Слепой сон

«Что такое «видеть», Слепой не понимал. А поняв умом, не мог представить. Долгое время понятие «зрячий» ассоциировалось для него только с меткостью. Зрячие били больнее» © Мариам Петросян «Дом, в котором»

      Не знаю — почему, но Гленн терпеть не мог Хибари Кёю. Он не показывал своего отношения слишком явно, они никогда не сталкивались лбами в словесных конфликтах, но мне, очень тонко реагирующей на голосовые интонации и обстановку в доме, это казалось очевидным. Он всегда был до зубовного скрежета вежлив с Хибари, настолько холодно вежлив, что даже меня обдавало морозом и на коже появлялись мурашки, хотя эта «вежливость» была направлена не на меня. Хибари Кёя платил Гленну тем же.       Единственный раз, когда Гленн позволил грубость в адрес нашего частого гостя – тот самый первый раз, когда Хибари сделал мне больно. Подозреваю, что раньше они находились в состоянии постоянной холодной волны, но сейчас, после этого случая и в виду моей амнезии, нервного стресса и постоянного напряжения, их отношения накалились. И хотя, когда дело касалось меня, негласно между ними наступало перемирие, я все равно чувствовала тревожащую недосказанность.       Множество догадок приходило мне в голову, но я не решалась делать какие-либо выводы до тех пор, пока память ко мне не вернется полностью и бесповоротно. Я могла многого не помнить и многого не знать, а спрашивать мне было неловко. Да и сомневалась я, что скрытный Хибари или постоянно беспокоящийся за меня Гленн расскажут мне суть их непонятного противостояния, это хорошо, если не соврут. Если в характере Кёи было вообще ничего не говорить, то Гленн мог наврать мне с три короба, особенно если бы посчитал, что это для моего же блага.       Поэтому я решила не рыпаться и не строить догадки на пустом месте. Доктор обещал, что память вернется, значит, надо набраться терпения и ждать.       Единственное, в чем эти двое сходились – это в заботе обо мне. Это было удивительно, но эти два так сильно отличавшихся друг от друга человека действительно беспокоились обо мне. Это не было бы очевидным для постороннего человека, но для меня это было естественно, словно дышать. Я, не задумываясь, подмечала все эти детали, они не демонстрировали свою заботу явно, но я интуитивно знала, куда следует смотреть и что замечать, и удивлялась, что привлекло во мне таких разных сильных духом людей?       В их заботе не было ничего пошлого или романтичного, только искренняя ненавязчивая опека, и я решила, что ничего плохого не случится, если в моем окружении будет две точки опоры, заграждающих меня от проблем и невзгод. Тем более сейчас, когда мне это катастрофически необходимо.       Хибари для меня стал заботливым старшим братом, Гленн же был мне отцом.       С тех пор, как Хибари узнал о моей амнезии, он стал наведываться в усадьбу каждый день: нежился на солнышке вместе со мной, помогал в учебе, читал мне книги, если они не были написаны шрифтом Брайля, тренировался неподалеку. Гленн сказал, что раньше Хибари появлялся от силы раз в неделю, всегда отговаривался какими-то срочными делами в городке. Думаю, что его срочные дела никуда не делись и все еще требовали его внимания, но подсознательно ощущая мою потребность в его присутствии рядом со мной хотя бы раз в два дня, он старался появляться чаще. Иногда даже приезжал к нам со стопками документов и каких-то папок, это стало происходить так часто, что мы с Гленном в моем маленьком кабинете оборудовали ему рабочее место – поставили еще один рабочий стол, настольную лампу и кресло.       Мне такое внимание было очень приятно, особенно если учесть, что за целую неделю после случившегося мои родители так и не позвонили ни разу. Я подозревала, что, возможно, Гленн или, скорее, доктор Милтон регулярно отправляют им отчеты о моем состоянии, но разве они не могли позвонить мне хотя бы раз? Поинтересоваться, как у меня дела, как я себя чувствую? Даже родители Кёи позвонили и поинтересовались, как мое состояние и не надо ли мне чего. Я чувствовала себя нелюбимой и ущербной и все сильнее тянулась к Гленну и Кёе.       Конечно, в их ненавязчивой опеке были и свои минусы – под их синхронным давлением мне пришлось налечь на учебу. То есть это не было «учебой» в прямом смысле слова, это скорее было повторением, потому что все те стопки книг, что давал мне Гленн, я уже читала, я точно это знала. Я не помнила, как и когда я читала их, но обрывки знаний всплывали у меня в голове, я просто освежала их в своей памяти.       Стопок книг с каждым днем в моей комнате становилось все больше, они росли и высились, словно сталагмиты в сырой пещере, появляясь в самых неожиданных местах. Я запиналась об них, чуть ли не падала, но не просила убирать книги на место, потому что в любой день, когда вздумается и когда у него было свободное время, Гленн мог устроить очередной опрос, тест или рассуждение на тему, опираясь только на определенные бумажные или электронные источники.       Это было сложно, знания с трудом всплывали в голове, но все же всплывали. Но самой большой проблемой стали не стопки книг на разную тематику, напечатанные шрифтом Брайля, а занятия каллиграфией. Если Гленн говорил мне название иероглифа, я не могла его вспомнить и воспроизвести на слух, но, если он проговаривал иероглиф вслух и показывал, как он пишется, я потом с легкостью могла его воспроизвести. Я заново отряхивала от пыли собственные навыки, и иероглиф отпечатывался у меня в памяти.       Вот только все это было не так просто, ведь японцы не могли не покрасоваться и не усложнить иностранцам жизнь. Если хирагану и катакану мы с горем пополам осилили и освежили в памяти, то к кандзи даже еще не приступали. А если учесть, сколько иероглифов в кандзи… мне заранее становилось плохо. Как я вообще согласилась переехать в Японию? Или моего мнения не спрашивали? Почему не в какую-нибудь безобидную Италию или Болгарию? В этих странах хотя бы один-единственный алфавит!       Я истерила, кряхтела, жаловалась на жизнь и тиранов и деспотов, но продолжала упорно грызть гранит науки. Все-таки мне жить здесь, возможно, даже всю жизнь. Не факт, что я вернусь в Англию.       Пока я предавалась мыслям, доктор Милтон успел снять повязку с моей головы и осмотреть мою шишку на затылке.       – Голова не беспокоит? Тошнота, головокружение, головные боли? –поинтересовался доктор, профессионально ощупывая мою голову. Я только поморщилась, но стоически терпела очередной осмотр.       – Нет, ничего такого. Раньше если занималась или долго читала, начинала болеть, но сейчас все хорошо. Как будто и не было сотрясения мозга.       – Замечательно!       – Доктор, а когда я смогу выехать на прогулку в город? Когда уже можно будет не соблюдать постельно-домашний режим?       – Ох, дорогая моя, всего неделя прошла, куда вы спешите? – по-доброму усмехнулся в усы Говард. – К тому же, желательно, чтобы вы поменьше двигались еще недели три.       – Три недели? – в ужасе прошептала я, не веря своим ушам. Два домашних тирана за это время замучают меня до смерти своей учебой!       – Зои, вас что больше пугает, слишком много свободного времени или присутствие Гленна вблизи от вас при наличии свободного времени? – весело хмыкнул мой персональный лечащий врач, и я покраснела. Не сказать, что я настолько сильно не люблю учиться, мне нравится узнавать что-то новое, но я получаю удовольствие от этого только когда занимаюсь этим добровольно, а не из-под палки и спеша, словно на поезд опаздываю.       – Ладно-ладно, не буду вас больше смущать, – засуетился Милтон, складывая терапевтические приборы в докторский саквояж. – Вы медленно, но верно идете на поправку, потому советую вам не сильно налегать на учебу, а больше времени уделять отдыху на свежем воздухе около поместья – места здесь чудные, свежий воздух поможет вам скорее выздороветь и вернуть память. Гленна я предупрежу.       – Спасибо, доктор! – обрадованно вскочила я со своего места, широко улыбаясь. Хоть один человек в этом дурдоме заступится за меня перед моими домашними тиранами.       – Вы закончили? – подошел к нам Гленн. – Все в порядке?       – Зои идет на поправку, но все-таки, настоятельно прошу вас не переусердствовать с учебой, ей нельзя слишком сильно напрягаться. Если сейчас сотрясение мозга не дает о себе знать, это не значит, что подобное проходит бесследно. Умерьте пыл, – серьезно произнес доктор. Я едва успела подавить неуместный смешок и сделала непроницаемое обеспокоенное выражение лица, когда почувствовала, что Гленн впился в меня взглядом. Думаю, что доктор Милтон тоже выглядит донельзя серьезно, но в его карих глазах наверняка проскакивают смешливые искорки.       – Хорошо, – неохотно согласился Гленн и подал мне руку, чтобы я покрепче за него уцепилась. Послышались удаляющиеся шаги – доктор направился к своей машине, кажется, сегодня ему нужно было в город по делам. – Последуем рекомендации доктора Милтона, сегодня можете отдохнуть, госпожа. Вы не проголодались?       – Нет, не очень. А где сейчас Хибари?       – Тренируется неподалеку, – коротко ответил Гленн, сразу сообразив, что я захочу посидеть с Кёей, мне этого даже говорить не надо было. – Я принесу плед и что-нибудь перекусить, посидите здесь, – он усадил меня обратно на кушетку и пошел на кухню за импровизированным ланчем.       – Принеси мне потом какую-нибудь книгу! – крикнула я ему вдогонку, но он ничего не ответил, и я не знала, услышал ли он меня. Похоже, нет. Вздохнула и потянулась к окну напротив, распахивая его и впуская по-летнему теплый осенний сквозняк.       – Госпожа! – в комнату вбежала девушка и подошла ко мне. Я почувствовала движение воздуха и почти «увидела», как горничная протягивает мне разрывающийся от трели телефон. – Вам звонят!       – Спасибо, Азуми. Нажми на зеленую кнопку и дай мне трубку.       – Конечно, госпожа.       Послышалось удаляющееся цоканье каблучков и я, вздохнув, приложила трубку к уху.       – Слушаю, – настороженно произнесла я. От звонка я не ожидала ничего хорошего, потому что сейчас никто, кроме Хибари и его родителей, мне на мобильный телефон не звонил. И то это было очень редко, только в крайних случаях, а если учесть, что сегодня Кёя был в особняке…       – Зои, – выдохнула мое имя незнакомая женщина. – Зои, это твоя мама.       Я оцепенела и не могла произнести ни слова. Это шутка такая? Не смешно совсем. В ушах набатом стучала кровь.       – Зои? – неуверенно произнесла моя мать на другом конце трубки, но я молчала.       Я долго думала над тем, что я скажу отцу и матери, когда они объявятся. В груди с каждым днем ширилась черная дыра обиды и непонимания, мне хотелось спросить их, почему они оставили меня, бросили одну. Но я все же надеялась на то, что вместо звонка они приедут, чтобы навестить меня и убедиться, что с их дочерью все в порядке. Видимо, я желала слишком многого.       – Прости нас, Зои, но мы с твоим папой были очень заняты. Ты же должна понимать, что мы усердно трудимся на твое благо. Наша компания получила правительственный заказ, мы не имели права отвлекаться.       Я упрямо сжала губы, я не хотела разговаривать с этой женщиной и слышать все то, что она говорила мне. Мне показалось, что она убеждает скорее себя, чем меня. Мое благо? Серьезно? Непохоже, чтобы их сколько-нибудь волновала моя судьба. Их слепая дочь скатилась с лестницы, заработала сотрясение мозга и потерю памяти, а они позвонили спустя целую неделю после случившегося? Я помеха, отвлекающий фактор? У них не было несчастных пяти минут на то, чтобы позвонить на другой конец земли и поинтересоваться хотя бы: «С тобой все в порядке?».       – Зои, не игнорируй меня! – грозно зашипела моя мать, и я, на ощупь отыскав красную кнопочку, отключилась.       Я дрожащей рукой провела по лицу, прикрывая глаза. Спустя пару секунд телефон вновь начал надрываться, и я засунула мобильный под декоративную подушку, звук звонка стал приглушенным и, если не прислушиваться или не иметь острого слуха, телефон можно и не найти.       Конечно, на следующее утро горничные, убираясь, наверняка найдут его, но мне было как-то все равно. К тому времени я приду в себя и, возможно, смогу набраться храбрости и поговорить с матерью.       – Молодая госпожа, с вами все в порядке? – подбежал ко мне Гленн, голос его был очень напряженным и обеспокоенным одновременно. Наверное, подумал, что я действительно перетрудилась. Не будем его разубеждать. – Вы выглядите очень бледно.       – Все нормально, просто немного кружится голова. Мне кажется, мне не хватает солнца, я слишком много времени провожу в поместье. Отведешь меня к Кёе?       – Да, конечно, – поспешно ответил Гленн и подхватил меня на руки, я только вскрикнуть и успела.       – Я могла бы и своими ногами дойти, – недовольно пробурчала я, вцепляясь в его шею. От резкого подъема у меня действительно закружилась голова, и я пожалела о своем вранье – наверняка это карма, космос мягко намекал мне, что надо поменьше лгать своим близким.       – Так быстрее.       Мне сунули в руки корзинку с едой, книгой и пледом и понесли за территорию усадьбы, по протоптанной лесной тропинке. Хибари не любил чужих глаз, потому в первый же день своего пребывания у нас постарался отыскать удобную полянку недалеко от особняка, чтобы не растерять навыки. И нашел, она была окружена густым лесом и находилась в трех минутах ходьбы от усадьбы на Песчаных холмах. Я ничего не видела, но была уверена, что место очень живописное.       Наш садовник, чтобы мне, Гленну и Хибари было удобно добираться до этого места, проделал тропинку среди лесной чащи, спилил все лишние деревья и срезал все мешающие кусты. Сейчас эта импровизированная дорожка уже была протоптана, настолько часто Хибари туда ходил. Заодно и я иногда присоединялась к нему. Я не видела его тренировки и могла лишь догадываться по звукам о том, что он делает, но воображение у меня работало отлично, тем более, что звуки треска ломающихся веток и крошащихся под тонфами камней я слышала отчетливо. Я не знала, зачем Хибари так упорно желал стать сильнее (когда я уже верну себе память?), почему убивает на это столько сил, но я пыталась поддержать его не словами, так хотя бы своим присутствием. Сомневаюсь, конечно, что ему это было необходимо, но я тешила себя надеждой, что ему хотя бы приятно находиться в моем обществе.       Мы вышли на полянку, и я почувствовала на себе озадаченный взгляд Хибари, он явно понял по моему лицу, что что-то случилось, тем более я не так часто путешествовала на руках Гленна, стараясь справляться своими силами.       – Что случилось? – Кёя подошел к нам, внимательно вглядываясь в мое лицо, видимо, я все еще была бледной. И руки у меня дрожали так, словно у меня было эпилептический припадок. Гленн мягко опустил меня на землю.       – У госпожи закружилась голова, – ответил Гленн, придерживая меня за локоть, чтобы я не упала. Над нами сгустились грозовые тучи, образно говоря, и я поняла, что Хибари недоволен. Я никогда не чувствовала страха перед Хибари, если не считать первой нашей встречи, но сейчас мне стало не по себе.       – И зачем же ты тогда ее сюда приволок? – раздраженно спросил Кёя.       – Кто бы меня слушал, – кисло отозвался Гленн, не желая спорить.       – Я вообще-то здесь! – едва сдерживаемым от возмущения голосом звонко напомнила я о себе. Разговаривают друг с другом так, как будто я не стою рядом или не слышу их. Это некультурно!       Острое и колючее внимание Хибари переключилось на меня, и я поежилась. Наверное, не стоило возмущаться, обычно, когда дело касалось моего здоровья и самочувствия, Гленн и Хибари, не сговариваясь, действовали настолько слаженно, словно знали друг друга всю жизнь. То есть так и было, они знали друг друга давно, но на время забывали о своих разногласиях. И это пугало. Союз Кёи и Гленна была страшной силой, жутко было представить, что было бы, если бы они все же нашли общий язык. Они были похожи гораздо больше, чем думали, потому я поймала себя на мысли, что это дело времени: когда-нибудь они точно найдут точки соприкосновения, я же им в этом помогу.       Гленн расстелил подстилку, достал из корзинки сэндвичи и сок и удалился, я же осталась на полянке и не знала, куда деться от недовольного взгляда серых глаз.       – Мне кажется, это все от недостатка солнечного света, – попыталась выкрутиться я.       – Что случилось? – повторил свой недавний вопрос Кёя, и я поняла, что отмазка не прокатила. Наверное, я действительно слишком паршиво выгляжу.       – Помоги мне сесть, – попросила я, игнорируя его вопрос.       Когда мы с комфортом расположились на подстилке, я вздохнула, спиной откинулась на теплый нагревшийся под солнцем камень и потрепала по голове крутившуюся около меня Бетси. Когда я гуляла за пределами поместья, сидела читала или просто грелась на улице, Бетси всегда была рядом, сопровождая и охраняя меня. Она была хорошо обученной собакой-поводырем. Когда я упала с лестницы и потеряла сознание, первой меня нашла Бетси и даже сообразила привести Гленна. Чудо, а не четвероногий друг.       – Мама звонила.       Я почувствовала, как напрягся Хибари и в очередной раз за этот день впился в меня взглядом. Не знаю, что он так тщательно искал в моем выражении лица, но то, что он нашел, кажется, ему не понравилось, молчание было тягучим и напряженным.       – Я бросила трубку. Не могла слушать все эти нелепые оправдания и упреки.       – Хм.       Я почувствовала твердую хватку Кёи у себя на руке и, не выдержав, всхлипнула.       – Травоядным полезно плакать.       – Что? – настолько опешила я, что даже раздумала плакать. – Каким таким «травоядным»?       Взгляд Кёи был настолько выразительным и ощутимым, что я почувствовала себя дурой. Ну да, кто тут может быть травоядным, уж точно Кёя таковым себя не считает. Что-то было знакомое в этом обращении, вполне возможно, что он уже когда-то называл меня так, но мне все равно это не понравилось.       – Это кто еще здесь травоядное? – глухо заворчала я, шумно сморкаясь в вытащенный из кармана платочек. – Я, вообще-то, мясо люблю! Мы хищники почище других, да, Бетси? А ты свинину не ешь! Вы, японцы, вообще только рис и едите!       Бетси согласно гавкнула в ответ и положила свою морду мне на колени. Со стороны Кёи послышался веселый смешок, но тему он развивать не стал, наверное, решил, что психологическая встряска мне достаточно помогла, чтобы не расклеиться до конца дня. И я запоздало сообразила, что пошла на поводу у этого нахального, вредного, бессовестного засранца.       – Я тебе это еще припомню, – пробубнила я и услышала шорох – это Кея потрепал меня по голове (я сразу присмирела), схватил тонфы и пошел тренироваться дальше, даже перекусывать не стал.       Только когда послышался треск ломаемых веток, я ощутила нереальный голод, похоже, стресс и нервное напряжение уничтожили все мои скрытые резервы. Создавалось ощущение, что я даже не завтракала, хотя утром я поела очень плотно. Схватив бутерброд в одну руку, а книгу в другую, я решила, что не буду сейчас задумываться, а подумаю обо всем завтра. Пусть у завтрашней меня голова болит, а сегодня я буду отдыхать и наслаждаться художественной литературой.