Шире мира всего

39. Небо. В начале был Единый. 12. Дверь. У него было много имен: Амил, и Адон и Орет; они слетали с ее губ, словно подвенечные клятвы, пока она вела его к своей комнате. 36. Три. когда пришло время класть Единого в огонь, Клости сажает детей перед очагом, аккуратно ставит Бессмертных между Танакви и Утенком, и начинает рассказ: «давным-давно…» 47. Гадкий. Пренебрежительный смешок Хэрна стоит у него в ушах («так тебе и надо, гадкий Утенок!»). Утенок-Маллард сжимает в кулаке накидку. Пальцы дрожат, ногти впиваются в ладонь. Он видит, как Леди поблескивает в свете очага, берет ее в руки, прижимает к себе, сворачивается в клубок и плачет. 30. Неожиданность. Карс носится по лагерю, его грудь распирает от гордости, и просто почему-то он твердо уверен — Хэрну понравится. 04. Дождь. Танакви открывает глаза, проводя рукой по мерзлой земле. Наверху она видит Реку, вытекающую из накидки Единого, уходяшую в далекое небо (ее Мамы больше нет, но она все еще чувствует ее тепло, и нежность, и мягкость). 45. Хорошо. Наконец освобожденные из плена Канкредина души струятся вниз по реке. Спустя десятки лет, казавшиеся Анорет вечностью, она наконец присоединяется к Клости в Море. 17. Потерялись. Хэрн не одобряет такой нерациональный подход к путешествиям, но Гуллу даже нравится. Он чувствует землю и солнце и ориентируется по ним гораздо лучше, чем по карте. 26. Горе. — Только не мы, — говорит Маллард, уставший и грустный, сжавшийся от испуга и печали, — мы просто не можем… Танакви, не можем ведь? Иначе… мы совсем одни. 22. Слепота. Они оба прекрасно знали, что она была самой обычной смертной, но Танамил чувствует иррациональную, внезапную, острую боль, когда вдруг смотрит на Робин и понимает, что она состарилась. 24. Полет. Глаза Танакви болят от еле сдерживаемых слез, но она сильна, она знала, что это когда-нибудь случится, ей не в первой; она легонько закрывает Робин глаза и шепчет: — расправь свои крылья, малиновка, и следуй ветру, что дует к Морю». 38. Ирония. Жить после смерти довольно неразумно, если ты Король, особенно, если ты величайший из Кролей, особенно, если ты не бессмертный; это кажется неразумным и Хэрну — сидеть здесь, в мире, наполненном тенями прошлого и мечтами о Море. 50. Пыль. Внимайте всему, что осталось от великого короля Хэрна: мудрым высказываниям, заросшим тропам и голосу призраков, доносящемуся из руин когда-то великолепного города. 07. Почти. На это ушло пара столетий, но вскоре всё: и люди, и мир — все слилось для Утенка в один поток, как Великая Река, гладкая и плавная, словно стекло. 21. Оплакивать. Молот с размаху ударяется о первый гвоздь:  — как они могли! — потом о второй, — как они посмели! — о третий; Маналиабрид прибивает меч своего мужа над камином со всей яростью и горечью, скопившимися в ее бессмертном теле, все проклиная и проклиная своих неблагодарных детей. 31. Страшно. Маллард знает: самая ужасная вещь в том, чтобы быть Бессмертным — смотреть, как однажды любимые стареют, умирают и уходят к морю; знать, что ты за ними не последуешь. 14. Выжидать. Кленнен замечательный и любящий, рьяно нежный, праведно честный и мудрый; губы Линайны расплываются в легкой, терпеливой улыбке. 06. Собранность. Мускулы перекатываются под гладкой шкурой лошади, она бежит трусцой, затем плавным галопом, и, наконец, пускается в бег; Норет летит. 18. Тюрьма. — Не стыдно плакать, — говорит Кониан Киалану, когда они остаются одни, — но не предоставляй им наслаждения видеть тебя плачущим. 34. Слова. «Я слыхал…», говорит Кленнен, и «поговаривают…» Брид сыта по горло, и она вынуждена прикусить язык, чтобы удержаться от крика в адрес этого дурацкого Юга; она просто хочет уже проснуться и домой. 05. Океан. Однажды в Аберате настало затишье, а на следующий день Дорога Ветров возникла в гавани будто из ниоткуда; Графиня видит сноп пшеницы на носу корабля и яркие фрукты на мачте; люди толпятся на доках, тыкая пальцами, и она знает: чему-то грядет конец. 09. Зима. Не важно, как близко Митт придвигается к огню, он получает лишь ожоги вместо тепла (Горелый Аммет! Черт бы побрал этот дурацкий Север с этой горелой погодой!) 46. На память. Проскользнуть мимо охраны Аберата для Бессмертного (особенно, для Малларда) совсем не сложно. Он проникает в бедную комнатушку, где лежит Норет; его кожа покрывается мурашками от холода. Он отрезает прядь ее волос (случайно задевает пальцем ее щеку. Та холоднее льда, и Малларда трясет). 48. Соблазн. — Не печалься, — сладко нашептывает голос Малларду в ухо. Он хорошо знает этот голос, несмотря на то, что тот звучит едва различимо, — родня должна друг другу помогать, а? 03. Исчезла. Той ночью они спят в самом большом шатре, который смог поставить Алк. Митт и Морил сидят рядом и смотрят в темное небо, и скорбь заглушает их голоса. 32. Пламя. — Король не должен спешить в своих действиях. Он обязан сохранить ясность ума, — изрекает Навис, обращаясь к Митту, который прихлестывал лошадь, мчась на всех порах. Однако, оба до побеления костяшек сжимали поводья, наблюдая, как горит Холанд. 26. Война. Тела разбросаны по сторонам улиц. Кровь наводняет грязные площади и стекает по каменным стенам зданий. Гавань Холанда масляно блестит, повсюду затхлый запах. Упрямство — единственное, что помогает Митту сдерживать тошноту, но он чувствует у себя во рту разъедающий привкус вины, горькой, как желчь. Это он виноват, все эти тела — его заслуга, и слова Керила колокольным звоном раздаются в его голове. 49. Пить. После суда над графами Навис возвращается к себе и наливает бокал вина. Он не знает, за кого или за что пьет (Йинен, Хильди и Митт мелькают в сознании, пока он наполняет бокал). 08. Почему. Чем сильнее Митт прижимает ладони к глазам, тем отчетливее он видит искаженный яростью, очумелый взгляд Хобина. Морил нежно, немного нервно сжимает его дрожащее плечо, пока (слишком) юный король плачет. 44. Смирение. — Как будто невежественный рыбак имеет мозги, которые годятся на управление страной, — бормочет Хильди, со злостью взрывая траву носком своих новых черных туфель, не заботясь об их чистоте; то, что ее усмиряет — тон отца, иронически-вопрошающий, в котором звучит явная насмешка: — Не следовало бы тебе относиться к нему уважительнее, Хильдрида? 43. Союз. Хоть Биффа и скромна, хоть она интеллигентна и обучена ораторскому искусству, но, кажется, она понятия не имеет, как ответить на просьбу Митта. 23. Пакт. — Ты можешь жениться на ней по доверенности, — предлагает Навис тоном, полным сарказма. — Подавись ты! — кричит Митт в ответ, — замолчи, или я заставлю ТЕБЯ по доверенности жениться на КОЗЕ! 15. Святая. Да, погода прекрасна, да, пейзаж просто чудный, да, хорошо, островитяне — милейший народ (хоть и странный), но Хильди вспоминает юную (древнее, чем мир) красноволосую девушку, которая спрашивает, доверяет ли она Митту, и она понимает, что предпочитает Кернсбург Святым Островам каждый день своей жизни. 11. Штром. Навис храбр, правда — он сражался, истекая кровью, смотрел прямо в черную пасть ружейных дул и, более того, самой смерти, но ничто, ни единая вещь не может заставить его встать и разнять Элтруду и Хильди, когда те в очередной раз начинают пререкаться. 35. Быстро. — Я открою музыкальную школу! — заявляет Брид своим смотри-на-меня-голосом. На следующей неделе Киалан видит ее проводящей собеседования с абитуриентами прямо в гостиной. 42. Честность. Одним летом он встретил девушку. Они танцевали, она взяла его за руку, вывела в сад и нежно поцеловала. Но ее волосы — прямые и темные, а не светлые и курчавые, кожа гладкая и однотонная, без единой веснушки, и Морил уходит, даже не спрашивая ее имени. 37. Страна. Когда быть Амилом становится почти невыносимо, Митт закрывает глаза, глубоко вдыхает и вспоминает свой чудесный край: высокие зеленые холмы, золотая пшеница колышется под легким ветром, чистое голубое небо и едва заметный, будоражащий душу привкус далекого моря. 29. Глубина. Навис берет в руки чертежи для гробницы Митта (уже абсурд, который не воспринимается ни коим образом), нарисованные им же; наступает абсолютная тишина, и затем он произносит: — …Ты точно войдешь в историю как самый эксцентричный король Дейлмарка. 16. Черный. Королевство погрузилось в национальный траур; яркие флаги сменились черными, сдержанно-светскими. Морил надел на рукава рубахи черные подвязки, но Митт попросил его сменить их ( — траур на моих похоронах — не слышал ничего смешнее!) 27. Акт. Да будет же возведена эта статуя во имя Амила Великого, Короля Дейлмарка, пришедшего по воле Бессмертных, дабы провести нашу страну сквозь войну, скорбь и кровь к великой эпохе всеобщего мира, единства, восстановления и процветания. 41. Реальность. — Как вы это выносите? — прохрипел Митт, тяжело опускаясь на один из массивных дубовых стульев в хуторе Кеннорет; неделю назад Морил был рядом, но сейчас все, кто его окружали — люди, сотканные из легенд и мифов. Кеннорет подарила Митту долгий печальный взгляд: — Мы не выносим. 10. Падший. Митт стоит в дверном проеме квартиры Венда, преграждая единственный выход (он не может сбежать через окно с квиддерой на спине). — Нам нужно поговорить, — сказал Митт и схватил Венда за руку, когда тот попытался прорваться, — прекрати убегать от меня хотя бы на чертову минуту, дурак горелый! 40. Шкаф. У Маевен в шкафу есть коробка, которую она прячет ото всех так хорошо, как может; в ней платье, которое она не надевала с тринадцати лет, шорты и блузка того же времени, фотографии и газетные вырезки, которые она стала собирать после того, как вернулась из поездки к папе: «Наследный Принц Изложил Идею Переименования Дворца Таннорет», — гласила одна, а на второй — «Профессор Объединенного Дейлмаркского Университета Вывел Связь Между Легендами о Бессмертных и Настоящей Историей». 01. Смертная. «Ему 200 лет!» — думает Маевен. Кажется, она сходит с ума (что такое 4 года для Бессмертного?) 33. Часы. Глаза Кеннорет светятся нежностью, но в ее улыбке таится сожаление. Маевен знает, что хочет сказать Ткачиха. 13. Вспышки. Уроки истории становятся совершенно другими после пережитого. Маевен чувствует, как внутри нее что-то рушится каждый раз, когда она видит знакомые лица на фотографиях в учебнике и слышит знакомые имена. 19. Убийца. Они проходят Южное Восстание; учитель пишет на доске. ХОЛАНД, ЗЕЛЕНЫЕ ДОРОГИ и затем КОРОЛЕВСКИЙ КАМЕНЬ, а потом КРОВАВЫЙ ХОБИН. — Это вымысел, — удивленно выдыхает Маевен, и, видя, как на нее пялится весь класс, говорит, — это просто не может быть правдой. 02. Сломленный. Если раньше портрет мальчика-менестреля просто очаровывал ее, то теперь Мавевен смотрит на него с яростным, всепоглощающим отчаянием, укоряя себя за то, что не смогла сделать хоть что-нибудь с печалью в его глазах (и за то, что, возможно, она и была его причиной). 28. Неизведанное. Буквы на камне стерлись после полутораста лет дождей, ветров и зноя. Маевен прослеживает пальцами все трещинки и выступы. Слезы падают на его холодную поверхность, когда она вспоминает все, что не сказала-не говорит-не скажет (простиялюблютебяулыбнисьпожалуйстатыбылмоимлучшимдругом). 20. Дороги. Поезд едва проехал две мили от Аденмаута, когда Митт садится напротив Маевен; он улыбается все той же знакомой ухмылочкой и говорит: — Пути Бессмертных. Часто сюда приходишь, ага?