52 герца

Джису больше нравится, когда его зовут Джошуа. В этом имени все, что Джису чувствует в себе самом: мягкое, шуршащее, как теплое одеяло в только выглаженном пододеяльнике — Шуа, и Джо, неумолимо напоминающее тот самый фильм, «Знакомьтесь, Джо Блэк». Джису любит большие пространства, поэтому он удивляет сверстников своей непонятной тягой к летним семейным поездкам в маленький городок на берегу моря. — В моей комнате огромные окна, — объясняет он и добавляет мягко улыбаясь. — Они падают прямо в океан. К китам. Джису любит китов. Но и эту привязанность его друзьям сложно разделить. Хотя Мингю с Вону на день рождения постоянно находят способ связать свои подарки с чем-нибудь из сложно-странных предпочтений их хена. Еще Джису предпочитает мальчиков. В том самом смысле. И тут его совсем никто поддержать не может. Только Джонхан и то лишь наполовину (хотя Джису и за это ему признателен). Джису нравятся высокие и широкоплечие парни, как Сынчоль (с которым из-за недопонимания у них долгое время были довольно натянутые отношения, но потом пришел Джонхан и дышать стало легче: Сынчолю — сразу, Джису по истечении какого-то времени). Ему нравится, что можно прятаться в объятьях, чувствовать, как тебя всего сжимают крепко и надежно, ощущать, как большие ладони греют поясницу и спину между лопатками. Джису нравится запрокидывать голову и привставать на цыпочки, чтобы поцеловать чужие губы. И совсем немного, когда ему говорят, что он маленький. Мингю и Вону очень хотят помочь с этим последним (хотя бы потому, что они любят Джису и считают, что он не должен выглядеть таким одиноким), но все их попытки проваливаются с таким треском, что Джису просто не в силах и дальше смотреть, как они расстраиваются из-за очередного неудачного его свидания. Он просит их перестать и те кивают, добавляя только одно: — Хен, давай еще один раз. Последний. Джису скептически смотрит на них и просит объясниться. — Он, как бы это сказать, — Мингю чешет затылок и расстроено кусает губу, так и не найдя нужных слов. — Необычный он, — приходит на помощь Вону. — Для тебя будет очень непривычно. Но внимания заслуживает. Джису не хочет расстраивать друзей своими размышлениями на тему: «Непривычность — не то, что я предпочитаю», поэтому кивает, соглашаясь. А когда те, стряхнув напряжение, снова становятся собой, просит: — Только не ждите чудес, ладно? — Никаких ожиданий, — улыбается ему Вону. — Только ты и он. Ли Чан — это действительно непривычно. Джису оказывается совершенно не готов. Он смотрит на мальчишку, широко ему улыбающегося и думает, что в этот раз друзья дали не просто маху, они конкретно так облажались. — Ты же не учишься в средней школе? — с опаской спрашивает Джису. На Чане потертые джинсы, худи по размеру и ярко-красные кроссовки в тон кепке. А еще он точно сантиметров на десять ниже Джису. — Уже нет, — отзывается тот. Улыбка на его губах довольная и такая безмятежная, словно его не волнует тот факт, что он пришел на свидание с парнем. — Между нами четыре года разницы, — обреченно шепчет Джису, скорее для самого себя, чем для стоящего рядом Чана. И выбор друзей становится совсем неясным. Ведь они прекрасно осведомлены, что Джису нравятся те, кто старше. — А еще мне всего 17 и весь мир против, — цокает языком Чан и вдруг хватает полы чужого бежевого пальто и тянет в сторону метро. — Идем со мной, очень взрослый хен! Чан ведет их на Хондэ и Джису видит улыбку в уголках чужих губ, когда признается, что не слишком любит такие вещи. — В такую вот пятницу меня тут и забыли в первую неделю моего пребывания в Сеуле, — Джису не знает, как еще дать понять, что ему не хочется здесь находиться. — Это потому, что здесь не было меня! — кричит тот, пытаясь перекрыть шум улицы, а потом ловит длинные пальцы Джису и горделиво улыбается, наклоняясь вперед. — Я не потеряю. Ладони у Чана оказываются маленькими, но очень горячими. Половину вечера они проводят на Хондэ, где встречают ребят из его танцевальной школы — Чан машет парню, с эффектно подведенными глазами и тот тянет его в круг. Джису усмехается и размыкает неплотное кольцо пальцев, которое уже успел создать вокруг маленькой, упрямой ладони — просто он знает, как это работает. И нет в этом ничего такого: с чего бы… Но Чан качает головой, тянет Джису за руку, чтобы показать танцору. Тот солнечно улыбается Джису и подмигивает, вызывая толпу мурашек (что-то новенькое), а потом хлопает Чана по плечу и возвращается к танцу. Чан смешно фыркает, глядя на выпендрежного парня, а потом ловит взгляд Джису и торопится объяснить: — Это Квон Сунен. Он мой лидер. Мы зовем его Лисой, и он очень классный. — Почему ты не пошел за ним? — вот что действительно удивляет Джису. — Я ведь с тобой, — не задумываясь отвечает Чан. Отвечает так, будто это само собой разумеется. Джису чувствует себя сбитым с толку. — Держи, — Чан протягивает Джису стаканчик кофе и усаживается рядом. На дворе поздний вечер и берег Хангана полнится разномастными людьми, гуляющими и пьющими в свое удовольствие. — Я взял тебе латте, — сообщает Чан, опираясь ладонями на деревянный помост позади себя. Джису кивает и осторожно гладит горячие бока пальцами. Ему странно. И неловко, и приятно. Ему хочется поговорить и не хочется произносить ни слова. Чан сидит сантиметрах в 30 от него и что-то набирает в телефоне. Джису, наверное, стоило бы спросить: почему Чан выбрал его, откуда знает его друзей, что он думает о свидании или, может быть, не разочарован ли Чан, но Джису молчит. Мнет стаканчик и молчит. — Вот, — Чан вдруг протягивает свой телефон и тыкает в экран пальцем. — Я отойду сейчас, а у тебя будет два варианта: написать сюда свой номер телефона или просто уйти. Я не обижусь. Правда. Джису озадаченно поднимает глаза и впервые с момента их встречи замечает нервозность в чужих движениях. — А как мне понять, что думаешь ты? — спрашивает он негромко. И ему вдруг становится страшно. Джису не хочет слышать ничего банального, вроде: «Ну, ты ничего такой… классный», сказанного этим привычным полуравнодушным тоном, словно больше ничего и не надо, словно этого достаточно, а что там, глубже, это уже не интересно. Чан обреченно вздыхает, снова тычет в телефон и поднимается. — Я же твой номер прошу, — бросает он и, запихнув руки в карманы, быстрым шагом идет в сторону магазина. Джису смотрит в маленькую спину еще несколько секунд, а потом поднимает чужой телефон. Он выбирает третий вариант — оставляет свой номер и уходит. Чан звонит через пятнадцать минут и требует, чтобы Джису вернулся обратно. Тот ошарашено моргает и, запинаясь, интересуется для чего ему возвращаться. Чан тяжело вздыхает в трубку и признается: «Хочу побыть с тобой еще немного». Джису все еще не веря, что все это происходит с ним, кивает неизвестно кому и, спохватившись, просить дать ему немного времени. Чан соглашается, но велит поторопиться, потому что на улице небезопасно. — Ты слишком приметный для поздних прогулок, — сообщает он, перед тем как повесить трубку. И Джису вдруг ловит себя на мысли, что никто ему таких вещей не говорил. Это… приятно? Джису прячет телефон в кармане пальто и спешит назад. Чан встречает его хмурым взглядом из-под кепки и недовольным: — Хен, ты зачем сбежал от меня? Джису теряется снова и принимается неловко топтаться на месте, не зная, стоит ли пытаться объяснить разницу между «ушел» и «убежал». — Если мои ноги короче твоих, то это вовсе не значит, что я не смогу тебя догнать, — добавляет Чан, все еще хмурясь. Но Джису вдруг вскидывает голову и замечает знакомую нервозность в том, как прячутся маленькие ладони в карманах штанов. Уверенности в этих словах не больше, чем обиды. — Но я ведь оставил тебе свой номер, — Джису вдруг хочется сказать это. Сказать и посмотреть на чужую реакцию. Он видит, как Чан закусывает нижнюю губу, тщетно пытаясь спрятать улыбку, и его плечи опадают, расслабляясь. — А еще я немного замерз, — признается Джису и, наконец, позволяет себе улыбнуться. Мягко и немного виновато. Чан заворожено смотрит на чужие губы пару минут, словно околдованный, а потом спохватывается и тянет Джису в ближайшую кафешку. И Джису снова чувствует тепло чужой ладони и уже почти не жалеет, что она такая маленькая. Они проводят несколько часов в кафе на берегу Хангана, утопая в больших окнах, открывающих вид на реку. Джису пьет латте, а потом травяной чай, а Чан — пиво. И Джису странно, что он не против, странно, что пиво не портит впечатление, странно, что улыбаться Чану хочется все равно. Тот шутит какие-то несмешные шутки, рассказывает про лису-Сунена, говорит, что его отец недавно набил себе еще одну татуировку и «если он не остановится, то точно будет выброшен из приличного общества». — Тебя же это нисколько не смущает, да? — интересуется Джису, подпирая щеку рукой. Ему кажется, что он снова улыбается. — У меня классный отец, — легко соглашается Чан, ловя в большом окне чужое отражение. — А ты очень красивый сейчас… Джису на секунду теряет связь с реальностью и ему вдруг становится неловко. Он чувствует, как горят кончики ушей и от этого смущается еще больше. Ему часто говорят, что он красивый, но Чан делает это так, словно это имеет значение, словно это не констатация факта, а какое-то откровение. Он говорит это тихо и внезапно. Джису отводит глаза, но все равно замечает чужую улыбку — честно довольную произведенным эффектом. — Не смейся, — шепчет Джису, прячась в своей чашке. — Мне нравится, как ты смущаешься, — сознается Чан. И неловкость становится только сильнее. А потом Чан спрашивает, что бы Джису хотел сделать, пока они вместе. И Джису вдруг понимает, что не хочет расходиться. — Побыть так еще немного? — говорит он негромко, пряча озябшие ладони в большие карманы своего пальто. — И, может быть, позавтракать. Скоро утро… — Ну все, хен! — со стоном произносит Чан и хватается за лацканы мягкого пальто. — Иди сюда… Джису ошарашено вскидывает голову и его губы ловят другие, почему-то горячие, несмотря на холод вокруг, и пахнущие освежителем (господи, разве это было так важно?). Они целуются у дороги, спускающейся к большому парку, и вынуждают креститься пожилых женщин, спешащих на свои ранние занятия, да пугают немногочисленных велосипедистов. К Чану приходится тянуться не вверх, а вниз, но это оказывается удобно для рук, которые Чан помогает устроить у себя на шее. Комплекция Чана не позволяет ему спрятать Джису от всего вокруг, но мир вокруг оказывается не так уж и плох, и быть его частью — это даже здорово. К тому же маленькие ладони держат так крепко, что упасть точно не получится. — Господи, можно я всегда буду так тебя целовать, а? — шепчет Чан, не отпуская, и голос его дрожит от восторга. Джису, греется в чужих руках, и прячет свою улыбку где-то между плечом и чужой шеей, глядя на валяющуюся позади них красную кепку. До чего же это странно. Он поджимает губы, чтобы не рассмеяться. А потом ощущает, как его крепче сжимают чужие руки, и все тот же восторженный шепот просит: — Хен… Давай еще, а? Джису зажмуривается, не в силах справиться с глупой улыбкой, расползающейся у него на губах, и поспешно кивает.