каирнгорм
иногда ей снится ляпис, ничего не говорит и только смотрит со своей улыбкой, будто знает то, о чём ты только догадываешься. — осуждаешь, что я отдала твою голову? — не выдерживает каирнгорм. лазурь не ответит, не ответит, не ответит, ты почти позабыла её голос. — нет, — отвечает ляпис. каирнгорм очень смелая и очень устала, чтобы думать о побеге из собственных снов. — ты не вернёшься, — с обречённой злостью говорит она. — не вернусь, — соглашается ляпис. — но я ведь и не уходила. она вдруг смеётся, смеётся, смеётся, и смех её такой неестественный, и по шее пробегаются трещины, голова едва держится, а потом падает — прямо в руки каирнгорм. она просыпается. она уже давно привыкла к отсутствию внешней оболочки. призрак не вернётся. ляпис не вернётся. если повторять, то и правда никакой надежды не останется. каирнгорм ни о чём не жалеет — всё равно не поможет. чувства не помогут, мысли не помогут, и как только ляпис справлялась с этим? а впрочем, она и не справилась. каирнгорм разбивает очередную льдину. ляпис не любила петь, говорила тихо и красиво, и каирнгорм влюблялась в слова. льдины пели и раздражали, может, вспоминали их прошлую зимнюю спутницу, антарктицит, и удивлялись, почему теперь зимняя девочка такая озлобленная. каирнгорм просто делает свою работу, сомневаясь в том, что когда-нибудь что-нибудь изменится. никто не возвращается. никто не зовёт её с собой. ляпис бы посмеялась над этими мыслями. её смех каирнгорм не помнит. её смех слышится снова, и каирнгорм замирает. сто два года болезненной надежды и иррациональных бесед с девочкой, которая потеряла голову. фосф наследует от ляпис голос, глаза, манеру поправлять волосы, манеру настойчиво разбивать что-то в мыслях каирнгорм. — жалеешь о своём решении? — спрашивает фосф. она теперь часто приходит к ней, будто они с каирнгорм друзья. — ага, — отмахивается каирнгорм, давая понять, что нет, не жалеет — но иногда ей бы хотелось сожалеть. голос фосф всё же с другими интонациями, глаза блестят по-другому, причёску она изменила, но всё равно что-то продолжает глухо трескаться во снах каирнгорм. о трещинах, приводящих к катастрофе, она знает. никому их не избежать. — я отправляюсь на луну, — однажды говорит фосф. — и ляпис меня поддерживает. никто не вернётся. — ты с ней общаешься? — каирнгорм заинтересована в ляпис больше этой чёртовой луны и несносной фосф. никто не вернётся. — да, она иногда звучит в моей голове, — почему-то смущается фосф. — прости, если тебе больно об этом вспоминать. никто не вернётся. — мне не больно. просто… — каирнгорм пожимает плечами. просто никто не вернётся, а о них говорят так, будто ещё есть надежда, и ляпис оставила себе слишком много следов-маяков-якорей, будто сопровождающих её по дороге домой. но это всё достаётся каирнгорм, которая не знает, что делать с дорогой, по которой никто не вернётся. — значит, луна? — после непродолжительного молчания спрашивает каирнгорм. — я помогу тебе. фосф сияет. они разыгрывают сцену, отправляя её с лунянами, и каирнгорм уверена, что они виделись в последний раз. потому что никто не вернётся. у каирнгорм это выточено в каждом её осколке. но фосф возвращается. глупая, нелепая фосф возвращается. совершенно одна. впрочем, было бы глупо надеяться, что она принесёт с собой осколки ляпис, потому что было бы сложно решить, кому теперь должна достаться голова ляпис, и смогут ли они намеренно разбить одну из них. каирнгорм предпочитает не думать. фосф зовёт её на луну, когда каирнгорм борется с усталостью. она не знает, почему соглашается; может, потому что она, уставшая от всего, тоже хочет не вернуться. «это так глупо», — думает она про себя. — ты так близко, — слышит она голос ляпис в своей голове. уходи, уходи, уходи, пожалуйста. мы не вернёмся — но мы и не встретимся никогда. я не хочу тебя слышать. каирнгорм не знает, она ли это сказала или ляпис, или, может, в их разговоры вмешалась призрак. они делили одну трещину на троих, а теперь каирнгорм осталась одна. фосф рассказывает правду про то, что пыль на луне — это самоцветы, ставшие несчастной жертвой. у неё пока нет гарантий, что их можно вернуть, но она пообещала поговорить с лунянами. каирнгорм опускается коленями в эту пыль. где-то здесь призрак. где-то здесь ляпис. где-то здесь хотелось бы быть и ей. — никто не вернётся, — дрожащим голосом говорит она, впервые поверив в свои слова. кто-то кладёт ей руку на плечо. она поднимает голову и на несколько секунд ей мерещится давно забытый блеск в глазах — такой же, какой был у ляпис. наваждение проходит. — со мной всё в порядке, фосф. теперь я тоже знаю, что значит в лицах живых видеть тех, кого ты потеряла. они все не вернутся.ляпис-лазурь
просыпаться после нескольких столетий тяжело, ляпис не чувствует ни ног, ни рук, ни присутствия рядом хороших кварцевых девочек. но ей нужно совсем немного времени, чтобы понять, что её больше нет. она теперь всего лишь набор инклюзий, слившихся с другим самоцветом. ляпис — умная девочка. она не паникует в чужой (в своей) голове. — каирнгорм разрешила? — первым делом спрашивает она у фосф. та радостно кивает. новая обладательница головы ляпис оказывается сообразительной, принимает в дар и острое зрение, и хорошую память, и скорость анализа, учится ими пользоваться, пытаясь взломать какую-то неправильную вселенную. в голове у фосф интересно. идеи, наблюдения, поразительный набор шуток, морское предание. ляпис обещает всё это поместить на свои места. фосф позволяет ей наводить порядок. лазурь встречается с тенями антарктицит, киновари и призрака. фосф извиняется и рассказывает про каирнгорм — новое имя старой подруги ляпис — про её удары и про её усталую печаль. лазурь хочет её увидеть. она и может — глазами фосф. но каирнгорм не видит её в ответ. ляпис прекрасно понимает, что она — иллюзия из остаточных воспоминаний. иллюзия, стоящая у самого начала революции и прекрасного предательства. о чём-то подобном раньше и не мечталось, но ляпис всем довольна. она умная девочка, она знает, что так — гораздо лучше, чем быть постепенно забытым образом печальной лунной жертвы. — прости, что испортила причёску, — шепчет фосф перед сном. — ничего, — усмехается ляпис, хотя очень жаль, что больше нельзя поправлять волосы и украдкой ловить восхищённый взгляд кварцевых девочек. — в качестве извинений притронься к каирнгорм завтра. хочу её почувствовать. фосф соглашается. ей вот до киноварь ни за что не дотронуться, а с каирнгорм никаких границ, кроме строгого взгляда. ляпис думает: я по тебе так скучаю, скучаю, скучаю. ляпис знает: я к тебе никогда не вернусь. мысли её сплетаются с мыслями фосф, той снится антарктицит. ляпис не подглядывает за чужими снами. своих ей уже не увидеть. фосф разрешает ей на пару секунд завладеть правой рукой, и ляпис отчаянно тянется и хватает каирнгорм за запястье. — чего ты? — хмурится она. ляпис кричит: я так рада тебя видеть! фосф беззаботно улыбается. ляпис правда умная девочка, и своё «мне больно» не произносит даже в мыслях, потому что это заденет их всех: и её, и фосф, и тени в голове, и проницательную каирнгорм. ляпис не нравится сражаться. кажется, мир во время её сна почти и не изменился, а ей хочется нового, без информации она чувствует себя сломанной. когда фосф говорит о побеге на луну, ляпис поддерживает её во всём. безрассудство и уверенность фосф со способностью идеального анализа ляпис рождают идеальный план. ляпис смотрит на пыль, которой покрыта луна. где-то здесь её тело. она никогда не вернётся в своё прежнее состояние, как и призрак. они никогда не вернутся. эй, каирнгорм, ты ведь знаешь, что мы никогда не вернёмся? ляпис — умная девочка. ей хотелось бы быть глупой, чтобы у неё появились надежды. но она никогда не допустит такого промаха. верить ей остаётся только в то, что с трещиной, которую они когда-то делили на троих, каирнгорм хватит сил жить дальше. больше ляпис ничего светлого в будущем не видит. — ты знаешь, кого мы берём с собой на луну? — после возвращения спрашивает она у фосф. — нет, — та пожимает плечами. здесь, в мыслях-видениях, у неё зелёный цвет в волосах, беззаботный и свежий, подходящий ей до ужаса хорошо. — помоги мне найти слабые места тех, с кем мы общаемся, и из них мы придумаем причину отправиться с нами. — я — слабое место каирнгорм, — тихо говорит ляпис. — она пойдёт с нами, я обещаю. ляпис знает, что фосф нельзя верить, что никому нельзя верить, нельзя-нельзя-нельзя верить, и верит в каирнгорм безрассудно и отчаянно. потому что они друг к другу никогда не вернутся, и это, может быть, одна из самых сильных связей в этой проклятой вселенной. на луне они оказываются действительно вместе. — дай мне немного времени, — просит ляпис. фосф разрешает, взяв обещание не контактировать с лунянами. у ляпис едва хватает сил управлять этим телом, и она вся дрожит, когда кладёт руку на плечо безмерно печальной каирнгорм. та вздрагивает и смотрит прямо в глаза ляпис, и на секунду кажется, что она её узнала. но ляпис теряет контроль, и наваждение пропадает. каирнгорм называет её чужим именем. ляпис жмурится. может, потом она наберётся сил и попросит ещё немного секунд, чтобы взять каирнгорм за руку. мы никогда не вернёмся. но ты знала это раньше нас всех.киноварь
а когда фосф зовёт на луну, киноварь чувствует страх, и такой тяжёлый, что он буквально прижимает к земле. — я никуда с тобой не пойду. с фосф небезопасно, она за год потеряла двух напарниц, свои ноги, свои руки, голову, в конце концов, да ещё и на луне ей что-то сделали с глазом. киноварь за несколько столетий привыкает прятаться в своей пещере и за волной яда, что ей просто страшно что-то менять. она не хватается за протянутую руку, потому что сама может обжечь. она не хватается за протянутую руку, потому что её могут убрать в последнюю секунду или этой же рукой ударить. среди самоцветов начинается паника, когда они обнаруживают побег, и даже приходят к ней, проверить, не сбежала ли и она. киноварь отвечает холодно, потому что за сто лет, пока фосф спала, к ней приходила только каирнгорм два раза в год, перед зимой и после, и они почти не говорили. — вам бы всем хотелось бы, чтобы я ушла на луну? — не выдерживает киноварь и кричит вслед уходящим, расспросившим её. она сама себя не понимает: ей хочется быть самой тихой и кричать громче всех. она ядовитая девочка, которая хочет объятий. — дура, — строго говорит борт и уходит, не оборачиваясь. дура, потому что решила так о себе думать? дура, потому что не ушла, когда звали? борт могла бы быть и точнее. фосф что-то говорила про лекарство от яда. ах да, она говорила — может быть. киноварь устала, у неё нет времени хвататься за неуверенное «может быть» от ненадёжной фосф. ей страшно, страшно, страшно, потому что с ней никогда не происходило ничего хорошего, и с чего бы сейчас вселенной ради неё меняться? к тому же неизвестно, как её яд повёл бы себя на луне. она могла бы кого-то задеть в пути, могла бы разозлить лунян, могла бы разбиться сама — всё-таки она очень хрупкая. у киноварь тоже полно своих «может быть», и они заставляют остаться. но теперь она внимательнее смотрит в небо. ей хочется, чтобы фосф вернулась, уверенно взяла её за руку и сказала, что теперь точно всё будет хорошо. иначе киноварь не покинет свой тёмный угол. они друг друга никогда не спасали, это фосф с чего-то вздумалось помочь, но киноварь ни о чём не просила. она ненавидит надежды. она ненавидит себя за то, что всё ещё помнит слова столетней давности, которые ей сказала эта глупая фосф, да пусть она провалится вместе с этой луной! — возвращайся, пожалуйста, — испуганно шепчет киноварь и сжимает руки в кулаки. — я не то чтобы тебя жду, но мне нужно, чтобы ты вернулась. киноварь рада, что не взяла с фосф обещание, иначе бы действительно ждала. киноварь никто не нужен, ей хочется просто спокойствия, хочется, чтобы исчезла колющая ненависть к себе. почему-то ей сложно представить покой без фосф, и киноварь пока позволяет этому чувству свободно существовать в её яде. ты ведь вернёшься?фосфофиллит
у фосф нет ни плана, ни цели, она начинает революцию, чтобы узнать правду. и теперь она может всех спасти. всех, даже тех, кто не просил о помощи. она была уверена, что киноварь пойдёт с ней, но та отказалась. фосф словно ударили, и она теперь-то понимает, как киноварь страшно и тяжело кому-то довериться, особенно кому-то такому ненадёжному. — я постараюсь принести тебе что-нибудь, после чего ты в меня поверишь, — шепчет она, сидя в аппарате лунян. голову принца? пыль самоцветов? лекарство от яда? себя без трещин? фосф не знает, но её решимости хватит, чтобы доказать киноварь, что она достойна её веры. пока она не решается спросить у принца про лекарство. ей нужно что-то сильнее предательства, чтобы молитвенная машина заработала, но идей у неё пока нет, и ляпис тоже пока осматривается и не помогает. — я кинулась помочь, но, кажется, сама нуждаюсь в помощи, особенно в твоей. киноварь, впрочем, её молитв с луны не услышит. фосф знает, что у всех самоцветов есть какой-то принцип, какая-то своя особенная вера, которая выступает ориентиром в сложные времена. у каирнгорм, например, это вера в то, что никто не вернётся, у ляпис — её ум, у борт — сила и рациональность, у рутил — бесконечная трудоспособность. у киноварь — одиночество, страх, границы и яд. что есть у самой фосф? кажется, что единственное, за что она держится, — это бесконечные потери. — я держусь сама за себя, и тебе когда-нибудь придётся ухватиться за меня тоже, — угрожает фосф ядовитой девочке. а ещё — призраку и антарктицит, которых она обещает себе вытащить с этой луны. надо бы извиниться перед ними. надо сказать спасибо за то, что верили. надо сказать «я вас ни на секунду не забывала». фосф жалеет, что не взяла с киноварь обещание её ждать. может, ей после предательства больше некуда возвращаться. фосф смотрит с луны на землю и тянется рукой. далеко. и это расстояние она пересекает уже в третий раз. если вселенная куда-то и запрятала хороший исход для них, то у фосф найдутся силы его отыскать даже на самом краю и дальше. даже если у неё больше нет дома, она всё равно вернётся туда победительницей. но ты-то ведь меня ждёшь?рутил
рутил достаточно умна, чтобы сразу понять, что рассказы фосф, её осторожные расспросы, приведут к чему-то страшному. рутил не скрывает своего секрета. звание доктора досталось из-за попыток вылечить падпараджу. это не из-за любви к остальным или желании помочь. она хочет спасти только её. вернее, рутил раньше так казалось, из-за чего она считала себя нехорошей, и работала гораздо больше остальных. она знает, что значит терять сознание из-за усталости. но когда фосф предлагает бежать, рутил честно отказывает. она нужна не одной падпарадже, да и, возможно, это именно падпараджа нужна рутил, чтобы у неё была хоть какая-то цель в жизни. она не может бросить ни её, ни других. рутил работает со шрамами и осколками и всё ждёт, когда же и сама расколется от той невыразимой тоски, что застревает где-то в горле. она как-то говорила об этом чувстве учителю, и ей показалось, что она не первая, кто ему об этом рассказывает. такой разговор у него был с кем-то не из самоцветов. но больше рутил расспрашивать отказалась, потому что есть границы, которые ей просто не хочется переступать. — иногда мне хочется вскрыть твою голову, чтобы понять, о чём ты думаешь, — говорит она падпарадже, лежащей в ящике, — но, боюсь, тебе даже сны не снятся. интересно, как ты отреагируешь, если проснёшься, а меня рядом не будет? будешь ли ты меня помнить? — рутил вздыхает. — а иногда мне хочется вскрыть себя саму, потому что своих мыслей я тоже не понимаю. прости, утомила разговорами сегодня, — она проводит по волосам падпараджи. сегодня — очередной день дыр, которые ей не удалось закрыть. рутил не жалуется. иногда, по ночам, она чувствует, как дыры падпараджи отражаются на ней, ей немного больно, но если девушке в ящике от этого легче, она готова потерпеть. а фосф говорит, что луна её вылечит. тоска в горле колется и превращается в ревность — не к фосф, а к луне и к её возможностям. рутил разрывается. — я хочу вылечить её сама. (но что ты сделала за эти столетия? ничего полезного). — я хочу, чтобы падпараджа стала целой. (но ведь она не увидит тебя, когда проснётся). и рутил разрешает фосф самой решать. у безрассудного ребёнка находится смелость забрать падпараджу с собой. рутил вздыхает с облегчением и падает на колени от накатившей печали. — мне так хорошо, что ты будешь в порядке, мне так плохо, что это не из-за меня, — дрожит она. — пожалуйста, возвращайся скорее. рутил, может быть, даже единственная, кто ждёт возвращения не для того, чтобы что-то сказать, а просто так. — я обещаю, что, если ты вернёшься, мы будем в безопасности. и я знаю, что ты поверишь.падпараджа
она просыпается на луне. с последнего пробуждения столько всего случилось — удивительно. падпараджа любит этот мир, как бы жесток он к ней ни был. — а где рутил? — тут же спрашивает она. ей даже не так интересно, как её вылечили. — на земле, — фосф опускает взгляд. «хочу к ней» — падпараджа кусает себя за язык, чтобы не сказать. но хочется к рутил безмерно. первым делом — обнять, поблагодарить и за попытки спасти, и за разговоры, и за ночное воровство боли. потом — легонечко ударить, потому что рутил наверняка будет считать, что сделала что-то не так. падпарадже всё равно, что она теперь целая благодаря лунянам, а не рутил. это неважно, важнее теперь, что они снова могут быть напарницами. рутил, конечно, отвыкла от боев, как и падпараджа, но зато доктор может следить за ней из своего окна и потом своими чудесными руками прикасаться к незначительным сколам. рутил классная, падпараджа это знает каждым своим шрамом. и она ей обязательно это докажет, потому что рутил, конечно, в это не верит. она трудится, чтобы заглушить тоску, но теперь-то падпараджа её отблагодарит, подарив мир, в котором всегда можно полежать на чужих коленях и послушать о чужих бесконечных снах, чтобы стало спокойнее. падпарадже интересен новый мир. новые лица. желталмаз рассказывает обо всех, кого потеряла. ей страшно будет посмотреть им в глаза, но она на луне для того, чтобы извиниться. старые времена были так давно, а для падпараджи — будто вчера. и как рутил хватает терпения её ждать? ей нужно вернуться на землю, чтобы извиниться. желталмаз её понимает. чертовски тяжело быть в порядке, если те, кто дорог, на другой планете. желталмаз хватает тактичности не сказать «рутил хотя бы не превратилась в пыль». ей всё ещё не перед кем извиниться. падпараджа знает, чувствует, что её ждут, что рутил не нужно ни извинений, ни слов, ничего, лишь бы быть рядом. вскрывать грудные клетки вселенных — обязательно вместе. падпараджа почти уверена, что их ждёт прекрасное будущее, даже если они его не заслужили. — вернусь к тебе, даже если придётся сражаться со всей луной, — обещает падпараджа. верь мне, верь мне, верь мне. и я тебе тоже буду верить.борт
от неё отшатываются, когда она понимает, что алмаз среди сбежавших. такую страшную борт ещё не видели. она будто становится выше, бледнее, а волосы, наоборот, гораздо чернее. она становится воплощением злости. но борт вдруг падает на колени, и вся злость рушится. остаётся неизгладимая бесконечная печаль. — оставьте меня одну, — шипит она. хочется выть, хочется царапать себя саму, хочется спрыгнуть и запретить рутил собирать себя, хочется каждый осколок себя своими же руками превратить в пыль. девочке, не умеющей выражать чувства, сейчас невыносимо существовать с самой собой. алмаз ничего не сказала, была прежней, а теперь… ушла. кто-то из них кого-то предал, предал, предал. борт страшно, если предательница — это она. борт невыносимо больно, если предательница — это алмаз. но между ними теперь — побег и страшное расстояние. они будто по разные стороны. словно враги. борт жмурится. она не могла, не могла, не могла так поступить, правда ведь? конечно, могла. борт злится на саму себя, ненавидит себя так сильно, что слышит, как внутри что-то трескается. она сама её оставила. каждый раз, каждый чёртов раз говорила ей, как алмаз слаба, а потом и вовсе они перестали быть напарницами. но общались ведь и всё свободное время проводили вместе, и казалось, что всё было в порядке, но. алмаз наверняка просто устала от неё, от её вечного «я сильнее», от неспособности быть хоть чуточку нежной. для алмаз «ты слабее» значит «ты хуже». для борт — «я тебя защищу, доверься мне и оставайся в безопасности». для обеих это никогда не значило «ты дороже всех для меня», хотя именно об этом говорила борт в первую очередь. надо бы извиниться и объяснить. ты заставила самую сильную девочку выть, алмаз, ты, может, гораздо сильнее меня. борт знает, что ей мешает сказать всё прямо, — гордость и смущение. идеальные защитники не должны ничего чувствовать, и все эти трещины из-за алмаз — это слабость, которую она пыталась уничтожить в себе все эти годы. у неё ни черта не получилось, потому что это были важные шрамы, которые нельзя уничтожить, которые делали борт настоящей борт. и алмаз это знала, пыталась показать это борт, но та слишком упёртая и не хотела верить. «я очень глупая», — признаёт борт. я хочу, чтобы ты вернулась. хочу сказать тебе, что ты больше не моя слабость. хочу спросить, враги ли мы теперь, кто кого предал и кто о ком будет молиться. — я тебя так сильно — возвращайся. хочу видеть твои глаза, когда ты это услышишь.алмаз
фосф бежит ради правды, падпараджа — ради жизни, каирнгорм вообще без причин, желталмаз — из-за извинений, бенита — из-за интереса, да и других найдутся причины. борт почти всегда у алмаз в причинах тех или иных поступков. потому что так борт сказала. потому что борт это понравится. потому что борт это не одобряет. потому что борт… хватит. пора перестать зависеть от той, кого в мире слишком много. алмаз начинает задыхаться. она прекрасно знает, что без борт будет в разы тяжелее, и если сейчас она задыхается, то там и вовсе дышать не сможет. впрочем, чего она вдруг; им воздух не нужен, это опять выдумки, почерпнутые из книг о животных. борт бы опять посмотрела своим непроницаемым взглядом, не одобряя метафоры. опять борт. прочь из моей головы! я сбегаю от тебя на луну, какого чёрта ты так близко? алмаз обнимает себя за колени. падпараджа думает о возвращении, да и все они чувствуют, что пребывание на луне временное. ударит ли её борт, если алмаз вернётся? или будет игнорировать? как всегда, ничего не скажет? о, как алмаз ненавидит, когда борт ничего не говорит в важные моменты. алмаз много раз говорила, что ей без борт невыносимо, но та как будто принимала это как должное. алмаз просто устала. впрочем, если бы борт её позвала, если бы только дала ещё один раз кое-что сказать, если бы сама сказала — алмаз прибежала бы к ней сразу же. борт — её главная слабость, неизлечимая ни луной, ни предательством. я бы хотела стать тебе хотя бы врагом. с врагами ты искренняя. может, борт способна только на ненависть, что ж, алмаз тогда добьётся ненависти. даже если ей хочется совсем не этого. фосф бодрая, будто и не думает о том, кто её любит и ненавидит. — думаешь, нас примут, если мы вернёмся без успеха? — спрашивает алмаз осторожно. о плохом будущем беглецы словно договариваются не думать. — ага, примут, и обнимут крепко-крепко, — напевает фосф. — тем более, у неё-то объятия наверняка сильные. алмаз смущённо отворачивается. может, они дадут друг другу ещё один шанс. — я тебя так сильно — я обязательно вернусь. хочу видеть твои глаза, когда ты это скажешь.