневаешься, — продолжал Сигверт. — Повторю: ты ничем мне не обязан, не давал клятву верности, и… — И не дам, — прервал его Март. — Не тебе решать, куда мне идти. Я принял решение ещё в Лаконике. Ты правда думаешь, что я отступлюсь? Сигверт застегнул доспех до верха, неожиданно улыбнулся и опустился на колени рядом с Мартом. — Ты испытывал меня при первой нашей встрече в Силлионе, и я не смог отказать себе в удовольствии сделать то же. Раз так, то смотри, как расстёгивается мой доспех. Вот здесь, у ворота. Март легко нащупал потайную застёжку с внутренней стороны, успев удивиться мягкости материала — и не поймёшь сразу, где подкладка, а где живое тело. Ворот разошёлся, показалась шнуровка, Март легко разобрался с узлами и распустил два верхних. — Теперь хоть буду знать, что меня в нём не похоронят, — улыбнулся Сигверт, застёгиваясь. — Слишком долго он лежал в сокровищнице, чтобы скучать ещё и в могиле. Веринги почему-то не в состоянии нашарить потайной замок, руки, что ли, не те… Когда пойдём по тому берегу, держись сразу за мной и поглядывай на остальных. Тёмные земли — странные места… — Ты сто раз это говорил, — буркнул Март. — Скоро выходим-то? — До отлива успеем, — пожал плечами кунг. До отлива успели: вода в проливе ещё не начала свой бег в море, когда «Золотой змей», лениво опуская в воду вёсла, поплыл вдоль бледных скал. Сигверт стоял на руле, и по его лицу было невозможно понять, волнуется ли он перед сражением. Но Март знал. Веринги скрывали от кунга, что знают легенду о змеях, кунг скрывал от верингов, что не по праву присвоил доспех и меч, только Март знал всё, и оттого на душе было легко и спокойно. Корабль причалил к скалистому выступу. Закрепили верёвки, перекинули сходни, воины загремели мечами и щитами. Март спрыгнул на землю в числе первых. Тёмные земли поднимались отвесными, неприступными скалами, и лекарь не сразу приметил тропинку, вьющуюся по склону. Он поискал глазами кунга; тот стоял у него за спиной, у края уступа и оглядывал скалы с тем же непроницаемым лицом. — С того берега казалось попроще, да? — негромко спросил Март. — Держись меня, — ответил Сигверт после паузы. — Все готовы? Идём! Тропа оказалась узкой. Шли друг за другом. Кунг был прав: на такой тропе можно сладить со сколь угодно многочисленным войском. Март шагал за ним след в след и странным образом чувствовал воинов за своей спиной как единое целое, частью которого был и он сам. Пусть катятся во тьму все знаки и пророчества! Они победят. А если нет — не стоит возвращаться назад. Очертания хребта дрогнули и слились с бледными тучами. Снег повалил крупными хлопьями, окончательно стирая границы между небом и землёй. На Тёмные земли опускались сумерки.