Мой

      Клара с улыбкой наблюдает за репортажем с места происшествия. Смотреть на то, как люди в панике мечутся из стороны в стороны, не зная, что делать в первую очередь — спасать себя или спасать других, — её любимое занятие, хоть исход и предсказан с самого начала: люди всегда выберут первое. Ради этого она может устроить ещё хоть тысячу взрывов в метро. Она может себе это позволить.       Клара без лишних мыслей наводит пистолет в сторону человека, который не справился с заданием, и нажимает на спусковой крючок. Стена тут же оказывается запачкана в кусочках мозга, мельчайших осколках черепа и, конечно же, алой крови, и единственное, что её волнует — как скоро здесь приберут. Такой случай редкий, обычно провинившихся наказывает кто-нибудь из тех, кто не хочет закончить так же, но, в общем-то, ничего страшного. Она может себе это позволить.       Клара продает опасный химикат, синтезированный её учёными, способный убить человека за две минуты, в немыслимом количестве мелким террористам, представляя, как повеселится. В любом случае — даже если их поймают спецслужбы, которые она сама на них натравит, когда убедится, что никакого толка от этой сделки не будет, это всё равно будет забавно. Ведь власти так умильно трепыхаются в попытке понять, откуда у этих шестёрок столь грозное оружие массового поражения. Когда-нибудь до них дойдёт, что это бесполезно. Клара дождётся. Она может себе это позволить.       Клара смотрит на то, как Джеймс Кирк улыбается, когда они сидят вместе в ресторане, и подмечает, что его ямочки на щеках слишком милые.       Она не хотела сближаться с ним. Настырный полицейский, пытающийся поймать самого опасного во всём Нью-Йорке («да что уж там — во всём мире», — говорит он однажды, чем, несомненно, ей льстит) — не самая надежная компания для неё, но Освальд давно научилась скрываться у всех на виду. Их свело любопытство. Кларе стало интересно, что из себя представляет человек, так отчаянно мечтающий положить конец её злодеяниям. Она даже немного разочаровалась поначалу, познакомившись с самым обычным "хорошим парнем", мечтающим о мире во всём мире, отчаянно бросающимся на амбразуру грудью и слишком любящим внимание дам.       Поначалу.       Проснувшись однажды утром в квартире Джеймса, вдыхая аромат свежего кофе, доносящегося с его кухни, и вслушиваясь в песню, которую он тихонько напевал в душе, Клара почувствовала лёгкое удивление. И почему-то решила пустить это на самотёк.       — У меня такое ощущение, что он издевается, — жалуется как-то ей Джим, лёжа на её коленях головой, пока Освальд перебирает его волосы, читая книгу по психологии. Это его чисто «мужское» обращение к террористу, не дающему покоя светлой голове, всегда вызывает у неё ухмылку. Мужчины порою такие глупые.       — Может, ты ему нравишься, — с улыбкой отвечает ему Клара, наблюдая за тем, как кривится лицо Кирка.       — Упаси Господь.       — Ты в него даже не веришь.       Иногда Клара наблюдает за тем, как он спит, и думает о том, что было бы, убей она его. Самостоятельно, не желая доверять её Джима кому-то ещё. Она могла бы удавить его подушкой, отравить за ужином, вытолкнуть из окна — вариантов было миллион, если не миллиард. В такие ночи ей спится неспокойно; во сне она почему-то бегает по пустому Нью-Йорку, судорожно пытаясь что-то (кого-то) найти, а на утро Кирк делает ей лёгкий массаж и французские тосты на завтрак в постель, чтобы поднять настроение. Нет, убивать его ей не хочется. Отчасти потому что он умён, а она умеет оценить потенциал по достоинству. Отчасти потому что понимает, что из него выйдет отличный преданный щенок, готовый (уже) умереть за неё.       Любит.       Любовь придумали идиоты.       Клара Освальд любит только себя.       Когда-нибудь Джеймс Кирк поймёт, что искать надо на поверхности, но она не беспокоится на этот счёт, потому что знает: к тому моменту он уже будет целиком и полностью её.