Семейство Фролло

При знакомстве я всегда вижу в человеке только хорошее. Пока сам человек не докажет обратное. Владимир Высоцкий. Каждый шаг, поступок, каждое знакомство могут повернуть жизнь в новом направлении.

Вот, наконец, посетители ушли, и можно продолжать. На чем мы остановились? Ах да... Клод Фролло ушел, а я, Серафима и наши питомцы остались наедине. Первой нарушив сложившуюся тишину, начала демонстрировать уважение к церкви: - Прошу прощения... Мне очень жаль, святой отец, что мы потревожили вас и божий храм в столь ранний час. Честное слово, мы не хотели... А тем более лошадь чуть не впустили. Это же просто вопиющая наглость! Просто сами видите в какую ситуацию мы угодили. Только приехали и сразу... погоня. В жизни не встречала такого негостеприимства. - А что привело вас в этот город? Я в сжатой форме рассказала архидьякону о наших похождениях. Про полуцыганку, про смерть Микитки и матушки и так далее. Настоятелю собора было искренне жаль нас. Ему даже не нужно было говорить об этом. Один взгляд был красноречивее слов. Вот что он сказал. - У тебя тяжёлое прошлое, дитя мое. Прими мои глубочайшие соболезнования об утрате. Твоя семья сейчас с Богом, они будут счастливы, если их дочь получит светлое будущее. Пусть двери собора Парижской Богоматери всегда будут открыты для вас. - Не забывайте о моей сестричке Серафиме. Ну а теперь главное. Мне страсть, как захотелось узнать что это за чудовище, о котором говорили цыгане. Это первая причина, почему мы сюда приехали. Еще одна причина в том, что я слышала, что здесь каждый отыщет себе пару. Я сочла, что я и моя семья вполне этого достойны. Хотя... Конечно, тем кто не любил ни разу трудно судить, но я примерно представляла себе что, мне нужно. - Когда вы прибыли в Париж? - Несколько часов назад. - В метель? - ужаснулся священник. - Где же вы переждали непогоду? - В конюшне Дворца Правосудия. Теперь архидьякону стало ясно, из-за чего судья взбеленился. - Но зачем судье злиться? Мы же ничего не сделали. Просто переночевали в окружении лошадей. Знаете, как он ругался. Но я вот что думаю: судья или нет, нельзя так относиться к гостям. Согласна, без разрешения вторглись в чужой город, про нас ничего не известно. Конечно, будешь подозрителен. Но хотя бы дал бы слово молвить, а уж потом бы... - Такова людская природа, дитя мое. Тут ничего не поделаешь, -архидьякон ответил на мой вопрос. — Но ты не сможешь в одиночку исправить этот мир. - Но я знаю, с кого можно начать, - в моей голове начали появляться интересные мысли. - Вряд ли получится. Душа того, кого ты имеешь в виду, слишком погрязла в предрассудках и ненависти. То, что ты увидела сегодня, происходит каждый день. Он творил бесчеловечные и чудовищные вещи к невиновным из-за гнева внутри него. Я молился Богу о том, чтобы он осознал ошибочность своего пути, но ничего не получилось. - Ничего страшного. Может, у меня получится. Главное только верить. И не сдаваться. - Возможно, вы найдете помощь здесь, - настоятель удалился, оставив нас одних. - Итак, семья, дружным ходом к Богородице. - Зачем? - Помолиться. А то месяц в церкви не были. Идем. Найти статую Девы Марии оказалась задачей гораздо более сложнее, чем Дворец Правосудия в городе. - Под Твою благодатную защиту, под особое Твое покровительство, в лоно милосердия Твоего отдаю я себя ныне и на все дни, и в час смерти моей. Мое тело и душу препоручаю я Тебе. Все мои надежды и утешение мое, мой страх и нужду, мою жизнь и кончину предаю я Тебе. Только под опекой Твоей и силою заслуг Твоих могут все деяния мои упорядочиться и направляться по воле Твоей и Сына Твоего. Аминь. Я решила, что эта молитва подойдет больше всего. Все наши судьбы в руках Всевышнего. Что нас ждет в будущем известно только им. Как говорится, пути Господни неисповедимы. Все это знают. Сима повторяла вслед за мной. Она уже к пяти годам знала "Отче наш" и "Верую". И вот она пополнила копилку знаний, которая будет по мере взросления становиться все больше и больше. Я возлагаю на сестричку большие надежды. Потому с самой зари жизни прививаю основы добродетели, развиваю деятельность и ум. Наш помещик, о котором я уже не раз слово пророняла, считал, самыми худшими пороками праздность и трусость. Не могу с ним не согласиться, однако стоит поправить, трусость-самый страшный порок. Так вот помещик свои устои старался привить сыну, хоть и это было нелегко. Парень был малость с ленцой. Характер задиристый, наровистый. Особенно в раннем детстве. Чем-то напоминал молодого жеребца, которого только начали приучать к седлу. Я видела однажды как два конюха выводили молодого коня. Так рвался из пут вырваться, да на свободу! На луг! На поля! Скакать и скакать. Он словно хотел сказать: - Куда вы меня тащите, канальи двуногие? Не хочу, не заставите! Все равно убегу! В лес, в родные степи! Хоть куда! Жеребчик продолжал брыкаться, вскидывая задние конечности. Покуда пару мужиков не покликали унять "демона". Насилу усмирили. Помещичий сын по характеру ничуть не лучше. Сколько мамки-няньки мучились с ним. Иду как-то раз к реке с коромыслом за водой, а две бабы уговаривают идти купаться. Упирается, а ведь в то время отрок уж был. Тринадцатый годок перевалил. А все как дитя малое! А вот я помещику почему-то по душе пришлась. Часто мне поручали то платать одежду, то на празднике песню девушки простой затянуть. Тем паче, что по словам дворницы, мой голос, что соловьиная дрель! Не правда это. Не желаю особо хвастаться. Нечего понапрасну небылыми словами сорить направо-налево. А лесть гнусна и вредна. Другие девки вот ничем не хуже. Взять хотя бы Маришку. Сенная девушка при помещичьем дворе. Ей богу, красная девица. Про нее толковали, что будто-бы она ворожея. Но я-то знаю, что это наговоры. Не верьте слухам. Мало ли что люди гутарят. Она настоящая русская баба, которая и коня на скаку остановит, и в горящую избу войдет. Вот какие женщины должны быть в наших селеньях. Про меня, после того как я цыган вычислила, стали величать паленицей. Ну уж спасибо на добром слове. По указу помещика один из дворовых в утайку лизун принес в рукаве, да платок нарядный. За услугу мою. С той поры меня и приметили. Поощрили мой путь в ученость да и стали пособничать. Книги давали читать. С ними и преодолела крестьянка хитрость науки. И еще хочется. Неутолимый голод не насыщается одной Библией и Домостроем. Нужа треклятая на несколько лет покинула нас, ибо смогли наямиться. Но так уж получилось, что все закончилось, веселая беззаботная жизнь закатилась за горизонт подобно солнышку красному. Но недалек час, а на заре новый день. Что он нам преподнесет? Добро или зло из сосудов черпать будет рука Господняя простым смертным? Конь-то строптивый мне на ум не спроста пришел. Я тут же вспомнила про Фролло. Такой же как тот жеребец. Горячая натура. Глядя на него, сделала вывод, что судья отличается вспыльчивостью, крайне импульсивным нравом, склонен к необдуманным порывам и поступкам, легко впадал в гнев. И я узнаю еще, если буду продолжать наблюдать за ним, не сводить очей своих зеленовато-голубых. - Помолились, дети мои? - подошёл один из монахов. - Помолились. Вот что... просьба есть к вам одна. Не могли бы вы одолжить что-нибудь теплое. Лошадке моей надо. - Отчего же не одолжить? - священник подал длинный кусок ткани, который откуда-то достал. Я бегом из собора, где Фемида стояла. Я быстро накрыла ее. - Ну как? - Теплее. А ты как там? Справилась с тем зверем? Я видела как он уходил. - Да. Он ретировался. Уж прости, что на улице пришлось и придется стоять. - Я все понимаю. Я лошадь. В божий храм мне нельзя. - Не кручинься. Давай-ка я тебе место хорошее найду. Отдохнешь. А то умаялась пади. Оказалось неподалеку есть место для лошадей. А я не знала. Но это простительно, ведь в этом городе я отродясь не была. Спросив дорогу у прохожих, мы нашли его. Местечко пришлось Фемиде по вкусу. И сено, и вода в корыте. - Ну, Фемида, отдыхай. Я скоро вернусь. Вернувшись в собор Нотр-Дам, нашла своих. Переселились в отдаленный угол. Месса должна скоро начаться. И действительно, через некоторое время народу набежало видимо-невидимо. И мы решили принять участие в столь важных обрядах. Давеча, когда людей еще так много не было, успели раздеться. Сняли однорядки, ширинки (платки). Остались в одних сарафанах, сапожках и коротких душегрейках. Сели на места. - Вы откуда будете? - доносилось из разных углов. Небось из-за одежды. Режет око. Неймется. Какое им дело? Мне может тоже их одежка кажется странной, но я же не вмешиваюсь. Ничего зазорного. Ничего непристойного. - Из Московии, - отвечала я. Такого ответа было достаточно, и все угомонились. Клод Фролло явился одним из первых. Уселся в первом ряду. И по иронии судьбы впереди меня. - Добрый день, ваша честь, - вкрадчиво и тихо сказала я. Судья вздрогнул и обернулся. Я отпрянула, ибо почувствовала, как будто меня облили кипятком. Взгляд выстрелил, точно в цель попал. - А ты что здесь делаешь? - оскалил зубы Фролло. - За тем же что и вы пришла. В обрядах поучаствовать. Нельзя что ли? Так мы католики, коль не знаешь. - Вы из Московии? - Угадал. Ай да мужчина. С лету угадал. Молодец, мальчик. Хотя на самом деле никакой он не мальчик, это я шучу просто. Я бы тридцать лет ему дала. Не больше. Надобно сказать, мне ведь раньше некогда было, а после только мне удалось разглядеть его получше. Судья был красавец! Широкие плечи, длинные изящные ухоженные руки с тонкими запястьями. Персты тонкие, длинные. Носик с горбинкой. Коршунячий. Да и сам он смахивал на такую хищную птицу. Тонкие губы, сжатые в нитку. Выразительные черные брови. Волосы светлые с голубоватым оттенком. Ни у одного из мужчин его возраста я таких не видала. Черная одежда, черно-фиолетовая полосатая шляпа с красной кисточкой. Также носит кольца на пальцах. Лицо сухощавое, но не морщинистое, имеет низкий холодный "грозный голос", от которого мурашки по спине. Только у меня почему-то не от страха. Телосложение в целом сухое, статное, крепкое и элегантное, кожа бледная, впалые щеки, в которые почему-то хочется поцеловать. По росту на голову примерно выше меня. Но не это главное, что привлекло меня. Говорят, глаза-окна, сквозь которые видна душа. Так вот, его глаза карие с холодным блеском, скорее походили на стальные непроницаемые двери с мощными засовами и замком, ключ к которому мне предстояло подобрать. Вне всякого сомнения, это был мужчина, с которым не стыдно общаться и которого можно было бы показать матушке. Тем более что он производил впечатление очень умного человека. Вот так бывает — чуть-чуть познакомишься с человеком и вдруг понимаешь, что мог бы с ним подружиться. Что он стал бы тебе другом, может быть, самым лучшим. Мне захотелось, чтоб только месса закончится, все разойдутся, а мы останемся. Судья и я ничего б не делали, только общались. Спорили, гутарили бы на разные темы. В душе горело неугасимое желание поделиться мыслями, то он слушает меня, то я его. И так целую вечность! От этих мыслей у меня взыграло ретивое, но такое возвышенное чувство! Оно вызывает изумление, связанное с благоговением и страхом. Недоступность и необъятность захватили разум. Тебе хочется воспеть, боготворить объект твоего внимания. Эдакое сложное чувство восхищения, восторга, благоговения и, одновременно, страха, ужаса, священного трепета перед ним. При этом переживаешь что недостойна такого. Но на то была Божья воля, познакомить меня со своим вернейшим последователем. То есть Клодом Фролло. Прибывая в своих думах, я не заметила как все кончилось. Все стали расходиться. Я со своими тоже хотела уйти. Но тут мне на плечо легла тяжелая рука, словно колокола. Я инстинктивно подняла свои обе вверх. - Расслабься. Ничего не будет, - это был Фролло. - Слушай внимательно. Сегодня не успею, но завтра мы встретимся. К полудню ты должна явиться во Дворец Правосудия. Одна. Без сопровождения сестры и животных, - Фролло сделал акцент, видимо, вспомнив про Цезаря. Мой пёс с понял намек и тихо зарычал. Ему хотелось ещё раз вцепиться в ногу. Но судья наградил его страшным немым укором, что тот, поджав хвост, спрятался за меня. - Зачем? - спросила я, хоть и знала. Познакомиться поближе желает. - Узнаешь. И не задавай больше таких вопросов. Это приказ, требующий неукоснительного исполнения. Эмигрантов это касается особо, если они хотят здесь жить. Ну не ясновидящий ли он? - Я приду. Даю слово. - Хорошо, - судья отпустил мое плечо. По пути встретил архидьякона, и его строгий взор ответил тем же. В ссоре оба. Ясное дело. Я потихоньку сняла душегрейку и отодвинула ткань сарафана. На плече остался слабый след. Я же говорю сильная рука. Не зря с колоколами сравнила. Решив прогуляться по городу, а заодно разузнать все. К вечеру экскурсия подошла к концу. Я вернулась в собор. Найдя сестричку и животных, пожелала доброй ночи всем. Им отвели спальное место. Проведала Фемиду. Она устроилась на теплом сене да еще в одеяле. Ей было комфортно. Вернувшись, увидела, что все погрузились в мир грез. И сама отправилась почивать. Завтра меня ожидал ответственный день общения с слугой правосудия. И не просто разговор по душам. Решалась наша судьба.