Почти

Алисса смотрела вслед удаляющемуся красному пикапу и отчетливо слышала треск последнего троса, который удерживал её от падения в чертову пропасть. Ни шорох гравия под шинами отцовской машины, ни отчаянный скулёж сбитого щенка, ни громкая забористая ругань Дэбби, тащившей за собой рыдающего сына, не могли заглушить этот пронзительный звук. Теперь Алисса летела в холодную темноту, в ушах звенело как если бы ее ударили дубиной по голове, а в груди стремительно росла дыра размером с этот ёбаный мир… Джеймс коснулся её холодной и мокрой от нервного пота ладони своей, странной, что была вся в старых ожогах от масла. А ведь каких-то десять минут назад он думал, что его девушка даже счастлива здесь. Идиот. Видел же, что что-то в этом Лесли не так. Как оказалось, все. Не нужно иметь сверхинтеллект, чтобы догадаться. Хотя, если смотреть через призму мудачества, то он был просто идеален. Как все могло так измениться в один миг? А, к черту, не об этом сейчас речь. Теперь, если вдуматься, стало понятно, что «не так» тянулось с самого начала, прямо как жвачка на фото того больного маньяка, Клайва Кока. «Ты моя кровь». Чего теперь стоили эти глупые слова? Вероятно, кровь этого ублюдка, самозабвенно цитирующего самого себя, была разбрызгана по всему восточному побережью, если не миру. Хренов хиппи, чтоб его. Или просто безответственный засранец? Впрочем, одно другому не мешает. Джеймс сжал руку Алиссы чуть сильнее. Глубоко вздохнув, она подняла глаза на своего... парня? Нет, спасителя. В очередной раз. Все-таки одна ниточка осталась. Пусть внешне она была тонкой и далеко не прочной, но Алисса чувствовала, что именно она удерживает её намного надёжнее прочих. Тросы родительского влияния, канаты дружбы с дебилами-одноклассниками, цепи школьной дисциплины… Теперь все это казалось лишь пустой бутафорией по сравнению с жалкой на вид, но такой значимой нитью. Алисса ещё раз сделала глубокий вдох, до тянущей боли в грудной клетке, медленно выдохнула. Ей нельзя сейчас раскисать. Иначе кто тогда защитит этого придурка с глазами цвета весеннего неба? П-ф-ф… Какая сопливая глупость. Девчонка по обыкновению капризно поджала губы. Такое ощущение, будто они парочка каких-то безнадежно влюблённых подростков из американского сериала… Алисса плотно схватила Джеймса за руку, да так, что тому послышался хруст собственных пальцев. Тонких и прохладных. Они нравились Алиссе. — Пойдем отсюда. Развернувшись, девушка наткнулась взглядом на все еще беспомощно скулящего щенка, чьи глаза закатились от боли. Ее дыхание перехватило. — Джеймс… Теперь они оба потерянно пялились на собаку. — У него сломана шея. Джеймс видел, знал и умел многое. И вид сломанной собачьей шеи он ни с чем не спутает. — Надо убить его. Говорить жестокие вещи всегда удавалось Алиссе лучше всего прочего. — Да. Джеймс как обычно был решительно молчалив. Он вообще больше делал, чем говорил. Это в нем тоже нравилось Алиссе. Оглядевшись, он нашёл на окраине парковки камень побольше и потяжелее. Взял в руки. Джеймс побледнел, что было заметно даже в тусклом свете уличного фонаря. Пальцы его дрожали, и Алисса подумала, что дело, наверное, в его хилости, и камень слишком огромен для него. Парень немигающим взглядом смотрел на пса и часто и глубоко дышал. Он уже замахнулся и почти сделал дело, как волна отвратительных воспоминаний окатила его, словно бочка ледяной воды. В голове четко встала давняя картина с визжащим соседским котом и кровью, брызнувшей в разные стороны, когда Джеймс перерезал ему горло охотничьим ножом. Столько животных и насекомых погибло от его рук. Зачем? Ради чего? Джеймс чувствовал себя самым мерзким существом на планете, непонимающим с какой целью он творил такие ужасные вещи. Он ведь не хотел тогда… да и сейчас не хотел. Ему было противно от одной только мысли, что он вновь испачкает свои руки в крови. Ему не хотелось больше причинять вред кому-либо, даже из гуманистических соображений. Жалость и боль раздирали его изнутри. Это… было слишком даже для него. Слишком жестоко для простого слабого подростка. Кем он стал? В кого превратил себя? В психопата?.. Да неужели, Джеймс! Его тонкие губы задрожали. — Я не могу. Алисса снова посмотрела на него. — Ты… плачешь? — спросила скорее от удивления, чем из интереса. Крупные слёзы ведь ясно виднелись на лице юноши. — Нет. Он не должен плакать, пусть даже он и совсем не психопат. Не сейчас, когда он должен быть сильным хотя бы ради Алиссы. Не сейчас, когда ЕЕ мир окончательно раскрошился в пыль. Не сейчас, только не сейчас, пожалуйста, не сейчас... Она как всегда оказалась храбрее. Просто выхватив камень из рук Джеймса, девушка без лишних раздумий добила бедного щенка. Одновременно с его последним писком, выбился и воздух из ее лёгких. Ну вот, теперь она тоже убийца. Как же погано стало на душе, черт возьми. Лицо девушки исказила судорога, и она порывисто обхватила Джеймса руками за щуплые жёсткие плечи, уткнувшись носом в ворот его пыльной рубашки с неуместным гавайским принтом. Для неё это тоже слишком.

***

Что с ними будет теперь, когда уже точно негде прятаться и скрыться, поджав хвосты? Пока они не думали об этом. Они просто отчаянно цеплялись друг за друга, будто не было на свете ничего более важного, чем их объятия рядом с пропитым и прокуренным дешевым баром. Только сейчас они наконец осознали, какие же они ещё дети. Глупые, наивные дети, так по-дурацки случайно в одночасье проебавшие свои жизни, превратив их ни во что иное, как в пепел от косяка. Но они хотя бы поняли, что значит по-настоящему гореть, не оглядываясь на своё прошлое и отводя глаза от неминуемого будущего. Не просто тлеть под грузом навязанного окружающим миром бреда. Пылать. Полыхать самым настоящим огнём. Каково мчаться навстречу неизвестному, на всю катушку горланя идиотские песни. Каково целоваться, гоня на полной скорости по загородному шоссе. Каково по-глупому трогательно держаться за руки в пахнущей прогорклым маслом забегаловке и просто молчать, глядя в протёртую скатерть. Каково невероятно безнадежно блефовать и сломя голову улепётывать от кассира на придорожной заправке. Каково… любить. Беспредельно. Потому что пределов уже не было, они собственноручно их разгромили, искромсали, растоптали, оплевали и выбросили в соленое море при свете луны. И они почти не жалели. Почти.