Ей больно...

      Ей больно.       Проста адски больно.       Но никто не может увидеть, потому что фальшивую улыбку всегда принимают за настоящую. Они не знают, каково это быть брошенной, - думает Тсунаеши, вдавливая ногу в педаль газа. За окном автомобиля мелькают все те же знакомые пейзажи. Все это как всегда знакомо, но никогда не родно.       Ей хочется кричать в агонии - открыто, а не прятать слезы и крики боли в темной комнате и в подушку, чтобы никто не услышал, не увидел. Потому что, даже если увидят – не поймут.       Тсунаеши смотрит вдаль, уверенно ведя автомобиль в сторону дома. Скорее не так, в место ее обитания, потому что эти стены никогда больше не смогут стать родными – ее из них вырвали. Разорвали маленькую душу на маленькие осколки. И ее же, оголенную, рванную бросили в ад.       Вонгола – сильная. Она доказала это собственными руками приведя свое королевство на небывалую вершину. Но никто не вспомнит, какой ценной она это заслужила. Что она положила на жертвенный алтарь. Никто.       - Тсунаеши? – Нана выходит из дома все с той же улыбкой, все с тем же кольцом на пальце. Она не видит дочь, она видит просто человека, до которого ей собственно и дела то нет. Только так, в моменты, когда ей самой становится плохо, она видит перед глазами дочь – родного человека.       А Тсунаеши становится хуже. Просто хуже, ведь в очередной раз убеждается, никому не нужны твои проблемы. Даже, казалось родному человеку. А ей так хочется, чтобы он был. Выслушал, прижал к себе и сказал бы, что все будет хорошо.       «- Я не хочу. Я не хочу… чтобы все это продолжалось» - думает Тсунаеши, проходя внутрь. Она слушает слезливый монолог матери, дает советы, в то время как про себя усмехается и проливает кровавые слезы. А после позволяет себе вымученно улыбнуться и пообещать ей, что все будет хорошо.       Она поднимается наверх, обводя взглядом свою комнату, не тронутую с момента ее отъезда несколько лет назад. Этот белый потолок, эти бежевого цвета стены с распустившимися черными цветами, в которые она смотрела, когда мечтала. Когда еще умела мечтать, когда ребенок в ее душе все еще был жив. Когда все казалось таким легким, таким свободным.       Она даже сама не понимает, как достает из шкафа канцелярский нож. Падает на кровать, поднимая взгляд на белый поток. Ей больно, но уже не так как раньше. Может потому что она знает, что свобода уже так близка. Что осталось чуть-чуть. Совсем немного. Или наоборот, понимает, что уже ничего нет. Даже чувств.       Лезвие ножа в руке согревает. Даже когда касается нежной плоти запястья, оно дарит такое необходимо тепло. Все это вызывает лишь улыбку: искреннюю, настоящую.       И темнота больше не пугает ее, как раньше. Наоборот, оно возвращает ее в детство, туда, где этот ребенок еще жив. Где он еще не брошен на жертвенный алтарь. Где она – это просто маленькая Тсунаеши. Где она еще жива.