***
— Уизли, бладжер! Фред не успел опомниться, как уже кувырками прошёлся по зеленой траве квиддичного поля. Метла отлетела куда-то в сторону, а по спине словно бы прошёлся электрический разряд. Адреналин повысился, в висках невыносимо громко стучало, а ладони саднило и жгло даже сквозь кожаную материю. На долю секунды парень выпал из реальности, перестал слышать окружающие его взволнованные голоса, а лица товарищей по команде вовсе превратились в «скомканные», неясные блики. Как это произошло? Как он оказался внизу, весь в синяках и ссадинах, потерянный и отстранённый? Как? Он знает, как. Во всем виновата Зануда. Зануда никогда не смеялась над (его) их розыгрышами и шутками, никогда не принимала участия в торжествах факультета, которые они устраивали. Его это невероятно раздражало. Она ни разу, — понимаете? — ни разу не присоединялась к шумной, весёлой компании гриффиндорцев, сидела в углу, с огромным учебником истории магии в руках и не обращала внимания на происходящее вокруг. «Зануда, зануда, зануда…» — твердило все его существо. Он уже перестал замечать, как часто на его языке крутится её имя, как часто он смеётся над её забавным акцентом, что уже вошло в привычку… Ещё Уизли точно знал, что появление Зануды — предвестие катастрофы. Вот что ей нужно было здесь? Почему она пришла именно в этот момент? «Специально», — угрюмо думал рыжий, непрерывно смотря на свои стертые от рукоятки метлы пальцы. — Хей, Фред, ты нас вообще слышишь? — Джордж перед лицом махал рукой, кто-то ущипнул за плечо. Взгляд прояснился, и глаза забегали по трибунам…, но Зануды там не оказалось. Наверное, у него просто поехала крыша. Да, определённо. — Все нормально, продолжим, — на лице юноши заиграла блекло искрящаяся, усталая улыбка. Из-за свинцовых туч показались лучи майского солнца, освещающие его рябоватое и грязное от травы лицо. Он попытался встать, однако ноющая, усиливающаяся с каждым движением боль заставила его пошатнуться и опереться на, вовремя подставленное, плечо брата. — Кажется, ты подвернул ногу, — задумчиво, с легкой нервозностью пролепетала Джонсон, подавив обреченное шипение. Фред сжал губы в тонкую нить, задумчиво глядя перед собой. Угораздило же. Неожиданно за его спиной раздались беглые шаги. Трава шуршала под легкими ботинками, мантия шлейфом скользила следом, и все гриффиндорцы синхронно обернулись в сторону звука. К ним приближалась девушка: волосы её переливались на свету и небрежно падали на лицо, брови сдвинулись на переносице в задумчивом и слегка испуганном выражении, а в руках она держала небольшую стопку школьных книг. Оказавшись совсем близко, она заправила за ухо непослушные пряди и сказала сиплым от долгого молчания голосом: — Все в пор’ядке*? Может, я могу чем-то помочь? Её голос. Он слышал его довольно редко — возможно, только на уроках. Вне кабинетов он всегда звучал для него серо, однотонно и холодно. Фред часто задумывался о том, что она — просто ледышка. А когда француженка появилась в Хогвартсе впервые, он вообще сравнил её с Грейнджер. Но на деле она оказалась куда хуже. В ней не было духа Годрика Гриффиндора, в ней не было остроты и феерического энтузиазма, она не умела веселиться и рисковать. Сдержанность и равнодушие в её лице, отстранённость ото всех и постоянные посиделки в библиотеке автоматически делали девушку Занудой. А, может, это лишь маска, лицемерие? — Все прекрасно, я в состоянии сам добраться до Больничного крыла, — самоуверенно выпалил Уизли, но с первым шагом с его губ вырвалось болезненное шипение. — Я помогу. Вы сможете пр’одолжить без него? — спохватилась Зануда, подставляя своё хрупкое, но на удивление стойкое плечо юноше. Они шли. Квиддичное поле осталось где-то позади, как и грозовые тучи, что раскинули свои сапфировые тяжелые рукава по небу. Солнце то выглядывало из-за них, то снова пряталось, окрашивая все в туманный сумрак. — Пс, Зануда, — Фред опалил рваным дыханием висок девушки, заставляя ту слегка вздрогнуть. — Называй по имени, — скрывая раздражение, проговорила юная особа. Фред усмехнулся и прыснул: — А, ну да. Как там тебя?.. Сначала девушка не отвечала, задумчиво глядя в сторону окон одной из башен Хогвартса, словно бы о чем-то детально размышляя. Затем, поняв смысл сказанных ей слов, немного замялась, смутилась. Ответа не последовало. Зачем ей водиться с такими, как Фред? Себе дороже. — Фиона… Фредерика… Нет-нет, я, кажется, вспомнил — Феликс? Она закусила щеку изнутри. Ей плевать на Уизли, пусть хоть всю жизнь над ней измывается, она виду точно не подаст. — Фермодесса, прости. — Фер’модесса? Разве такое имя вообще существует? , — без единой эмоции проговорила француженка, едва ощутимо размяв плечо под грузным весом юноши. Он это замечает и показательно оступается в сторону, судорожно выдохнув. — Куда это ты? С дуба р’ухнул? — Тебе же, вроде как, тяжело? Нет? Ну, тогда хорошо, — ядовито усмехнулся рыжеволосый, специально налегая всем весом на узкие плечи. И снова безрезультатно. Снова безразличие. Зануда совершенно ему неинтересна, совершенно скучна. Но почему он не прекращает попыток залезть ей прямо в душу? — Тебе хватит совсем немного костероста, и будешь, как новенький, — «чирикала» мадам Помфри, со звоном переставляя различные колбочки и склянки. — Вы с братом уже давно не бывали здесь, хотя раньше чуть ли не каждый день попадали в передряги. Очень удивительно. Фред издал звучный смешок и перевёл взгляд на девушку: та закрыта своё лицо толстенной книгой, скрупулёзно вчитываясь в строчки. На соседней койке, где она и сидела, были разбросаны ещё несколько томов. «Прорицание… Дар ясновидения, — прочитал Уизли, безропотно приподняв нижний край учебника. — Серьёзно? Кто-то ещё ходит на эти курсы?» — Что, по кофейной гуще или по картам? — игриво изогнув брови, съехидничал близнец. Тишина. Она заснула там, что ли? — Хей, Фелина, с чего это вдруг ты ходишь на прорицания? Он сам не заметил, как назвал Зануду по имени. Нет, не по вымышленному — по настоящему. Оно у неё было красивое, нежное, словно бы шелковое полотно, как мед на языке. — Молчишь? Молчи. Юноша, приподняв уголок губ, выпрямился и сложил руки на груди. Никакой реакции. Ну, а ему это только на руку. Подавшись резко вперёд, Фред выдернул книженцию из тонких пальцев француженки, пролистывая. Неожиданно из книги выпадает несколько, ровно отглаженных, листов бумаги. Они пикируют вниз, залетая под больничную кровать. Вот холодность и равнодушие как рукой сняло — девушка спохватилась. Уизли же, секунду недоумевая от такой пылкости, подрывается с места, не обращая внимания на больную ногу, и перехватывает несколько бумаг. И вдруг в голове его что-то щелкнуло. Парень возносит свои длинные руки, держащие листы, над головой и едко усмехается. Девушка нервничает, закусывает губу и щеки, краснеет.Стоп. Что?
Кра-сне-ет?
Впервые Уизли замечает на вытянутом, мраморно-бледном лице появляется пунцовый румянец. То ли от волнения, то ли от страха, то ли от смущения, — неизвестно, — но, черт возьми, она краснеет! Эта мысль стучит где-то глубоко в его сознании, рыжеволосый не замечает ничего — лишь её раскрасневшееся лицо и искры в ореховых глазах. — Что же там? Небось, любовные письма? Наверное, мне? — Домашнее задание, — выплюнула Фелина, потянувшись к листам. Ей было все равно, что сейчас её однокурсник настолько близко, для неё было главное — вернуть то, что принадлежало ей. — Оу, правда? Сейчас взгляну, — удерживая девушку на расстоянии, одной рукой он начал раскрывать записи. Но неожиданно Фелина толкнула юношу в бок, отчего он сдавленно усмехнулся, но все-таки выпустил их из рук. — Да успокойся. Не собирался я это читать. Тем более, занудное домашнее задание. И она опять замолчала. Это уже входило в некую традицию. Фелина снова уткнулась носом в учебник. Уизли же молча терпел ноющую, колкую боль в суставах и костях. Раз уж ей плевать на него, зачем она здесь высиживает? Пусть мозолит глаза другим студентам. «У неё это прекрасно получается». Из раздумий Фреда вывел неожиданный грохот. За какое-то мгновение, стоило ему только отвернуться, девушка потеряла сознание, едва не ударившись затылком о железную спинку койки. Пружины под её весом скрипели и скрежетали, лицо снова преодолело неестественно бледный оттенок. Раскрытая книга лежала на полу…***
Он просидел оставшуюся половину дня в больничном крыле. Нога уже практически не доставляла неудобств, однако юноша не спешил уходить. Девушку быстро привела в сознание мадам Помфри, но затем та все же уснула. Беспокойным и болезненным сном. В книгу Фелины Уизли не заглядывал, хотя очень хотелось. Почему-то ему казалось, что там храниться что-то наиболее важное, нежели простая домашняя работа. Его неимоверно раздражало, что это, действительно, могло быть некое любовное послание. Но, с другой стороны, кому? Она одиночка — всегда сама по себе, ничем не выделяющаяся из общей массы, вечно наблюдающая за тренировками на квиддичном поле. Однако Фреда разрывало изнутри от мысли о том, что это могло бы быть иначе.Вдруг, он сам придумал её одиночество?
— Ты не спишь? — спрашивает он в сумраке, пропитанным весенней прохладой. Он знает, она не спит. Её выдаёт тихий вздох. Хриплый, слабый, но он его уловил. — неужели так сложно поговорить?.. «Опять молчишь? Ну, молчи». — Не сложно. Когда Она смотрит в потолок, Он смотрит на Неё. Когда Она смотрит на Него, Он смотрит в потолок. Вечные переглядки. А они до сих пор не замечают. Фелина засматривается на солнечно-рыжие волосы Фреда: они торчат во все стороны, где-то даже вьются. В свете лампады он кажется таким тёплым и близким. В свете лампады более отчётливо виднеется россыпь веснушек. В голубых глазах мелькает дрожащий огонёк… Такая холодная и безразличная, но такая хрупкая и нежная. В свете лампады она уже не кажется такой угрюмой, мрачной. Она — его самая главная загадка. Наверное, в головоломках он не спец. — Читал те листы? — А если читал, то что с того? — Они тебе о чем-нибудь говор’ят? — Не читал. — Это неважно. Все р’авно ты бы не понял. — Тогда можно? — она отрывает взгляд от высоких потолков и мозаичных окон над кроватями: рыжеволосый протянул руку к стопке учебников, взглядом спрашивая разрешения. Она кивает. Все равно, ей уже нечего терять. Все листы исписаны. Какие-то беспорядочные цифры, кривоватые эскизы. Фред не понимает, к чему все это. Однако, с каждой новой записью цифры превращаются в даты, а эскизы преображаются, становясь более резкими и четкими. За одной датой — другая, но какая связь? — Говор’ила, ты не поймешь, — впервые она улыбается: робко, уголками бледно-розовых губ. Уизли сверлит пытливым взглядом надписи, словно бы надеясь, что перед ним откроются все её тайны. Но ничего. Только синие кляксы от ещё свежих чернил, которые отпечатываются на его грубоватых ладонях. Как он, черт возьми, хотел бы понять её! Заглянуть в её разум, исследовать его вдоль и поперёк. А, может быть, душу? — Расскажешь? — бросает он, откидываясь на мятые, тёплые простыни. — Я не могу… Девушка молчит, слышится лишь завывание ветра в каменных коридорах. На стенах мелькает тень от свечи, сквозь витражи проникает блеклый лунный свет… — Запомни дату, написанную в левом нижнем… Он замечает ярко выделенную запись, обведённую десятки раз:«02.05.1998».
— Ровно через три года… К чему это? — Не знаю. Пр’осто запомни. А тепер’ь иди в гостиную, скор’о отбой. — А ты? — юноша обернулся на Фелину, однако снова наткнулся на твёрдую тёмную обложку учебника. Усмехаясь своим раздумьям, Фред в последний раз кидает на Зануду лукавый взгляд и скрывается в майском сумраке, напоследок лучисто улыбнувшись и проговорив: — Кстати, имя Фермодесса существует. Зануда, а не знаешь! Фелина не смотрит ему вслед. Она читает между строк, дожидается, когда его шаги совсем растаят в темноте.Жизнь не была для нее загадкой.