— Ты помнишь?
Вопрос, повисший в тишине.
***
Как давно это было. Тот сон.Месяц прошел
А снился ли?
Поле, то самое.. Поле и этот запах, такой едкий, пахучий, пробирающийся под одежду, впитывающийся в кожу. Попадает в легкие, заволакивая их. Дышать тяжело. Задыхаюсь.Боль. Снова голова. Болит.
Точно, запах. Затуманивает разум, словно наркотик. Ощущения... противоречивые, если честно, однако все это приносит некий кайф. Аромат не накатывает волнами, он окутывает тебя с ног до головы тягуче медленно. Это совершенно незаметно, однако, когда опомнишься, будет уже слишком поздно. Дурман поглотит тебя с головой, не давая и шанса вырваться из этой сладостной ловушки. Да и вообще, захочешь ли ты выбраться? Ведь вдыхать этот запах так приятно и просто жизненно необходимо. Им пропахло все. Лаванда.***
Детство всегда вызывает у меня теплые воспоминания. Я был таким шебутным, громким, неугомонным ребенком. Мне бы побегать, попрыгать, подраться. Ужасно нетерпеливый, если что-то мне было нужно. Только тут и только сейчас. Но в то же время был целеустремленным, если что-то намечал, всегда шел к цели, какие бы преграды перед мной не стояли. Мама сравнивала меня с бушующим морем. Улыбаясь, всегда говорила, что мне не хватает спокойствия, будто знала, что оно придет, точнее, что придет человек, который подарит мне это спокойствие. Не помню, сколько мне было, лет двенадцать, может, тринадцать. Сон, впервые мной увиденный. Лавандовое поле. Ему не было конца. Там, где проходил горизонт, оно превращалось в фиолетовую дымку, придавая этот оттенок небу. То, что почувствовал, когда увидел это впервые, описать сложно. Вещи, которые ранее были мной не замечаемыми, вмиг стали важными. Звуки живности, то, как на ветру колышутся цветы лаванды, завораживающий цвет неба, этот запах, такой непривычный, поначалу раздражающий, но с каждой минутой приносящий, как бы сказать... уют и защищенность. Природа пела, проникая и соединяясь с моей душой, вселяя доселе невиданные чувства. Наверное, тогда я впервые ощутил спокойствие, как в эмоциональном, так и физическом плане. Тогда, будучи еще ребенком, не до конца понимающим, что есть предназначенный, как это - чувствовать другого человека частью себя и чувствовать себя частью другого человека. Но именно с того момента я поставил себе цель, самую важную цель жизни. У меня есть он, тот, кого я никогда не видел, но так хочется, нуждаюсь в этом. Чувство теплоты и любви, инстинкты найти, защитить, укрыть от всего мира, потому что мое, зарождались внутри меня.***
Пусан встретил меня предрассветной свежестью. Что же, довольно хорошо. Самолёт только через 8 часов, поэтому можно погулять по городу. Оставив свой немногочисленный багаж в камере хранения, я вышел из аэропорта. Спустя где-то два часа уже был в районе Суёнгу. Часы показывают 6:24, улицы начинают заполняться людьми, а я ищу хоть какое-нибудь место, где можно перекусить. Когда вы находитесь в другой стране, обязательно держите при себе карту. Если у вас ее нет, то ходите только по главным улицам. Два простых правила, которые облегчат жизнь любому. Сам же их вывел и не воспользовался. Теперь шатаюсь по каким-то безлюдным улочкам черт-знает-где. Остается только вздыхать и сокрушаться по поводу своей глупости. Однако, кажется, у меня появился шанс спастись. В метрах двадцати я заметил небольшой магазинчик с приоткрытой дверью. Никогда не думал, что буду так радоваться магазину, который к тому же оказался цветочным. Зайдя внутрь, начал озираться в поиске продавца и судорожно вспоминать, как правильно говорить по-корейски. Внутреннее убранство лавки мне даже приглянулось. Скромно, но со вкусом, так сказать. Множество различных цветов и... ни единого человека. — И-извините? — прокашлявшись, подал голос я. Вышло все равно хрипло. Сначала была лишь полная тишина, однако спустя пару секунд в подсобке зашуршало, потом громкий звук, будто бы упало что-то. В дверях появился растрепанный парень довольно приятной наружности. И на весь магазин, перебивая остальные цветочные ароматы, запахло лавандой. Кажется, сердце пропустило сотню ударов в секунду. Незнакомец чуть наклонил голову и сделал пару шагов навстречу. — Вам что-то нужно? Простите, мы только открылись, я разбирал поставки в подсобном помещении. Ммм, все в порядке? Кажется, весь корейский я забыл разом. Это было так странно. Я всю жизнь искал его, а теперь даже двух слов не свяжу. Что могу сказать, представлял я своего соулмейта немного по-другому. Милого хрупкого мальчика с розовыми очками, сквозь которые он смотрит на мир, простыми словами, с цветочным букетом вместо мозгов. На деле же оказалось, что он был выше и крупнее меня по комплекции. Но все же оставался, так сказать, "цветочным". Я был так счастлив, но в то же время напуган. Попятился, нащупал дверную ручку и, повернувшись на долю секунды, увидев удивленное лицо парня, вылетел на улицу. Не понял. Не узнал. Потом осознаю, что бегу, зачем, от кого? Остановившись, прикрыл глаза, чтоб отдышаться. Говорил себе, что надо успокоиться, но ворох мыслей, который каждую минуту нарастал огромным комом, не давал мне сделать этого. Успокоиться, надо успокоиться. А внутри больно, там жжется что-то. Горит и обугливается, умирает... лаванда. Вдох, выдох, все нормально. Не признал, ну и пусть, на этом жизнь не заканчивается. Хотя кому я вру? Именно так она и кончается. Открыв глаза, замираю. Море. Солнце уже взошло, поэтому в воде отражались его блики. Море простиралось во все стороны на несколько километров. Сзади шум шагов слышу, но не обращаю внимание. — Красиво, правда? — резко оборачиваюсь. Он стоит. Но зачем пошел за мной, не понимаю. Разве я что-то оставил? Не помню. Нервно ощупываю карманы, нет, все на месте. Мне все еще больно, хочу уйти. Тут парень за руку хватает, к себе разворачивая. Вот же, силу совсем не контролирует, пошатываюсь, но равновесие удерживаю. У него на лице шок, и глаза широко распахнуты. Нервный вдох — Соленый, как... море, — на выдохе произносит, а у меня все органы переворачиваются, и кровь к щекам приливает, знаю, что ко мне обращается. Всего три слова, а я уже умереть готов. Похоже, смущающее молчание затягивается, ибо незнакомец начинает судорожно бегать взглядом по всему вокруг. — Ох, точно, я же не представился, — улыбается немного глупо, но мне нравится. Мне все нравится. — Ким Югём. Продавец в цветочном магазине и, похоже, только что влюбившийся в тебя по уши парень. У меня в голове вакуум, ни одной мысли. Понимаю, что представиться надо, но как, в этом вопрос. Настоящее имя для него может показаться сложным, а просто сказать придуманное мной для упрощения, наверное, покажется неуважительным. Недолго поразмышляв, принимаю решение. — Конпимук Бхувакуль, но по-простому - БэмБэм, — я, наверное, дико красный, ведь сейчас понимаю, что парень до сих пор руку мою держит. — Студент из Таиланда, только что до безумия влюбившийся в продавца из цветочного магазина. Будем знакомы. Планеты взрываются, потому что пальцы переплетаются, глаза в глаза смотрят, и радость, в них плещущаяся, вдвое умножается. Какой я кретин. Ничего не сгорело. Расцвело. Весь изнутри цветками покрылся. Лавандой.***
Снова аэропорт. Регистрация на рейс Пусан-Бангкок. Прощание недолгое, но все же тяжело дающееся. Поцелуй, тянущийся, казалось, вечность, в него вложены все чувства, что миражами, думалось, были, и обещание ждать. Ведь знаем, что увидимся вскоре. Комната ожидания. Объявление посадки. Салон самолета. Место у окна. Взлет. Бешено колотившееся сердце. Дрожь в теле. Почему сейчас ожидание таким трудным было, столько лет друг без друга жили, а тут дышать совсем не получалось, расстояние уже давило. Иллюминатор. Небо. Облака. Мысли. Сон. Теперь общий. Поле. Лаванда. Берег. Море. Бегу сломя голову, поверить не могу. Вперед, еще немного. Чувствую песок под ногами, запах соли с лавандой перемешивается. Море. Тихое. Волны ноги нежно обволакивают, гладят будто. Нашел же его, осознал сейчас. И все правильным стало. Тишина наступила, умиротворение.. Бангкок. Командир корабля сообщает, что долетели, благодарит за выбор их компании и что-то еще говорит, не слушаю. Глаза нехотя открываю.***
Неделя прошла. Неделя, так мало, но так долго. Все эти документы, перевод из тайского филиала университета в корейский, разговоры с родителями, объяснения "почему так срочно?" и ответы на "можно и подождать", решение проблем с жильем. Не дни, а сплошная суматоха. Но вечерами обязательно разговоры с Гёмом до поздней ночи, обещания, надежды, продумывания счастливой совместной жизни. Тихие нашептывания самого главного, что и так знаем, но сказать хочется, ведь чувств так много, внутри все плещется, вырывается. Огромное окно, за которым аэродром, взлетающие и садящиеся самолеты. Трепет сердца в предвкушении долгожданной встречи, что через пару часов произойдет. Снова аэропорт, в руках билет, уже конечный в Пусан, к нему. За спиной мама, улыбкой одаривающая, счастливая до безумия. Рада очень, иногда кажется, что больше моего рада. Прощаемся, крепко обнимаясь. — Обещаю позвать на новоселье, как устроимся, и все нормально пойдет. — А куда ты денешься, Милый, — нежная мамина рука проводит по моей щеке, ее улыбка и смех родной, вселяющий спокойствие. — Договорились, — сначала улыбаюсь ей в ответ, затем поцелуй в щеку. Иду к стойке проверки билетов. Оборачиваюсь, машу рукой и кричу, чтоб не скучала, что увидимся еще, уже из зоны досмотра вещей. Пять часов полета проходят быстро, ведь провожу их во сне. Зона встречи прибывших пассажиров. И он стоит, меня ожидая. Улыбка, слепящая сильнее солнца, объятия, разговоры о том, как же скучали. Выходим из аэропорта, держась за руки. Нас встречает раннее утро.У нас начинается жизнь. Новая жизнь. Долгая и счастливая.
***
— Югём, почему ты такой жестокий? Я хотел посидеть дома, развалиться на диване, поиграть в приставку. А ты... Не мог сходить по магазинам сам? — Не ной. Не мне одному нужно за покупками. Нам послезавтра на ужин к моим родителям, который проводится в честь повышения отца по службе. Там будут не только члены моей семьи, но и их коллеги и друзья, я не хочу произвести плохое впечатление. Ведь я уверен, ты бы, конечно, надел какую-нибудь дерьмовую футболку и свои ужасные рваные джинсы. Их даже на тряпки не пустить. — Понял, понял. Но ты бы мог и для меня купить одежду. Сам. Все равно всегда ты выбираешь, — я выпячиваю губу и бесцельно скольжу взглядом по витринам. — Да ладно, не злись ты, — Гём улыбается нежно и руки наши переплетает. Расслабляюсь сразу же. Вот же, знает, как действовать на меня. — Мне нужно твое мнение. В магазине немноголюдно. Это и к лучшему. Младший тянет меня к каким-то стендам и полкам, мне же остается лишь тяжело вздыхать. Спустя какое-то время я даже втянулся в процесс. Тут Гём подходит к различным галстукам, берет парочку в руки и разворачивается ко мне, хмурится, кладет обратно, берет уже бабочки и примеряет. От этого вида у меня уголки губ сами приподнимаются. — Какая? Синяя? Зелёная? — эти цвета мне сразу не приглянулись. Я отрицательно качнул головой. Следом он взял красную. — А эта? Красивая ведь. — Ха-хах, неет. Я же говорил. Югём, тебе совсем не идет красный, — парень насупился и вернул бабочку на место. Подхожу ближе. — Почему бы не взять фиолетовую? Мне кажется, цвет прям для тебя.***
День был насыщенным, не сказать, что утомительным, но небольшая усталость чувствовалась. Сначала походы по магазинам, потом кино, затем кафе, чтобы перекусить. Время - 8 часов вечера, мы зашли домой и положили покупки, но оставаться совершенно не хотелось. Подумав, мы приняли решение поехать на пляж, у нас редко выпадала такая возможность: полюбоваться на звезды у берега моря. Поэтому пока Югём~а искал и собирал в сумку полотенце, плед и все, что нам может понадобиться, я на скорую руку сварганил нам бутерброды: мало ли проголодаемся. Загрузив все вещи в машину, отправились в "ночное путешествие". Добрались до моря только часа через два, так как решили еще по городу прокатиться. На пляже никого не было, да и вряд ли придет, ведь это место с Гёмом мы сами нашли не сразу. И сколько бы сюда ни ездили, никогда никого не видели. Расстелили плед, достали полотенца, бутерброды и воду. Вечер был теплым, мы решили пойти искупаться, но тут понимаем, что забыли плавки. В одежде купаться не получится, ведь ждать, пока высохнет, чтобы не испачкать салон автомобиля, совсем не хочется. Недолго думая, я начал раздеваться, Югём посмотрел на меня непонимающим взглядом. Но когда я полностью остался голым и пошел в море, он все так же остался сидеть на месте. — Милый, идем, водичка та-акая приятная, — хитро улыбаюсь, маня пальцем. — Я не могу, как ты, извращенец чертов, догола раздеться, а вдруг кто-то придет. Взгляд бросаю, мол: "ну конечно, кучу раз здесь людей видели". В итоге, под моими уговорами он сдается. Когда заходит в море, невольно им любуюсь, такой красивый.. Молочного цвета кожа кажется еще белее под светом луны, широкие плечи, длинные ноги, тонкие и изящные руки, стройная, подтянутая фигура. Волосы жгуче-черные, отросшая челка глаза закрывает, небольшой нос и чуть пухлые губы. Заметив мой взгляд, он смущается, хочет выйти из воды, не зайдя и по колено, но я успеваю, подбегая, хватаю за руку и тяну вниз, не удержавшись, падаем вместе. Смеемся долго, брызгаясь друг в друга водой. Совместное плавание, катания его на моей спине, смеемся снова, ведь только в воде так получается. Как только приходит усталость после наших плесканий, решаем просто постоять. Он переползает с моей спины вперед, обхватывает ногами мой пояс, а руки сцепляет на шее, обнимая. Аккуратно убираю с его глаз прилипшую от воды челку. В них вселенная целая, звезды в глубине отражаются, застываю, не получается и слова вымолвить. — Я тоже вижу. Сначала до меня не доходит смысл сказанных им слов. А потом ясно все становится, он тоже ее видит в моих глазах, ведь она у нас одна на двоих. Молча улыбаюсь, а потом целую: сначала робко, затем, когда становится мало, углубляю поцелуй. Отстраняемся, когда воздух в легких заканчивается. Гём голову вверх поднимает, на небосвод смотрит, рукой одной тянется, как будто звезду достать хочет, и еле слышно произносит: — Знаешь, твоя любовь - это так красиво.Тогда я не придал этому значения. Не ответил.
Замечаю, что у Югёма губа подрагивает: замерз. — Думаю, нам пора выходить, ты уже дрожишь весь, так и заболеть недолго. Он молча кивает, отцепляется от меня и плывет к берегу. Следую за ним. Обтираемся полотенцами, одеваемся, складываем все в сумку и идем к месту стоянки. На обратном пути он засыпает, а я веду машину, слушая его мерное дыхание и смотря на огни ночного города. Наверное, это и есть счастье, что человек ищет всю жизнь, но не всегда находит, хоть оно и под носом у него. Вот оно, в самом себе, в вещах, которые твою душу завораживают, придают ей уют и спокойствие. С этими мыслями доезжаю до дома, паркуюсь и легонько трясу Гёма. — Все, приехали, вставай, — он ворочается, глаза сонно трет, открывая их. Умиляюсь этой картине, в нос быстро чмокаю и выхожу из машины.***
Крик. Слезы, непрошеные, горючие, но такие, казалось сейчас, нужные. Выпустить. И снова крик, наполненный скорбью. После случившегося Бэм больше не видел тот сон и не чувствовал запах, до дрожи притягательный и родной, заполняющий и выедающий легкие. Он не чувствовал его тепло, сладость губ, нежность тела в моменты страсти томных и долгих ночей, пропитанных доверием и любовью. Теперь нет. Дом у моря. В этом месте слишком много воспоминаний, хотя выезжали они сюда нечасто, чтобы отдохнуть от суеты города, работы, а самое важное - побыть вдвоем, знать, что в мире есть только они, такие нужные друг другу, как воздух, которым дышат, как пища, которую едят, как жизнь. Нет, они и есть сама жизнь друг для друга. Но здесь запах не рассеивается так долго... Он глубже и чувствуется сильнее, чем в городской квартире. Оба любили это место, тут они по-настоящему были счастливы, может, поэтому находиться тут было так спокойно, но и настолько больно одновременно. Когда он последний раз спал нормально? Не на полу, засыпая в объятиях с бутылкой, не на диване, куда успел доползти в бреду, и не в ванной, обнимаясь с унитазом, когда всего выворачивало наизнанку, то ли от выпитого алкоголя, то ли от приснившихся кошмаров. А в постели, в их,- Бэм осекся, лицо тронула печальная улыбка, какой абсурд,- его постели, и не помнит даже. Этот месяц, наверное, и не спал. Уже нет вечеров за просмотром фильмов, нет тех прогулок по парку в любое время дня и ночи, нет пения в унисон во время принятия утреннего душа и готовки завтрака, нет разговоров о тревожащих душу вещах, да и просто разговоров на любые темы, нет той спокойной и уютной атмосферы, которую он чувствовал, находясь рядом, даже если и в тишине. Нет, и никогда уже не будет. Никаких ОНИ не существует, есть только он и появившаяся пустота, которая его со временем поглотит,Черт... Голова. Головокружение, мир темнеет.
Все светлые и яркие краски мира смыло, остались лишь темные сгустки серого. Рядом с ним он нашел настоящего себя, но с его уходом тут же потерял. А цветок, который так полюбил...Последний увял в тот день.
***
Августовский день порадовал своей погодой, заставляя сердце трепетать, а лицо подставляться под летние лучи солнца. Даже через окно чувствовалось тепло, которое окутывало, оберегая, вселяя веру в лучшее. Волосы уложены, одежда выглажена, настроение приподнятое. От самолюбования отвлекает телефон, веселый звонок которого разносится на всю квартиру. Заводная и смешная мелодия подсказывает, что это Югём. Честно, я хотел поставить другой звонок, более мелодичный, более подходящий ему. Однако Югём стоял на своем, как упертый баран. Говорил, что "милую песенку ты можешь поставить на кого угодно, а моя будет выделяться. Будешь слышать рингтон и улыбаться, а как поймешь, что это я звоню, так заулыбаешься еще шире, я ведь прав?" Прав. Это вызывает нежные воспоминания. Настолько забываюсь, что отвечаю не сразу. На другом проводе городской шум, машины, прохожие и учащенное дыхание одного единственного. — Я уже вышел из магазина. Если бы не последний клиент, я бы освободился пораньше. Но ему вдруг показалось, что те чайные розы, которые я ему показывал, совсем не чайные. Он еще минут пять вспоминал, как же они "правильно" называются. Серьезно, я до сих пор не перестаю удивляться таким клиентам. Они разве не понимают, что я разбираюсь в этом? — Ха-ха, все же в порядке теперь, так что не нервничай, — в трубке слышно фырканье по типу "кто это тут нервничает". — Югём~аа, к тому же тебе совсем не обязательно спешить, ты вполне успеваешь. Я собираюсь выходить из дома. Помнишь, в нашем кафе встречаемся? — Помню я, — он в обиженной манере насупился, это было слышно, — память меня пока не подводила. На самом деле торопиться надо было мне. До назначенного времени осталось минут пятнадцать, я уже должен был выйти. Югём дойдет быстро, я в этом уверен, а вот я, в силу своей рассеянности, могу потратить на дорогу и полчаса. На улице еще теплее, чем дома. И людей много. А чего еще можно было ожидать? Все-таки воскресенье. Хочется остановиться на минуту, оглядеться, вдохнуть пока еще летний воздух. Но нельзя. Нельзя заставлять Гёма ждать. Замечаю до боли знакомый силуэт и по-дурацки улыбаюсь. Такой прекрасный, такой солнечный. Югём на часы поглядывает да озирается по сторонам немного потерянно. На щенка похож. В голову приходит идея подбежать к парню и схватить его за руку, что я и решаю сделать. У него при виде меня глаза расширяются, однако спустя мгновение удивление сменяет смущение. Младший взгляд отводит, но руку не забирает. В кафе заходим уже вместе. Усаживаемся мы за наш любимый столик, находящийся у окна, за которым открывается чудесный вид на улицу. Там каждый занимается своими делами: встречается, прощается, спешит куда-то, ждет чего-то или кого-то. Тут я сразу вспомнил Югёма, меня высматривающего. Тело окатило волной приятных мурашек. Внутри меня столько чувств, но к ним нет описания, это не просто "люблю", это чувство намного больше и глубже. Можно сравнить его с морем. Ведь для каких-то животных это среда обитания, вынь их оттуда, и они умрут, нет, даже не так. Не было бы моря, их бы самих не существовало. Так же и в моем случае. Я понимаю, что он мое все, а я его. Можно сказать получше. Он и есть я, а я есть он. Это находится за гранью понимания. Только мы. Только для нас. Оборачиваюсь к нему. Тоже смотрит на меня, на его губах еле заметная улыбка, глаза сияют, согревая. Так уютно. Внезапно мое внимание привлекает один человек, которого я вижу на улице. Быстро подрываюсь и бросаю Гёму: "сейчас приду". У него на лице растерянность, и рука мою кофту держит. Провожу по его руке, второй зарываясь в его волосы, наклоняюсь, целую в лоб. — Дело минутное, правда. Подожди чуть-чуть. Закажи пока кофе, — сжимаю на секунду теплую ладонь и буквально вылетаю из здания. Внутри трепещет что-то непонятное, как представлю реакцию младшего. Он обрадуется, точно. Нужным человеком оказывается милая старушка с корзиной маленьких самодельных букетиков. Слава богу, ушла она совсем недалеко, догнал быстро. Ассортимент у нее небольшой, однако кое-что я приметил еще в кафе. Аккуратная связка лаванды, повязанная голубой лентой, сразу же оказывается у меня в руках. — Вашей паре? — Самому родному человеку в мире, — улыбаюсь во все 32 и расплачиваюсь. Иду обратно к Югёму уже в предвкушении. Не сразу замечаю посторонние шумы. Однако бегущие люди бросаются в глаза сразу же. И крики. Пронзительные, испуганные и... мгновенно затихающие под оглушительный звон стекла. Когда ноги вспоминают, что вроде как они должны идти, срываюсь с места. Букет в руке сжимаю до побелевших костяшек. Страшно. До смерти страшно. От одного вида, открывающегося через разбитые окна, внутри все наизнанку выворачивается. Весь интерьер кафе, теперь окрашенный в алый, нахожу поистине отвратительным. Ноги тяжелеют с каждым шагом. Однако в самом дальнем уголке души еще теплится надежда. Маленький слабый огонек, который от любого неаккуратного вздоха погаснуть может. Когда дверь в кафе открываю, теряюсь. Мозг будто отключается. Полнейшая пустота. Картину, представшую передо мной, осознать сложно. Только пятна ярко-алые, потолок, стены, пол, везде видно. Больше ничего. Гёма нахожу не сразу. Он с интерьером сливается очень. Букет из рук выскальзывает и падает на пол, меняя свой привычный оттенок фиолетового на густо-красный. Он мне больше не нужен, внутри все трещит. Огонек погас. Я умер. Умер в тот самый момент, как руку его отпустил. —... Югём~а..?Югём, тебе совсем не идет красный
***
Как меня оттащили от него, не помню. Сколько был с ним? Все смешалось: крики, слезы, истошные рыдания: мои и чужие. Да.. он не один был. Помню силуэты размытые, в глазах все плыло, и слова, доносившиеся откуда-то издалека, не различить было. Кислородная маска, от которой легче стать должно было. Не стало. Врачи, психологи, уколы с успокоительным. В больницу предлагали, отказался. К нему не пускали больше, помню: полиция, оцепление территории. Расследование. На следующий день новости. Теракт, оказалось. Человек, устроивший стрельбу, застрелился сам. Смертник. Сказали, что кафе то популярное было, воскресный день, много людей. Вот и выбрал такую цель. Черт... Следующую неделю донимали полицейские, задавая вопросы: "Кого видели?", "Что там делали?". Такие глупые и ненужные. Никому. Потом оформление всяких бумажек, документов. Приходя в отдел полиции, я видел их, людей, чьи лица измождены горем, которое тяжелым отпечатком ляжет на всю дальнейшую жизнь. Оно будет неподъемной ношей каждодневно давить все больше, склоняя к земле, которая хранит тела любимых и уже никогда не отдаст.***
Дождь такой силы, что протяни руку и она скроется в стене из воды, зонты не особо помогали. День похорон. Были самые близкие. Родители его и мои, пара друзей. Тихо. Не было криков, истерик, проклятий в сторону судьбы. Были только съедающая всех боль и слезы, которые смешивались с каплями дождя. Атмосфера давила, сжимала легкие, не позволяя сделать спасительный глоток воздуха, что был так нужен. Неправильно. Я не могу, не могу так провожать его. Мое лицо озарила улыбка, широкая, любящая, настолько искренняя, что, наверное, глаза засияли вместе с ней. На меня тут же посмотрели: сначала в глазах испуг, неужели потерял рассудок, недоумение, а потом тихо приходящее осознание и понимание. Без слов, а нужны ли они, если все знали Югёма, поэтому.. Улыбка начала касаться лиц всех стоящих: неловко, сначала только уголки губ, но с каждой секундой она становилась все увереннее, все вкладывали в нее чувства, которые не успели выразить при последней встрече, все то несказанное. Понимали: он жив. Жив в их сердцах, мыслях и воспоминаниях, этого не отнять. Прощаться я подошел последним, все отошли, оставив нас наедине. Сначала стоял, не проронив ни слова, но не выдержал наплыва чувств, руки и ноги задрожали, рухнул на колени. — Ты же знаешь я... правда... черт, прости, не могу... не могу сказать, ты ушел, и мне больно, так больно. Но я правда... ты же знаешь, — глотаю слезы, сердце в тиски сжалось. Такое ощущение, что вот - последний стук. Нет, продолжает биться, а так бы хотелось, чтоб прям тут, с ним вместе. — Я... люблю тебя... до неба... и обратно, знаешь ведь? Мне бы только извиниться, что не уберег, что ушел, прости... хотя знаю, что не злишься, никогда бы не злился, и от этого еще хуже... Югём~аааа. Так, наверное, и остался бы сидеть на мокрой земле, не чувствуя, что весь промок. Нежное прикосновение руки к волосам заставило поднять взгляд. — Мама... — а у тебя ее глаза, Гём. Хотел извиниться и перед ней, как мне жаль. Поднялся, надо было сказать хоть что-то. Но мне не дали, обняли, прижимая к себе крепко. И на самое ухо еле слышно: — Знаю, не надо, не вини себя, я знаю, как... — плачет, содрогаясь в моих руках, — любил его, заслонил бы собой, но спас, если бы мог. Все будет, — хочет сказать "хорошо", но так не говорят, не в этих обстоятельствах, уже ничего не будет как прежде, мы оба это понимали. Легкий поцелуй в щеку. Опомнился, когда пропало тепло, которым она окутывала, меня обнимая. Нужно идти. Я посмотрел в сторону могилы, все еще не до конца поверил. Кажется, вот-вот проснусь. И слова последние, что должен был сказать. — Спасибо и... — слова утонули в новом дождевом потоке. Когда я обернулся, мамы стояли рядом, держась за руки, в нескольких метрах от меня. Наши взгляды встретились. Посмотрел на одну, потом перевел взгляд на другую. Они поняли, не знаю: услышали, по губам ли прочитали или же почувствовали. Все в глазах отражалось, в моих, в их. Осмысление и та безнадега, которую показывать не хочется, ведь все так, как должно быть. Иначе не получится. Нельзя.***
Ночь. Очередной кошмар, душу леденящий, с того дня никак не заканчивающийся. Как же холодно. Мама вбегает в комнату, видно, снова кричал, подбегает ко мне, слезы вытирая. Только сейчас чувствую, что лихорадит, трясет всего. Сказать хочется, чтоб не беспокоилась, но изо рта вылетают непонятные звуки, которые в слова превратиться никак не могут. Она выходит, заходя через пару минут с таблеткой и стаканом воды, мне подает. Говорит, выпить надо, полегчает. А потом рядом ложится, в объятия загребая. Так и засыпаю, согреваясь ее теплом, слушая мерное биение сердца и тихое "шшш..шш" над макушкой. Проснулся от света, бившего в глаза через тонкую шторку на окне, посмотрел на настольные часы, которые показывали пять утра. Аккуратно выбрался из любящих рук, так, чтоб не разбудить. Начал собирать сумку: уехать надо. Туда, где один буду. Эгоистично, но не могу я заставлять маму смотреть на меня такого. Сердце просит, зовет туда, давно там не появлялись, все время не находили. И вот оно появилось, сейчас его много. На пороге уже звуки слышу, мама из комнаты выходит. Подходит, смотрит в упор, но вопросов не задает: зачем, если ответы все давно знает. Я сдаюсь первым, обнимаю крепко, прощение прося, что оставляю, что уезжаю так рано. Головой машет, мол, не надо. Напоследок беречь себя просит. Сумку поднимаю, на плечо вешаю, улыбкой одариваю, правда, выходит плохо, и выхожу из квартиры. По обратной стороне двери скатываюсь. Так паршиво.Щелчок зажигалки, сигаретный дым - густой и горький. Последний взгляд, брошенный назад. Машина. Дорога. Отныне только вперед.
***
Очнулся парень по ощущениям на полу, видно, свалился с подоконника, когда терял сознание. Еле разлепил глаза, они были опухшими и наверняка жутко красными от слез. Он понимает, что даже сейчас плачет. Поднеся руку к голове, которая нещадно болела, понял, что не хило так приложился ею. На руке была ярко-алая кровь. Кровь... В сознании тут же заметались картинки того рокового дня, Бэма скрутило, ему стало до одури плохо, он перевернулся на живот, вставая сначала на четвереньки, потом с трудом на ноги, опираясь на стену рядом с панорамным окном, но не удержался, падая, задевая стоящие бутылки с алкоголем, которые он успел выпить за все эти дни. Выйти. Ему срочно надо выйти, воздух был спертым, пропитанным алкоголем и... лавандой. Дышать становилось тяжелее с каждым новым вздохом. Вторая попытка встать обернулась успехом. Постояв пару минут опираясь на стенку, подавив приступы тошноты, он рванул к двери, распахивая ее полностью. Рассвет, такой ослепляюще яркий, как будто помогает, хочет стереть эту сжирающую его тьму, что копится внутри, хочет согреть своими теплыми лучами, утешить, поглотить боль. Но. Там, где тьма будет уступать свету, всегда будет тень. Тень, которая не отступит. Никогда. Бэм жмурится, закрывая рукой лучи солнца, что так настойчиво бьют в глаза, которые и без этого болят, голова все еще кружится, поэтому он придерживается за косяк двери. Спустя пару минут он все же решается и делает шаг. Песок, еще не прогретый солнцем, холодит ступни. — Забыл сланцы, — секундное промедление, — да какая уже к черту разница. Бэм прикрывает глаза, воздух, девственно чистый, утренний с ноткой соленого. Освежающий. Головокружение окончательно уходит, только там, где-то на фоне, чувствуется головная боль, но приглушенная, терпимая. Он успокаивается, стирая последние жгучие лицо дорожки слез. Вдруг тишина. Настолько явная: ни голосов чаек, просыпающихся с восходом солнца, ни шума волн, ничего..Легкое дуновение ветра.
Смех, который он готов был слушать до конца жизни, такой звонкий и любимый. Наполняющий жизнью. В мгновение мир сжимается. По коже пробегают мурашки. Бэм озирается по сторонам, но никого нет. Он один. Один на пляже рано утром. Снова смех, но неясно чей, потому что осознал, что сам смеяться стал. Нет, это не истерика, ему, и правда, хорошо.Теперь я понял, твоя любовь - это, действительно, так красиво.
Он тут, стоит рядом, поглаживая его по плечу. Всегда так делал, когда не находил Бэма в кровати. Знал, что тот смотрит на восход нового дня, ведь уже привычка. Зрелище, и правда захватывающее дух. Солнце добавляло в море красок, как будто купалось, сливаясь с ним в одно целое. Стоя вот так, у самого края берега, что волны начинающего просыпаться моря омывают ноги. Слова вспоминает, когда-то Югёмом сказанные, - "душа заживает под покровом солнца". Сейчас он убедился в этом окончательно. — Спасибо, что дождался, — произносит неслышно, одними губами, поднимая голову вверх. Небо. В глазах отражается. Холодно. Мокро. Резкий шум волны. Все стихло. Только стук собственного сердца в ушах. Удар, еще один... Больше никаких кошмаров, слез, криков, разрывающих ночную тишину. Лишь этот смех, улыбка, ослепляюще яркая, и безграничное счастье, потому что вот он рядом стоит.***
Все помнит... Пикники у берега, которые сопровождались ночными наблюдениями за звездами. Купания в море, то бесчисленное количество построенных нами замков из песка, в итоге смываемых морской водой. Игры в догонялки по всему пляжу, ведь проигравшему грозила щекотка и уйма поцелуев, а Гём~а всегда поддавался... Это я... Дурак... Забыл. А он помнит. Море помнит. За него. За меня. За нас.Всегда помнить будет.
***
Окно и море за ним. Море, за которым можно наблюдать вечность. И которое может вечность наблюдать за тобой. Подоконник. Отныне пустующий.