Озеро любви

Март. Учеба только-только началась. На улице довольно свежо и тепло, чувствуется цветущая весна: всюду пение птиц и легкое романтическое настроение (и чуть-чуть привычного помешательства). Небо приятно-голубое, солнце яркое, но пока не слишком жаркое, облака редкие, размытые, словно не до конца напечатанные на небесном куполе. Чонгук в очередной раз не горит желанием делать доклад с Тэхеном (тот точно будет убиваться в овервотч все дни напролет, а бремя работы возложится в полном объеме на Чона), но уже не отказаться. «Все путем», — пишет Ким, но совершенно не вызывает у Чонгука доверия, а дальше идет уже обыденная приписка: «только давай не завтра». Теперь такое сообщение Чон будет наблюдать две недели подряд, а когда на сроки начнет перекидываться огонь, Тэхен, наконец, очнется, но будет все делать лениво, неумело, словно специально из рук вон плохо. Надо было брать Хосока или Югема в пару, но Ким быстрее и заговаривать умеет: просто, легко, немного шуточек, «о, знаешь, там пары для доклада записывают» и все — имя Чонгука напротив имени Тэхена и кары за невыполнение задания не избежать. Чонгук вздыхает и убирает смартфон в карман кожаной куртки. Хотел же сказать Тэхену, что в этот раз все надо сделать по-людски, но, сколько бы ты Киму об этом ни говорил, все равно слов он этих никогда уже не вспомнит. Проблемный Тэхен друг, ужасно проблемный. Но Чонгуку нравится его свободная манера общения, его квадратная улыбка и способность никогда не унывать. Временами именно тэхеновский неистребимый оптимизм в тонкой границе с клиническим идиотизмом спасал Чонгука в непростые времена. Может студентом Тэхен был никудышным, но другом он был замечательным и этим компенсировал все свои недостатки. Мысли о дружбе с Тэхеном Чонгука взбодрили. Он даже начал легко улыбаться. Просто думая о Киме, он заряжался позитивом и жаждой к жизни. Собственно, с докладом еще будет время разобраться. Нечего портить себе прекрасное утро. С таким хорошим настроением Чон даже решил немного удлинить путь к университету, отклониться от обычного маршрута и пойти через парк. Там зелень, миленькие клумбочки, заполненные цветами, молоденькие деревья, красивые белые скамейки и главное достоинство — небольшой пруд, который все университетские именуют «озеро любви», хотя озером он, естественно, ни разу не является. Свое название он получил еще в год открытия парка где-то десять или пятнадцать лет назад из-за обилия университетских баек. Говорят, что если поцеловать возлюбленного у этого озера и поклясться ему в вечной любви, то ваши отношения, несомненно, будут долгими и счастливыми. Поэтому по вечерам в парке (в особенности у пруда) ошивается множество парочек, которые держатся за руки и гуляют вдоль воды, а потом прячутся за деревьями и целуются, даже не приметы ради, а просто удовольствия. Чонгук любил этот парк только по утрам, когда людей практически нет, очень спокойно и свободно дышится, можно расслабленно идти по гравию без страха натолкнуться на какую-нибудь очень шумную компанию или страстную парочку. Особенно хорошо слушать музыку и беззвучно подпевать, открывая в самые любимые моменты рот. Каждый день ходить через парк утомительно, потому что дорога увеличивается чуть ли не вдвое, но раз в неделю или две — отличное занятие. Чон смотрит на наручные часы, подмечая, что отлично успевает, а вот Тэхен точно явится с опозданием. Вдруг краем глаза Чонгук заметил какую-то фигуру у пруда. Не в его правилах останавливаться из-за таких мелочей, но как-то загадочно ложились блики на водную гладь, а фигура словно светилась на ее переливающемся фоне из-за белой толстовки и светлых волос владельца, а еще подрагивала, как тряпичная кукла на ветру. Чонгук остановился, вытащил один наушник и начал наблюдать. По плечам и комплекции довольно просто угадать, что это парень. Никого похожего Чон вспомнить не смог, значит, не его однокурсник. Тут незнакомец встал в пол-оборота, позволив Чонгуку оценить свой профиль. У Чона было отличное зрение, к тому же расстояние между ними было не так велико: он заметил приплюснутый нос с небольшой горбинкой, полные губы, красиво очерченную челюсть, а главное — слезы и щеки в красных пятнах. Незнакомец плакал, у него дрожали плечи, да и весь он содрогался от неведомой муки, вытирал рукавами белоснежной толстовки глаза, щеки, рот. Чонгук не знал, о чем он плачет, но явно его что-то очень сильно ранило. Внезапно парень как-то очень резко вздрогнул, словно его кто-то укусил или ударил, закрыл лицо руками и опустился на колени. Чонгук не знал, что делать и как реагировать. Идти на помощь казалось чем-то совершенно абсурдным, поэтому он стоял, вслушиваясь через шум воды и листвы в рваный плач незнакомца. Какова бы ни была причина: ему было больно. Чон только по этому надтреснутому голосу мог судить, что ему очень-очень больно. Но он ничем не может ему помочь. Да и кто вообще помогает случайным встречным? Стоит оставить человека с горем наедине, пусть печаль насытит его, переполнит, хлынет потоком соленых слез и душераздирающим криком, а затем больше не тревожит. Порой надо просто дать человеку вдоволь наплакаться, настрадаться, напиться тоской. Чонгук поймал себя на том, что поступает ужасно некрасиво, наблюдая за санацией душевных ран. Ему не хотелось оставлять сияющего незнакомца в окружении воды и зелени, хотелось сказать ему что-то доброе, протянуть руку и, может быть… Чонгук себя тут же одернул. Неприлично подсматривать. Хватит придумывать. Надо идти. Конечно, на пару Чонгук не опоздал, но настроение себе подпортил. Даже удачная шутка Югема не смогла его развеселить. Он чувствовал себя так, будто бы совершил ужасную ошибку. Может быть, стоило подойти к тому парню и поинтересоваться, что не так? А вдруг он бы накинулся с рыком на постороннего, который лезет не в свое дело, и утопил бы прямо в «озере любви»? Реакция может быть совершенно непредсказуемой, и довольно опрометчиво думать, что любой человек будет рад вмешательству в свою жизнь. Чонгук пытался убедить себя, что поступил по совести, поступил правильно, поступил так, как бы хотел, чтобы поступили с ним. Однако ничего не помогало. Игла сомнения уже пронзила сердце. А что если он допустил роковую ошибку? Часто ли топятся в «озере любви»? На сердце словно повесили с десяток гирь. Оно даже биться стало тяжелее. Чонгук не мог сосредоточиться на парах, бездумно записывал, кусал колпачок ручки и все думал о незнакомце. Пусть все с ним будет хорошо. За обедом Чон уже не выдержал и решил спросить, немного освободиться от бремени, которое случайно на себя возложил. К тому же пришел Тэхен, а он казался Чону большим знатоком всяких бесполезных знаний, полученных посредством слухов. Больно Ким общительным был и собирал абсолютно все в свою голову. Кроме, конечно же, необходимых знаний, которые пригодились бы ему по профессии или в жизни. — Утопленники в том пруду? — весело отозвался Тэхен, скривив лицо, тем самым показав, что все это фантасмагорично глупо. — Топиться в вонючем пруду, ну, Чонгук-а, ты чего? Есть способы и попрестижней. Я б в жизни в эту жижу не залез. — Просто интересно, — смущенно ответил младший, продолжая ковыряться в обеде: кусок в горло до сих пор не лез. — Ты это брось, — вдруг серьезно сказал Тэхен. — Я, конечно, в жизни бы в нее не полез, но за твоей тушей легко кинусь, вытащу и изобью, так что мало не покажется. Месяц через трубочку есть будешь, и красивого лица не пощажу! — Да не собирался я топиться, — вздохнул Чонгук, порой Ким все слишком близко к сердцу принимает. — Просто что-то слышал такое и вот… — О, Чимин появился, — перебил его рядом сидящий Минхек. Чонгук проследил за его взглядом и обомлел: белая толстовка, светлые волосы, черная маска на лице, явно скрывающая опухшие красные щеки. Это точно был он. Тот парень, что орошал слезами траву у пруда. Тут у Чона от сердца отлегло. Резко стало легче. Он выдохнул и даже улыбнулся. Все с ним хорошо, а значит, он зря переживал. Вот ведь! А он же серьезно задумался, начал беспокоиться и всякое себе придумывать, хотел даже после занятий идти с фонариком искать. Значит, ему все же стало легче. Наплакался вдоволь и боль отошла. Это хорошо. Чонгук все никак не мог перестать улыбаться. Хорошо, что кончается без некролога и похорон. — О нем такое говорят, — прошептал Минхек, ехидно улыбаясь. — Что говорят? — тут же заинтересовался Чонгук. — Ну, знаешь, всякие слухи, — протянул загадочно Мин, пальцем выводя круги на столе. — О том, что… — Не слушай его, — вдруг строго бросил Ким, прожигая Минхека сердитым взглядом. — Почему? — удивился Чон. — Ты же сам слухи обожаешь. — Это плохие слухи. — Будто бы слухи бывают хорошими, — усмехнулся Минхек, подпирая щеку рукой и все так же улыбаясь. — Но эти просто отвратительные, так что молчи. Минхек тоже был ужасно общительным, прилипчивым и много всего знал. Чонгук бы очень хотел узнать, что же там говорят об этом Чимине, но раз Тэхен сказал, что это «отвратительно», то он вряд ли соврал. Скорее, так оно и есть. Это нехорошая, неправильная информация, которая не должна так страстно передаваться. Несмотря на то, что Ким любил всякие веселые слушки, смешные истории, забавные ситуации, он ненавидел откровенную грязь, чьей целью было только унижение личности и травля. Тэхен слушал такие вещи с каменным лицом и никогда их не повторял. Некоторые лживые вещи размножают злые языки, и если хочешь с этим как-то бороться — похорони этот слух для начала в себе. После обеда Чонгук все же решил хотя бы чуть-чуть узнать о Чимине. Очень уж он стал ему интересен. Почему он тогда плакал? Немного помявшись, Чонгук решился и спросил у Тэхена, что вообще за человек такой этот Чимин. Хороший? Злой? Добрый? Грубый? Общительный? Закрытый? Какой он, Чимин? — Пак Чимин — милый парень, — доложил Тэхен. — Я так считаю. По-моему, очень милый. Нечасто можно было услышать, чтобы Тэхен назвал парня «милым». Чонгук даже удивился, но интересоваться, почему он так считает, не осмелился. Необычный парень этот Пак Чимин. Чону еще сильнее захотелось с ним познакомиться. Образ Чимина в белоснежной толстовке и с красным лицом глубоко засел в голове Чонгука. Он честно пытался избавиться от всех мыслей, связанных с Паком, но тот непременно, раз за разом возвращался к нему в голову без приглашения. Просто как клещ вцепился в мягкое лоно разума Чонгука. Он пытался читать учебники, смотреть передачи, рисовать животных, петь любимые песни, слушать музыку, готовить по маминым рецептам, общаться с однокурсниками и однокурсницами, гулять с друзьями и в одиночестве, спать, принимать ванну, убираться в доме, играть в компьютерные игры — не работало ничего. В памяти все вертелась кинолента утренней встречи: гладь пруда, зелёная трава, белая толстовка, плач и сверкающее имя — Пак Чимин. Три дня Чонгук вёл борьбу со своим мозгом и сердцем, но в итоге потерпел сокрушительное поражение и в утро четвертого дня решил отправиться вновь в парк в слепой надежде вновь увидеть сияющего Чимина. Перед этим Чон чуть-чуть нарыл информации: узнал, что Пак старше его на два года, учится нормально, вроде бы раньше был очень успешным в танцах, имеет высокий голос, не сидит в социальных сетях. Немного, но Чонгуку и этого было достаточно на первое время до их настоящего знакомства. Он поставил себе твердую цель: завязать разговор с Чимином. Чонгук специально вышел из дома пораньше, чтобы подольше поторчать в парке (он казался ему наилучшим местом для встреч и разговора по душам). На улице вновь тепло, но солнце кроют густые тучи. Чон долго решал, брать зонт или нет, и все-таки не взял, решив, что если что, у кого-нибудь одолжит. Он ожидал, что придет в парк и будет долго-долго ждать. От скуки у него начнут быстрее седеть волосы, расти борода и ногти на ногах, но когда Чонгук пришел, Чимин уже был на том же самом месте и глядел вдаль. Тут воинственная уверенность и твердость Чона обмякли, превратились в водоросли. Он встал за деревом и боязливо наблюдал. Сегодня Чимин вроде бы не плакал, что точно хороший знак: говорить с плачущим человеком сложно и не хочется. Погода сегодня не такая прекрасная — отличная стартовая тема для долгого разговора. Но Чон все медлил, терзал невинную кору дерева. Неловко ужасно. Будто он голый стоял. А Чимин все смотрит куда-то вдаль. Интересно, о чем он думает? Об учебе? О родителях? Об армии? Может, о докладе с кем-то вроде Тэхена? Вдруг Пак развернулся, а Чонгук, как идиот, не стал прятаться, продолжая бессовестно пялиться. Просто необычайная внешность. Чон точно таких никогда еще не встречал. Он знал, что Тэхен очень красивый парень, вот прямо с модельными данными, что сам он привлекательный и часто получал комплименты из разряда «ты прямо как айдол, оппа». Но у Чимина была совершенно иная красота, которая складывалась из обыденных, может, скучных деталей, совмещалась в нем в филигранной пропорции, и своим зримым несовершенством отдельных компонентов в полном их единстве становилась непостижимой и неподвластной человеческим описаниям. Можно было сказать, что у него очень полные губы, что у него узкие несимметричные глаза, подведенные сверху черным карандашом, ярко очерчена линия челюсти, бронзовая кожа, но все это сухая констатация действительности, не способная передать всю его многогранную красоту, с легкостью вводящую в настоящее исступление. Пак Чимин одним только взглядом разделил мир Чонгука на «до» и «после», отметив свою красоту как начало отсчета. — Ты кто? — спросил он, удивленно хлопая ресницами. Чонгуку понадобилось три мучительные попытки, чтобы отойти от увиденного зрелища и сказать «я есть Чон Чонгук». Старший терпеливо ждал, сложив руки на груди. Он не выглядел сердитым или пребывающим в расстроенных чувствах, скорее слегка удивленным. Когда Чонгук, наконец, завершил свое неловкое приветствие, Чимин улыбнулся и тоже представился (Чон постыдился признаться, что и так это все знает). — Мы с тобой в одном университете, да? Я вроде бы тебя видел, — задумчиво изрек Чимин. Чон только одного понять не мог: «как он мог Чимина не заметить?». Второй год учится, но ни разу на него не натыкался. Наверно, все из-за разницы в расписаниях. Да и Чонгук все же не так общителен, как Тэхен и Минхек, ему хватает парочки учебных знакомств, и он совершенно не стремится к популярности, хотя в женских кругах он довольно почитаем, а на четырнадцатое февраля всегда щедро одарен чужим вниманием. К тому же Чонгук быстро забывает людей. С ним вроде бы знакомятся, но у него в памяти ничего не откладывается, и при следующей встрече это для него в очередной раз совершенно новый человек. Но все же это большое упущение. Чимин кажется довольно интересным. Стоит наверно чаще задумываться о других людях. — Послушай, а это не ты случайно подглядывал за мной три дня назад? Чонгук густо покраснел и глупо улыбнулся, но отрицать не стал. Наоборот объяснил, что это была чистая случайность. Его привлекли блики на водной глади, он не был намерен подглядывать. Несмотря на то, что Чон был уверен, что такому поверить сложно, оправдания звучали дешево и доверия не вызывали, Чимин ему поверил. И опять совершенно не разозлился. — Я думал, что мне показалось, — вдруг рассмеялся Пак. — Оказывается, кто-то действительно за мной наблюдал. — Я просто мимо проходил, — напомнил Чонгук. — Вода красиво блестела. Чимин смотрел на Чона с долей сочувствия, а потом вновь повернулся к пруду. «Кажется, вода хену интересней, чем я», — приуныл Чон. А с чего бы Паку вообще интересен какой-то проходимец, который подглядывает и в придачу лжет? Чонгук решил, что надо по-хорошему уходить: неловкая тишина давит, Чимин смотрит куда-то вдаль, словно говоря: «тебе тут не рады». Знакомство обернулось провалом. Не прямо со звоном, но Чонгук ожидал чего-то большего. Конечно, он не знал, чего хочет от Чимина, но точно не этого. — Тут очень красиво, — вдруг сказал Пак. — Каждый день хожу сюда. Очень успокаивает. — Да, есть что-то такое тут. — Знаешь, у меня плохое зрение и иногда мне кажется, что на другом берегу кто-то есть. Может, моя личная судьба. Чонгук не знал, что на это ответить, поэтому протянул унылое «ясно». Он не стал говорить, что на том берегу точно никого нет. Там дорожка дальше лежит, а к пруду просто так вряд ли кто-то будет подходить. Пусть Чимин думает, как хочет. — Хен, — неожиданно для себя решился Чонгук, — а почему ты тогда плакал? Порыв ветра унес последние слова. Солнце совсем скрылось за портьерой облаков. Чону даже показалось, что слова прошли мимо Пака, он сказал их слишком тихо и быстро, чтобы их услышали, а может, они просто ужасно смутили старшего, поэтому он решил на них не отвечать. Тогда Чонгук решил сделать вид, что ничего и не спрашивал. Попинал камешки, позлился на себя за бестактность и приготовился уходить. — Мне было очень грустно, — тихо проговорил Чимин. В его голосе было что-то очень печальное и тоскливое, Чонгук даже решил, что он сейчас опять расплачется, но Пак повернулся, и на лице его сияла дружелюбная улыбка. Он подошел к дереву, взял свою сумку, сказал, что ему надо зайти в магазин и распрощался с младшим. Чон глядел ему в спину и все не мог избавиться от прицепившегося любопытства. От чего так горько плакал хен? Проблемы с экзаменами, с родителями, с деньгами, с девушкой, с друзьями? Что стало причиной? Чонгук продолжал гадать. Почему парень с таким лицом о чем-то там страдал? Конечно, красота не залог успеха и счастья, но разве у хена нет друзей или родителей, по чьим плечам можно размазать сопли? За обедом Чонгук опять был не голоден, ковырял свою порцию и слушал истории Тэхена, некоторые из которых слышал уже тысячу раз. Однако настроения у него совсем не было, истории играли где-то на периферии, а Чон думал только об одном: что заставило бы его самого так горько плакать? Может, заваленная работа? Нет, он не настолько чувствительный студент. Может, разрыв с девушкой? Пока у него ее все равно нет, но он сильно сомневается, что будет убиваться таким образом. Может, что-то с родителями или друзьями? Наверно, да. Он бы даже расплакался, но где-нибудь дома, в ванной или в подушку, но точно не на улице. Он не мог найти причины рыдать в парке. Это больно странно и точно не в его характере. — Мы же сказали тебе здесь больше не появляться! Раскатистый бас отвлек Чонгука от мыслительных процессов. Какой-то старшекурсник грозной наружности кричал на другого студента. Этого парня Чонгук видел пару раз. Он в футбольной команде: высокий, плечистый, с отличной мускулатурой, только, как говорится, рожей не вышел, перекошенная она какая-то, несуразная, а от его хищной улыбки вообще страшная. Чон решил посмотреть, на кого там неистово злится футболист, и чуть не свернул поднос. Жертвой оказался Чимин. Он стоял, опустив голову, и молчал. — Тебя тут быть не должно! — вновь воскликнул парень, тыкая в грудь Пака пальцем. — Что у них происходит? — спросил шепотом кто-то рядом с Чоном. — Не знаю, — отвечал Тэхен. — Поссорились, что ли? Разговоры не успели полностью наполнить столовую, как разгневанный парень открыл банку колы, которую держал с самого начала, а затем вылил все ее содержимое прямо на Чимина. Последовала тишина. Было слышно, как стекает кола по волосам хена и опадает на пол, образовывая под ним лужу. Чонгук решил, что сейчас Пак точно разревется и станет посмешищем, но тот только убрал волосы с лица, вытер глаза и собрался уходить. — Стоять! — схватил его за запястье футболист. Через секунду рядом с ними уже стоял Тэхен. Чонгук даже не заметил, как тот покинул свое место. Он попытался задобрить парня и ободряюще похлопал мокрого Чимина по плечу. Он говорил тихо, только для них обоих, до остальных долетали лишь редкие фразы, совершенно бесполезные без контекста. Футболист слушал, кривился, явно был недоволен, но потом резко кивнул и отошел к своему месту, а Тэхен дал Чимину свой платок вытереть колу с лица, но тот отказался и пошел на выход. — Не повезло ему, — безразлично буркнул Минхек, — хотя, если подумать, он сам виноват. Чонгук очень хочет спросить: «в чем?», но уже вернулся Тэхен, а спрашивать при нем не хочется. Одно ясно: Чимин в чем-то круто провинился. Но в чем? Что может вызвать такую злобу у футбольного мачо? Он ему мячи по ночам сдувает или что? Чон в очередной раз остался без обеда, с сотней вопросов и трещащей головой. Очень надо узнать! Он попытался расспросить Тэхена, но тот ничего конкретного ответить не смог. «Я сам ничего не знаю», — сказал он, глядя младшему в глаза. Выглядело довольно натурально, но Чонгук не поверил. Ким точно что-то знал, но учтиво молчал. В итоге после учебы Чонгук опять пошел через парк в надежде встретить хена. Все же вряд ли он мог оказаться на том же месте. Это было бы странно. Но он оказался. Только теперь Чимин сидел на своей сумке с капюшоном на голове. Почему он постоянно ошивается в этом парке? У него дома, что ли, нет? Чонгук минут пять просто наблюдал и только потом, собрав волю в кулак, подошел. — Привет, хен, — небрежно бросил Чон. — Опять на тот берег смотришь? — Да, — довольно весело ответил Чимин. — Меня успокаивает это место. Чонгук в очередной раз не знал, что на это сказать. Интересовало-то его совсем другое. Но как об этом можно было просить? Не слишком ли это личная информация? Должна же быть какая-то грань. Они еще не так сблизились, чтобы говорить обо всем, но Чону действительно было ужасно интересно, что там происходило в жизни Пака. Казалось, вот совершенно незнакомый человек, но тянуло к нему безумно. Прямо как…. — Ты хотел что-то спросить? — вдруг спросил Чимин. — Может, об инциденте в столовой? Или о чем-то еще? Последняя фраза прозвучала как-то натянуто, нервно, словно хен боялся ее произносить. — Да, что случилось в столовой? Вы о чем-то с ним повздорили? — Не с ним, — отвечал Чимин. — С его другом. — Вот как, — теперь Чонгук совсем ничего не понимал. — Тебе стоит рассказать об этом кому-нибудь из преподавателей, ну, если он к тебе постоянно так лезет. — Не могу, у меня не очень хорошая репутация у преподавательского коллектива. — Тогда врежь ему, он это точно заслужил. — Тоже не могу, у меня и так уйма предупреждений, к тому же в прошлом семестре у меня были серьезные проблемы с учебой. Преподаватели давно хотят меня отчислить, поэтому я должен сидеть тихо и не привлекать к себе внимания. Чонгук верил в сказанное слабо. Больше походило на простенькое оправдание, но не обвинять же хена во лжи. — Но почему он так на тебя взъелся, что ты ему сделал? — Не ему, а его другу. — И что же ты сделал? — никак не мог успокоиться Чонгук. — Влюбился в него. Послышалось? Чон аж дар речи потерял. Может, хен ошибся? — Ты имеешь в виду его подругу? Ты в нее влюбился? — Нет, — покачал головой Пак. — Я в его друга влюбился. Я гей, Чонгук. Больше слов не было. Тут Чон совсем потерялся. Спрашивать ему больше ни о чем не хотелось. Голова в мгновение ока приобрела свойства вакуума. Чимин же дальше объяснил, что он очень хорошо общался с парнем из футбольной команды, они вместе гуляли, много говорили и в итоге он как дурак влюбился. Набрался смелости и признался, однако парень был натуралом, а гея видел впервые в жизни. Такого он точно не ожидал от своего друга, очень разозлился, сказал, что это отвратительно, мерзко, неправильно и попросил больше с ним не общаться. А потом зачем-то рассказал дружкам из своей команды, которые сначала смеялись, потом забавлялись, а затем начали издеваться и травить. Особенно усердствовал лучший друг возлюбленного Чимина, приняв это как личное оскорбление. Он запретил Паку появляться на футбольном поле и в столовой, а при встрече всеми силами пытался унизить. Чимин думал, что уже всему университету известны пикантные особенности его личности. — Это еще одна причина, почему мне не стоит связываться с преподавательским коллективом: я порочу университетский имидж. После всего услышанного Чонгук не знал, что сказать. Он еще немного постоял ради приличия с хеном, буркнул в очередной раз свое «ясно», а потом ушел. В голове не укладывалось. Он тоже еще никогда не сталкивался с парнями, которые любят других парней. Чонгук знал, что такое где-то есть, что в Америке такие люди даже нормально живут, но тут, прямо под носом… Как так получилось? Что делает из обычного парня гея? Это какая-то патология или что? Разложение морального облика? Чонгук не знал, чем это считать. Чимин казался милым, но раз он гей… Перестал ли он быть милым? Целый вечер Чонгук провел в интернете, выясняя природу сексуальной ориентации. Раньше он этими вопросами никогда не интересовался, но сейчас ему было необходимо узнать точно, как это все происходит. Однако и у науки нет сейчас исчерпывающего ответа, способного удовлетворить всех и каждого. Чонгук начал с самых истоков. Фрейд считал, что гомосексуальность у многих мужчин — это реакция на страх, связанный с эдиповым комплексом. Во-первых, Чонгук понятия не имел, что такое «эдипов комплекс». Во-вторых, когда он в итоге узнал, что это такое, тут же отверг такой вариант вместе с большинством исследователей. Дальше шли гипотезы и о развращении в детстве, и об избытке гормонов, и об эволюционной ошибке, о способе природы регулировать рождаемость. «Сексуальная ориентация, по всей вероятности, определяется не каким-либо единственным фактором, а комбинацией генетических, гормональных и средовых влияний», — заявляет Американская Академия Педиатрии и Чонгук задумчиво мычит, а дело все усложняется и усложняется. Последнее, что читает Чон: «по всей вероятности, существует множество причин сексуальной ориентации человека, и что причины могут быть различны для различных людей». Интересно, а почему Чимин стал геем? Можно ли это как-то узнать? Одно Чонгук для себя усвоил точно: другая ориентация, несмотря на то, что это странно и непривычно — совершенно нормальное явление. Ну, любит хен мужчин и что с того? Как это на Чоне-то отразится? Утром следующего дня Чимин снова был в парке. Только теперь стоял у дерева, прикрыв глаза. Выглядел он немного усталым. Наверно плохо спал, решил Чонгук. В этот раз он чувствовал себя куда спокойней и просто смог поздороваться с хеном, который сильно удивился его приходу. После вчерашнего откровения он явно не ожидал, что Чон не лишится желания с ним общаться. — Думаю, что нет ничего страшного в том, что ты гей, — уверенно проговорил Чонгук. — Я бы хотел все равно с тобой общаться. — Вот как, — улыбнулся солнечно Чимин. Чонгук никогда еще не видел у него такой простой, легкой и радостной улыбки. Хен прямо сиял. Она ему очень шла. Пускай он чаще так улыбается. Пусть больше не плачет. Получается, тогда он плакал из-за того парня? Или из-за издевательств? Чон не знал. Это какая-то слишком личная информация. Если Чимин захочет, он расскажет сам, а если не хочет, то ни к чему его пытать. Дружить можно и не зная некоторых подробностей. С этого дня они каждый день встречались утром и вечером в парке. Сначала Чонгук забегал только по утрам, чтобы поздороваться и пожелать хорошего дня, но говорить с Чимином было приятно, он знал много забавных вещей, а еще звонко смеялся над всеми шутками Чона. Утренних встреч стало мало, хотелось больше общаться со старшим, больше о нем знать, поэтому Чонгук стал приходить и после занятий. Пак проводил в парке очень много времени, объясняя это тем, что не любил сидеть дома, там ему было неуютно и тяжело. Младший не совсем понимал, как может быть дома тяжело, ведь это единственное место на земле, где человеку всегда должно быть спокойно и хорошо. Но больше Чонгука удивило то, что даже в дождь Чимин не торопился идти домой, а зависал в парке. Встретив однажды взмокшего хена, Чон предложил ему зайти к себе, выпить чаю и посмотреть фильм. Чимин с радостью согласился. Чонгук жил один в весьма комфортабельной, но порой ужасно грязной квартире. Паку в ней очень понравилось, и он даже помог вымыть посуду и подмести. Теперь Чон постоянно звал его к себе, чтобы посмотреть фильм, поиграть в какую-нибудь новую игру или просто поговорить. По утрам они вместе шли к университету, а после занятий домой к Чонгуку. Они обменялись телефонами и теперь общались постоянно. Раньше Чонгуку не очень прельщало такое общение, но с Чимином не хотелось расставаться на выходных или парах, поэтому смски оказались очень действенным способом всегда оставаться на связи. Тэхен даже присвистнул, когда заметил, что Чон не отлипает от своего смартфона. «Девушку нашел?» — ехидно поинтересовался Ким, но Чонгук просто проигнорировал, решив не ударяться в объяснения. Они с Чимином общались только за пределами университета. Старший сказал, что так будет лучше, иначе и к Чонгуку могут начать приставать. Чон был не против, будто бы он не стерпит парочки нападок, но Пак вынес свое категорическое «нет». «Я и так скоро выпускаюсь, а тебе еще учиться», — говорил важно хен назидательным тоном. Младшему это ужасно не нравилось, потому что обычно они были на одной волне, на одном уровне, но временами что-то включалось в Чимине странное, вычурно взрослое, и он строил из себя хорошего сонбе, а ему такое амплуа ну совсем не шло. Чонгук в очередной раз опаздывал на их встречу с хеном. Чимин освободился еще полчаса назад и уже ждал в парке, а Чон только-только закончил и активно отбивался от предложений пойти в компьютерный клуб. «В последнее время ты какой-то странный, — обиженно процедил Тэхен, а потом уже веселее добавил, — надеюсь, это что-то очень важное». Почему-то Чонгуку захотелось ответить, что любая встреча с Чимином чрезвычайно важная (хотя он сам не знал почему). Стоило наверно рассказать Тэхену о дружбе с Паком, но Чона постоянно что-то останавливало. Ким очень общительный, очень энергичный, очень притягательный. Вдруг Чимину он больше придется по душе? Чонгук с детской жадностью не хотел делиться своим другом. Чимин стоял на своем обычном месте, слушал музыку через один наушник и глядел вдаль. При этом хен выглядел меланхолично, тоскливо, словно переживал бурю в сердце. С того дня он больше не приходил в столовую, о чем очень беспокоился Чонгук. Но Пак заверил, что берет обед с собой и кушает в спокойном и уединенном месте, так что все хорошо. Чона все равно этот факт тревожил, как и взгляд, постоянно пущенный в водную гладь или на тот берег. Чимин что-то искал, и это ощущалось во всей его позе, но он никогда не говорил, что именно ищет. — Привет, хен, — крикнул Чон, подходя ближе. — Прости, что опоздал. — Ничего страшного, сегодня отличная погода, даже ветра почти нет. Чон кивнул. Ему нравилась такая солнечная погода. Они еще немного постояли в тени деревьев, перебрасываясь не особо важными фразами и довольно забавными шутками. Чимин искренне улыбался и никак не мог удержаться от очередного хвалебного комментария в сторону Чонгука, а тот только этого и добивался. Весело наблюдать за тем, как хохочет старший, сгибаясь в три погибели и закрывая лицо руками. В эти моменты глаза Чимина становились совсем узкими, но все равно оставались невероятно привлекательными. Хорошо, когда Пак так смеется. Душа радуется на него смотреть. Но почему он так печально смотрит на этот несчастный пруд? Чонгук хотел узнать, что его так в нем тревожит. Какие мысли делают его лицо настолько преисполненным грустью и главное — может ли он как-то ему помочь? — Хен, я хотел спросить, почему ты постоянно приходишь сюда? — дождавшись тишины, спросил Чонгук, почесывая от смущения шею. — Тут красиво и спокойно, — тут же ответил Чимин. — Нет, я не… — Порой мне очень грустно, — продолжил хен, — и хочется, знаешь, просто взять и исчезнуть. Временами очень сложно жить эту жизнь. Я прихожу сюда, и мне становится легче. Смотрю на тот берег и думаю, что может где-то там мне будет лучше… По спине Чонгука побежали мурашки. Его охватило невероятное беспокойство. Голос Чимина звучал не так, как всегда. Что-то в нем было чудовищно болезненное и пугающее. Чон не мог подобрать подходящего описания, как хен говорит, пока неожиданно не пришло на ум страшное сравнение: «он говорит так, будто бы умирает». Младший сглотнул вязкую слюну и приготовился выдать какую-нибудь дико неуместную и тупую шутку, чтобы Чимин снова улыбнулся, снова звонко смеялся, чтобы ему снова было хорошо, чтобы ушло это давящее и щемящее, напоминающее предсмертные слова. — А иногда я думаю — что если прыгнуть в воду, изменится ли что-то? Наверно, я говорю загадками, — Чимин горько усмехнулся, а по сердцу Чонгука прошла рана. — Иногда я думаю, что лучше было бы мне и вовсе не появляться на этот свет. Чонгук стоял, как истукан. Ветер гулял в кроне, а где-то в парке хихикали веселые подружки. Чимин грустно улыбался. Внутри Чона все рвалось: скажи же хоть что-нибудь! Но он не мог. Сейчас он узнал что-то за гранью его мысли, за гранью его посредственного понимания, и он никак не мог этого переварить, принять, осознать. В нем кипело множество ярких чувств: злость, страх, гнев, печаль, жалость. Он не знал, за какое схватиться и чему дать словесную форму. Он просто стоял, представляя, что в один день он так же опоздает и больше уже никогда… Чимин был рядом несколько недель и только теперь Чонгук понял, что в любой из этих четырнадцати дней он мог проснуться в мире, где Пак Чимин уже мертв. — Забудь, — вдруг тепло сказал хен, — я порой говорю странные вещи, не слушай меня. Мне в этом парке хорошо, потому что здесь атмосфера чудесная, а еще есть ты. Мне нравится проводить с тобой время. Чимин счастливо улыбается, оголяя белоснежные зубы, поэтому Чон выжимает из себя дрожащую улыбку в ответ. Ему совсем не по себе. Они идут к нему домой, но Чонгук всю дорогу не может прийти в себя. Тревога нарастает с каждым шагом, сердце сжимается до размера горошины, легкие каменеют, а мысли приняли форму уродского лоскутного одеяла. Чимин идет рядом и о чем-то говорит, но Чонгук не может сосредоточиться на его словах. «Лучше было бы мне и вовсе не появляться на этот свет», — продолжает звучать в черепной коробке. Как он может так говорить? Как он с такими мыслями живет? Это ведь неправильно, так думать. Это не должно быть так. Эти мысли… Они слишком печальны, слишком черны, в них бьется неистовое отчаяние, крик о помощи, и они точно не привнесут в жизнь хена ничего хорошего. Чонгук не помнит, как они добираются до дома. — Что с тобой? — обеспокоенно спрашивает Чимин, снимая ботинки. — Что-то болит? — Нет, просто, — все очень сложно, — хен, тебя что-то беспокоит? Чимин отрицательно качает головой. Его совершенно ничего не беспокоит. У Чонгука дрожат руки. Ему давно не было настолько страшно. — Может, все же что-то беспокоит? Ты можешь мне все рассказать, я постараюсь помочь. — Все хорошо, — беззаботно рассмеялся Чимин. — Просто иногда мне бывает грустно. Теперь Чонгук знал, почему хен тогда плакал, и это ему совсем не нравилось. Конечно, глупо придумывать страшилки пока все хорошо. Но все равно мысли хена ужасны и точно ни к чему хорошему не приведут. Он с кем-нибудь вообще говорит о своих проблемах? С друзьями? С семьей? Не оказывается ли он в одиночестве? Чонгук не знал, поэтому хотел стать опорой для хена, чтобы он все мог ему рассказать, а он бы поддержал. Обязательно поддержал. После этого откровения Чонгук стал внимательней относиться ко всему, что происходит с Чимином, ко всему, что он говорит. Он стал чаще расспрашивать его о семье и друзьях, но ответы ему совершенно не нравились. Родители его были в разводе, и он жил с отцом, об отношениях с которым он говорил скудно, характеризуя их одним словом «нормально». Друзей у Чимина сейчас не было. Он много общался с ребятами из футбольной команды, но после того, как вскрылась его ориентация, многие потеряли желание с ним общаться. К тому же дружок возлюбленного крайне ревностно охранял изоляцию Чимина. «Педикам в этой стране не место», — частенько говорил он Паку в глаза. Чонгука все это злило и бесило. Надо было что-то делать! Чимин сказал «нет». Ему осталось чуть меньше года. Не надо ничего делать. Нужно подождать. Чон не согласен, но с хеном тут было спорить бесполезно. — Пойми, разборки сделают только хуже, — объяснял Чимин. — Он не имеет права так говорить. — Это так, но вряд ли его что-то сможет заткнуть. — Надо попробовать! Он же тебе житья не дает! — все сильнее злился Чонгук. — Со мной все хорошо, так что не волнуйся. — Из-за него с тобой не общаются люди! — Ну, ты же со мной общаешься? Мне этого вполне хватает. Чимин очень просто относился к своей изоляции, с поистине христианским смирением. Сколько бы Чонгук ни говорил, что надо что-то менять, как-то бороться с ним, подключать преподавателей, Пак только качал головой. Для него это все было нормально. Он привык терпеть, и это совсем не создавало ему никаких сложностей. Он врал. Видно же было! Чонгук знал, но сделать ничего не мог. Хен выступал против какого-либо сопротивления. Чон только и мог, что тайно ненавидеть всех его обидчиков да сверлить злым взглядом. «Я скоро буду», — написал Чонгук Паку: он опять опаздывал. Как хен только не уставал его постоянно ждать? И ведь ни разу ничего об этом не сказал. Чон бежал со всех ног, залетел в парк и направился к месту, но, не доходя до него, затормозил. Чимин в этот раз был не один. С ним находился какой-то незнакомый Чонгуку парень. Он стоял к Чону спиной и не заметил его приближения. Младший расценил свое вмешательство лишним, поэтому притаился, выжидая развязки. — Ты просто отвратителен, — говорил незнакомец, и Чонгук закипал, удерживая себя от того, чтобы сейчас же выйти. — Пак Чимин, видишь до чего ты дошел? — Зачем ты пришел, сказать, как меня ненавидишь? — беззлобно поинтересовался хен. — Я это и так знаю. — Ты же никому не рассказал? — скороговоркой выплюнул парень. — Нет, сам же видишь. — И не говори. — Мог бы просто написать, зачем было меня искать? Парень помолчал, а затем продолжил. — Ты сам виноват, Чимин. Это грязно, и мне было противно. Ты об этом знал. Я делал это из жалости, понимаешь? Чимин ничего не ответил. Его лицо не выражало никаких эмоций. Маска равнодушия. Парень напоследок сказал еще раз, чтобы Пак молчал, а затем быстро удалился. Как только он пропал из вида, Чонгук вышел из засады и подошел к Чимину. Казалось, он догадался, что их подслушали, и поэтому совершенно не удивился появлению Чонгука. — Это тот самый парень, которого я любил, — признался Пак. — Я верю, что ты никому не расскажешь. Дальше Чимин рассказал, что на самом деле, когда он ему признался, парень оказался не так уж и против отношений. Они гуляли и даже пару раз держались за руки, но не более того из-за сомнений возлюбленного Чимина. Он никак не мог решить: нравится ему Пак или же нет. А однажды пришел и сказал, что все, что у них было — чушь. Быть с парнем — отвратительно, а еще он не гей и больше не намерен продолжать эти мерзкие отношения. Вот тут и был конец, но что-то ему в голову ударило, какая-то дикая злоба, и он решил обо всем рассказать своим друзьям, уверив их в том, что Чимин лез к нему, надоедал и всячески приставал. Зачем он это сделал, хен не знал, и знать, по правде говоря, совершенно не хотел. — Мне хотелось любви, понимаешь? Держаться за руки, обниматься, целоваться, заниматься сексом. Мне хотелось иметь нормальные отношения, но я ошибся в человеке. И такое бывает. Чонгук сильно смутился от таких откровенных слов. Он и в разговорах о сексе с девушками чувствовал себя неловко за неимением опыта, что говорить об однополом сексе, о котором он даже никогда и не задумывался. И как это вообще делается? Что делают двое парней, когда? Чон начал покрываться румянцем, представляя какие-то невообразимо странные картинки с участием Чимина. — Ты правда хотел с ним с-спать? — вдруг начал заикаться Чонгук. — Когда любишь человека, разве не хочешь до него дотронуться и сделать ему приятно? Ты бы разве не хотел заняться сексом с любимой девушкой? Чонгук, конечно, сказал «да». А хотел бы он заняться сексом с хеном? Чон чуть не загорелся от перенапряжения. Такие мысли точно надо обмозговывать в ванне или кровати, но никак не на улице, когда еще рядом стоит Чимин. Вечером после того, как хен ушел, Чонгук сел за компьютер и познакомил себя с гей-порно. Это было странно, ужасно непривычно, в некоторых моментах Чон даже хотел сказать, что очень грязно. Он посмотрел несколько видео и, несмотря на то, что в мыслях ему не особо все происходящее нравилось, член у него встал. Чон впервые серьезно задумался о своей ориентации: а не гей ли он сам? То, что точно не мог отрицать — ему в каком-то смысле нравится Чимин. А еще, просматривая всякие видео, на месте пассива Чонгук представлял именно хена и надрачивал болезненно ноющий член, думая о нем. На хене нет брюк и трусов. Он голый и такой чертовски привлекательный. Чонгук только пару раз видел его голым по торс, пока он у него переодевался. Чимин лежит на животе и приподнимает ягодицы вверх. Чонгук видит стоящий влажный член, яички и анальное отверстие. Чимин вертит ягодицами лениво, потом полностью встает на колени. Актеры в наушниках сладко стонут, а Чон не выдерживает. В своих мечтах он так и не успевает ему вставить. Получается, он гей? Чонгук опять бороздил интернет и на этот раз нашел шкалу Кинси. «Мужчины не представляют две отдельные субпопуляции — строго гетеросексуальную и строго гомосексуальную. Мир не делится на агнцев и козлищ», — вслух читал Чон и немного успокаивался. Получалось, что даже если ты совсем натурал, то возможно тебя случайно потянет на представителя своего пола. Чонгук задумался: а тянуло ли его раньше к мужчинам? Он долго и напряженно думал, припоминая все знакомства. В школе ему нравились несколько девушек, на первом курсе тоже нравилась одна девушка сонбэ, которая так и не разделила его чувств. Кажется, ему все время нравились девушки. Выходило, Чимин — невероятное исключение? «Преимущественная гетеросексуальность, единичные проявления гомосексуальности», — значит, единичка по шкале Кинси. Чонгуку стало интересно — а Чимин шестерка или все же? — Шкала Кинси? — удивился Пак, когда Чон на следующий день решился его расспросить насчет его предпочтений. — Может, тебе когда-то нравилась какая-нибудь девушка? — Вроде бы нет, мне с детских лет нравились парни. — Получается, ты шестерка по Кинси, — со знанием дела сказал Чонгук, указывая в таблицу. — А ты, значит, ноль, верно? Очень интересная вещь. «Не совсем так», — хотел сказать Чонгук, но Чимин вдруг начал рассказывать о новом сериале, который недавно увидел, и разговор замялся. Может, лучше хену не знать? Вдруг Чон не в его вкусе? Тот парень был довольно обычным. Ничего такого выдающегося и запоминающегося. Это тот типаж, который нравится Чимину? Он же заслуживает большего! Теперь Чонгук хотел узнать, какие хену нравились парни, но к этому вопросу было слишком сложно подойти. Чон пытался по наводящим вопросам подойти к самой сути, но они вечно сбивались и начинали говорить на какие-то совсем уж отвлеченные темы, например, о футболе, играх, кафе, животных, танцах, музыке. А самый важный вопрос так и оставался без ответа, пока однажды они вместе не смотрели какой-то романтический фильм и Чимин в момент развязки счастливо вздохнул: — Такой классный парень! Ей так повезло. Все это время Чон не особо приглядывался к герою, а теперь был готов перематывать весь фильм, чтобы выяснить, почему этот парень классный и как ему стать таким же. — Ну, а что он такого сделал? — как можно небрежней спросил Чонгук, словно бы его этот вопрос совершенно не интересовал. — Он очень заботливый, а еще благородный, умеет успокаивать и поддерживать, а еще у него отличное чувство юмора. «Хоть в одно попал точно», — с легким расстройством думал про себя Чонгук. Вдруг он понял, что слишком много думает о том, какие парни нравятся Чимину. С чего бы? По какой такой причине? Чон украдкой посмотрел на старшего, моющего посуду (проигравший в камень-ножницы-бумага должен был убираться), и не смог оторваться. Хен был невероятно привлекательным. У него не было парня только потому, что он ни с кем не общается, чтобы не создавать никому проблем. Чимин хотел отношений, а еще, быть может, в кого-то уже влюбился. Эти мысли Чонгуку не нравились. Он почему-то был уверен, что Пак опять влюбится в какого-нибудь урода, который его точно недостоин. Чон встал и подошел к раковине, помогая вытирать посуду. — Поблажку мне делаешь? — усмехнулся Чимин. — Нет, просто вместе же быстрее, — кисло отозвался Чонгук, все еще думая о том, что хену может уже кто-то нравится. — Слушай, хен, а тебе кто-нибудь нравится, ну, в универе, например? Чимин задумался, смывая мыльную пену с очередной тарелки и передавая ее Чону. — Не думаю, я же ни с кем особо не общаюсь, если только… — Если только, — повторил за ним Чонгук. — Ты мне нравишься, — улыбнулся Чимин. — Ты отличный друг. Я и не думал, что смогу с кем-то подружиться после того, как обо мне пошли слухи. Спасибо тебе, Чонгук. — Да брось, — только и мог сказать раскрасневшийся от смущения Чон. Чонгук был так увлечен общением с Чимином, что совсем позабыл о докладе. Тэхен, конечно, тоже, поэтому все делать пришлось в последние три дня. Младший чуть волосы на себе не рвал от отчаяния: помимо доклада и выступления, должен быть готов еще один застоявшийся проект, так Чонгуку еще надо сдать один долг. Работы было много, а Тэхен ни черта не помогал, продолжая трещать: «ну ты же знаешь, что я совсем безответственный». Чон знал, что сам виноват в своем плачевном положении, но все же не мог удержаться от нытья и написал Чимину, что очень сложно работать, что он ужасно устал, не высыпается, а еще уже два дня питается только печеньем. Чимин прочитал, но ничего не ответил, и Чон не то чтобы ждал тирады поддержки и воспевания своей силы, но все же обиделся. Мог бы написать стандартное «ты справишься», но промолчать… Как-то совсем стало тошно, и работа пошла еще медленней. Вечером в дверь раздался звонок. Так как Чонгук выключил телефон назло всему миру, это, скорее всего, был Тэхен, который все же озаботился судьбой доклада и решил прийти на помощь. Угрюмый, немытый и небритый Чон открыл дверь и обомлел: на пороге стоял Чимин с пакетами и обеспокоенным выражением лица. — Хен? Ты как тут оказался? — Тебе стоит принять душ, — усмехнулся Чимин. — Я продукты принес. Давай сделаю тебе покушать? Печенье не очень-то питательная еда. Чонгук пропустил его в квартиру и на ходу стал объяснять, что сам виноват во всем происходящем и не стоило о нем волноваться, а печенье, между прочим, очень вкусное. Ему было стыдно, что он оторвал старшекурсника от каких-нибудь важных дел и заставил прийти и готовить себе ужин. Эксплуатация какая-то. «Все хорошо, я нормально не усну, если не буду уверен, что у тебя все хорошо, я не буду тебе мешать», — заверил Чимин. Чонгуку в этот момент очень захотелось его обнять. Так очень крепко, прямо до хруста всех костей, чтобы показать свою благодарность и привязанность, но он сдержался, помогая разбирать покупки. Хен купил очень много всего питательного, и у Чона уже слюнки потекли: у него в холодильнике и мышь бы не повесилась, потому что он бы и ее съел. Они обсуждали, что будет на ужин, смеялись и делились своим кулинарным опытом. Чимин, оказалось, очень круто готовил и знал множество рецептов, что вызывало настоящий восторг у Чонгука, который даже мясо жарить не умел. Тут Чон заметил довольно большой сине-фиолетовый синяк на руке Чимина, когда тот закатал рукава. Выглядел он свежим и неприятным. Чонгук почему-то твердо был уверен, что это не случайность. — Хен, что у тебя с рукой? — спросил он, аккуратно беря за запястье и разглядывая повреждение. — А, это, — голос Чимина дрожал, но он все равно силился улыбаться. — Я ударился об стол. Смешно, да? Чонгук смотрел ему в глаза. «Это ложь», — он говорил только взглядом. Чимин вырвал руку, прикрыл синяк и объяснил, что ударился, пока разбирал книги. Он ужасно неловкий и такое происходит постоянно. Чон бы поверил и в такую нелепость, если бы хен смотрел ему прямо в глаза и его голос так предательски не трещал. Он что-то скрывал. Почему он не может довериться? Чонгуку было немного обидно, что Чимин не мог поделиться этим с ним. Его же явно это беспокоило. Разве они не друзья? Он бы помог. Он бы все сделал. Он бы сумел защитить. Чонгук сделал новое открытие, разглядывая спину и расправленные плечи Пака: он бы хотел всегда его защищать. Чимин задержался до самой ночи, сначала делая ужин, а потом помогая с домашней работой. На улице уже совсем стало черно, но Пак все равно собирался домой. Чонгук даже щедро предложил свою кровать, заявляя, что сам будет спать на неудобном кресле в гостиной. Однако Чимин все равно отказался. Тогда Чон решился его проводить, но и тут старший сказал, что ему надо хорошо выспаться. Чонгук уже не принял позицию хена и, несмотря на протесты, пошел провожать, приговаривая, что ему нужно в магазин за салфетками. — У тебя вон целая нераспакованная пачка, — сказал Чимин, указывая на нежно-голубую коробку. — Надо на запас, — как ни в чем не бывало ответил Чонгук. — Зачем тебе столько салфеток? — упорствовал старший. — Я их коллекционирую. Чимин тоже не поверил. — Смешно, да? Старший покраснел, осознав, что проворачивал Чонгук. Поэтому Чон все же отправился его провожать почти до самого дома. Он никогда не был у хена, но знал, где он живет, потому что уже как-то провожал. Рядом как раз устроился большой магазин, работающий двадцать четыре часа. — Спасибо за все, хен, — поблагодарил Чонгук. — Рад тебе помочь, — улыбнулся Чимин. — Помни, что всегда можешь обратиться ко мне за помощью. — Ты тоже, хен, помни, что я всегда тебе помогу. В этот момент по лицу Пака скользнула тень. Он выглядел потерянно и немного смущенно, но в итоге поборол в себе смятение и опять улыбнулся, напомнив, что тут хен вообще-то он. Чонгук проводил его взглядом, убедившись, что он зашел в подъезд, а потом двинул домой. С докладом Чонгук и Тэхен выступили на твердую четыре, несмотря на то, что Ким готовился в последние десять минут и был уверен, что провал неизбежен, даже клялся отныне стать более ответственным, разумным, трудолюбивым. Кто знает, может неудовлетворительная оценка подарила бы миру нового Эйнштейна, но в итоге Тэхен уже при прослушивании второго доклада запихнул в ноздри ручки, играя в мамонта, веселя рядом сидящих девушек. В столовую они вошли в отличном расположении духа, переговариваясь о том, какие они молодцы. А в помещении непривычный шум присутствовал, обычно тут было куда тише, и народу что-то слишком много собралось. Казалось, что сбежался весь университет. Все буйно о чем-то переговаривались, смеялись, веселились. Ребята ничего не понимали и поспешили присоединиться к своим друзьям за столом, которые пришли раньше, чтобы узнать, что же тут произошло. — Короче, — начал нервно Хосок. — Помните Чимина? Его Хенджин сюда притащил, они о чем-то говорили, а потом он взял и на него поднос опрокинул, представляете? Его дружки Чимина не отпускали и заставляли извиняться. — Извиняться? — Тэхен кипел от злобы. — За что он должен был извиняться? — Не знаю, — пожал плечами Хосок. — Но они его тут долго держали, но вроде бы ничего не добившись все же отпустили. Чонгук оставался спокоен. Совершенно спокоен. Чимин сказал, что его все это совершенно не трогало. Он мог все стерпеть, каждый тычок, каждое мерзкое слово, любую нападку. А он ведь был ужасно чувствительный, Чон знал точно. Хен переживал о том, что о нем думают, всегда старался хорошо выглядеть, следить за модой и трендами. Он говорил, что может все стерпеть, но Чонгук был уверен, что каждый раз ему хотелось взорваться, что он думал об этом сотню раз на дню, хоть всегда и пытался найти способ все уладить, найти компромисс. Он перестал приходить в столовую. Он ничего не сказал, хотя мог затащить и того парня в ад презрения. Он всегда все терпел, и это Чонгука раздражало. Если тебе делают плохо, так и ты сделай так же. Ударь. Выбей зубы. Укуси. Что-нибудь сломай. Это нормально — злиться. Но Чимин все переживал в себе, все скрывал и подавлял. Он слишком много думал. Только вот никто не думал о нем. — Че забыл? — оскалился Хенджин. Чонгук видел за столом и того парня, которого Чимин полюбил. Он смотрел с интересом. Как Пак вообще мог с таким уродом дружить? А тем более любить? Он не стоил и его мизинца. Чон совсем не был зол. Он объективно оставался спокоен. Только вот совершенно не голоден оказался. Надо было выбросить салат, главное блюдо и суп. Чонгук нашел отличную мусорку. Он поднял поднос над головой Хенджина и перевернул. — Ты охуел?! — закричал тот, вскакивая, хватая за грудки. «Чимин не может его ударить, — думал про себя совершенно спокойно Чонгук, — а вот мне ничего не мешает». Он ударил. Размашисто и сильно, не беспокоясь о последствиях. Конечно же, получил в ответ. Завязалась настоящая драка. По столовой пронесся гул. Но Чонгуку было все равно. Этого ублюдка кто-то должен был поставить на место. Между ними встал Тэхен, разнимая и призывая к порядку. Все шло кадрами. Чонгук чувствовал, что у него рассечена губа и кровь во рту, но рожа футболиста опухла сильнее, хотя, возможно, она такая у него была с рождения. Вот ведь удачное совпадение, когда душевное уродство полностью совпадает с внешним. Футболиста держали его дружки, а Тэхен закрывал Чонгука, пытаясь привести в чувство. — Ты чего творишь? — встревожено спросил он, хватаясь за его плечи. Чонгук не собирался объяснять, но все же хотелось что-то сказать, хотя бы «он это полностью заслужил». Однако не успел. Толпа студентов расступилась и показался разъяренный преподаватель. «А раньше-то что никто не приходил?» — раздраженно думал Чонгук, пока их отчитывали и вызывали на ковер к ректору. Тэхен пошел с Чоном и говорил ему, как надо себя вести и как отвечать на вопросы. Позади плелся футболист со своими дружками и не затыкался, угрожая расправой. В кабинет они зашли с Хенджином вместе. «Тебе конец», — прохрипел он. Ректор выглядел очень недовольным, кидался бумагами и требовал объяснений. Первым начал Хенджин, рассказал, как спокойно поедал свой обед и тут приперся ненормальный Чонгук и перевернул на него поднос, а потом еще и драку развязал. Чон сухо подтвердил. Все именно так и было. Тогда его спросили о мотивах. «Он меня раздражает», — неаккуратно бросил Чонгук и вызвал настоящую вспышку гнева у ректора. А через пятнадцать минут в кабинете оказался тот самый педагог, который их разнял. — Только двое? Третьего не привели? Чонгук удивился. Третьего? Тэхена, что ли? — Кто третий? — зло поинтересовался ректор, испепеляя взглядом нарушителей спокойствия. — Пак Чимин, — сказал довольно преподаватель. — Вот как я и говорил: постоянно от него проблемы! В приличном учебном заведении таким людям не место. — Он тут при чём?! Его и в столовой не было! — стал негодовать Чонгук, сжимая кулаки. — Опрошенные ученики сказали, что он был, — сухо констатировал педагог. — Он ничего не сделал! Чонгука не деликатно попросили заткнуться, напоминая, где он находится. Тут, конечно, вступился за него футболист: никакого Чимина и в помине не было. Естественно, ему порочить свой светлый образ в глазах преподавателей не хотелось. Вдруг всплыла бы какая-нибудь нехорошая подробность? Вон как он наизнанку вывернулся, чтобы казаться эталоном благородства и добродетели. Может, сказать, что Чимин присутствовал было хорошей идеей, но Чонгук побоялся, что его действительно отчислят, быть может, вместе с ним и этого урода, но цена оказывалась слишком высокой. Преподаватель сконфуженно признался, что не все из опрошенных видели Чимина, просто он всегда притягивал неприятности и само собой разумеющееся, что и тут он руку приложил. Их задержали после звонка и обоим сделали выговор, назначая на две недели почетными уборщиками территории в поддержку работающему персоналу. Тогда Хенджин напомнил, что у него скоро футбольные состязания, и его наказание сократилось до недели. Чонгук кипел от злобы и несправедливости. «Чонгук, вы способный студент, хорошо подумайте о своем поведении», — сказал ректор на прощание, а Чон старательно подавил в себе желание прямо за дверью задушить футбольного недоноска. Чонгук вышел первым, злился и скрипел зубами, но вдруг перед ним оказался встревоженный Чимин, и вся желчь растворилась. Он подошел ближе и неодобрительно покачал головой. Чон прочитал только по дрожащим губам и блестящим глазам: «до чего же ты дурак». Младший так же безмолвно ответил глазами: «я буду и дальше защищать тебя». — О, подружку себе нашел, Чонгук-а, — забавлялся Хенджин. — Парочка педиков. Сейчас блевану. — Мы просто друзья, — процедил смущенно Чимин. Чонгук коснулся его плеча, прося прекратить отвечать этому уроду, он не стоил слов. — Оказывается, как в универе много педиков развелось! — все продолжал Хенджин, демонстрируя свою невероятную безмозглость: орать-то перед кабинетом ректора, из которого только вышел. — Ошибки природы. Слышишь, Пак Чимин? Такие как ты не должны были рождаться. Пустое лицо. Чимин не реагировал, но Чонгук знал, что именно когда он кажется совершенно равнодушным, ему больнее всего. Чон собирался получить еще один выговор и вылететь из универа, но его остановил Пак, перехватив за запястье. Хенджин засмеялся грудным смехом. Чонгук взял хена за руку. Пусть думает, что хочет. Ему было совсем не страшно. Стоило так сделать с самого начала. — Ты сам себе могилу роешь, Чонгук, — довольно кинул Хенджин и собрался уходить. — И ты тоже, — вдруг раздался голос Тэхена. Ким появился из-за угла и выглядел очень недовольным, прожигая Хенджина сердитым взглядом. — Встанешь на защиту педиков? А, Ким Тэхен? Ты-то хоть натурал? — За языком следи, — серьезно ответил Тэхен, смотря футболисту в глаза. — Может, за тебя вся футбольная команда, а за мной весь универ и не думай, что я буду стоять в стороне, когда ты оскорбляешь моих друзей. Чонгук не видел лица Хенджина, но по тому, как он закачался, а потом резво покинул поле брани, стало ясно, что слов Тэхена он испугался. Тэ действительно в университете был большой шишкой и если бы он развязал войну, то Хенджин и его команда были бы полностью погребены: никто ни на один их матч не пошел бы. Тэхен умел влиять на людей. — Тебе надо в медпункт, — бодро проговорил Ким, улыбаясь и, конечно же, сразу замечая сплетенные пальцы. — А тебе, хен, наверно, надо на занятие? Чимин смущенно кивнул. Чонгук совсем не хотел его отпускать. Надо было столько всего сказать, в стольком объясниться и признаться, но время было такое неподходящее, к тому же рядом стоял улыбающийся Тэхен и все внимательно слушал, не сводя с них глаз, поэтому пришлось Пака просто отпустить, шепнув: «встретимся после занятий». — Не спросишь, почему я поступил так? — поинтересовался Чонгук, после того, как Чимин скрылся из поля зрения. — Не знаю, — потянул Тэхен, закидывая руки за голову. — Потому что он милый? — Нет, потому что я его люблю. Чонгук не знал, как отреагирует Тэхен, но все же верил ему. Верил их дружбе. Пусть он будет первым, кто об этом узнает. Нет больше смысла скрывать. — Вот как, — хмыкнул Тэхен, — ну, он ужасно милый, поэтому я тебя понимаю. — Он не только милый, он — особенный. Тэхен прыснул, но потом собрался с мыслями, осознав, что Чонгук говорит честно и прямо от самого сердца, а еще это для него действительно очень важно. — Я вас поддержу, не беспокойся. — Меня злит, что тот парень постоянно к нему лезет, — признался Чон. — Преподаватели ничего не могут сделать, кроме как исключить Чимина. — Я понимаю, мне бы такое тоже не понравилось. Я что-нибудь придумаю, хорошо? В этот день встретиться с Чимином не вышло. Чонгука заставили убираться, а Паку задали много домашней работы, поэтому им пришлось попрощаться. Чон написал, что завтра они точно обо всем поговорят, а еще попросил, чтобы хен ни о чем не беспокоился, заверив, что он серьезно не ранен, раз ему в этот же день вручили метлу. А на следующий день Чонгука встретили слухами. Такое чувство, что весь универ теперь знал, что он неравнодушен к Чимину. Чону было, в общем и целом, все равно, он просто заталкивал наушники в уши и отправлялся в свой иллюзорный мир. Он никогда особо не тревожился о том, что говорят за его спиной, а говорили всегда много. Тэхен пришел ко второй паре и первым делом бросился к Чонгуку. — Ты как? — спросил он, усаживаясь к нему за парту. — Нормально, — пожал плечами Чонгук. — Даже не болит. — Слухи не раздражают? — Да пусть хоть весь Сеул знает, что я его люблю, — усмехнулся Чонгук и получил одобрительный удар по спине. После пар Чон задержался опять, чтобы помочь с уборкой, а Чимин дожидался его в парке. Вроде бы прошло совсем немного со вчерашнего дня, но ощущалось как-то совсем иначе, будто бы прошла минимум неделя. Чонгук очень соскучился и хотел как можно скорее увидеть хена, спросить как дела, может, опять подержать его за руку или даже что-то посерьезней. Чон бежал со всех ног на встречу, желая увидеть улыбку старшего. Но Чимин выглядел угрюмо, напряженно, печально, кусал губы и постоянно отводил взгляд. Было видно, что он сильно нервничает: он ходил из стороны в сторону и отчитывал тихим голосом Чонгука. Слова давались ему нелегко. Голос хрипел. Неужели он его сорвал? — Теперь и о тебе будут ходить слухи, — подошел к концу своей речи Чимин. — Мне так жаль, ты ведь просто так пострадал, думаю, нам больше не стоит общаться. — Что? — не веря своим ушам, воскликнул Чонгук. Чимин опустил голову и прошел мимо. Чон не мог его так просто отпустить. Поэтому схватил за руку и отвел к дереву, прижав к его стволу, Пак совершенно не сопротивлялся, продолжая смотреть в землю. Так старший точно не мог убежать. У Чонгука никогда не было особых способностей к длинным речам, красиво говорить умели Минхек и Тэхен, но никак не он, но сейчас была критическая ситуация, и он надеялся, что красноречие, хотя бы ничтожная его доля, передается воздушно-капельным путем. — Послушай, я хочу с тобой общаться. Нам ни к чему прекращать. Понимаешь? Нам же хорошо вместе, или ты не согласен? — Мне хорошо с тобой, — согласно кивнул Чимин, всхлипывая. — Вот и отлично, нам незачем расставаться, верно? Чимин-а, мне все равно на слухи. Пусть говорят, что угодно. — Но… но ведь так ты, — старший закрыл лицо руками. Чонгук понял, что он плачет. Ему очень захотелось его обнять, прижать к себе и утешить, пообещать, что все будет хорошо. Но слишком неловко делать это на улице. Да и можно ли? Понравится ли такое Чимину? Вдруг он будет против? Может, ему совсем такое не нравится. В первую очередь надо думать о том, что нравится хену. — Вдруг ты не сможешь найти девушку? — продолжил Чимин, немного успокоившись, Чон тут же хотел сказать, что не нужны ему девушки, но решил дать старшему договорить. — К тому же, я… что, вот что если получится так… и я влюблюсь… в тебя… ты ведь… прости… мне действительно не стоило… Чонгук почувствовал, что знает, чем хочет закончить Чимин. Это та самая фраза, которая до сих пор мерещилась ему в страшных снах, которая скребла сердце, занимала почетное первое место в списке вещей, которые Чон меньше всего бы хотел услышать в жизни, но не знал, как попросить Пака замолчать. Думать было сложно, удавалось только чувствовать, причем ужасно остро: тепло Чимина, запах Чимина, голос Чимина, дрожь Чимина. Его было так много. И так от всего этого горько-сладкого томления приятно. Чонгук не выдержал и сделал то, о чем давно мечтал: коснулся своими губами соленых от слез губ старшего. Очень коротко, быстро, всего лишь на секунду, только одно невинное касание без каких-нибудь более желанных излишеств. Чонгук был слишком взволнован для полноценного поцелуя, а еще слишком пленен чужим существом, страшась, что просто не сумеет остановиться и завалит Чимина на траву, усыпая поцелуями и исследуя горячее тело. — Тогда я бы хотел, чтобы ты быстрее ответил, будешь ли со мной встречаться? Я не люблю ждать. Глаза у Чимина были красные и влажные. Он очень удивился. Неужели не догадался? Чонгук был уверен, что его чувства прозрачны, даже не облекая их в словах, они просты и понятны. Он ведь совершенно ничего не умеет скрывать, выдавая все свои сердечные томления одним лишь взглядом. Разве можно было не догадаться? — Я тебе нравлюсь? — спросил неуверенно хен дрожащим голосом. — Больше, я люблю тебя, — ответил Чонгук. Чимин опустился на колени, продолжая пристально смотреть на младшего, словно ожидая услышать: «хен, я пошутил». Чонгук держал взгляд и надеялся, что он не соврет и сумеет убедить Пака в серьезности его намерений, чувств, а главное не даст возникнуть желанию сбежать. Им же так хорошо вместе, разве не так? — «Да» или «нет», — спросил Чонгук, чувствуя, как сам начал волноваться. — Да, — отозвался Чимин, — как будто бы может быть другой ответ. Чон был готов взмыть под облака. У него появился любимый человек и у них все взаимно. Он сам не мог поверить в свое счастье. Так просто, оказывается, быть счастливым, так мало, оказывается, надо, чтобы чувствовать себя на седьмом небе. Чонгук опустился рядом с Чимином на корточки и смотрел ему в глаза, не в силах ими налюбоваться. Теперь они будут вместе. Теперь все будет отлично. Они будут поддерживать друг друга и со всем справятся. Больше Чимин никогда не будет стоять у этого гребанного пруда, и плакать, сожалея о своем существовании. Чонгук больше не даст ему усомниться в том, что его жизнь — бесценное сокровище. — Можно тебя поцеловать? — взволновано спросил Чон, чувствуя, что больше не может ждать. — Ты же уже целовал, зачем спрашиваешь? Пока Чонгук думал, как остроумно ответить, не выдержал Чимин и сам потянулся за поцелуем. Горячие губы были так приятны, но еще приятней, когда думаешь, что они принадлежат именно хену. Недолгий поцелуй и вновь разрыв. Чонгуку было мало. Он хотел больше и вновь тянулся к Чимину, прижимая его к дереву, касаясь одной рукой щеки, а другой находя руку и переплетая пальцы. В этот поцелуй он попытался вложить всю свою душу, всю свою любовь, все те чувства, которые разрывали ему грудь, когда он думал о хене. Конечно, вряд ли вышло вложить все до самой последней капли. Чонгук был уверен, что чувств в нем больше, чем звезд на небе, что попросту не существовало числового значения, способного измерить его любовь. Чимин являлся его личным абсолютом, смыслом завтрашнего дня, трепещущей душой. И он стал его. С наслаждением жался и гладил шею. Его губы были такими гладкими и нежными, мягкими и жаркими. Сминать их в поцелуе, прикусывать, оттягивать, а потом зализывать было несказанно приятно. Он полностью Е Г О. Сложно с этим всем не сойти с ума. Они расстались только поздно вечером. Чонгук всеми силами пытался убедить Чимина пойти к нему домой, чтобы просто больше времени провести вместе. Но хен сказал, что не может, ему непременно нужно было оказаться дома. Чон расстроился, но не так сильно, потому что на прощание старший подарил ему невероятно классный французский поцелуй. Еще долго они переписывались, пока совсем не остались без сил. Чонгук думал только об одном: куда им завтра пойти. Может, в кафе? Или лучше в ресторан? Хотя денег не так много и родители будут не рады тратиться. Чон решил, что нужно найти подработку. Раньше не было необходимости, всего хватало, но теперь хотелось делать что-то особенное для Чимина, а для этого нужны были деньги. Чонгук подумал, что завтра же посоветуется с Паком: может, вместе пойти работать куда-нибудь? Однако на следующий день Чимин просто не пришел. Он всегда ходил на учебу, никогда не опаздывал, но тут внезапно просто замолчал. Чонгук написал ему с сотню сообщений, спрашивая, где он, что с ним, почему не пришел. Несколько раз позвонил, но телефон находился вне доступа. Чон серьезно забеспокоился, а после учебы пошел сначала в парк, чтобы убедиться, что Чимина там нет, а потом к хену домой. Однако никого не было и дома. Куда он мог деться? Ночью Чон так и не сумел заснуть, страшно волнуясь. Люди ведь так просто не исчезают! Где он? Почему не звонит и не пишет? Неужели он сделал что-то не так? Все же было хорошо, они были так веселы, так влюблены, что могло произойти? Неужели Чимину что-то не понравилось? Чонгук просматривал сообщения на предмет чего-нибудь такого, что могло оскорбить хена, но так ничего и не нашел. Все было обычно. Только теперь чуть больше романтики. Тэхен сразу заметил, что с Чонгуком что-то не так. Младший не стал держать в себе и все рассказал другу. Тэ задумчиво грыз ручку, а потом предложил не паниковать раньше времени: он был уверен, что ничего страшного с Чимином не произошло. Возможно, он был так ослеплен счастьем, что теперь ему надо немного времени, чтобы вернуться в обычный ритм жизни. Чонгук не мог такое принять. Чтобы вернуться в норму, надо обязательно игнорировать? Он же волнуется! Тэхен не знал, что еще сказать и чем еще подбодрить. «Верь ему», — только и мог советовать Ким. На следующий день Чимин тоже не объявился. Чонгук себе места не находил: не мог вести конспекты, участвовать в беседах, есть, спать. Все его мысли занимал только Чимин, который исчез. Тогда Тэхен сказал, что кого-то похожего на Пака видели в магазине, и тут Чон уже разозлился. Он так переживал, а хен просто ходил по магазинам? Почему он не отвечал? Чонгук написал еще уйму сообщений, где попросил прощения и попросил объяснить, в чем провинился. Он пообещал исправиться и быть максимально внимательным. Чимин все равно не отвечал. А за полночь раздался звонок в дверь. — Кто? — спросил раздраженно Чонгук: он не мог уснуть и сейчас не был в настроении вести с кем-то беседы. — Это я. Чимин. Чонгук закрыл глаза одной рукой, понимая, что может сейчас расплакаться от счастья. С ним все хорошо и он стоит у его дверей. Но радость быстро сменилась на негодование с щепоткой раздражения. Чон хотел сейчас же получить объяснения и, открывая дверь, был готов начать отчитывать хена с порога, даже не приглашая в квартиру. Однако на Чимине была только футболка, сверху кардиган, пижамные штаны и тапочки, а левую руку покрывал гипс до локтя. Хен улыбался. Что-то говорил о том, что холодно сегодня, он думал, что по ночам теплее. Чонгук не вслушивался, схватил его и затащил в квартиру, закрывая дверь и прижимаясь грудью к спине, ощущая, как Пак дрожал от холода. — Это сделал он? Хенджин? Я его просто… — Нет, это не он, — запротестовал Чимин, поворачиваясь к Чонгуку лицом. — Это был мой отец. Они пошли в комнату Чонгука, устроились на кровати, и Чимин, укутавшись в одеяло, начал свой рассказ. Хен сказал тогда «нормально», решая не вдаваться в подробности. Отец Чимина был тираном, деспотом, любителем унижать и срываться на единственном ребенке. Он повесил хозяйство на Чимина, запретил приводить друзей, постоянно орал, а иногда и вообще доходил до рукоприкладства, считая это самым действенным способом воспитать правильно отрока. Мама Пака терпела его несколько лет, но не вынесла и десять лет назад сбежала, оставив сына отцу. С тех пор он часто обвинял Чимина в этом, считая, что именно появление ребенка испортило ее характер: «такая послушная была», «такая кроткая», «такая понимающая», «такая терпеливая». Чимин не зря говорил, что привык терпеть. Он тоже хотел сбежать: работал в старших классах, копил на собственную квартиру, конечно, было заработано не так много, но на съем комнаты бы точно хватило. А однажды он вернулся домой и не нашел денег. Отец сказал, что никогда их у него и не видел, а еще назвал неблагодарным отрепьем: он столько в него вложил, ночами не спал, последнее от сердца отрывал, а сын и не знал, что значит «благодарность». Тот синяк тоже был его рук делом… В тот день, когда Чимин не пришел, у них с отцом произошла ссора по какой-то незначительной причине, которая переросла в настоящий скандал, в ходе которого был сломан телефон и Пак обмолвился, что гей. Отец Чимина был крупным, сильным и непредсказуемым. Он не хотел ломать ему руку. Даже испугался, когда Пак скрутился в рогалик и начал стонать, но вызвал скорую помощь только после того, как Чимин пообещал, что скажет врачам: «я упал, тут нет ничьей вины». Так хен оказался в больнице с диагнозом «перелом запястья со смещением». Чимин не помнил телефон Чонгука, поэтому не смог ему позвонить. Отец не отвечал на звонки, поэтому Пак выписался из больницы прямо так: в чем в нее и прибыл. — Надо было, наверно, пойти домой, — грустно улыбнулся Чимин. — Но когда я понял, что у твоего дома, мне не захотелось разворачиваться. — Ты можешь приходить в любое время, — взволнованно произнес Чонгук, беря хена за здоровую руку. — Тут ты всегда… Как закончить эту фразу? Нужен? Желанен? Любим? Почему только тут? Почему Чимину так не везет с людьми? Чонгук в очередной раз не знал, что ему стоит сказать. Какие слова могут поддержать в такой момент? Что надо сказать? Какие блага пообещать? В чем убедить? Чонгуку было только двадцать два. Он понятия не имел, что будет завтра, и тем более он не знал, как решать такие серьезные проблемы. Чонгук помнил своих родителей, которые сыпали ему заботой и лаской, поддерживали в любой ситуации, и даже когда Чон не заслуживал их любви, говорили, что очень его любят. Это казалось таким обыденным, таким привычным, так было у всех и это было в порядке нормы. А где-то был Чимин, которого били и называли ошибкой. И сколько же их таких? Которым не повезло родиться где-нибудь в другом месте, где их бы любили, где о них бы заботились и поддерживали. Чонгуку от всего этого хотелось плакать. Мир, который он знал, был справедливым, красивым, честным и правильным. Откуда в нем столько ужасных вещей? Чон держался только потому, что рядом был Чимин, а ему было куда тяжелей. — Я считаю, что дети должны рождаться только в любви. Я не многое помню о маме, но она никогда не хотела детей. Она часто говорила, что меня очень хотел отец, поэтому она и решила меня родить. Если бы дети рождались только в любви, то я бы никогда не появился. Чимин засмеялся. Это был истеричный смех. Чонгук думал его остановить, может, пошутить как-нибудь, потом отправить умываться и затем лечь спать, забыть обо всем, как о страшном сне. Чон-то может и забыл бы. Похоронил бы где-нибудь в памяти, но для Чимина это была рана, старая-престарая рана, которая без конца болела, которая давила и мешала дышать. Любить — значит все делить пополам. Чонгук хотел разделить это бремя между ними. Чимин не должен был больше страдать один. Может, эти проблемы совершенно не решаемы, вечны, пусть, главное, чтобы вместе, так же держась за руки. Пускай глупо и по-детски, только бы он больше не оставался один. — Я часто думаю о том, что ни к чему мне было рождаться, — Чимин плакал, всхлипывая. — Я не знаю, как мне жить. Порой мне кажется, что да какая разница — есть я или нет. Черт, он даже не позвонил спросить, как я… Чимин закрыл лицо рукой, согнулся и разрыдался. Чонгук почувствовал, как рассыпается на куски. Он тоже плакал. Слезы бежали по щекам и опадали на домашние шорты. Их не сдержать. Перед глазами мутно. Он совсем ничего не знает. — Каждый день я говорю себе, что счастлив быть живым, а мир, словно только и жаждет, чтобы я проснулся и, взглянув на себя в зеркало, сказал: «лучше бы я не проснулся». Чонгук никогда не думал, что может быть так невыносимо больно даже не из-за себя, а из-за другого человека. Никогда еще не было настолько больно. Словно в грудную клетку щедро заливали креозот да помешивали. Гаррота или какой-нибудь бамбук показались бы настоящим милосердием по отношению к этой боли, которая стремительно наполняла грудь. — Мне нравится жить, но порой так больно, просто не хочется просыпаться. Становилось все тяжелее и тяжелее. Сколько уже слез выплакал Чимин? Чонгук боялся, что и для такого количества не найдется числового эквивалента. — Прости, — вдруг отрывисто сказал старший, вставая. — Тебе завтра на учебу, а я пришел и гружу тебя всем этим. Прости. Со мной все хорошо, так что не переживай. Можешь мне что-нибудь одолжить из одежды? Я завтра верну. Чонгук тоже встал на ватных ногах. Лихорадочно думал, что дать, в чем будет теплее, что будет впору, размер-то у них разный, а потом понял, что не отпустит. Не сможет. Не сегодня точно и не завтра. К тому человеку — никогда. Чон утирал слезы. Он должен был быть сильным. Сейчас он нужен был Чимину. И это взаимно. Чонгук понятия не имел, как утешать людей, как бинтовать душевные раны, как им врать, чтобы очень походило на правду, как убеждать их в том, что все будет хорошо. Чон не умел, никогда такому не учился, но Чимина надо было спасать, надо было вытаскивать из грусти, из боли, из одиночества. У него будут друзья, у него будет Чонгук, у него будет все-все, что он только пожелает. В эту ночь Чонгук решил отдать себя. Он вновь прижался к Чимину грудью, огладил талию и подтянутый живот, проникая под футболку, соприкасаясь с горячей кожей. Губы легли на шею и стали целовать. Аккуратно, сдержанно и запредельно нежно. Хен что-то говорил об учебе, о том, что он, кажется, простыл, о том, что Чонгуку надо спать. Чон не слушал, прижимаясь все плотнее, проводя языком по пылающей коже и в пальцах растирая вставшие соски. — Не отталкивай меня, — попросил Чонгук. — Позволь тебе помочь. В итоге Чимин повернулся, обнимая младшего одной рукой и увлекая в поцелуй. «Идеальная разница в росте», — довольно думал Чонгук, наслаждаясь парочкой выигранных сантиметров. Чон аккуратно толкнул хена на кровать, внимательно следя за тем, чтобы не травмировать и без того раненую руку. Надо быть очень аккуратным. Чимин тянулся, хотел ласки, а Чон все думал о том, что он конченный девственник и о сексе знает только по порнухе. Хотелось, чтобы хену было приятно, хорошо, чтобы это немного его успокоило и дало расслабиться. Однако со своими навыками Чонгук чувствовал, что максимум сможет вызвать смех. — Я в этом не особо хорош, — сделал чистосердечное признание Чонгук, нависая над Чимином, оглаживая его грудь. — Я не жду ничего такого, просто побудь со мной. Чонгук взял невредимую руку хена и поцеловал в полные пальцы. Он будет очень стараться. Неважно, если выйдет плохо и не как в каком-нибудь красивом эротическом фильме. Уже разобрались, что жизнь какая-то не такая. Зато искренне, зато честно, упиваясь самыми нежными чувствами. — Чимин-а, ты очень милый, — быстро проговорил Чонгук. — Я хотел сказать тебе это еще тогда. А еще ты красивый. И я очень люблю тебя. Я хочу, чтобы ты это всё знал. Я не знаю, что было бы, если бы ты не рождался, но ты ведь родился, вырос, встретил меня и я знаю, что люблю тебя, и хочу, чтобы ты был счастлив. — Чонгук-а, — в глазах Чимина снова начали скапливаться слезы. — Мне жаль, что я не могу тебе ничем помочь, но, пожалуйста, живи, может, это эгоистично, но я не представляю, что будет, если я потеряю тебя. Чонгук хотел быть сильным и не плакать, но воспоминания: опять тот пруд, опять блики от солнца, опять то изможденное и измученное выражение лица, «лучше бы я не рождался». А кому вообще стоило тогда бы рождаться? Чимин потянулся к нему и прижал к себе, бережно поглаживая по волосам, шепча, что он тут, он рядом. Чон не помнил, когда в последний раз плакал. Кажется, они пролежали так, как минимум, час, просто обнимаясь, целуясь, зализывая раны и выдумывая будущее, где все изменится и где они, конечно же, будут вместе. Потом Чонгук помог Чимину избавиться от футболки. Обнаженный хен казался беззащитным и очень худым. Чон положил руки ему на талию, бережно поглаживая, любуясь гладкой бронзовой кожей. — Все же ты плохо питаешься, — печально подметил Чонгук. — Нормально, мне хватает, — сильно смутился Пак. — Не трогай меня так. — Не нравится? — удивленно спросил Чон, который был уверен, что прикосновения должны быть приятными. — Больно? — Нет, просто я, ну, понимаешь… Чонгук понял и даже не удивился. Когда тебя трогает любимый человек, такая реакция совершенно нормальна. Это даже хорошо. Чон боялся, что может, не сильно-то привлекает Чимина в этом плане, но, как оказалось, он такой же парень и имеет такие же желания. Чон внимательно посмотрел на бугорок и улыбнулся. — Не смотри на него так, — попросил Чимин. — Смущает? — Очень. — Но я же твой парень, передо мной ты можешь ничего не стесняться, — Чонгук положил руку на пах Чимина и погладил, внимательно наблюдая за тем, как старший жмурился и изгибался. — Тебе нравится, когда я тебя трогаю? — Конечно, — Чимин закрыл глаза рукой. — Но ты меня слишком смущаешь. Меня никто так не трогал и я боюсь, что разочарую тебя. — Чем, например? — Чонгук начал спускать с хена трусы. — Кончу слишком рано или сделаю что-то не так. — У меня же это тоже впервые, я понятия не имею, как будет правильно. Да и важно ли? Главное, чтобы тебе и мне было хорошо, ведь так? Чонгук обхватил член и мягко провел по всему стволу. Несмотря на то, что Чимин морально был готов к сексу, Чон не хотел сегодня им заниматься. Хену требовался хороший отдых, а секс — это большая нагрузка. К тому же только что он и так выбросил много эмоций. А еще хотелось сделать первый раз особенным, романтичным, с вином и лепестками роз, поэтому Чонгук решил, что сегодня только немного ласк, немного игр, чтобы дать Чимину расслабиться, но не перенапрягать его. Чимин сладко стонал, просил еще и еще. Чонгук наклонился к его соску и тщательно вылизывал, наблюдая за реакцией старшего. Хотелось Чимина изучить, как свои пять пальцев: что ему нравится, что ему не нравится, где у него эрогенные зоны, что сносит ему крышу. Чон хотел исследовать каждый сантиметр его кожи своим языком, хотел везде трогать и целовать. Ему очень много хотелось прямо сейчас, но он понимал, что неподходящее время, поэтому повел влажную дорожку языком вдоль груди, торса и обхватил влажный от предэякулята член губами. Вобрал в себя практически полностью. Потом выпустил и начал тщательно вылизывать блестящую темную головку, языком массируя дырочку уретры. Затем вновь вобрал в себя половину члена и начал активно сосать, при этом лаская одной рукой сосок. Чонгук на самом деле понимал все страхи Чимина. Он и сам боялся сделать что-то не так, причинить боль или просто разочаровать своей неосведомлённостью и неспособностью доставлять удовольствие. А также Чон волновался, что у него просто не встанет или его смутит другой эрегированный член. Но все было хорошо. Чимин не вызывал никакого отвращения. Он был красивый везде, даже внизу. Чонгук, наоборот, чувствовал все сильнее разгорающееся извращённое желание, ему все сильнее жали трусы и шорты. В порно минет всегда казался Чонгуку чем-то особо неприятным, лишним, раздражающим, но взять в рот член Чимина удалось без труда. Самым приятным в этом деле было слушать нежный срывающийся голос старшего, который старался как можно меньше шуметь, вспоминая о тонких стенах и бдительных соседях. Оттого Чонгуку хотелось ласкать его только сильнее, брать член глубже, активней работать языком, доводя до экстаза, полной иллюминации — пускай весь дом знает, что у Чонгука кто-то есть. Чимина надолго не хватило. Совсем скоро он начал тяжело дышать, комкать простыни, дергаться и почти хныкать, моля не останавливаться. Чонгук хотел отстраниться, когда почувствовал, что старший сейчас кончит, но передумал, после проглатывая теплую сперму. На вкус горьковата, но ничего смертельного, Чон выпустил член и довольно стал рассматривать результат своей работы: Чимин лежал, закрыв глаза, и даже не шевелился. Чонгук тихо встал и пошел к шкафу, выуживая чистые трусы, потом надел их на старшего и только после этого укрыл одеялом. — Ты тоже, — сонно прошептал Чимин, замечая топорщащуюся ткань на шортах Чона. — Ага, ты мне очень нравишься. — Я немного полежу и тогда… — Конечно, — Чонгук знал, что ничего такого не будет, но надо было хена в этом желании поддержать. — Тебе не холодно? Может, еще одно одеяло принести? Но Чимин уже заснул. Чонгук подумал с минуту и все же решил достать еще одно одеяло, чтобы хен точно не замерз. Только потом Чон смог лечь спать. Он ожидал, что долго не сможет уснуть из-за близости с Чимином и всего произошедшего, но усталость навалилась внезапно и погребла под собой. Чонгук поправлял одеяло хену, смотрел на его умиротворенное лицо, лишь на минуту прикрыл глаза и тут же отключился. Проснулся Чонгук рано, прямо по часам, приготовил завтрак на двоих и стал ждать, но Чимин не проснулся ни в девять, ни в десять, ни в одиннадцать. Чон решил не мешать хену высыпаться после всего произошедшего. К обеду Чимин проснулся, немного поел и опять лег. — Ты не пошел на учебу из-за меня? — Просто не захотел и не пошел. — Я что-то совсем сонный. — Отдыхай тогда, а завтра или послезавтра сходим к тебе за вещами. — За вещами? — Да, я не хочу, чтобы ты жил с человеком, который тебя бьет. Живи у меня. Тебе же тут нравится? — Конечно, но все же… не буду ли я тебе мешать? — С чего бы? — возмутился Чонгук. — Я наоборот буду рад. — Спасибо, Чонгук-и. — Да брось, — в очередной раз смутился Чон от улыбки старшего, — ты же мой парень. В итоге целый день они провалялись, смотря комедии, а на следующий день вместе отправились в университет. Чонгук выделил Чимину свою одежду, но в итоге все ему было велико, поэтому они решили сегодня же забрать вещи. По универу тут же прошлась новая пачка слухов, объясняющих перелом Чимина. Сам Пак эту ситуацию никак не комментировал. Чонгук рассказал только Тэхену, которому больше всех доверял. Ким был взбешен и даже предложил свою помощь: когда уходишь от кого-то, лучше брать большую компанию для поддержки. Чимин оказался не против, даже сказал, что ему так будет спокойней, а еще Чонгук не будет скучать, будто бы это возможно в такой-то ситуации. У Чимина не было даже ключей, поэтому пришлось дожидаться, когда его отец окажется дома. Несмотря на то, что Пак вовсю шутил и знакомился с Тэхеном, по нему было видно, что он ужасно боится. Совсем это стало понятно, когда открылась дверь квартиры: Чимин не мог смотреть отцу в глаза, взгляд его не поднимался выше коленей. «Я за вещами», — сказал он хмурому папаше, и тот пропустил. Пока Чонгук помогал Чимину собирать вещи, Тэхен приставал к отцу с расспросами. Это казалось совершенно неуместным и неслыханным, Чонгук предложил Чимину запихнуть в рот Кима импровизированный кляп из парочки грязных носков (рот у Тэхена очень широк), чтобы тот, наконец, заткнулся, но Пак отказался: его успокаивали кривляния Тэхена, который проказничал, чтобы разрядить обстановку. Когда вещи были собраны, Ким выдохся, наступило время прощаться, Чимин сказал «спасибо», которое вообще не должен был говорить. — Неблагодарный, — выплюнул мужчина и закрыл дверь. — До чего мерзкий тип, — огласил мнение всех присутствующих Тэхен. Ким помог дотащить сумки до дома Чонгука и отправился домой, даже не задержавшись на чай, напоследок шепотом дав Чону рекомендацию: «повеселись от души и помни о защите». Потом он заставил Чонгука протянуть руку и вложил в нее презерватив в ярко-красной обертке. Совету Тэхена Чонгук следовать не спешил, но презерватив сохранил. Чимин после встречи с отцом был просто опустошен. Он явно не ожидал такого откровенного наплевательства. Кровь ведь не вода. Так почему? Чонгук не знал, как к Чимину подступиться, что сказать, чтобы его утешить, поэтому просто крепко обнял. «Спасибо», — прошептал старший, прижимаясь к Чону. На следующий день они вновь пошли вместе в универ, решив на этот раз пройти через парк. Солнце пряталось за тучами, ветер шумел листвой и гонял воду. Они остановились на их месте. — Здесь я впервые встретил тебя, — изрек Чонгук, находя руку Чимина и бережно сжимая в своей. — Тогда я и подумать не мог, что влюблюсь в тебя. — Про себя такого не скажу, ты мне понравился с первого взгляда. — Это место для нас особенное, да? — Да, тут мы впервые встретились и впервые поцеловались. — Но, несмотря на это, я не хочу, чтобы ты сюда больше приходил. — Почему? — удивился Чимин, заглядывая в лицо Чонгука. — Ты приходил сюда в поисках убежища, потому что больше не было места, где бы ты чувствовал себя спокойно и уютно. Тут тебя посещало много нехороших мыслей, которые у меня всегда будут ассоциироваться с этим местом. Я знаю, что ты не обязан меня слушать, но теперь у тебя есть место, где ты можешь вдоволь поплакать, теперь тебе незачем думать о том береге и этой воде. Звучит, наверно, странно, да? — Нет, ты прав. Только тут я мог себя успокоить. Однако тут я чаще думал о чем-то плохом, чем о хорошем. Мне кажется, ты прав, лучше сюда нам больше не возвращаться. Они еще немного постояли, вглядываясь в воду и вспоминая самые счастливые моменты, тем самым прощаясь с местом, которое их свело. Небо затянули тучи, и начался дождь, поэтому они поспешили в универ. Напоследок Чонгук бросил последний взгляд на пруд, гладь которого нарушили капли дождя, создавая на нем бесчисленные круги. Чон воскресил в памяти тот миг, когда увидел сияющую фигуру, когда увидел юношу, которого раздирала грусть. А сейчас он шел рядом и размышлял, что хочет на обед. Вряд ли Чонгук когда-нибудь забудет это место. Оно всегда будет оплотом радости и несбывшегося страха. «Теперь заботиться о нем буду я», — подумал Чонгук, отрывая, наконец, взгляд, догоняя Чимина, который успел отойти на десяток шагов, хватая его за руку и устремляясь вместе с ним в их сияющее будущее.