Ночь, улица, фонарь, аптека, Бессмысленный и тусклый свет. Живи еще хоть четверть века — Все будет так. Исхода нет. Умрешь — начнешь опять сначала И повторится все, как встарь: Ночь, ледяная рябь канала, Аптека, улица, фонарь. (Александр Блок)
— Все готовы? — разлился звонкий женский голос. Четырнадцать мужчин и одна женщина молчали в знак согласия. Все они были вооружены ножами и пистолетами. В обычных условиях в этом не было необходимости. Но она не хотела много шума. Она хотела быструю победу. — Охота обещает быть весёлой! — Чем ровней звучал её голос, тем больший страх вселялся в других. Чем больше она улыбалась, тем сильней тряслись их колени. Она распахнула тяжелую дверь и вывела группу в ночь. На ней были темно — синие джинсы и босоножки на недостаточно толстом каблуке для такой прогулки, футболка и черная кожаная куртка. Единственным её оружием был двуручный меч, покоящийся в перекинутых через плечо ножнах. Использовать его она не станет. Зачем? Её люди сами сделают все, что нужно. Она просто проследит, чтобы никто не нарушил её приказ, а прекрасно заточенная сталь ей в этом поможет. Ночь была безветренной, беззвездной, словно бы сам Бог в эту ночь благоволил ей. Бога нет. Есть только она. И эта ночь принадлежит ей, как и миллиарды предыдущих, и миллиарды следующих. Она — сила, скрытая ото всех и никому не подчиняющаяся, единственная. В этом мире царят её порядки. Все будет так, как захочет она. Запах крови, приторно — сладкий, наполнил воздух. Источник не обманул. Двадцать стражей и один морой — они шли прямо ей на встречу. Их было больше. Это не имело значения. Её люди были сильней. Они были бессмертны. Дампирам же хватит и одной правильно выпущенной пули. Они очнулись слишком поздно, когда уже были окружены. Послышались тихие (благодаря глушителям) выстрелы. Других вывели из строя ударом по голове или, сдавив шею. Моройка осталась одна. Пахло свежей кровью, но ее люди держались: они четко знали приказ. Королева Василиса Сабина Рея Драгомир жалась к стене, настолько испуганная, что не в состоянии закричать. Дура. Малолетку избрали пару лет назад, для неё, прожившей больше тысячи лет, это было сегодня утром. Самая молодая из всех когда-либо правящих монархов, самая тупая, по ее мнению. Она хотела помочь всем. Благородные мотивы! приводили к ухудшению положения обоих рас. Ей было плевать на обе. Тем более что скоро будут новые выборы. Для нее это небольшое развлечение, маленькая экзотика, к которой на деле она не проявляла никакого интереса и желания. Подойдя к девчонке ближе и погладив её губы большим пальцем, запрокинула голову и… горячая кровь наполнила её рот. Безвкусная. Когда — то и её сводил с ума вкус и запах алой жидкости, но это было так давно… моройская, дампирская, человеческая… Все они уже давно начали казаться ей совершенно одинаковыми. Разве что маленький оттенок… его она всё еще чувствовала. Она почти пожалела, что сделала это. Не надо было вмешиваться в их политику. Зачем? … Но нет. Чувства величия, высокомерия, безграничной уверенности в себе, возникшие в самой глубине ее сути, отметали все сомнения. Да. Она хотела этого. Она хотела этого больше чем прежде, покидая её же дворец. Кровь моройки текла по её венам, обжигая её изнутри. Она снова чувствовала вкус жизни. Вкус чужой жизни. Впервые за столько лет. Вкус крови… также ярко как и в первый раз. Почти, почти… мягкое безжизненное тело опало. Она подхватила и бережно уложила её на холодную, сырую землю. Холод — к холоду. Она поднялась. Никто из стригоев за это время не шелохнулся. Они хотели дампиров, она это знала, и моройку хотели… Но они боялись её. К тому же это небольшая плата за то, что в остальное время она позволяет им делать все, что они хотят. — Возьмите двоих, — и, задержавшись взглядом на одном из дампиров, — Этого тоже. Она сидела на резном деревянном стуле с высокой спинкой, абсолютно прямой, словно бы на троне, за дубовым, не накрытым скатертью (ведь за ним никто не ел) столом. Она была в темно изумрудном платье, прикрывающем колени, шелковом, с юбкой — солнцем и вырезом — лодкой, волосы всё ещё собраны в высокий хвост. Больше на ней не было ничего: ни обуви, ни украшений. Она выглядела слишком просто и бесконечно изящно. «Приведите мне его!». Пояснять, кого именно не было нужно. Он был единственным, кто заинтересовал ее за последние шестьсот лет. Дампира втолкнули в зал. Здесь все было шикарно. Дорого, но изумительно. Стены… пол выложен паркетом в форме лилии, ядовитой и прекрасной (как и она сама), высокий потолок расписан лучшими художниками семь веков назад. Он стоял перед ней ровно, твёрдо, собрав всю свою волю в кулак. Она опрокинула голову на бок: — Интересная игрушка. — И смотрела на него с едва тронувшей губы и глаза улыбкой. Улыбкой ледяной и жестокой. Прикоснись — придется ампутировать руку. Смотрела, как ребенок, с восхищением и странным интересом, на порхающую бабочку, а в следующий момент вырывающий ей крылья и ломающий маленькое мягенькое тельце. — Что тебе нужно? Хочешь убить — убей сразу. Но она не была голодна. Крови моройки ей хватит на несколько дней. А убивать просто так? Когда — то это её заводило. Но не теперь. Она пила ровно столько, сколько было необходимо, чтобы утолить голод. А зачем извращаться? От того умрет или выживет очередной человек её жизнь кардинально не изменится. — Танцуй, — сказала она. Он был в шоке от такого заявления. Кто — то из её стригоев ударил его под колено. Он не выказал боли. И начал танцевать. Она начала хлопать. «Включите музыку!». Музыку включили. Он продолжал танцевать как умел, как научился в юности (ему было около двадцати пяти). Ее губы непроизвольно приоткрылись, позволяя улыбке расшириться. Улыбка… на губах и в глазах она стала ярче. И что-то в этом было… что-то он в ней видел… человека. А она хлопала и улыбалась, улыбалась и хлопала. А он танцевал. — Забавная игрушка, — сказала она, загадочно, как ведьма шепчет заклинание. Но на кого же он похож? Это было так давно, что покоилось на самом дне океана ее памяти. Кто он? «Мартин» — пришел ответ из глубины. А кто такой Мартин?.. А он продолжал танцевать, а она всё улыбалась и хлопала. — Отпустите его!***
Он сидел в кресле и грел ладони о стакан горячего шоколада. В комнате было темно, справа потрескивали поленья в камине. Он был там, где уже привык находиться, но место это не считал домом. Моройский Двор. Из мыслей его не шел образ стригойки. Почему она отпустила его? Эта улыбка… Она, наверное, была прекрасной дампиркой… доброй, она успела познать любовь. Как же он хотел любить её! Её уверенность и сила делали её тем, кем она являлась. Но если смотреть трезво сквозь фильтр, возвращающий время… она была прекрасна. Брюнетка с глубокими карими глазами, окольцованными алой лентой. Ее лицо было бесконечно красиво. Ее фигура — идеальна. Маленькая, ласковая, нежная девочка. Совсем маленькая, лет восемнадцать! В этом платье. Как же он хотел взять её на ручки, усадить к себе на колени, погладить её головку, шелковистые волосы. Этот взгляд… Ну почему она стригой? Как Бог посмел лишить души её? Если бы только он жил столетия назад, когда она еще была собой… с душой… Он бы любил её. Он бы защитил её. Эта улыбка, взгляд… он видел тень её прежней, её настоящей. В комнату без стука вошел старик. Его лучший друг, который всегда понимал его мысли. Он уже успел обо всем рассказать старику, но тот лишь отмахнулся. Он уставился в молодое лицо дампира. Мол, что тебя гложет? Он вздохнул, плечи опали, закрылся в ладони лицом. — Ты её не видел… Старик устало выдохнул и опустился в кресло напротив: — Ты когда — нибудь видел бутылку с маслом? Пластиковую? Такие можно купить в любом продуктовом магазине. Ты обращал внимание, что бутылка скользкая? Думаешь, кто — то специально обмазал её маслом снаружи? Это называется диффузия. Молекулы масла проникают сквозь пространство между молекулами пластика. Так же и со стригоями. Если масло вдруг закончится, ты сможешь зажарить картофель или испечь блины с помощью одной лишь бутылки? Ты говоришь, в этой девчонке что — то осталось. Я тебе отвечу: в ней не осталось души, ты видишь сосуд в котором она когда — то содержалась, сосуд, ныне заполненный одной лишь чернотой. — Тогда почему она никого не убила? — А почему стригои убивают людей? — Из за голода. — Но морои тоже нуждаются в пище. — Ради развлечения. — А ещё? — Они жестоки. — Почти. — Я не понимаю… — Потому что им плевать на жизни этих людей. — И? — Ответ прост: ей плевать не только на их жизни, но и на их смерти. Ей надоело напрягаться зря. Зачем убивать тех, на кого ей наплевать, тех, кому наплевать на неё? — Нет, она не такая как все… — Она уверена в себе, вот и всё. Ей не нужно кидаться на каждого встречного, чтобы подтвердить свою репутацию. Она у неё уже есть. Я бы сказал, что эта девчонка просто слишком ленива. Вот и вся её загадка. В ней нет ни большего, ни меньшего.***
Мечты поэзии, создания искусства Восторгом сладостным наш ум не шевелят; Мы жадно бережем в груди остаток чувства — Зарытый скупостью и бесполезный клад. И ненавидим мы, и любим мы случайно, Ничем не жертвуя ни злобе, ни любви, И царствует в душе какой-то холод тайный, Когда огонь кипит в крови. И предков скучны нам роскошные забавы, Их добросовестный, ребяческий разврат; И к гробу мы спешим без счастья и без славы, Глядя насмешливо назад. (Михаил Юрьевич Лермонтов)
Ах да, Мартин. Теперь она вспомнила его. Голубые глаза, широкие плечи, сильные руки. Он учил её танцевать вальс. Раз, два, три… Раз, два, три… Раз, два, три… Она помнила шум, и все девушки были в длинных платьях. Это был её выпускной тысячу двести шестьдесят девять лет назад. Она помнила, как он обнимал её, переплетая пальцы на её талии, целовал в губы и шею. Как же она была юна тогда! И счастлива в этот вечер. Мартин, Мартин… Он оказался слишком слаб. Когда они сбежали, чтобы провести ночь вместе вдали от наскучившего моройского мира, в человеческом, таком бескрайнем, живущем по неизвестным им законам, они уже оба были стражами. Они учились вместе. В академии и начался их роман. Роман от слова романтика… Кажется, она любила его. Какое пустое чувство! Нет, она никогда его не знала, а если и знала, то уже давно забыла. В ту ночь они гуляли по спящим улицам, было так тихо, специально, чтобы они могли услышать, как бьются сердца друг друга. Когда из тени появился стригой, он толкнул её себе за спину. Логичней было бы напасть вместе. Стригой был в хорошем настроении. Оттолкнув дампира, он впился в её шею. Заставил парня наблюдать, как пробуждается его подруга. Ублюдок знал, что для них обращение хуже смерти. Поэтому и сделал так. Когда она открыла глаза, он свернул голову этому наивному идиоту.