Июнь 2018
Когда я встретил ее во мне пылала жизнь: я сполна чувствовал свою молодость, свою силу над судьбой и демонами, что питались моим успехами. Мой собственный Олимп давно был повержен, но я уверенно шел к большему. Меня везде было много, я считался самым востребованным молодым исполнителем России, но чем глобальней становилась моя слава, тем больше мне хотелось работать: еще рискованней, еще мощнее. Я питался энергией своих наставников, когда они одобряли или критиковали меня; своих поклонников, когда они вдохновлялись моим трудом; гордостью родных за меня; друзьями, проверенными временем, что не только помогали и подбадривали в беде, но и искренне разделяли со мной победы. Я почти научился принимать, понимать и, что немало важно, прощать и отпускать людей. Я как будто полностью обновился, обрел новый шанс и абсолютно искреннюю веру в жизнь. Каждое утро просыпался с мыслью, что фундамент для новых свершений достаточно прочный, а я сам полноценен и могущественен перед любой напастью. В один из таких воодушевленных дней она невообразимым образом явилась передо мной и все рухнуло под давлением щемящей боли в груди. Я оказался бессилен перед ее янтарными глазами с переливами добра и отчаянной грусти. Любовь к ней стала всепоглощающей, разрушающей, но самой прекрасной напастью, что случалась в моей жизни. Ее опьяняющая внешность влекла сильнее, чем любая дурь, которую довелось пробовать по юной глупости. Большие алкогольные глаза, обрамленные длинными пушистыми ресницами, тонкий нос с перчиком на самой ямке, будто пирсинг; острые скулы и малиновые губы постоянно искусанные до мелких потеков крови; едва заметные веснушки на щеках и созвездие родинок на длинной шее и тонких ключицах, которые она оголяла при любом удобном случае, словно это ее наивысшая гордость. Она часто густо краснела и дрожала, как осиновый лист на ветру, стоило встретится взглядом. Всегда первой отводила глаза и отмахивалась нелепыми шутками, затьмивая неловкость своим приятным бархатным смехом. Она постоянно порывалась что-то сделать со своими пшеничными волосами, но о переменах чаще просто рассуждала. Они до ужаса ее пугали. Когда мы встретились она была уже настоящей утонченной красавицей, хотя часто грешила, что ей надо скинуть пару-тройку килограммов, накачать орех и носить белье с двойным пуш-апом. Для нескольких случайных встреч это может показаться слишком откровенным поведением, но именно это меня в ней и цепляло. Что бы не случилось она всегда знала, кто она и к чему ей надо стремится. Она умела быть открытой, понимающей и улыбчивой со всеми. Могла молча слушать меня, замечая, что я в этом нуждаюсь или забавно лепетать о всяких глупостях, пытаясь помочь мне забыться. Она была жертовна. Я всегда корил ее за это, ведь она совершенно ничего не оставляла для себя, но, повторюсь, такой была ее натура: глубокая, светлая, наивная и трагическая. Чтобы узнать и понять последнюю мне не хватило нескольких недель гостевания у Маши с Мотом и месяцев переписок. Когда мне все же довелось познать ту темную сторону, оказалось слишком поздно - я уже любил ее до безпамянства. Настолько, что когда она позвонила рыдая взахлеб и еле выговорила, что нуждается, я тут же отменил ближайшие концерты и вылетел к ней, наплевав на все выговоры и запреты.Ноябрь 2017
Это мог бы быть еще один приятный денек, который мы бы провели вдвоем, разговаривая обо всем и ни о чем, по факту, просто коротая время друг с другом, спасаясь от скуки пока наши общие знакомые Мельниковы попросили освободить жилище. По крайней мере эта мысль казалась мне здравым объяснением своей заинтересованости к подруге Маши - Соле, которая по такому же случайному стечению обстоятельств, как и я, вынуждено перебивалась ночевками на старой квартире Гураль в Украине, как раз в тот момент, когда на голову влюбленной, отдыхающей от Московской суеты парочки, свалился еще и я со своими таможенными проблемами. Она как-то сразу мне приглянулась: спокойная, приветливая, молчаливая со мной и энергичная в своем кругу, но было сложно представить, что это перерастет в какую-то симпатию. Она оставалась одиночкой, домашней девочкой, будучи очень востребованым гостьем в нескольких местных компаниях. Часто говорила о том, что у нее совершенно нет друзей, но искренне улыбалась прохожим и малознакомым людям, которые нередко по своей глупости воспринимали робость и вежливость за какие-то чувства. К слову, судя по тому, как она отмахивалась от подобных тем, она ни столько в них не верила, как просто боялась их показывать, потому что некогда была высмеяна. Глубину ее скрывающейся тревоги, которая всегда оставалась осадком в ее сияющем взгляде, я понял только сейчас. Когда дверь знакомой квартиры открылась, передо мной не было той солнечной девочки, что оставила приятный след на моем сердце и превратила тягость ожидания в веселые майские каникулы. Она была серой и отчужденной. Заплаканные глаза, выплаканные, запалые круги под ними, густо красные щеки и губы, расцарапанные до крови. Пшеничные волосы потускнели. Она собрала их в высокий небрежный хвост и несколько прядей, выбиваясь, сейчас падают ей на лицо, слегка прикрывая тень недосыпа и истощения. Любимая моя нюдовая майка повисла на ней, словно на обезжизненной, тонкой вешалке, досигающая почти до колен. Под ней широкие, свободные серые боксеры от пижамы. Она обессиленно, слегка покачивается вперед-назад на полусогнутых коленях, не догадываясь насколько ранит таким видом, насколько холодно в душе от ее пустых глаз, что с мольбой впились в меня, словно маленькие, острые льдинки. Я вдруг понял, что она давно для меня не просто подруга и в порыве чувств с невольным рыком злости на того, кто посмел превратить ее в это “мясо”, я со всей силы сжал ее в своих руках. Костлявые плечи дрогнули, девушка томно “ахнула” на уровне моей груди, согревая дыханием и помедлив лишь мгновенье, рассплакалась, подобно маленькому ребенку. Она повисла на мне, не в силах больше держать равновесие. Кричала так истошно, что я чувствовал вибрации между своих ребер. Сжимала, царапала мои руки и кусалась, подобно хищнице, но настоящую боль приносило такое вот потерянное состояние девушки, которая ранее была образцом спокойствия и умиротворенности. Я словно опустел, вместе с ее утратой гармонии. - Тише, родная, я тут, я рядом. Я больше никому не дам тебя в обиду. - Я умираю, Егор, умираю. Я больше не хочу это чувствовать. Мерзко, больно. Не хочу, не хочу, не хочу. - Все проходит и это пройдет, малая. Ты же борец, да? - я улыбался, целуя ее волосы и лицо, когда она минутно забывалась и просто размеренно дышала в моих объятиях, а стоило нам встретится глазами, как слезы снова капали на мою футболку, а во мне с новой силой просыпался зверь. Сохраняя спокойствие, становясь для нее отрадой и надежным плечом, я судорожно боролся с желанием найти ублюдка, про которого она мимолетом шептала с проклятиями, матами и признаниями в любви, пока я поднимал ее совсем изнеможенную и продрогшую на руки и нес на диван, бесполезно пытаясь согреть. Отпаивая ее зеленым чаем, ибо не сила было терпеть запах алкоголя запутавшийся в квартире, откормливая едой, наспех заказанной, из ее любимого кафе.Июнь 2018
Обесценивая собственные чувства, закрывая глаза на то, насколько больно жгло по сердцу после каждой ее слезинки из-за другого, после каждого нежного слова в больном бреду сказанным не обо мне, после каждого ее воспоминания и попытки позвонить ему или написать, я оставался рядом в надежде стать спасением и лишь сейчас, когда казалось вместе мы победили все - я набрался смелости признать, что, к сожалению, сумел стать только заменой. Я еду домой после последнего концерта перед отпуском к любимой, с которой мы помолвлены и послезавтра отправляемся в Дубаи в семейном кругу праздновать мой 24 день рождения, а призрак прошлого все еще настигает нас.Ноябрь 2017
-Соля! - запыхавшись кричу я, не узнав собственного голоса. За эти три дня, пока я заменял и битую посуду и грушу для битья, и собутыльников, мой голос знатно подсел. Уже после первой неуправляемой истерики до потери сознания, я понял, что просто молчание и понимание ей не помогут. Ее раны были слишком свежие и болючие. Она постоянно твердила о том, что ее использовали, что она впервые по-настоящему полюбила и открылась, а все закончилось таким фиаско. Златовласка, свойственно ей, красочно рассказывала, что ее изнутри поедает демон, она сходит с ума, чувствует, как в ней не могут ужится две личности, не понимает, что происходит и как ей быть, и я не находил себе места. Я боялся за нее в моменты, когда она молчала и я даже не слышал ее дыхания или всхлыпов, или когда она неожиданно начинала что-то вспоминать и улыбалась. Когда в порыве ярости разбивала телефон, а потом плакала, переживая, что упустит момент, когда он позвонит и извинится. Ее мир можно было спасти только чувствами, что увы, были безответны и поэтому, я просто искренне поверил в то, что смогу помочь ей избавится от этого путем психологической встряски. Мы ездили загород и орали там, я купил ей боксовскую грушу и учил приемам, которые знаю сам, мы вместе пели и танцевали, бродили по крышам и даже успели один раз встрять в побег от копов. Я напился и обкурился вместе с ней. Я искал искуственную замену этим чувствам и у меня почти получилось. Сегодня утром она приготовила нам завтрак, поцеловала меня в щеку, поблагодарив за все и мы вместе, в тишине и покое смотрели ее любимые мультики. Она изредка даже смеялась, дремала, сквозь сон сильно-сильно прижимаясь ко мне, а потом, наигранно дулась за то, что я ее не разбудил и она пропустила свой любимый момент. И мы снова и снова смотрели один и той же эпизод и нам было хорошо вместе. Мы заказали пиццу с креветками, потому что ей вдруг захотелось морепродуктов, которые она никогда не любила и я искренне радовался, потому что к еде за это время она едва притронулась. Уже было подумал, что самое время пригласить ее к себе. Она как-то говорила, что с радостью бы сменила обстановку и давно мечтает жить в одном городе с лучшей подругой и вообще хочет поступить в Гнесенку или Щуку. Но в дверь позвонили и нашу пиццу, по иронии судьбы, принес кто-то из “бывших”. - Быстро же ты нашла замену Алексу, - единственное, что я услышал после того, как дверь с грохотом закрылась. Соломия застыла на пороге с пиццой в руках, а потом резко скрылась в ванной. Ее рвало от запаха криветок и всего того, что изматывало на протяжении последних дней. Это обычная психологическая реакция на ту дрянь, от которой не можем найти покоя. После, она снова стала молчаливой и грустной, прятала от меня взгляд и тихо молилась о том, каким чудовищем стала. Больше не плакала и не кричала. В тишине я только слышал ее тяжелые шаги, а потом она пулей вылетела из своей комнаты в лучшем вечернем наряде и я не успел ничего сделать, разглядывая ее тонкую, привлекательную масть, а сейчас мне приходится мчаться за ней по подъезду, как бы она не вытворила что-то из ряда вон выходящее. На третьем, я практически ее поймал, а потом она ввела меня в ступор своим заявлением: - Я знаю, что я тебе нравлюсь. Это взаимно, ты очень много для меня сделал и ты очень близок и дорог мне, но мы не сможем быть счастливы, если ты сейчас меня не отпустишь. Я должна закрыть старые счеты. Пока до меня доходил смысл ее слов и я начинал туго соображать, что мне стоит на это ответить, ведь раньше все было в корне наоборот и подобные речи я говорил своим пассиям, девушка, с глазами полными надежды и свойственным ей тремором рук протянула мне свой телефон, демонстрируя коллаж фотокарточек: на одной она с русым парнем, что властно обнимал ее за талию и кусал за ключицу, пока она смеясь, ерзала у него на коленях, а на второй все тот же мачо только уже с какой-то брюнеткой. Это селфи. Он с совершенно невозмутимым видом смотрит в камеру, пока девица светясь от счастья целует его в щеку. Под этим весьма красноречивая подпись: “Откуда и докуда”. Я никогда не понимал таких бабских выходок и разборок, но стерпеть недвухсмысленный намек на то, что добрейшей души человек, пленивший мое сердце и разум, выставлен на всеобщее обозрение непойми кем, я не смог. - Малая, ты доверяешь мне? В этот момент я увидел, как загорелись ее глаза. Она хотела мне верить. Впервые хотела верить кому-то после того, что происходило с ней эти дни. Она сама взяла меня за руку и крепко-крепко сжала. Ее ладони, будто оттаяли, обжигая меня теплом /у нее они вечно холодные и неверующие/. Боясь потерять этот тактильный контакт, я поднес ее костяшки к губам и оставил на них невесомый поцелуй. Соля затаила дыхание, прикрывая глаза и вновь до боли кусая губу. Я видел, как она борется с собой, но надеялся, что то, что ее гложет будет поверженно нами. - Ты видел меня в наихудшем моем амплуа, сидел под дверью, когда меня рвало, пил и курил со мной, хотя я знаю, как ты это ненавидишь. Я избивала тебя и проклинала все, что связано с мужчинами, а ты до сих пор стоишь здесь и спрашиваешь доверяю ли я тебе? Ты - все, что у меня есть, Егор. Если вы еще помните, до встречи с ней я был полон энергии и сил. Я верил, что мне подвластно все, а вдруг вспыхнувшие чувства, которых я давно не испытывал, лишь подливали масла в огонь. Мы не разжимая рук вернулись домой. Я оделся в лучшую свою одежду, которая у меня была с собой, заказал нам такси люкс-класса. Подарил ей свой браслет от Cartie, обозначавший любовь и терпеливо подождал пока она оденет лучшее свое платье. По иронии судьбы, в этот вечер мы совпадали даже тонами в одежде. Она выглядела сногсшибательно: утонченно, женственно и гордо, а самым главным ее достижением была улыбка. Лучезарнее всех предыдущих, к которым я успел прикипеть. И мне очень хотелось верить, что она хоть на какую-то долю искренняя. Девушка даже фоткала нас. Это были первые совместные фото и нам, правда, было весело вместе, будто мы идем не на бой, а на ковровую дорожку. Именно так уходят победители.Июнь 2018
Только столкнувшись с глубоким отчаянием, я наочно увидел женскую любовь и несмотря на то, что она, в моменты просветления, называла себя ужасной и неблагодарной по отношению ко мне, такое ее состояние не отталкивало меня. Я только сильнее ее уважал, только сильнее восхищался силой чувств, на которое способно ее некогда сдержанное, олединевшее сердце и подсознательно мечтал, чтобы меня полюбили также. В тот вечер то, как легко она доверилась мне, как крепко прижималась к плечу и целовала в щеку, как дышала спокойно рядом с моим сердцем даже в тот самый момент, когда встретилась глазами с чужим, жадным взглядом, я свято верил в то, что мы поступаем правильно. Что это лишь первая, эмоциональная любовь и она не исключает возможности полюбить зрело, осознанно и построить надежную крепость, о которой я всегда мечтал и, о которой мы как-то вскользь упоминали во время наших каникул. Сильнее чем в это, я верил только в музыку. Чувства, что кружили мою голову были настолько жадными, что я даже сваливаясь в такой сладкий омут, набивая синяки и царапины, что беспощадно болели в постоянном режиме ожидания, убеждал себя и всех вокруг, что шрамы украшают мужчину.Она лежа на моей груди, шептала его имя. Плакала о нем по ночам, выглядывая в Инстаграм каждую новую его девушку. Она напивалась с подругами, умоляя, чтобы я избил ее за столь ничтожное поведение и выгнал к чертовой матери, ибо я не должен ее терпеть. Она искала повод поехать домой и увидеться, а когда я молча уходил к себе в комнату, замечая, как она бронирует билеты, приходила и пела на уровне моего сердца, тихо плача, пока я не сдавался и не тянулся к ней за поцелуем. Она звонила ему, пока я спал и они долго молчали в трубку или переписывалась с ним, когда чувства выходили из-под контроля и невтерпеж было узнать как он и с кем он. Я знаю, потому что именно после таких бессонных ночей она готовила мне мои любимые сырники и приносила завтрак в постель. После таких вот срывов она горячее всех целовала меня и мы почти доходили до последнего рубежа, чтобы я мог назвать ее своей, но потом я видел в ее глазах неуверенность и не мог с ней так поступить.
Мы вместе уже больше чем полгода, мы помолвлены, но я все еще жду, пока она будет готова и уверена, что хочет стать моей во всех смыслах. Я - самый известный халатный мачо превратился в влюбленного ждуна, ожидая чувств и настоящей отдачи. Смирившись с участью второго только потому, что это единственный шанс быть рядом с той, которую желает сердце. Желает жадно и горячо, по-настоящему, как никогда ранее и я верю, что это правильно и не стану ничего менять, словно умалишенный. Потому что эти чувства - крепость двух отчаянных эгоистов: она ищет во мне утеху, я в ней любовь. Отступать всегда боязно: может ее больше никто не примет, кроме меня, а я отпущу ее именно тогда, когда она будет готова меня принять? Риски велики для обоих и поэтому мы молча играем друг с другом, делая вид, что все хорошо и между нами нету призрака прошлого. Я продолжаю ее любить не взирая ни на что, а она отчаянно искать любовь для любви, и я благодарен ей даже за это.Грустно, но честно. Черт возьми, Я влюбился - безответно, вслепую. Но так уж сложилось, Не хочу даже взаимно в другую.
//- Что это за кретин с тобой? - Ты с ней, да? Она раздвинула перед тобой ноги, да? Отвечай! Ты предал меня, Алекс. Ты променял меня на физические потребности - вали к черту к своей шалаве, а Егора не трожь. Ты не имеешь права даже смотреть в нашу сторону. Потому что он был рядом тогда, когда ты молча ушел, позволив этой кукле высмеять меня на весь Интернет. - А ты разве любила меня? Разве это любовь, когда вот так вот просто находят замену? - А ты, конечно же, хотел чтобы я страдала и умоляла тебя сейчас вернутся? Может мне с тобой еще и переспать, чтобы ты уж наверняка самоутвердился? - Надо будет и переспишь! Ты все равно была моей, сейчас моя, моей и останешься. - Я хоть тебя и люблю, придурка, но я никогда не буду твоей. Больше никогда. Я лучше сдохну.
Мое тело все еще помнит то, как он рвано прикасался ко мне, причиняя боль. Как рычал и насильно оставил отметку на ключице, но я гордо ушла, послав всю эту грязную иллюзию дружбы и любви к дьяволу и поклявшись, что больше не вернусь. Эти люди навсегда остались чужими, когда в догонку я слышала трехэтажные маты, но одно придавало мне уверенности и чувство триумфа.- Малыш, ты уверена, что хочешь быть со мной? - Как никогда, Егор.
Я ушла оттуда с лучшим мужчиной в моей жизни. Вспоминая то, что он вытерпел, на что насмотрелся и после чего все еще изо дня в день говорит мне, насколько я прекрасна и как он меня любит, такой выдержке можно только позавидовать. Он полгода терпит мою отдаленность, уделяя мне все свое внимание, пытаясь как можно точнее угадать мое настроение и подстроится, чтобы заслужить хотя бы немножко моей взаимности и не догадывается, что такая близость меня только сильнее пугает. Я отталкиваю его не потому что не люблю. Раньше, как только я признавалась в чувствах - люди исчезали, а с Егором я чувствую все в разы острее - теперь, если он уйдет, мой мир рухнет. Это не объяснить словами, когда тебя разрывает от противоречивых чувств, ты ощущаешь себя грязно, потому что осознанно приносишь боль самому близкому, но не знаешь, как правильно преподнести себя, чтобы наконец обрести покой. Понимаешь, что вот оно - твое, но ведешь себя, как последняя сволочь, потому что однажды прожгла себя насквозь не теми людьми и теперь совершенно потеряна в чувствах, скитаешься, разрушая все на своем пути. От этого никчемного чувства я пью, становясь еще более омерзительной. Поэтому я снова и снова возвращаюсь в начало, чтобы сполна осознать, что уже ничего не осталось и все, некогда важное - теперь пустой звук. Из чувства вины, я делаю приятные вещи, но когда Булаткин отчего-то дает заднюю, я снова замыкаюсь и каждый раз боюсь только сильнее. Я упустила момент стать его и теперь он не верит мне. Чувствую себя, подобно младенцу: пытаюсь нащупать опору, но еще слишком слаба для уверенных шагов.- Почему ты молчишь? Егор, скажи хоть слово, пожалуйста. Хочешь, ударь меня. Ударь, выбей из меня эту дурь, я больше не могу. Я не хочу больше так себя чувствовать. Пожалуйста, сделай что нибудь. - Спи, любимая, завтра все забудется, спи. Я люблю тебя.
- Я совсем потеряна, веришь? Не злись на меня дуру, я просто не умею по другому. Не умею любить. - Ты не виновата в том, что я не он. - Ты не он, ты - лучше, а на лучшее я просто не заслуживаю. - Глупости, малыш, ты самая-самая.
- Как меня можно любить, Боже. Я омерзительна. - Встань с пола, малая. Давай давай, вставай. Пошли умоемся. Мы все пройдем, слышишь? Выкинь из своей головы такие дурные мысли. Ты сильная и самая любящая из всех, кого я встречал. - Но я не могу-у-у. - Можешь, малыш. И я могу подождать, если знаю, что есть чего. - Есть! - Вот видишь, не такие мы уже и безнадежные.. - Ты говоришь правду, да? Не обманываешь меня? - Ты невыносима, но я люблю тебя. - Я тебя тоже. Просто я дурочка, окей? - Окей, дурочка моя, спи.
Пока я искала утешения в пьяном бреду, он все еще продолжал вещать о любви, а убедившись, что я успокоилась, уходил из комнаты и спал на диване. Хотя под утро я видела его истертые костяшки и черные круги под глазами. Он не сказал мне ни единого кривого слова, представляете? Срывал свою злость на всех, кроме меня. Со мной бывал максимум строг и все, чем он мог меня наказать - это отсутствием родного запаха на подушке и молчанием. Я не могу терпеть его молчания. Это выше моих сил, но и требовать от него большего - верх эгоизма. Отчаянного эгоизма, который прячет за собой самое светлое и глубокое, что вновь рвется наружу, грозясь снова разнести все в хлам. Я влюбленная дура - полна чувственного невежества? Сейчас, сидя у нас дома, в кругу охмелевших подруг, осуждающих меня за то, что я несправедлива к блондину, в дыму кальяна, этим вечером с его любимым вкусом. Вместо того, чтобы поддаться алкоголю и вкусно одурманивающим парам, меня вдруг осеняет, словно отблесок от грани диаманта на безымянном пальце, стреляет в мою голову и все эмоции, закопанные далеко на дне, поднимаются и тревожат сердце. От мысли о том, что я помолвлена с добрейшей души человеком, что он любит меня ни за что-то, а вопреки всему, а я маюсь какой-то дурью, меня пробирает ток. Благодаря ему, я вылезла из ямы. Несмотря на то, что был со мной на самом дне - он остался рядом. Для того, чтобы я продолжала испытывать нас и собственноручно закапывать обратно? Для того, чтобы мы, будучи друг у друга, чувствуя одно и тоже, были несчастны? Должно было пройти пол года постоянного перебывания друг с другом, его теплом и поддержкой, чтобы я поняла, что люблю, только поймав себя на том, что мне неспокойно, когда он задерживается с работы на десять минут? “Ты всегда говоришь, что я мудрая и рассудительная, но по-моему ты просто боишься признаться, что влюблен в самую настоящую дуру. Я люблю тебя, мой самый лучший муж и очень жду дома” // Сначала я подумал, что она напилась и разозлился. Потом понадеялся, что наконец дождался, и резко дал по тормозам, задерживаясь в нескольких кварталах от дома. Сидел минут десять, вновь и вновь бегая глазами по сообщению и улыбался. Потом, какой-то черт снова дернул меня вспомнить о прошлом и с еще большей ярость я подумал, что она снова начала бредить им, писать, названивать или того хуже - собралась уехать. Мои же мысли заводили меня в глухой тупик, а надо было просто поверить, представляете? Верить каждый раз, когда она была нежной и жить тем, какой она была рядом, не переживая о том, кто в ее мыслях, находясь за тысячи километров от нас. Быть счастливым, когда она со страстью готовит любимые сырники и слизывает остатки сметаны с вареньем с моих губ, а не выискивать подвох. Вся она была в единственном моменте, в тот час, когда я был повернут на подтекстах. Со мной была настоящая, другая, но не менее прекрасная живая Соля, а я все это время видел в ней того самого “призрака” и лишь остатки тени моей отчаянной любви. Я все это время искал баланс, когда победа моя - хаос. Светловолосый, лохматый, полутораметра ростом с переменчивым настроением и разрушающей силой чувств, в которых совсем не разбирается. Алкогольными, хищными глазами, сдержанной улыбкой и вечно депрессивным молчанием. С надрывной истерикой и страстью к искуственному кайфу. Такая, какая есть, которую не надо было понимать, достаточно просто чувствовать притяжение и ловить момент. От секущихся кончиков волос до мизинцев на ногах моя - противоречивая, порой бесящая и разбивающая сердце, но до дожи родная, даже в полуобморочном состоянии. Разбивающая все иллюзии, изматывающая, мгновениями, больная, но преданная - особенная, самая-самая.Не решайте за двоих, не накручивайте, проживая молчание вместо матерного счастья. Жизнь - на грани крайностей, а любовь зачастую на расстоянии вытянутой руки, достаточно просто меньше думать, больше проживать и чувствовать. Давайте друг другу десятые шансы и ждите, если уверены в своем выборе. Добивайтесь самых капризных и диких, рискуйте, приручайте и сдавайтесь в плен. Гордость - холодное заточение. Любовь - сладостный ад. Доверьте выбор сердцу.
Когда она, не успел я переступить порог, несется на меня с объятиями и с облегченными криками: “Наконец-то”, а потом, замечая мое замешательство, просто увлекающе долго целует, я понимаю, что все ее попытки забыть его, что превратились в пытки для меня, это пепел по сравнению с тем, что я чувствую, когда она вот так вот на мне виснет, и весело бормочет нежности. - Я люблю тебя. Все это время - пусть оно останется в прошлом, пожалуйста? Больше ни слова, ни секунды. Только ты…, мы, хорошо? Я вижу в ее глазах вину и надежду. Такую искреннюю, щенячую. Девушка ластиться о мою щеку, почти мурлыча, оставляя невесомые поцелуи от уха до пульсирующей венки на шее. Подхватываю ее под бедра, прижимая к себе, заставляя обвить ногами мою талию. Когда я мечтал об отношениях, я знал, что это больно, но и подумать не мог, что меня затянет такой крышу сносящий водоворот. Я рядом с ней превращался в раба и только рядом с ней чувствовал себя королем, понимаете? Поэтому я терпел, поэтому все это время слепо верил в чувства - потому что только к ней екало даже в самые неожиданные моменты. Только ее хотелось спасти любой ценой и быть ею спасенным. Возможно многие сейчас подумают: “Во чудак. Такого не бывает”, но только я сейчас по настоящему счастлив, а они так навсегда и остануться горевать над своей гордыней, сторонясь настоящих чувств. Потому что, любовь, реальная, - она разрывает, дабы научить хранить и беречь свое, нутром чуямое, а не искать идеальных шаблонов. Мне больше не хотелось спрашивать, уверена ли она, в очередной раз вызывая сомнения. Я ликовал, не чувствуя ранее привычного запаха слабоалкоголки или никотина. Она была чиста, в трезвом рассудке, без остановки игриво целующая мою шею, и я пьянел. От запаха мяты в ее волосах и шлейфа шоколада на коже, такой мягкой, горячей и податливой в моих руках. Ее хотелось целовать еще дольше. Аккуратно, трепетно, наслаждаясь пульсами, что исходят при малейшем прикосновении, впитывая в себя все вдохи и выдохи. Я жадно оставлял свои влажные метки на ключицах, порой срываясь на укусы, когда худощавые пальцы, разрывая мои волосы, пытались опустить ниже. Она томно дышала, извиваясь в атласных простынях и отрывисто шептала мое имя, пока я наказывал каждое место, когда-то помеченное им, своей животной страстью в перемешку с лаской. Я запомнил каждую ее родинку, очерчивая их кончиком языка и считал каждую царапину на своих плечах. Она была аккуратна и беспощадна одновременно, будто пыталась стереть с моего тела старые прикосновения, утолить боль, которую приносили воспоминания. Сегодня ее крики, укусы и царапины были другими - полны желания и нетерпения. - Егор, пожалуйста, - бесстыже хныкала русая, вызывая мою хищную улыбку. Ее голос эротично сыпел. Я провел щетиной чуть выше резинки ее белья, обдавая тяжелым, горячим дыханием все чувствительные места и из-под ресниц посмотрел на девушку. Ее выжидающий, напряженный в предвкушении вид, тихие, несмелые стоны, пылающая пламенем кожа и закрытые в наслаждении веки - самое соблазнительное зрелище. Она хотела меня также сильно, как я мечтал овладеть ей полностью все это время и это желание было самым подленым. Ее губы несмело, неумело, но от этого еще приятней, полонили мое тело. Ее разгоряченная кожа слилась воедино с моей. Мы пахли одним запахом. Смотрели друг другу в глаза и видели одно и то же. На ней оставались следы царапин от моей щетины, ненасытные зубы и бархатные влажные пятна. Она изучала все мои тату своим языком и трогала меня, моментами, так рассковано и горячо, что я терялся. Мы не могли насытится друг другом. Будто пытались догнать те утраченные моменты, когда нам не хватало веры в нас и извиниться друг перед другом. В эту ночь пали тысячи неопознаных масок. Между нами посыпались все барьеры. В наших надрывных стонах и болезненом желании обладать друг другом догорали пержитки прошлого. За ночь непрерывной близости мы, как будто обнулили все счета и шагнули вперед, не оглядываясь. Она в который раз доказала, что я был прав, шагая против всего мира за ней одной, а я наконец смог разглядеть в ее глазах свое отражение - самое чистое и возвышенное. Мы долго шли к ней, но настоящую любовь, сильную, непокорную и непобедимую впустили в свои сердца только сейчас - когда пальцы до боли переплелись, губы застыли с шлейфом имен на очертании, а дыхание стало единым. - Люблю. - Больше жизни и навсегда. //2019
“Заветные слова стали гравировкой на наших обручальных кольцах, а имя, которое когда-то ассоциировалось с испытанием - теперь мой счастливый билет. Я не выхожу на сцену не поцеловав ее: будь это она, ее фотография или неприметное другим глазам тату “Соля” на безымянном пальце. Не старайтесь его разглядеть, оно под надежной защитой. Навеки. #БольшеНеХолостяк” - таким трогательным постом в Инстаграм Егор Крид сегодня ошарашил толпы своих поклонниц. К лаконичному, но глубокому тексту предлогалось не менее красивое фото. На нем счастливый певец, в черном смокинге, кружится в танце с красавицей в белом платье. Да-да, вы не ослышались, самый завидный холостяк России - больше не холостяк. На днях артист сыграл свадьбу на берегу океана, в кругу самых близких и родных. Пока, как всегда, скрытный блондин таит подробности торжества от журналистов, фан клубы уже гадают, что подарить молодоженам и, когда ждать пополнения. Нам же остается пожелать молодой семье вечной любви, счастья и благополучия. Горько, друзья! - Я люблю тебя, я говорил тебе уже это сегодня? - пока Шалимов вещает с зомбоящика последние нашумевшие новости, я с чувством полного умиротворения, обнимаю свою жену за талию и целую ее в шею, пока та увлечена готовкой семейного завтрака. - Раз двенадцать за час пока мы проснувшись валялись в постели, пять раз под душем и три пока шел сюда из гостинной, - самодовольно хмыкнув, изрекла острая на язычек женушка и ловко вывернувшись в моих руках, протяжно поцеловала в губы, вызывая стон. - Это слишком, да? - отрываясь, с хрипотцой заметил я. Прильнув лбом ко лбу и закрыв глаза, улыбаясь. Она захихикала, - На сегодня хватит, больше не буду. - Будешь, - с азартом заметила девушка. Я открыл глаза, вспыхнув. Она испытывала меня одним своим взглядом, словно объедала каждую косточку, провоцируя зверя. Она терлась своими губами о мои, играла языком по очертаниям, оттягивала зубами волоски щетины, а цепкими пальцами распускала маленький хвостик на затылке и тянула. Я превращался в животное. - Это запрещенный прием, - притупленным от возбуждения голосом, ответил я и накинулся на ее губы. - Любимый, - с предыханием прошептала девушка, откидывая голову, до боли кусая губу, предоставляя мне больше пространства для поцелуев на ее теле. В миг смел со столешницы все лишнее. Словно ураган избавил нас от лишней ткани и доминировал, будучи поверженным ее чарами. Ловил каждый звук, каждую обжигающую тактильность и не мог насытится. Она никогда не вступала со мной в схватку в постели, но я всегда проигрывал - на ее счету еще пять “я тебя люблю” и это единственный в жизни случай, когда я горд своим поражением.кусаешь запястья мои, погружая во тьму - это наше искусство: любить до удушья, любить в безрассудном плену - особое чувство. срываешь одежду, срываешься ввысь, и берешь меня следом мы снова отторглись от этой Земли, придаваясь обету. любить до последнего, страсно и горько и жадно, любить до истомы, до крика, до хрипоты, любить так, как людям бывает дано лишь однажды, до смерти любить за пределом последней черты. невесомость моя, мы парим. мы с тобой - неизбежность. глаза закрываются... чувствую, как тону. и каждый укус на запястьях, ласкает нежность я в самом желанном, в самом нетленном плену. мы сшиты, мы связаны вечностью на двоих. друг в друга врослись, в этом таинстве мы бессмертны. и я засыпаю в могучих руках твоих, чтоб снова проснувшись, лететь за тобою следом. Неизвестный автор.