Большая вода

«У бурных чувств неистовый конец».       Филипп, как истинный аристократ, к тому же поэт, читал Шекспира, и не раз. Но толку от вереницы историй, наполненных страстью, любовью, ненавистью, предательством и жертвенностью, если хилый, серый ручей твоей собственный жизни никогда не будет способен впустить в себя все это?       Существование, расписанное на годы вперед, полное убогих светских раутов и встреч.Но где-то, совсем рядом, существует нечто совсем другое- бурлящая река, полная крутых поворотов, глубокая, с маняще блестящей водой.       Финеас Барнум был не просто рекой — он был океаном. Живым, прекрасным, манящим. Завораживающим.       И, конечно, Карлайл не мог устоять. Но он забыл одну очень важную вещь — океаны так же опасны, как и красивы. Они сметают все на своем пути. В них тонут, захлебываясь, упустив момент, когда берег оказывается в не зоны досягаемости.       Филлип даже не заметил, как восхищение и профессиональное уважение к Барнуму переросло в нечто большее, опасное, но поначалу такое незаметное и почти невинное.       Пока однажды, после одного особенно удачного выступления, зашлифованного вдобавок парой стопок виски, губы шоумена как-то сами собой не встретились с губами Филлипа. Затем- обжигающие почти до боли обжимания в переулке. А уж то, что было потом, в пустой гримерке Карлайл до сих пор вспомнинал со сладкой дрожью стыда.       То была буря, которая сметала на своем пути все. Филлип заставлял себя забыть о всех условностях- о его жене и детях, о своих родителя и знатном имени и титуле. Ничто не важно, когда видишь рядом эти горящие обожанием жизни глаза.       Но Барнум был жаден, страстен, шел за своим до конца, как в любви, так и в работе. Ему всегда хотелось большего. И никогда не было достаточно того, что есть сейчас.       Филлип понял это слишком поздно — когда компаньон укатил в турне с этой до отвращения талантливой певичкой, оставив семью, цирк, свою команду, и самого Карлайла крутиться самостоятельно.       Тогда юноша в первый раз задумался, а умеет ли Финеас вообще любить что-то, кроме своей работы? От этой мысли внутри неприятными волнами разливалась тревога и тоска. Хотя Барнум никогда не позволял себе опрометчивых фраз или обещаний, Карлайл все равно чувствовал себя преданным.       Однако его шоумен вернулся- покинул мисс Линд, чтобы прибыть аккурат к разрушению всего того, что так долго создавал.       Вынес его из огня, спас ему жизнь. И Филлип снова поверил — потому что не поверить было невозможно.       И вот, они оба одеты в чудные красные камзолы, стоят под куполом нового, теперь уже их цирка. Выступают вместе. Карлайл никогда не чувствовал себя таким счастливым. Пока спустя пару минут в его руки не опустился почти священный, сакральный цилиндр. Финеас похлопал его по плечу, скользнул губами по щеке, с привычной широкой, чуть насмешливой улыбкой, а затем скрылся из виду, отправившись к жене и детям на семейный вечер.       Филлип застывает на месте, сжимая цилиндр до боли в пальцах, не думая о том, что может измять столь ценный реквизит. Затем натягивает на лицо улыбку, мучительно, словно пришивая скальпелем- и выходит к зрителям.       Конечно, он снова его оставил. Конечно, он никогда не воспринимал его серьезно. Как и их всех.       Он слишком поздно понял, что за это за человек, Финеас Барнум. Финеас любил сцену и шоу — все же остальное не сияло для него, а лишь отсвечивало этим блеском. Нет, конечно, он не чудовище — просто есть люди, которые не созданы чтобы любить в человеческом смысле этого слова. Барнум был как раз из таких — океаном, полном идей и азарта, манящим за собой, но, как и любой большой воде, ему не были важны чувства мелких речушек, впадающих в него.